Олегархат районного масштаба

Глава 12

Честно говоря, я в разговоре с Пантелеймоном Кондратьевичем не поняла одного: какое отношение «мои» ракеты имеют к товарищу Киму – ведь корейская война закончилась вообще до моего перемещения. И почему это привело к резкому изменению отношения товарища Пономаренко ко мне – но как-то это было связано, и в результате мои позиции в руководстве страны… не то, чтобы укрепились, но стали более спокойными, что ли. По крайней мере и сам Пантелеймон Кондратьевич начал ко мне периодически обращаться по некоторым (сугубо производственным) вопросам. А я попутно ему понемножку капала на мозги по вопросам, которые можно было назвать «идеологическими». И это даже приносило вполне определенные результаты: например, специальным постановлением, принятым в канун ноябрьских праздников, было снято совершенно непонятное мне ограничение на размеры частных домов в сельских населенных пунктах.

Но главным своим достижением я посчитала принятие обновленного пенсионного закона: теперь пенсии гражданам выплачивались с даты наступления пенсионного возраста независимо от того, продолжали они работать или нет. Вроде бы пустяк, но огромное количество пенсионеров таким образом можно было снова вернуть на работу, а рабочих в стране все же не хватало. А еще не хватало инженеров, врачей, учителей… да кого угодно. А еще не хватало всякого прочего разного – и вот работающие пенсионеры могли очень многое из нехватающего стране дать. И я это заметила почти сразу: количество заявлений от пенсионеров на предприятия (и в колхозы) в «специальных районах» чуть не парализовало работу отделов кадров.

С простой человеческой точки зрения это было понятно: все же пенсии были довольно скромными (особенно у колхозников), а лишние деньги лишними никому не казались. Тем более, что имелось множество вакансий, не требующих тяжелого физического труда. А то, что «свободные вакансии» как правило у предприятий Комитета имелись отнюдь не по месту жительства этих пенсионеров, то стариков это теперь не особенно и пугало, ведь работникам любых предприятий к тому же в кратчайшие сроки и приличное жилье предоставлялось.

Правда, отдельные вакансии пенсионеров не особо прельщали, но и в местах весьма отдаленных ими получилось заполнить чуть ли не половину вакансий. Предварительно заполнить, поскольку «инфраструктура» этих мест только проектировалась. И прежде всего речь шла о двух заводах, которые должны были «обеспечить энергетическую безопасность сел и деревень»: два из четырех новых заводов, включенных в планы, были Спасский генераторный завод в городе Спасск-Дальний и Чкаловский турбинный завод, который должен был появиться неподалеку от первого в пока еще селе Чкаловское. То есть эти два завода должны были появиться на самом что ни на есть Дальнем Востоке, и причин для такого их размещения было три. Первая – это «пожелание правительства», так как руководство было озабочено развитием этого самого Дальнего Востока. Вторая – «сырьевая»: для изготовления генераторов требовалось много меди, а в СССР с медью было совсем пока паршиво и большую ее часть возили из-за разных границ. В том числе металл закупали у американцев, а те приличную часть поставок проводили прямиком из Чили – и медь приходила во Владивосток. Вроде и не лучший для страны вариант, но так металл получался немного дешевле за счет специфики транспортировки в Союз, а внутренние перевозки дефицитной валюты не требовали. Что же до стали, то она теперь производилась на небольшом (относительно небольшом) металлургическом заводе возле станции Известковая, так что с сырьем именно здесь все было хорошо.

А третья причина была «политическая»: на Дальнем Востоке энергетика в целом была в отвратительном состоянии, электричества и в городах не хватало, а в деревнях о нем часто и не слышали – и именно дальневосточные села и должны были стать «главным потребителем» продукции этих заводов. А еще заметным потребителем должна была стать Северная Корея – но потребителем для СССР «выгодным»: там, в Корее, теперь делались (уже делались) пеллетные котлы для этих электростанций.

Меня это поначалу удивило, ведь в этой самой Корее угля было просто море – так зачем из «дровяные» котлы? Но оказалось, что им такие нужны, а судя по тому, сколько они их стали делать, они были им нужны очень сильно. Меня это коснулось лишь одним боком: заводу в Приозерном чуть ли не вдвое увеличили заказ на поставку «котельной автоматики», но дед (то есть товарищ Соболев) сказал, что проблем с выполнением увеличенного плана не предвидится. А вот выгода для Приозерного от этого получилась заметная: в городок отправили полный комплект оборудования для цветной телевизионной студии.

