Олегархат районного масштаба

Глава 22

Николай Семенович Патоличев к запросам руководительницы КПТ на закупку всякого иностранного оборудования относился весьма трепетно. Потому что суммы там фигурировали, как правило, довольно небольшие (последний заказ вообще на шестнадцать миллионов западногерманских марок был), а буржуи станки (простые, к поставкам в СССР не запрещенные) изготавливали очень быстро. А Федорова так же быстро начинала из этих станков извлекать пользу для Советского Союза, обеспечивая промышленность самыми что ни на есть передовыми технологиями. И ведь эти технологии не только по полупроводникам были, иногда складывалось впечатление, что КПТ вообще все, что угодно, переводит на новый уровень!

Вот, например, передали в КПТ несколько лет назад чугунолитейный заводик, расположенный тут же, на Соколе, и обеспечивающий Москву чугунными отопительными батареями. Федорова заводик чуть ли не полностью снесла и выстроила там что-то новое, «передовое» – а теперь завод этот, причем «где-то в уголке», в одном новом небольшом цеху, батарей выпускал почти втрое больше прежнего. И именно «передовых батарей», алюминиевых. Правда только этот цех жрал электричества, по словам той же Светы, как электрическая свинья, потребляя больше, чем раньше на весь завод тратилось – но в Москве с электричеством уже проблем не было, а новые батареи…

Когда товарищ Струмилин говорил, что «в СССР даже производство металлорежущих станков измеряется в тоннах», он не сильно-то и лукавил: ведь нужно было и тонны металла привезти, и станки (тоже очень тяжелые) куда-то на заводы отвезти. И на перевозку всякого с места на место тралились огромные деньги, а с этими батареями «средняя квартира» полегчала на несколько центнеров, а по стране, где квартиры миллионами строились, цифры экономии горючего уже начинали внушать уважение. Но ведь кроме алюминиевых батарей завод стал производить и много другого разного, очень «перспективного и технологичного». Очень дорогого – но там же только экспериментальные образцы всякого оборудования делались, а затем его передавали для серийного производства на другие заводы – и эффект от внедрения разработок КПТ с лихвой перекрывал все расходы. Чаще всего покрывал, все же случались в Комитете и неудачи (и тоже весьма дорогостоящие), но в целом Комитет, по мнению уже Николая Александровича, был «самым прибыльным предприятием страны».

Впрочем, и все «дочерние» предприятия, которые Комитетом создавались, отлаживались и передавались в отраслевые министерства, были не менее «прибыльными», тот же котельный завод в Красном Холме как раз в апреле поставил на стройку новой электростанции пятидесятый «дровяной» котел под турбогенератор в двадцать два мегаватта. То есть один-единственный завод с менее чем тысячью рабочих дал стране за пару лет тысячу сто мегаватт электрической мощности! Ну да, не один он столько дал, три завода еще турбины для этих электростанций изготовили, а другие три – генераторы. И очень много прочих предприятий изготовили кучу дополнительного, но абсолютно необходимого оборудования – но ядром всех этих электростанций стали как раз краснохолмские котлы, вообще не потребляющие «традиционное» топливо!

И подобных «перспективных разработок» Комитет вел настолько много, что все их и отследить было невозможно. Собственно, поэтому Николай Семенович их и не отслеживал: он был убежден, что прибыль в том или ином виде от любого проекта Комитета рано или поздно появится (причем скорее всего именно рано), а что там будут производить конкретно – об этом будет не поздно узнать и когда это производство заработает, ведь Светик не будет же прятать произведенное в каких-то своих тайных закромах? Обязательно притащит и покажет, что она на этот раз придумала. Или не она, а кто-то из ее специалистов: хотя в Комитете и ходили слухи, что все там придумывает именно Светлана Владимировна, Николай Семенович точно знал, что в большей части разработок Комитета она разбиралась чуть ли не меньше, чем вахтеры у входа в здание. Впрочем, там и вахтеры тоже были далеко не самые простые…

Подготовка к пуску сразу двух автомобильных заводов отнимала кучу ресурсов Комитета и кучу моего личного времени – просто потому, что оба завода должны были продемонстрировать (в том числе и руководству страны), что же такое на самом деле представляют эти самые перспективные технологии. Пока что всего лишь на одном участке каждого завода, а в очень скором времени и на нескольких: станки с ЧПУ для моторных производств ожидались поставкой не раньше следующей весны и тут уж ничего с белорусами сделать было невозможно, они и в этот срок вряд ли могли уложиться. А вот роботы для сборочных конвейеров делались на «придворном» заводике КПТ, расположенном буквально «через дорогу» от здания Комитета, и теперь там изрядная часть инженеров буквально девала и ночевала.

