Олегархат районного масштаба

Глава 7

Немецкие немцы в Йене под воздействием моих обещаний (точнее, сумм, фигурирующих в подписанных мною договорах) первым делом сорвали другой договор с СССР, не поставив вовремя большую партию прекрасных фотоаппаратов «Практика», и Николай Семенович мне по этому поводу мягко попенял:

– Света, ты в следующий раз, когда будешь договора с немцами подписывать, все же постарайся указывать в них, что срыв поставок по другим договорам с Советским Союзом все равно недопустим и за это тоже накладываются штрафные санкции.

– Так они за фотоаппараты штраф-то заплатили?

– Нет, там вообще штрафы предусмотрены не были.

– А тогда какие ко мне претензии?

– Никаких, это, считай, старческое ворчание. Но вот премию за досрочную поставку этих твоих литографов я бы в таком случае им платить не стал.

– Стали бы, если я бы вам рассказала, за что премия выплачена.

– Ну-ка – ну-ка?

– Нам от этих литографов нужна была только небольшая часть, где точная механика, и мы эту часть взяли и поставили уже в нашу систему. С другими линзами, с другой системой освещения, и вообще все смонтировали на двухтонной базальтовой плите, чтобы ничего не дрожало. Но буржуи-то про это не знают, они уже удочки закидывают на предмет того, чтобы цейссовцы и им такие же сделали. Немцам – прямая материальная выгода, нам – ни малейшего убытка: если германский литограф брать как есть, то на нем с трудом можно будет делать микросхемы с топологией в пять микрон, скорее даже в шесть – а мы уже сейчас добрались до одномикронной.

– Я в этом слабо разбираюсь, а в пересчете на рубли и фунты с марками это сколько будет? Или машины твои насколько быстрее считать станут?

– На рубли… микросхема на сто двадцать восемь байт памяти стоила порядка двух рублей, теперь за эти деньги они делают схему в восемь раз более емкую. Еще при этом машина бухгалтерская не в комод с трудом влезает, а помещается в довольно небольшую тумбочку. И стоит уже не сто двадцать тысяч рублей, а меньше семидесяти тысяч – но это при переходе к топологии в три микрона. И я про большую бухгалтерскую говорю, а маленькая теперь нам в двадцать пять обходится. А как микронные схемы в серию пойдут, то цена еще раза в два, а то и в три упадет. В долларах не скажу, пока такие машины мы буржуям продавать не будем, а по скорости – новые уже в два раза быстрее прежних считают. Но тут скорость вычислений – дело вообще десятое, сейчас машины могут обрабатывать куда как больше данных, и я думаю, что бухгалтерия Внешторга это тоже уже заметила.

– Это ты верно сказала, они уже заявку мне прислали на почти семьсот твоих машин вычислительных. Но и некоторые претензии к ним выдвинули.

– Не некоторые, а всего одну: памяти внешней в машинах мало. Но чтобы ее было больше, нужно потратить очень много денег…

– Я помню о том, кто у нас главный вымогатель. Тогда вопрос: деньги ты потратишь, а не окажется ли, что те же американцы успеют потратить больше и нас обгонят, выгнав затем с рынка?

– Нет. То есть не обгонят. Чтобы вложить больше денег, нужно иметь больше денег, а у той же IBM источник иссяк. Раньше они с каждой проданной семьсот четвертой машины половину вкладывали, а теперь – мне Лена сказала, она прессу зарубежную изучает – что у IBM почти сотню машин никто даже бесплатно забирать не хочет и денег на НИР у них сейчас вообще нет. Вот если бы им государство финансирование предоставило – но бюрократия везде работает неспешно, раньше, чем через пару лет они не хватятся, а мы за это время еще на поколение вперед уйдем и нынешние наши машинки буржуям пойдут практически даром – то есть с их точки зрения даром. Так что буржуи от нас отстали навсегда… если вы у меня все же выручку, которая у нас на НИР и ОКР идет, не заберете.