Вообще-то с цветным телевидением в стране (и в мире) было странно: в Германии (западной) цветные передачи вели четыре студии, во Франции – всего одна (в Париже, естественно), в ГДР почти все телестудии перешли на цветное вещание: восточные немцы как-то договорились с Телефункеном и поставляли им теперь объективы для телекамер, взамен получая оборудование для студий. А вот в СССР картина была забавная: в Москве все пять каналов работали «в цвете», в Минске – оба канала, в Ленинграде цветные передачи вел (причем не всегда) только один. По одному цветному каналу еще было в Харькове, Днепропетровске, Ташкенте и Алма-Ате, а в ближайшее время планировалось такие пустить в Томске, Новосибирске, Красноярске и Хабаровске. Это «по государственным планам» – и такое «отставание» от той же ГДР объяснялось просто: восточные немцы всё оборудование студий закупили на Западе – немецкое же, а в СССР точно так же все оборудование ставилось исключительно отечественное. И вот с этим оборудованием в стране были серьезные такие проблемы, в основном связанные с тем, что выпускалось оно штучно. Тоже понятно, тысячи телестудий Советскому Союзу и не требуется, и налаживать именно серийное производство его абсолютно не выгодно – но, с моей точки зрения, и «малосерийку» можно качественно и относительно недорого изготавливать, но никто этим всерьез заниматься не хотел. И у меня (точнее, у деда) возникло подозрение в том, что ему такой комплект отправили с умыслом: мол, не захотят настоящие специалисты барахло два раза в неделю чинить и сами сделают что-то получше…

Но это кто-то в Радиопроме, скорее всего, хотел, я же – прикинув расходы и доходы, сочла, что гораздо дешевле будет все же студийное оборудование у Телефункена приобретать. И «импортозамещать» я не захотела по очень простой причине: нам немецкие студии могли обходиться «практически бесплатно». Потому что мы поставляли немцам схемы цветотделения, и каждый кристалл обходился в производстве примерно в двадцать семь рублей. Вся хитрость заключалась в том, что в немецкой системе цветопередачи для получения раздельных цветов сигналы двух строк как-то складывались или вычитались, и для сохранение информации о «предыдущей» строке немцы использовали ультразвуковые и очень точные линии задержки. А в «нашем» дешифраторе строка через АЦП записывалась в цифровую десятибитную память, хранящую одновременно четыре строки телевизионной развертки, все операции сложения и вычитания сигналов проводились «в цифре», а на выходе сигналы прогонялись через ЦАП – и картинка на телевизоре получалась просто идеальной без использования этих самых прецизионных устройств. То есть это если не считать микросхемы «прецизионными»…

Так что комплектную цветную телестудию можно было получить буквально за пригоршню недорогих микросхем, но почему-то у руководства радиопрома было иное мнение – но от почетной возможности «переплюнуть империалистов» я технично отбрехалась. Просто у меня были совсем другие планы по импортозамещению в этой области, но планы совсем не ближайшие. А ближайшие планы у меня были совсем уж другими, не связанными ни с телевидением, ни даже с полупроводниками и вычислительными машинами. То есть с машинами-то связанные, но только одним боком.

Станок с ЧПУ, который увезли в Калугу, на самом деле не мог изготовить готовую лопатку для турбины, на нем получались лишь «качественные полуфабрикаты» лопатки. Причем не любого размера: в станок влезала заготовка длиной до тридцати пяти примерно сантиметров – но и он сокращал время изготовления лопатки практически вдвое. Поэтому очень быстро информация о станке разошлась довольно широко и в Комитет просто посыпались запросы на поставку таких же – но в лаборатории и этот почти год делали, а тратить время на изготовление второго, такого же «недоделанного», никто не желал. То есть много кто возжелал, в Иваново начали готовить серийное производство таких же «недоделок», причем нашего мнения вообще при этом никто спрашивать не стал. Так что я немного поругалась с представителями Минстанкопрома, затем распорядилась отдать им копии всей документации по станку и на этом успокоилась. То есть по поводу данного станка успокоилась, потому что разработками других станков с ЧПУ в Комитете теперь занималось чуть ли не две сотни человек. То есть две сотни только инженеров – и работали они не покладая рук.

