Олегархат районного масштаба

Глава 3

Если чего-то очень хочется получить, а людей, которые это могут сделать, правильно мотивировать, то желаемое появляется. Причем даже появляется в нужных количествах – и к ноябрьским праздникам на прилавках магазинов появился «радиолюбительский» набор «Пионер». Правда, Сашка Королев говорил, что это получился «набор лудильщика-паяльщика», там кроме как поставить детальки в дырочки в плате и припаять их, нужно было руками намотать несколько катушек (причем две из них – на ферритовые колечки пяти миллиметров в диаметре), но и это требовало все же не каких-то знаний, а лишь минимальной усидчивости. Правда, в Брянске Сашину схему слегка все же поменяли: на полупроводниковом заводе местные электрики придумали и начали серийно выпускать «стабилизатор питания» на восемь вольт – то есть крошечная микросхема с четырьмя выводами постоянный ток с напряжением от трех до почти четырнадцати вольт гарантированно превращала в постоянный же ток с напряжением ровно в восемь вольт. Меньше, чем от «Кроны» по паспорту получается, но зато этот стабилизатор «высасывал» батарейку до конца, почти на треть увеличивая время работы приемника до замены батарейки, а на поставленный дополнительно разъем для внешнего питания смело можно было подключать автомобильный аккумулятор. А еще там же, на заводе начали делать и небольшой блок питания этого приёмничка «из розетки», который продавался отдельно «всего» за тридцать рублей. А сам набор продавался по сто двадцать.

И главное заключалось в том, что он действительно продавался! Правда, в ноябрьский номер журнала «Радио» информацию о нем поместить мы просто не успели, но вот в «Пионерскую правду» небольшую рекламку запихнули. Совсем небольшую, но при тираже больше шести миллионов экземпляров газета донесла информацию буквально до каждого второго… ну пусть до каждого десятого гражданина Союза, но ведь донесла! И первым на рекламу отреагировал «Спортторг», заказав на заводе сразу двадцать тысяч наборов.

Почему именно «Спортторг» отреагировал так быстро, было понятно: от их конторы до нас (то есть до здания Комитета) было езды хорошо если пятнадцать минут, так что (как мне сказали на вахте) представитель конторы торчал в проходной буквально с восьми утра (а Комитет начинал работу в девять). Было понятно и почему он так бурно отреагировал: через магазины треста пионеры закупались буквально всем, от кед и пионерских галстуков до набиравших все большую популярность наборов авиамоделистов (почему-то официально именуемых «посылками»). А где много пионеров (точнее, родителей этих пионеров с пухлыми кошельками), там и радиолюбительских наборов можно продать немало.

Зато с девяти до примерно половины одиннадцатого я получала удовольствие от теплой дружественной беседы со «спортсменом». Потому что в СССР торговая наценка была жестко фиксирована: три процента от оптовой цены изготовителя, а так как розничную цену набора поставили в сто двадцать рублей, трест решил платить заводу по сто шестнадцать-пятдесят. А я уперлась и требовала оптовую цену установить в сто шестнадцать рублей пятьдесят одну копейку. На самом деле, если округлять по правилам, «спортсмен» был прав, но если считать на «моем» калькуляторе, установив три значащих цифры после запятой, то права уже оказывалась я: после пятерки и нуля третья и четвертая цифры давали сорок восемь сотых копейки, а калькулятор, честно округляя, показывал уже полкопейки. Вроде ни о чем спор, на всю огромную партию разница составляла всего двести рублей, но мне был важен принцип. И принцип победил: в контракт (то есть в договор) была вписана оптовая цена в пятьдесят с половиной копеек (слава богу, о рублях спора вообще не было). Я чуть позже зашла к бухгалтерам чтобы уяснить, какого рожна спортсмены о половине копейки так возбухали – и узнала, что раньше в СССР все цены устанавливались исключительно в целых копейках. Но ведь копейка, как известно, много чего сберечь может, так что я «традицию» сломала. Именно традицию, ни в одном нормативном документе требования «о целых копейках» не было…

Впрочем, я спорила все же больше для собственного развлечения – ну и чтобы отвлечься от «грустных мыслей»: я вообще-то знала, что определенные части тела при определенных условиях заметно увеличиваются в размерах – но вот о том, что в размерах увеличиваются щеки, я и не подозревала. Наверное, это от того, что я стала жрать как не в себя, но побороть такое желание я просто не могла.