– Не заберем, я твою позицию еще давно понял. А сколько тебе денег потребуется на… память, говоришь?

– Да нисколько. То есть у нас в Комитете на НИР и ОКР сейчас денег как раз хватает, мы же не просто так стопроцентные накладные в цену закладываем. А потратить больше – так у нас пока и людей для расширения работ нет. Скоро будут, но не сейчас, но и тогда… у нас же и выручка вырастет. Но опять скажу: за эти деньги я любому глотку перегрызу!

– И в этом я не сомневаюсь. А как насчет серийных заводов?

– Тоже пока рановато. Нам сначала нужно выстроить заводы при НИИ, которые будут придумывать нужную оснастку, те же литографы, например. Кстати, раз уж разговор зашел: отдайте Комитету еще и Тотьму, мы там завод литографов поставим.

– Пиши обоснование. Но я вот что спросить хотел: как ты вообще выбираешь места, где новые производства организовывать собираешься? Я понимаю, маленькие города в политику развития вписываются, но все же почему именно эти?

– Все просто: я смотрю на карту, беру линейку, считаю, сколько времени куда-то лететь на Илах моих. Меньше двух часов – годится городок, больше – нет. Мне больше одного кормления пропускать нельзя…

– Объяснение… приемлемое, – Николай Семенович едва не рассмеялся, – но ведь скоро Василий твой подрастет…

– А я одним сыном ограничиваться не собираюсь может быть, вы об этом не подумали?

– Ну да… а Благовещенск, Приозерск? Они же дальше?

– Тут проще: во-первых, родина, во-вторых, там люди надежные и без меня все прекрасно сделать смогут. Скажем, так исторически сложилось, ну не сносить же теперь заводы?

– Так я почему разговор-то о деньгах завел: в Совмине есть мнение, что стране нужен как минимум еще один завод для производства этих бухгалтерских машин – это раз. И два: в Госплане насчет цен на медь твой прогноз вроде подтверждают, и мы будем теперь избытки валюты в нее и вкладывать. Но если тебе вдруг срочно что-то зарубежное потребуется, сразу ко мне обращайся, а не по инстанциям бегай. И насчет завода подумай… срочно, желательно к понедельнику скажи, где Комитет его строить будет. И учти: стройка пойдет за счет союзного бюджета…

Товарищ Патоличев ко мне в последнее время довольно часто заезжал: проклятым капиталистам Внешторг в огромных количествах не только компы продавал, изрядную копеечку приносила и продукция радиопрома (те же приемники транзисторные с телевизорами например, или даже усилители, как студийные, так и «для домашнего использования»). А с не нашими немцами очень активно пошла торговля комплектующими – для цветных телевизоров. А одновременно и в СССР началось производство этой экзотики, и Внешторг имел обширные планы на поставки советских цветных телевизоров за очень приличные деньги. Обоснованные планы: в советских кинескопах изначально использовался красный люминофор на основе солей стронция, дающий заметно более качественную цветопередачу, но для буржуев стронций был пока дороговат. А в СССР этот люминофор вообще получался как отход при получении урана…

Но основной его интерес ко мне был связан именно с компами, причем конкретно с «бухгалтерскими». От прочих эти отличались лишь тем, что в ПЗУ был прошит интерпретатор системы управления базами данных. Довольно примитивный (его группа студентов МИФИ разработала на основе моих смутных воспоминаний про древний dBase), но с его помощью было очень легко решать огромное количество бухгалтерских задач, включая складской учет, начисление зарплат, расчеты с поставщиками и покупателями продукции, а наличие печатающих устройств резко сократило время подготовки всех бумажных документов. Правда, при этом крупно нажилась западногерманская фирма Pelican: в стране при такой скорости печати документов просто стало остро не хватать лент для пишущих машинок, а у парней из Ганновера таких оказались полные склады. Впрочем, насколько я слышала, советское руководство и эту проблему собиралось в ближайшее время решить: Наро-Фоминская ткацкая фабрика срочно переводилась на выпуск синтетической основы для красящих лент. И в прошлый раз Николай Семенович как раз и приходил поинтересоваться, какие ткани для этого лучше использовать, так что я его визитам уже не удивлялась.