И работали они очень даже результативно: сначала на свет появился «простой токарный станок», у которого предусматривалась автоматическая замена режущего инструмента – то есть на нем заранее в хитрую поворотную головку устанавливалось до шести разных резцов. Затем в лаборатории началось изготовление куда как более «универсальной» системы смены инструмента, где в большую кассету заранее укладывалось до тридцати двух инструментов, а один отдел приступил к разработке робота, который должен был и заготовки на станке менять. Автоматизация, конечно, пока была самой примитивной, при проектировании изначально предполагалось, что и заготовки будут «стандартными», и инструмент будет в держатели заранее очень точно закрепляться, и всё всегда будет находиться на заранее определенных местах. Никакого «машинного зрения»… хотя первые попытки нечто подобное внедрить я заметила: на захвате проектируемого робота парни поставили индуктивные датчики и небольшие щупы, позволяющие (теоретически) схватить заготовку, поставленную на подающий конвейер немного небрежно…

И механически все создаваемое выглядело не особо и сложно (то есть все равно на порядки сложнее, чем нынешние серийные станки), но чтобы все это заработало, требовались и программы, этой «механикой» управляющие. А так же программы, позволяющие станок быстро перепрограммировать под изготовление другой детали – и вот тут все было исключительно печально. Потому что компы теперь в принципе позволяли «и не такое проделать» – но лишь при наличии нужных программ – и программы-то писать было практически некому. И подготовка программистов и стала моей главной заботой.

Ну да, я же была буквально корифеем программирования, в юности (то есть полвека назад) прочитала книжку Кларенса Джермейна! Впрочем, мне этого хватило, чтобы обрисовать проблему мужу, а Сережа внезапно задачкой и заинтересовался. С очень интересной стороны он к задаче подошел, с позиции матлингвистики. Очень, должна сказать, интересная наука – если хотя бы примерно понимать, о чем она – но Сережка понимал – и очень плотно занялся составлением какого-то абстрактного языка, позволяющего, как он сказал, «однозначно преобразовать пространство изделия в пространство команд станка». Лично я смысл всех слов по-отдельности поняла прекрасно, а вот в целом значение фразы осталось вне пределов моего понимания. Ну и плевать, для любой задачи всегда найдется специалист, который задачу эту решить сможет – а моя задача заключается лишь в том, чтобы этого специалиста всем нужным обеспечить и проследить, чтобы ему никто не мешал.

Последнее в домашних условиях проделать довольно сложно, все же Ваську не пускать на ручки отцу было бы в корне неверно. А вот первая задачка меня несколько напрягла: в начале декабря Сережа принес мне список того, что он счел необходимым для «программирования станков с ЧПУ» – и в этом списке вообще ничего, хоть малейшего отношения к станкам имеющего, не было! Зато имеющего отношения к собственно вычислительным машинам было ну очень много…

И перед Новым годом я собрала нужных специалистов в Москве на совещание. То есть, как и раньше, это была очередная «раздача розовых слонов», я просто обрисовала перед собравшимися список того, что «ждет от них страна» и поинтересовалась, кто чем из предложенного списка желает заняться. И самое интересное предложение высказали инженеры из Брянска:

– Интересная задачка получается, – с некоторым ехидством в голосе высказал свое мнение главный инженер Брянского телевизионного завода, – но, по большому счету, мы что-то такое уже проделали в наших цветных телевизорах. Только мы там храним четыре строки развертки, а здесь, получается, нужно хранить уже пятьсот семьдесят шесть…

– Сразу шестьсот, так считать проще, – машинально ответила я, ведь с молодых лет помнила, что приемлемое разрешение монитора составляет шестьсот на восемьсот пикселей. – И развертку делать уже не черезстрочную.

– С разверткой-то понятно, ведь мы весь кадр будем в памяти хранить, нам канал скорость приема картинки ограничивать не будет… кстати, я думаю, что раз уж существенной разницы по памяти не предвидится, можно сразу и цветные кинескопы использовать.

– Можно… но тогда придется хранить уже три экрана, нет смысла к машине сначала цвета миксировать, а затем их разделять. Но тогда возникает вопрос относительно доступного размера памяти: если сейчас на кристалле хранится четыре строки, то даже для черно-белой картинки потребуется полтораста корпусов…

– Не потребуется столько: на полупроводниковом сейчас переходят на топологию в один микрон, у них теперь на двенадцати миллиметрах помещается шестьдесят четыре килобайта вместе с контроллером и регенератором, так что один канал цветности – это одна плата памяти. То есть такое мы уже можем сделать… теоретически, я думаю, за полгода справимся – но там сейчас собираются размер кристалла побольше брать, и память по тридцать два килобайта на кристалл выпускать. Если к лету успеют процесс отладить… то есть у нас тогда просто внутри корпуса больше пустого места останется.