Зато поборола (надеюсь, что поборола) одно «традиционное» неприятное последствие. Благодаря своему «мексиканскому опыту», хотя опыт этот был совсем на другую тему. В Мексике местное народонаселение буквально горстями жрали американские таблетки «Тамс», вроде как хорошо помогающие от изжоги – и я их понимала, так как без получения острого расстройства желудка поедать большую часть мексиканских национальных блюд было просто невозможно. Но, как мне сообщил мимоходом Симон, благодаря этому последние лет двадцать (сразу после появления этих сладких таблеточек в широкой продаже) у беременных мексиканок стало заметно меньше проблем с зубами. Все же этот «Тамс» – это просто карбонат кальция с сиропом, а когда дамы жрут горстями мел, дефицита кальция в организме как-то не возникает. Ну а я – как только выяснила, что такой дефицит у меня скоро возникнуть может – решила это дело пресечь, с помощью сестренки. Оля определенный авторитет в своей фармакологии честно завоевала, так что «протолкнуть» производство таких таблеток на Тульской фармфабрике смогла…

Но меня все же не столько таблетки радовали, а то, что Брянский завод начал приносить Комитету реальные денежки, причем денежки наличные, которые можно было на зарплату пустить. Каждый набор приносил почти семьдесят рублей чистого дохода, а завод теоретически мог выпускать по тысяче наборов в сутки. То есть теоретически мог: столько корпусов мог изготовить тамошний пласт-автомат. Однако практика теорию опровергала: для этого крошечного приемника требовались две детальки, которые пришлось изготавливать на самом заводе. И если с выключателем, совмещенным с регулятором громкости, проблем не возникало, то вот с переменным конденсатором, отвечающим за настройку на радиостанцию, дело было куда как хуже: обкладки этого конденсатора друг от друга отделялись лавсановой пленкой, а с ней возникли определенные трудности. Не с лавсаном: его в стране уже достаточно выпускали, а именно с пленкой – так что пока выпуск ограничивался примерно половиной теоретической мощности. Впрочем, и это приносило около миллиона рублей в месяц «сверх плана», а на эти деньги можно было набрать семь сотен инженеров или больше полутора тысяч рабочих. Немного, но хоть что-то…

Выпускать наборы именно в Брянске было проще всего: динамики (и крепления к ним) делались тут же, на Брянском электромеханическом заводе, так что и возить ничего никуда не требовалось, и при нужде можно было просто зайти к «соседу» побеседовать и согласовать планы. «Соседу» такое сотрудничество тоже было очень выгодно, ведь Комитет попросту пополнял их зарплатно-премиальный фонд. Немного, примерно на семьдесят пять тысяч в месяц пока, но сама возможность премировать своих сотрудников за хорошую работу без обращений в главк значила довольно много. И это было бы выгодно для любого из примерно двух дюжин заводов, выпускающих динамики, но простота логистики (даже если не упоминать о том, что динамик и весил больше половины приемника целиком) и возможность прямого контакта с поставщиком играла решающую роль. А аналогичных мест в СССР больше и не было. То есть было одно…

Пятого ноября, как обычно, в Москве состоялось совещание ЦК партии, а я, заехав на Старую площадь, подкараулила там белорусского секретаря и уволокла его у себе в Комитет:

– Петр Миронович, нам нужно срочно поговорить.

Вообще-то в этом здании лиц посторонних обычно не наблюдалось, так что товарищ на меня уставился с любопытством:

– Я вас слушаю, а кто вы?

– Председатель Комитета по перспективным технологиям при Совмине, и у меня как раз есть одна, которую нужно срочно внедрять в Минске.

– А почему срочно?

– Потому что сейчас все советские магазины завалены разным радиохламом, люди приемники едва покупают, а ведь уже наступила эпоха транзисторов!

– Да, я читал в «Пионерке» о вашем достижении…

– Это пока не достижение, а игрушка для пионеров, но игрушка все же полезная. А достижением будут разработанные в лаборатории Комитета два новых, полностью транзисторных приемника – и вот если их производство наладить в Минске, то белорусские приемники мгновенно захватят рынок!

– Вы, извините, оперируете терминами… капиталистическими.