А вот визит Павла Анатольевича меня удивил очень сильно:

– Добрый день, Светлана Владимировна, я бы хотел с вами поговорить… наедине.

– Тогда пойдемте в мой кабинет.

– Я имел в виду совершенно конфиденциально.

– Я поняла, в кабинете вы можете говорить совершенно спокойно, он от прослушки защищен получше вашего на Лубянке. Присаживайтесь, и о чем вы хотели поговорить?

– Елена Николаевна сообщила, что вы сейчас разрабатываете какую-то систему шифровки сообщений, которую вроде в принципе невозможно вскрыть.

– А, вы об этом? Я не разрабатываю, я ее уже сделала, а сейчас под нее делают аппаратуру во Фрязино…

Когда есть вычислительные машины, выполняющие по двадцать миллионов операций в секунду, то системы несимметричного шифрования становятся банальностью, так что я на домашнем компе программу написала буквально за неделю. Не от безделья: фрязинцы как-то в разговоре заикнулись о заказанной им авиаторами системы распознавания «свой-чужой», ну а я же не могу удержать в себе ценные знания! Поделилась с ними, поспорила на предмет возможности несанкционированной дешифровки сообщений, Сережу привлекла на предмет составления строгого математического доказательства своей правоты, затем с ребятами из Фрязино мы придумали простенький протокол обмена самолета с Землей (или с истребителем). Прикинули требуемых характеристики вычислительной системы, сами посмеялись над малостью требований – и специалисты занялись разработкой подсистемы селекции целей на базе среднего (наземного) или малого (бортового) компьютера, ну а я – чтобы было что в ПЗУ устройств прошивать – несколько программ и написала. То есть три программы: генерации ключей, шифровки и дешифровки. И на этом успокоилась, даже забыть успела о своем «интеллектуальном подвиге» – но всю документацию по системе передала, как и положено, Лене. А она, как и положено, перед начальством отчиталась…

– То есть такая система шифровки существует? И ее можно использовать, например, при передаче сообщений по открытым каналам связи? Например, для связи с зарубежными посольствами или…

– Это вы очень вовремя напомнили, а то я об этом – то есть о посольствах и прочих зарубежных… заведениях что-то забыла. Хорошо, вы мне просто скажите, сколько вам таких устройств нужно будет.

– Но они, как я понял из доклада, основаны вот на таких больших машинах? – он показал рукой на стоящий в кабинете комп. Пока еще все же до «персоналки» из будущего явно не дотягивающий: агрегат больше напоминал по размеру двухтумбовый письменный стол со стоящим на нем телевизором.

– Нет. То есть и тут эти программы использовать можно, но если делать специализированный аппарат только для связи, то он поместится даже в корпус от «Пионера». Больше скажу: поместится в «Пионер», не мешая приемнику радио принимать. Только к нему нужно будет клавиатуру приделать, но я знаю, как такую сделать, чтобы она в сложенном виде выглядела как портсигар. Вот только сигареты в ней хранить не получится, хотя… Я еще подумаю над этим.

– А как скоро вы сможете…

– А вот это уже не ко мне вопрос. То есть про клавиатуру ко мне, и ее я смогу где-то через пару месяцев вам показать, а вот все остальное – эти вопросы нужно задавать в НИИ-160. Но там ребята стараются, только что в институте не ночуют, думаю, что быстро свою часть сделают. А потом уже на пару месяцев их поделки и в приличные устройства мои инженеры воткнут.

– Что вы имеете в виду под приличными устройствами? Я думаю, что для посольств…

– Во Фрязино сейчас разрабатывают схемы… техпроцесс изготовления схем для установки аппаратуры в самолеты и ракеты зенитные. И у них требования к устройствам довольно специфические: например, после того, как оно отработает, устройство должно самоуничтожиться так, чтобы враги даже не поняли, что такое вообще существовало. Но вот микросхемы там будут… обыкновенные, и вот куда их втыкать чтобы они после работы не взрывались, превращаясь в щепотку пыли, всяко придумать придется. Это несложно, но думать до того, как схемы живьем появятся, просто не над чем.