Конечно, пока что роботы целиком автомобиль собрать были не в состоянии, но вот провести сборку и сварку кузова они уже были в принципе способны. Только пока лишь «в принципе»: по плану только на авторемонтный в Ряжске требовалось поставить чуть меньше сотни манипуляторов, а в металле удалось изготовить меньше двух десятков. Всего же на кузовные конвейеры предполагалось поставить порядка трех сотен роботов (это включая цеха покраски), и для полного укомплектования цехов роботы требовались пяти разных моделей – так что заводы готовились к пуску «в полуручном режиме», но и тут работы было просто невпроворот.

А самой сложной работой было составление программ, управляющих всеми этими роботами, и мне сильно повезло, что КПТ получил право приоритетного отбора выпускников институтов. А право организации новых предприятий (и институтов, только научных, а не учебных) у Комитета и изначально было. Так что по просьбе мужа был организован «Московский институт средств программирования вычислительной техники», который ему пришлось и возглавить – хотя он, когда об этом узнал, ругался почти неделю. Но я ему «поставила в пример» Челомея и Мясищева, которые «без отрыва от производства» руководили кафедрами в институтах, объяснила важность стоящих перед институтом задач и их объем – и он «предложение принял». Хотя на самом деле ему никто ничего и не предлагал, Николай Семенович просто издал приказ о его назначении и на этом дело закончилось.

А я перед началом сессии снова встретилась с дедом: он приехал в Москву, чтобы лично проконтролировать отгрузку германских станков в Красноуфимск и Большеустьинск. Немцы его заказ выполнили исключительно быстро (и я подозреваю, что они откуда-то из загашника уже готовые станки повытаскивали, по крайней мере часть из них), так что половина оборудования заводов уже была готова. Но вот с другой половиной (отечественной) все пока «шло по плану», и хуже всего шло по плану Славгородского завода кузнечно-прессового оборудования. Так что дед приехал в основном не для того, чтобы посмотреть, как большие ящики перекладывают со склада в вагоны, а чтобы обсудить со мной «меры воздействия на славгородцев». Меры, для предприятий Комитета уже традиционные – вот только они, по мнению деда, там «не работали»:

– Вы, Светлана Владимировна, даже не представляете, насколько там все запущено! Никому ничего не надо, на заводе производственные мощности хорошо если наполовину загружены – и всем плевать! Я предлагал руководству завода помощь в строительстве жилого фонда – так им и это не нужно! Там город-то небольшой, меньше сорока тысяч народу, и в основном это частный сектор – так я предложил профсоюзу поставку в город отопительных котлов на пеллетах, так как там соломы много выращивают – так им и этого не надо… я даже не знаю, что и делать. Разве что весь город под Комитет забрать и там все руководство сменить…

– Задам вопрос строго противоположный: а кроме Славгорода нам прессы кто-то изготовить может? Иностранцев не предлагать.

– Разве что с Сараной договориться. Они, конечно, таких больших прессов не делали еще, но сказали, что постараются. Однако сколько они стараться будут, никто там сказать не может. С другой стороны, народ там работящий, руки из нужного места растут, и если им дополнительно некоторые станки поставить…

– Список станков есть?

– Завтра будет.

– Что-то особо дефицитное?

– Как раз нет, но тамошний главный инженер особо просил, чтобы никакой иностранщины не было. С нашими-то там мастера хорошо знакомы, а вот с иностранными… у них трофейных несколько станков есть, германских – так они почти все время в простое. Потому что ремонтировать их просто некому…

– А говорите, что руки там из нужных мест растут… у нас где-то нужные станки есть? Я имею в виду, если временно им наши в пользование передать, чтобы не ждать долго.

– Там наша узкоколейка почти рядом идет, так что вы правы, проще будет пока отдельные детали у нас в механическом делать и в Сарану из Приозерного возить: прессов-то нам всего четыре нужно.

– Ну да, в Красноуфимск и Большеустьинск четыре, но нам они еще нужны в Благовещенск и Ряжск.

– В Благовещенск уже прессы пришли, мне Игнат… товарищ Буров говорил. А какие ему пришли и какие в Ряжск нужны, я просто не знаю, так что подойдут ли туда Сарановские, не скажу: нам-то все же не самые большие требуются. Но если и в Ряжск в планах славгородские поставлены, то я бы посоветовал нужные где-то еще поискать.