– А я именно про капитализм и говорю. Американцы сейчас потихоньку производство таких приемников налаживают, их уже и в Европе буржуазной продают… задорого. А мы со своей полупроводниковой промышленностью весь европейский рынок можем буквально за полгода захватить, обеспечив Советскому Союзу устойчивый поток иностранной валюты. А заодно и советских людей обеспечим самой передовой техникой. Вы тут уже закончили? Давайте к нам в Комитет заедем, это совсем рядом с аэропортом, я вам все покажу, расскажу – и уже через месяц, как раз к началу рождественских распродаж в Европе, вы выкинете на немецкий, французский и итальянский рынки остро востребованную технику. За большие, между прочим, деньги.

– Интересно… а вы уверены, что можно производство нового приемника наладить всего за месяц?

– Конечно. Из Брянска Минский радиозавод будет получать готовые печатные платы, полные комплекты проверенных радиодеталей, там самостоятельно нужно будет только корпуса из пластмассы отливать и еще пяток не самых сложных деталей. Причем пресс-формы для них изготовят на опытном производстве МВТУ.

– А почему тогда вы у себя, скажем в Брянске, не запустите это производство?

– А потому что Комитет должен думать обо всем Советском Союзе, вот почему. А еще потому, что в Брянске мощности завода и так перегружены, людей не хватает на сборочные конвейеры – а минский завод уже работает в полсилы. Ваши «Беларуси» даже в сельмагах стоят никому не нужные! И еще у вас производство нужных для приемников динамиков буквально через улицу от радиозавода…

– Ну, не через улицу все же…

– Динамик – это половина веса приемника, я транзисторные приемники имею в виду. И далеко их возить просто невыгодно, а внутри города их можно хоть на старой «Победе» подвезти. У меня уже все сметы по производству расписаны, именно в Минске их производить окажется почти на десять процентов дешевле, чем в любом другом месте. Ну что стоите, поехали ко мне, я вам все в деталях распишу… сидя.

Петр Миронович еще раз поглядел на меня:

– Извините… а мы за два часа управимся?

– Когда вы увидите, о чем я говорю, то управимся за полчаса, включая ритуальное распитие чая с баранками. А потом вы там в Минске нужных людей выберете, отправите их к нам сюда – и вот с ними Комитет все проблемы утрясет уже где-то за неделю. Но сначала нужно, чтобы вы все же увидели, о чем речь…

Петр Миронович поглядел на меня с явным сомнением во взгляде, но – на мое счастье к нам подошел уже Николай Семенович:

– Товарищ Федорова? Какими судьбами? Опять денег просить приехали?

– Приехала денег предлагать: вот, Петру Мироновичу пытаюсь рассказать как Минский радиозавод с декабря сможет выгребать из проклятых капиталистов по миллиону марок в месяц.

– А чего так скромно-то? – настроение у товарища Патоличева явно было очень хорошим.

– Это не скромно, это я еще франки с лирами не посчитала. А для фунтов с гульденами и кронами Петр Миронович производство развернуть до конца года просто не успеет, но вот уже после Нового года… если я его все же уговорить смогу, а то он пока еще отбрыкивается.

– Ты, Петр Миронович, нашу Светочку не зли: она вообще страшна в гневе, а уж будучи в положении… А плохого она точно не посоветует, ведь именно под ее управлением в СССР вся полупроводниковая… да ты же сам в Бресте завод под ее технологии строил!

– Под её?

– Ну наконец-то проснулся!

– Мы, Светлана…

– Владимировна ее зовут!

– Светлана Владимировна, а когда мы можем посмотреть ваши разработки?

– Да вот прямо сейчас. Заедем, посмотрим, чаю попьем…

– А мне с вами можно? – веселым голосом поинтересовался Николай Семенович. – Интересно же, что я буду к Рождеству буржуям… Светик, как правильно: втюхивать?

– Вам – можно, поехали.

Когда мы садились в мою «Волгу», Николай Семенович поинтересовался:

– Светлана Владимировна, а почему вы без шофера? Не положено же…

– Я свою тушку посторонним мужчинам не доверяю, я только себе верю. А водителей, которые могут лучше меня рулить, я пока вообще не видела… Ну так вы со мной едете или мне вас потом на проходной ждать?

Приемник «Спутник» понравился и Патоличеву, и Машерову, а здоровенный «Горизонт» их впечатлил как-то не очень. Но все же, когда Сашка, как всегда сидящий в лаборатории до позднего вечера, рассказал, что за агрегат у него получился, Николай Семенович уже уходя заметил:

– Светлана, ты мне на этого парня представление на «Знак почета» занеси на днях.