– Я понял. Значит, через месяца четыре…

– Для ношения в карманах. А в посольства можно просто вычислительные машины привезти и алгоритм использовать сразу после того, как они машины включат. Ну а за секретность узлов связи пусть там отвечают специальные люди.

– А специальных людей учить долго?

– Если человек в школе смог четыре класса закончить и научился сам приемник или телевизор включать, то минут пятнадцать его обучать придется. С этим вопросом все? Еще о чем-то вы хотите спросить?

– Ммм… да. А почему вы о возможностях такой шифровки раньше Елене Николаевне не рассказали? Ведь мы могли бы…

– Не могли. Процесс выглядит довольно просто, но без вычислительных машин, считающих со скоростями в сотни тысяч операций в секунду, его использовать невозможно, ведь там приходится буквально на каждое слово многие тысячи вычислений проводить, причем не самых простых. А одна ошибка при шифровке – и все, расшифровка становится невозможной. Так что и говорить об этом, пока у нас машины не появились, смысла не было – а вот когда они появились… я просто забыла об этом. И не вспомнила, если бы фрязинцы не пришли ко мне советоваться по системе «свой-чужой». Но и там это было лишь маленькой частью задачи, в которой вообще ничего не понимаю, так что я свою часть сделала – и снова о ней забыла. Что, конечно, неправильно – но вы-то, как специалист, пришли и снова напомнили… а любой работой должны заниматься именно специалисты. Отдельно специалисты по постановке задач, отдельно специалисты по их решению.

– Но обычно задачи ставите вы…

– От задачи зависит. В данном случае вы поставили задачу, а я как раз оказалась специалистом по ее решению. Пока – почти единственным, ее сейчас разве что Сережа… муж мой тоже смог бы решить. А к следующему Новому году, после того, как в МИФИ специальный курс студентам прочитают, специалистов будут уже десятки. Но вы ждать не хотите, и я смысла ждать не вижу… и мы задачу решили. Вместе ее решили. А теперь просто ждем, пока рабочие ее не воплотят в конкретные предметы.

– Понятно… Светлана Владимировна, а вы не могли бы мне как-то кратко рассказать, почему вы считаете, что зашифрованное сообщение нашим врагам невозможно расшифровать, даже если они получат ключ? Совсем кратко, без влезания в дебри математики…

– Ну, если кратко… Тут специальным образом формируются два ключа, один назовем открытым, а другой – закрытым. Оба ключа связаны друг с другом специальным образом, но детали связи пока опустим, достаточно того, что зная один ключ второй вычислить невозможно. И вот первый ключ говорит программе шифрования, какие части сообщения нужно просто отбросить – но они, эти части, теряются безвозвратно и имея этот ключ невозможно сказать, что же было отброшено. А вот второй ключ, закрытый, он как раз определяет, какие части при шифровании первым ключом были отброшены, что позволяет сообщение расшифровать. Но не любое, а зашифрованное только определенным открытым ключом. И прелесть данного подхода в том, что количество уникальных пар таких ключей на много порядков превышает число атомов во Вселенной.

– Не совсем понятно, но общая идея уже ясна. Спасибо, извините, что побеспокоил… так когда можно будет ваши программы начинать использовать в посольствах?

– Думаю, что уже в ближайшие дни. А кстати, если в систему добавить компоненты, которые в Брянске делают для немецких цветных телевизоров, то можно таким же образом и звук передавать. Речевые сообщения, например…

Результатом визита товарища Судоплатова ко мне стал полный срыв планов по развитию сетей: всех доступных программистов пришлось срочно перебрасывать на решение задач по шифрованию данных. Потому что я-то программы подготовила для быстрого шифрования с тридцатидвухбитными ключами: в бою на дешифровку сигнала «свой-чужой» времени и так не хватит. А вот для работы с серьезными сообщениями… И все наличные программисты стали писать программы для систем с ключами по килобайту: во-первых, такие враг действительно не расшифрует, а во-вторых, даже если они программу и сопрут каким-то способом, то у янки сейчас просто компов, которые такое шифрование обеспечить могут, нет. То есть есть, но я-то имею в виду «за разумное время».