– Это когда это они успели такую плотность обеспечить?

– Да как раз в ноябре и отладили процесс. После того, как новый цейссовский литограф на заводе поставили. Но на нем уже можно и за пластины в семьдесят пять миллиметров браться, так что у них с новыми схемами единственный затык остался, но от них вообще не зависящий: в Обнинске пока не придумали, как такой толстый кристалл в котел атомный запихивать. Но ведь придумают… я надеюсь.

– Не единственный, – недовольно огрызнулся инженер с завода полупроводников, – во-первых, технология только отлаживается, у нас пока только около двадцати процентов годных получается. А во-вторых, – вы, Светлана Владимировна, у себя уже подумайте, что сделать можно будет – у нас при пуске новой линии опять лимит по электричеству превысился. Сейчас, пока зима на дворе, Брянская ТЭЦ выручает, но когда отопительный сезон закончится, с электричеством в городе… в области будет уже совсем паршиво. И как раз к лету линия может просто встать без энергии: ТЭЦ-то на лето отключают…

Как с этой проблемой справиться, я уже знала: большая часть электричества шла на установки по переплавке и очистке кремниевых кристаллов, а это можно было делать и в других местах, где дефицита электричества не было. Например, в Красноярске или даже в Братске – но для этого нужно было там заводы новые построить. И со временем эти заводы, конечно, построены будут – а пока новенькое производство налаживалось в Томске. Точнее даже, в Северске: мне удалось (благодаря «моральной помощи» Пантелеймона Кондратьевича договориться с министром Средмаша Славским и там мне даже специальную площадку под это дело выделили. Ну и сразу готовые кристаллы там же должны были в реакторы пихать: тут уже товарищ Доллежаль очень ответственно отнесся к моим потребностям и на реакторах АДЭ в них предусматривалась возможность запихивать всякие штуки диаметров до пятнадцати сантиметров. Но это было все равно делом не самого скорого будущего, а пока…

Пока у меня возникла лишь одна мысль по поводу «дополнительного источника энергии», и она с соломой никак не была связана. Во-первых, построить электростанцию – тоже дело не самое быстрое, во-вторых, избытка соломы на Брянщине не наблюдалось: область славилась животноводством и вся местная солома (почти вся) уходила хотя бы на подстилку для скотины. У меня, конечно, были мысли и о том, как даже такую солому для энергетики приспособить – но опять же, сразу из нее электричества не получить. И вообще вот так сразу его вообще не получить, на все требовались и деньги, и, что было куда как более противно, изрядное время. Это, конечно, не повод от дополнительного электричества, хотя бы и в будущем, отказываться – но проблему требовалось решить сразу, здесь и именно сейчас. И я поинтересовалась у брянцев:

– А кто-нибудь в курсе, сколько электричества потребляют горожане в быту?

– Если примерно в городе сейчас двести сорок тысяч жителей примерно, на каждого тратится около половины киловатт-часа в сутки, может чуть больше… точно больше, сейчас у многих холодильники. А что?

– А то, что каждый житель города и области вечером потребляет минимум сотню ватт электричества на освещение. А днем много потребляют на то же освещение уже предприятия…

– И предприятия потребляют больше жителей, – равнодушно заметил кто-то из инженеров полупроводникового завода. – И что? Вы предлагаете жителям запретить пользоваться освещением?

– Отнюдь, но мне кажется, что на освещении все же можно прилично сэкономить.

– Вы о люминесцентных лампах? Так мало потребляют только сами лампы, но если вместе с дросселями считать, то экономия получается… Вы предлагаете ставить бездроссельные полупроводниковые ограничители тока? В принципе, мы такое сделать можем, разработки в этом направлении… свои-то цеха мы теперь так и освещаем. Вот только дроссель строит рубля полтора, а наши схемы уже больше двадцатки нам обходятся.

– Но вы же их себе поставили? Зачем тогда?

– Я же говорю: электричества не хватает, а так хоть немного, но мы его на производственную линию перенаправляем. Сами знаем, что дорого, но выхода-то у нас нет!

– А мы такие осветители ставим потому что они не жужжат, – сообщил главный инженер телезавода, – у нас же бестеневые лампы над рабочими местами паяльщиц стоят, как раз эти трубки ЛБ-20, почти над головой у женщин, и с дросселями они уже через час работы начинают плохо работать из-за шума постоянного, а как поставили изобретение соседей, так сразу брак втрое и сократился.