– Занесу, даже два: «Горизонт» – это не его разработка, а его невесты. Вот закончит она учебу – я ее сразу завлабом к себе возьму.

– А почему не этого, Королёва? Ты же говорила, что пионерский приемник он вообще за два дня сконструировал?

– Он сконструировал свой приемник еще год назад, а у меня просто довел его до промышленного вида. Но он – очень хороший конструктор, но как начальник вообще никакой. А девочка его очень спокойная, и, мне кажется, людьми управлять уже умеет, Сашкой, по крайней мере, она руководит неплохо. Так что пока ее возьму начлабом, ведь в лаборатории пока только они двое и числятся.

– Ну, тебе виднее, Комитетом же ты руководишь. А успеет Машеров производство приемников наладить?

– Этот – точно успеет. «Спутники», для «Горизонтов» еще много оснастки специальной сделать придется, работы там месяца на три. И еще: я тут списочек нужных материалов подготовила, мне не срочно – но если стране нужно валюту грести лопатой, то они в этом сильно помогут.

– И списочек занеси…

Энтузиазм товарища Патоличева при виде меня был понятен: почти половина выпуска вычислительных машин (переданных для серийного производства на завод САМ) уходила за рубеж и продажи приносили стране просто невероятные деньги. Самая массовая американская машинка IBM-704 в базовой комплектации стоила в районе трех миллионов долларов, а советская (раз в тридцать более производительная) покупателю уже со всей периферией обходилась менее чем в триста тысяч. И продать буквально за полгода сотню таких машин ни малейшего труда не составило, а когда (как раз перед ноябрьскими) в продажу за бугром поступили «упрощенные» варианты по сто тысяч, только по предзаказам Внешторг получил около ста миллионов долларов. А Лена по этому поводу ехидно заметила, что я специально ЭВМ придумала чтобы устроить ловушку для шпионов: на заводе их почти два десятка уже КГБ отловило. Причем пользы буржуям от шпионов на САМе было чуть меньше, чем вообще нисколько: на заводе просто производили крупноузловую сборку из деталей, поступающих «неизвестно откуда»…

И, самое интересное, откуда поступали разные детали и периферийные устройства, действительно мало кому было известно. Самые любопытные могли догадаться, что поступали они из небольших городков, но из каких конкретно, было понять невозможно: такие городки плодились как мыши на зерноскладе. Кто-то в правительстве подсчитал (и я думаю, что лично товарищ Струмилин, занимающий сейчас пост Председателя Госплана), что оптимальным размером города для размещения промышленных предприятий, не являющимися гигантами индустрии, будет населенный пункт от десяти до двадцати пяти тысяч человек: в таких просто инфраструктура получается в разы дешевле, чем в мегаполисах. И сейчас три четверти новых предприятий как раз в таких новых же городах и строились, а довольно много предприятий уже «старых» тоже из больших городов выводились. Не для того, чтобы «место освободить под застройку», а потому что предприятия-то расширялись и им на старом месте становилось очень тесно. Тот же Петр Миронович, прикинув перспективы Минского радиозавода (отнюдь не гиганта индустрии) продавил в Совмине республики решение о постепенном выводе этого завода в Заславль. Очень удобно: кто из старых рабочих в новый город переезжать не захочет, сможет за полчаса на электричке до работы и из Минска доехать, но ведь и дураку понятно, что проще на выходной, если приспичит, в Минск скататься, а все остальное время жить в просторной благоустроенной квартире. И это только один пример, я слышала, что из Минска Машеров теперь хочет чуть ли не полсотни предприятий вывести.

Но у меня и своих примеров хватало, тот же Ряжск, всего лишь пару лет назад имевший меньше семи тысяч населения, быстро превращался в город с населением под двадцать пять тысяч. Тут, правда, и отрицательный момент «имел место быть»: в город теперь больше половины населения всего района перебралось, за что мне (не напрямую, а через сначала партийное, а затем и экономическое руководство) сделали небольшой такой втык. То есть непосредственно перед Новым годом Николай Семенович меня вызвал, вручил «Знак почета» за произведенный в Германии ажиотаж со «Спутниками», а затем сообщил:

– Николаю Александровичу на тебя нажаловались, говорят, что ты Ряжский район вообще без людей оставила.