– Спасибо, я, пожалуй, так и сделаю. А насчет того, чтобы Славгород под Комитет забрать, я подумаю…

– Тут и думать нечего: там сейчас и новый радиозавод потихоньку работает, его тоже под комитетские производства приспособить нетрудно будет, другие для Комитета нелишние предприятия.

– Но ведь мало просто заводы в управление взять, ими ведь и управлять нужно будет.

– А вы и с ними справитесь. Я с каждым днем все лучше понимаю, почему именно вас он назначил принимающей окончательное решение: вы всегда успеваете все заранее продумать и решить, что будет в любой возможной ситуации наилучшим. Так что вы просто решите, а исполнителей мы подберем. И подберем лучших, с таким-то отделом кадров…

Брать на себя еще целый город у меня ни малейшего желания не было, тем более что заводы в Славгороде подчинялись разным министерствам и еще с ними бодаться из-за передачи их в Комитет мне не хотелось совершенно. Тем более, что вся проблема упиралась в десяток прессов, которые (чисто теоретически) можно было заказать почти где угодно. А практически – сразу после моей жалобы начальнику ко мне с предложением вышли ивановские станкостроители, и вопрос с прессами мгновенно решился. Причем относительно малой кровью: ивановцы с меня взамен попросили выстроить в городе новую больницу и два детских сада. А так как дед уже успел договориться о предоставлении рабочей силы с корейцами…

Кстати, я узнала, почему меня так жарко возжелал наградить товарищ Ким: он как раз в Москву с визитом приехал и мне с ним пришлось встретиться на переговорах относительно возможности постройки там завода радиоаппаратуры. Транзисторной, и отдельно завода по производству полупроводников для первого завода. Собственно, ничего сложного в поставках корейцам нужного оборудования не было, тем более что их пока производство микросхем не заинтересовало, так что переговоры были недолгими. И вот после переговоров он, когда ему кто-то сказал, что «эта молодая женщина и придумала ракеты на проводах», сказал, что «за изобретение провода к ракете корейское правительство решило наградить изобретателя высшим орденом». И не потому, что им так ПТУРы понравились: им очень понравился лавсан, из которого кабель и делался. Советский Союз в Корее даже завод химический выстроил, на котором лавсан производился, а химия – она мелких партий продукции чаще всего не допускает, так что ниток лавсановых у корейцев стало много. А скоро стало много и одежды из лавсановых тканей – а так как с хлопком в Корее было очень плохо, то половина страны именно в лавсан и приоделась (а без него, как я поняла из восторженного рассказа корейского руководителя, они ходили бы вообще голышом). Ну я-то товарищу быстро объяснила, что к ниткам отношения не имею и лишь в разработке рулевых машинок поучаствовала, так что осталась без корейского ордена. Но у меня сложилось впечатление, что лишь пока…

Потому что мы за недолгий разговор успели договориться и об определенной «совместной деятельности»: товарищ Ким пообещал увеличить вдвое поставки меди на завод в Спасске-Дальнем (то есть поставлять вдвое больше, чем нужно было для производства генераторов для Кореи), а взамен оттуда должно было пойти в Корею вдвое больше «дровяных» электростанций по два мегаватта. Да, угля в Корее было много, но вот с добычей его было довольно сложно: шахтам просто электричества не хватало для работы, потому что электростанций не хватало. А насчет именно «дровяных» разговор шел лишь потому, что там и дровяные котлы делались (с советской автоматикой), но они и угольные котлы тоже прекрасно делать умели – а турбине-то плевать, чем пар в котле греется. Однако автоматика и для угольных котлов требовалась, а товарищ Ким прекрасно понимал, что даже при всем желании в обозримое время Корея для себя ее изготавливать не сможет – так что нам было о чем договариваться. Что же до пары тысяч дополнительных строительных рабочих на сезон – это ему обеспечить было уже совсем просто.

Вообще мне товарищ понравился тем, что он даже не пытался изобразить, что «он все знает», но с большим интересом расспрашивал о том, что может принести государству пользу. И я в разговоре по поводу возможности строительства в Корее собственного завода телевизоров упомянула, что, допустим, в Карачеве производство кинескопов ведется с использованием «попутного газа», которым стекловарные печи снабжает местное сельское хозяйство. Собственно, там и завод было решено строить потому, что газ там появился в достаточном количестве – с самого крупного пока в стране газового завода, работающего на отходах сельского хозяйства. В метановые танки там сваливался навоз с животноводческих ферм, ботва всякая, на корм скотине непригодная (вроде картофельной), прочий мусор и та же солома перемолотая, содержимое выгребных ям и отстойников канализации – и каждый танк емкостью в двести пятьдесят кубометров ежесуточно производил более тысячи кубов газа. Не очень-то и много, но танков на Карачевском заводе было шестьдесят штук, и заводик давал по семьдесят пять тысяч кубов чистого метана (а котел, сжигающий вонючую часть газа, еще и мегаватный генератор запитывал, обеспечивающий энергией всё производство).