– Свет, – в разговор влез инженер с Ряжского полупроводникового Слава Радостин, – а мне эта идея нравится. Только я думаю, что собирать на дискретах эти ограничители действительно очень дорого получится, а если их в однокристальном исполнении… у нас же есть уже готовые источники тока бестрансформаторные, только они пока до четверти ватта, а на эти лампы… как я понимаю, они по двадцать ватт? Дай задание, денег немножко – и мы через месяц их в серию запустим.

– Денег сколько?

– Посчитать надо…

– Считай, если вы в пятерку в серии уложитесь, то уже для страны огромная экономия выйдет. Или даже в десятку, все равно смысл их широко внедрять будет. А сейчас мы, думаю, ждать не станем: пусть дорого, но получается, что в одном Брянске только на заводах можно будет потребляемую мощность мегаватт на десять сократить. А если всю область посчитать…

– Понятно, – хмыкнул телевизионщик, – мы тогда их сразу в серию поставим на экспериментальном участке. Много не обещаю, но по паре тысяч в сутки сделать сможем. И если каждый блок нам даст экономию в сто ватт мощности…

– Но дополнительная электростанция в городе всяко нужна будет, – уперся «микросхемщик», – у нас же по плану и первая линия к осени будет переделываться на семьдесят пять миллиметров, а там только на производство пластин…

– Я поняла, но слона мы будем есть маленькими кусочками. Кто-нибудь, напишите постановление о запуске в производство блоков управления для люминесцентных ламп, я его немедленно подпишу. И ты, Слава, приказ по КБ завода насчет однокристальных блоков тоже к завтрашнему утру подготовь: я, конечно, сомневаюсь, что ты за месяц управишься, но начинать все равно когда-то придется, так что начинай уже с завтрашнего утра. С этим вопросом вроде разобрались…

– Не совсем, – снова хмыкнул телевизионщик, – монитор графический мы-то разработаем, с ним все понятно. Но вот в производство его запускать… у нас трубки только на тридцать сантиметров делаются, пятьдесят сантиметров пока только с МЭЛЗа идут, и их очень мало…

– Когда проект на собственное производство подготовите?

– Примерно месяц потребуется…

– Дерзайте, попробуем деньги и фонды на это изыскать. Еще по мониторам вопросы остались? Нет? Все брянцы свободны, переходим к вопросу о графопостроителях…

В новогоднюю ночь я с огромным удовольствием положила под ёлку подарок для мужа: один небольшой листочек с перечнем того, что он получит для своей работы до лета. То есть это был «дополнительный подарок», а просто на Новый год я ему подарила очень дефицитный термос. То есть очень дефицитными были термосы китайские, со стеклянной колбой и в жестяном корпусе, расписанном красивыми китайскими цветами. Честно говоря, я именно такой ему и купила, но когда принесла его домой, обнаружила, что колба-то треснула! И очень по этому поводу расстроилась – но мне было понятно, что купить еще один будет очень непросто, так что я зашла в одну из лабораторий, с парнями там быстро проблему обсудила. Найти в лабораториях ртутный насос проблемы не составило, ведь здесь как раз специальные радиолампы разрабатывались. Немного сложнее было с качественным муфелем, но и его нашли (просто «взяли взаймы» один в МВТУ) – и буквально утром тридцатого декабря, в последний рабочий день года, я получила то, что хотела: колбу из нержавейки. Выписала ребятам небольшие премии, велела сразу после праздника отправляться в Александро-Невский налаживать серийное производство ценного бытового прибора, пообещала, что после запуска серии каждый еще премии получит, причем достаточные, чтобы автомобиль купить…

Сереже подарок очень понравился: он любил летом и осенью за грибами по лесам прогуляться и в таких походах термос был крайне полезен. А мне понравился его подарок: новенькая любительская кинокамера «Красногорск». В магазинах такая точно еще не продавалась, Сережа где-то раздобыл «опытную модель» – но ее мы сразу же пустили в дело: сначала засняли Васеньку, затем всех остальных, собравшихся за праздничным столом. Причем все на цветную пленку сняли (муж еще и пленку немецкую раздобыл, правда, всего две кассеты).

А когда праздник закончился и мы пошли спать, он как-то задумчиво сказал мне:

– Я только одно понять не могу: за какие заслуги мне досталась жена-волшебница? Ты же просто берешь и удовлетворяешь любые мои желания!

– Любые?

– Да, именно любые. И это меня начинает беспокоить…