– Николай Семенович, – настроение у меня было не самое лучшее, поскольку я очень хорошо поняла, что означает слово «токсикоз», – у меня в подчинении только Ряжский полупроводниковый завод. На котором даже в лучшие годы не предусматривается больше пятисот рабочих, а это – даже если считать, что каждый заводчанин является главарем многодетной семьи, что действительности не соответствует – максимум три тысячи населения. А по факту в моей ответственности сейчас меньше десяти процентов жителей Ряжска, остальные сами как-то просочились. И я – пока меня еще и главой района не назначат, причем с правами местного феодала – за район отвечать не могу.

– А если назначат? Будешь Ряжским князем?

– Ну вы и скажете: князем. Назначите – буду Великой Ряжской княгиней, и никак иначе, мне хоть наизнанку вывернись, князем не стать. Нет, даже не так: буду княгиней Великого княжества Ряжского.

– Великого?

– А что? Как княжеством управлять, я знаю, бардака в землях своих не допущу, а народец будет процветать и прирастать числом своим да уменьем, через что и княжество возвеличится промышленной мощью и земли богатыми урожаями.

– Что, тошно?

– Пока еще терпимо.

– Ну извини… а ты, если что, с княжеством-то справишься?

– Сказала же: управлять смогу, процветание гарантирую. Если мне никто мешать не станет…

– Ладно, еще раз с орденом поздравляю, и извини, что к себе тебя вызвал. А насчет княжества я подумаю: там что в райкоме, что в райсовете… люди старательные, но, вижу, все же бестолковые.

Сережа обустройством быта для жены занялся весьма основательно, и как раз перед новым годом у нас в квартире появились два новых жителя. То есть сначала приехала (по рекомендации старшей Сережиной сестры) «домоправительница» со странным именем Ника, а чуть погодя появилась и Вика. Сестра-близнец Ники по имени Виктория: их так в предчувствии «победы над Японией» назвал отец, служивший во время Японской войны командиров батареи. С победой как-то не сложилось, но переименовывать девочек никто не стал. Я особо на их имена внимания не обращала – и две пожилых женщины занялись нашим домашним хозяйством. Обе полностью соответствовали моим пожеланиям: дом содержался в чистоте, еда всегда была очень вкусной, мозг они выносили только друг другу, да и то лишь на кухне, споря о том, что бы повкуснее сегодня сготовить.

И обе были, можно сказать, круглыми сиротами: мужей и детей обе потеряли в войну, мужей на фронте, а дети… До войны они жили в Кингисеппе, работали учительницами в школе и в начале войны обе работали в пионерлагере, откуда всех эвакуировать успели. В Богородске они тоже учительницами работали, но их как раз выпроводили на пенсию (там недостатка учителей не было), а вот с жильем там было не особо сладко, так что от предложения Сергея они отказываться не стали. Правда, обе очень сильно удивились размеру квартиры, но постарались удивление придержать в глубине души. А когда я им новую одежду спроворила, то и удивляться они перестали: по их понятиям хорошая портниха могла вообще во дворце жить. А мы с Сережей заострять насчет места моей работы просто не стали, тем более что они и не спрашивали.

Дамы, несмотря на то, что были близнецами, внешне друг от друга сильно отличались, даже в мелочах: например, у Ники редкая шевелюра уже заметно поседела, а Вика щеголяла темно-русой, без единого седого волоска, косой толщиной в руку. Да и вообще они были разными, только, казалось, характер у них был один на двоих. То есть если они что-то решали, то непреклонно решение свое выполняли – и в результате у нас появилась просто великолепная детская комната: сестры самостоятельно выбрали мебель для нее и даже заказали ее изготовление у каких-то знакомых (предварительно, конечно, выяснив у меня «финансовые возможности»). Дам при этом мое мнение ни по цвету, ни по стилю вообще не интересовало, они мне просто сказали, что «выберут лучшее». И действительно выбрали так, что я была в полном восторге, тем более что и проблемы с токсикозом как-то рассосались.

Да и с работой, наконец, проблем не стало: с первого января я ушла в декретный отпуск. С сильным опозданием, меня на работе уже с начала декабря все старались выгнать отдыхать – видимо, я там всем уже надоела. Но ведь если не я, то кто их всех пинать-то будет? Однако перед Новым годом я все же решила, что «пора» – и спокойно отдыхала, выходя из дому только чтобы погулять в соседнем парке. В сопровождении одной из сестер и, чаще всего, кого-то их сотрудниц первого отдела.

А пятнадцатого января мне стало не до прогулок…