Правда, для заполнения этих танков дерьмо аж из Брянска возили, а сельхозотходы вообще с половины области – но оно того стоило. Особенно учитывая, что грузовики, поставляющие сырье на завод, были переделаны на работу на газе, а после того, как все содержимое танка из себя газ исторгнет, там остается прекрасное удобрение для полей. Правда, за дополнительным деталями я посоветовала товарищу Киму обратиться к специалистам, причем не лично – но было видно, что его получение топлива из дерьма прилично так вдохновило.

Но меня вдохновляло другое: у Челомея началось уже изготовление нового модуля для «Алмаза». Простенького такого модуля, представляющего из себя, если в детали не вдаваться, пятиметровую трубу метрового диаметра, вокруг которой при запуске в сложенном виде упакованы солнечные батареи общей площадью за сотню метров. Потому что установке для зонной плавки требовалось примерно двадцать киловатт мощности, а все уже стоящие на станции батареи давали только семь. И с каждым днем они давали все меньше, все же деградация нынешних кремниевых элементов в условиях космоса и жесткого ультрафиолета шла очень быстро. Например, спутники серии «Молния» сдыхали уже через полгода, и сдыхали они исключительно потому, что у них «электричество заканчивалось». У меня в Комитете сразу две группы пытались решить проблему быстрой деградации батарей, но пока успеха они не обрели…

Точнее, кое-что они «нащупали» и как раз на новом модуле свою «ощупь» они проверить и собирались. А в земных условиях это было проделать довольно трудно, эта «ощупь» на воздухе портилась с неземной скоростью, так что в новом модуле отдельно предусматривалось сохранение панелей в заполненной аргоном камере до тех пор, пока они на орбиту не поднимутся. По мне – так полная фигня, но разочек попробовать было можно, и именно разочек: у Владимира Николаевича уже шла подготовка с испытаниям УР-500, а под нее уже началось изготовление станции модели «Алмаз-2». И новая станция уже начала мне напоминать «старые» «Алмазы», разве что она изначально была вроде как немного побольше и гораздо более пустой на старте: там тоже существенную часть аппаратуры предполагалось грузовиками завезти попозже. Причем и грузовик у Челомея тоже новый проектировался, только я никаких деталей о нем не знала кроме того, что его тоже на «пятисотке» поднимать собираются.

А вдохновляли меня космические достижения Владимира Николаевича даже не потому, что теперь появлялась реальная возможность в космосе арсенид галлия делать монокристаллический, а потому что в рамках этой программы я сама кое-что интересное сотворить могла. Потому что в рамках программы требовалась новая, причем принципиально новая система управления космическими объектами – а разрабатывать цифровые системы управления я умела. Когда-то умела, но, надеюсь, не все еще забыла, так что я собрала группу разработчиков и занялась новой работенкой.

А на годовщину свадьбы мне инженеры Комитета сделали шикарный подарок, даже два подарка. Первый был небольшим переносным кассетным магнитофоном, причем стереомагнитофоном, с пленкой шириной в пять миллиметров в кассете, на которую в очень хорошем качестве можно было записать по сорок пять минут музыки. А второй был совершенно «стационарным» девайсом весом вообще под тридцать кило – но это был уже видеомагнитофон. В кои-то веки советским химикам удалось сравняться по качеству пленки с американцами (и, насколько я была в курсе, при большой помощи сотрудников Павла Анатольевича), так что кассеты к магнитофонам были на уровне лучших мировых стандартов. У меня пока были, но насчет кассет (для музыки) уже было принято решение о серийном их производстве: магнитофон передавался в серию на Рязанский радиозавод, а из источников, близким к осведомленным, «почти такой же», только монофонический, но и почти вдвое более дешевый готовился к производству в Минске. Что же до видаков…

На праздновании Сережа долго препирался с инженерами по поводу необходимости и возможности запуска в производство и этого аппарата: он считал, что даже при цене в пять с половиной тысяч определенный спрос агрегат найдет. А Лена ему резко возражала, утверждая (и по моему мнению вполне обоснованно), что пока цену не получится снизить по крайней мере вдвое, выпускать такие массово смысла не имеет. Для местных телестудий – да, он вполне годится, но для них и мощностей опытного заводика будет достаточно…

Ну да, если нынешнему человеку предоставить на выбор видак или автомобиль, то наверняка он выберет второе. Потому что от автомобиля польза понятная, а смотреть какое-то кино снова и снова люди пока не привыкли: даже в кинотеатрах это было более чем заметно. Правда, я знала и про такую забавную вещь, как видеопрокат, но до такого уровня все же советский народ еще не дорос: я когда-то читала забавную американскую статистику, где говорилось, что пункт видеопроката в любом городишке начинает просто окупаться лишь когда там появляется больше тысячи видаков в радиусе пешеходной доступности, а пока страна в состоянии произвести их сотню в год, то и заикаться об этом было бы глупо.

За лето ничего особо интересного не произошло – если не считать того, что в Ряжске были полностью достроены цеха, в которых собирались делать «сельские автомобили», а ивановские станкостроители туда привезли прессы для штамповки кузовных деталей. И не только сами прессы, они и нужные штампы изготовили (а Комитету они обошлись в дополнительные ясли), а в сентябре – в самом начале – меня очень настойчиво пригласили в «родной» Благовещенск на пуск автосборочного конвейера. Там народ к моему творчеству отнесся тоже творчески, и машина даже издали на «Кэмри» восемьдесят девятого года получилась непохожей. Но внутри она по комфорту, пожалуй, и не уступала, да и по удобству вождения – тоже. С удобством все объяснялось просто: «Волгу» ту же не просто так в двух модификациях выпускали, на ГАЗе так и не научились толком делать автоматические коробки – но их «научились» делать на артельном заводе, расположенном как раз в Богородске. А так как спрос на «автоматы» был не особо высок, кооперативный заводик работал вполсилы – но когда у него появился «новый заказчик», то нарастить производство они сумели буквально за полгода. То есть не сами сумели, им и от Комитета много интересного досталось (причем не одних только денег), и теперь они уже могли поставлять в Благовещенск по двадцать тысяч коробок в год. Пока могли, а в планах было еще на тридцать тысяч выпуск нарастить: товарищ Струмилин как-то подсчитал, что оптимальным размером автозавода будет производство на пятьдесят тысяч авто в год. С учетом, конечно, того, что изрядная часть комплектующих будет поступать с других заводов. И для новой машины (для которой пока еще название не придумали) комплектующие шли примерно с полутысячи разных предприятий. Я, конечно, у заводчан поинтересовалась, как они собираются выпускать «автомобиль без названия» – и получила ответ, что место для шильдика конструкцией предусмотрено, конкурс на лучшее название объявлен и оно – это название – на машинах появится «уже через неделю». Я тоже решила в конкурсе участие принять и предложила название «Савраска»… Уж лучше бы я промолчала…

Василий Степанович восьмого сентября торжественно перерезал ленточку на входе в сборочный цех нового Красноуфимского завода. Несмотря на воскресенье переехал, просто потому, что у строителей и рабочих (то есть одних и тех же людей) терпения не хватило подождать до понедельника. Ведь все уже было готово для запуска сборочного производства, на тележках, которые следовало подкатить к стапелям, все детали были уже разложены – но вот готовой машины еще ни одной не было и всем очень хотелось посмотреть, что же у них получится. Потому хотелось, что здесь, на заводе, должны были впервые собрать машину, которая полностью была спроектирована «в электронном виде» и даже опытного экземпляра ни одного не имелось.

Сам Василий Степанович, как и большинство рабочих, тоже сомневался в том, что такой подход к проектированию не самой простой машины окажется верным настолько, что завод сразу можно будет запускать на полную мощность, но очень все же надеялся, что на этот раз Светлана Владимировна снова окажется права. А через три часа он – как и все рабочие завода – в этом убедился, когда первый собранный минипогрузчик сразу завелся и под восторженный рев всех собравшихся выкатился из ворот цеха на улицу. Но окончательно он поверил в правоту Председателя Комитета лишь когда из ворот выкатилась двенадцатая по счету машина – на этот раз гусеничный миниэкскаватор – и тут же заполнила ковшом кузов собранного полчаса назад минисамосвальчика. Оказывается, теперь можно и очень непростые машины с помощью ЭВМ проектировать, причем так, что они сразу и работать начинают. А вот насколько они получились качественными…