А «доступных программистов», причем не просто математиков, способных написать расчетные программы, а людей, понимающих специфику устройства компов, было очень мало. Но, к счастью, было достаточно инженеров, которые эту «специфику» прекрасно знали – и еще до Нового года мои «домашние» машины присоединились (не по интернет-протоколам, а буквально напрямую, по отдельному коаксиальному кабелю) к Комитетской «большой» машине, то есть к установленному там кластеру из двухсот пятидесяти машин-транспьютеров. Откровенно говоря, вся вычислительная мощь этого монстра меня в принципе не интересовала, но вот то, что каждый элемент этого кластера содержал по четыре диска емкостью уже по двадцать два с чем-то мегабайта, мне было более чем интересно. А вот как по всем этим дискам ползать, чтобы извлечь именно ту информацию, которая требовалось в данный момент – эту задачу решали товарищи из ВИНИТИ. Не «временно приписанные», а штатные сотрудники института, и определенных успехов на этом поприще они достигли. Правда, отлаживали они свою систему на забавных «тестовых данных» – и я с огромным удовольствием вывела себе на экран какой-то рассказ про патера Брауна…

Но мне еще очень понравилось, что разработанное моими инженерами устройство межмашинной коммуникации не зависело от длины и типа кабеля, так что у них получилось к кластеру подсоединить еще два компа, находящихся очень далеко. Один – в Ряжске, а второй – вообще в Приозерном. И я теперь могла буквально в реальном времени наблюдать за тем, что в этих городах творится. Надеюсь, что относительно бюрократии там все мои указания все же соблюдались и данные в соответствующие базы заносились вовремя…

На небольшом совещании перед Новым годом, на котором руководством страны рассматривался лишь один вопрос, Николай Александрович поинтересовался:

– Я отчеты Госстата смотрел, но мне интересно именно ваше ощущение: насколько вся эта вычислительная техника помогает в работе…

– Судя по этим отчетам, потребность в новых бухгалтерах сократилась довольно сильно, – отозвался министр специального образования, – и мы это очень даже ощутили. А еще ощутили то, что спрос на техников-программистов появился просто невероятный, только при предприятиях девятки организовано их почти сотня – но там с преподавательским составом просто беда. Я считаю, что уже со следующего учебного года нужно будет почти во всех пединститутах вводить дисциплины по преподаванию программирования…

– А преподаватели в пединституты самозародятся, – хмыкнул Николай Семенович.

– А у вас есть другие предложения?

– Есть, мне их КПТ подкинул. Товарищ Федорова предлагает в принудительном порядке выпускников мехматов университетов прогнать через так называемые ускоренные курсы программирования и направить их уже преподавателями и в пединституты, и в техникумы. А учебники она и для курсов, и для институтов с техникумами обещала подготовить к концу весны. Так что уже в следующем году мы частично проблемы решим – то есть решим проблему с педагогами, а с программистами… наверное, следует согласиться с предложениями руководства ряда институтов и дополнительно ввести для старшекурсников новый предмет. Светлана Владимировна считает, что если студентам давать программирование по шесть часов в неделю, то уже весной у нас появится несколько тысяч специалистов. Хреновых… это я ее цитирую, но хоть каких.

– Ясно, ощущения я ваши понял…

– Нет, Николай Александрович, ощущения среднеобразованцев важны, но они все же картину не отражают. А суммы валютной выручки от поставок вычислительной техники за рубеж дают совсем иные ощущения. А если учесть, что после Нового года Светлана Владимировна уже полностью к работе вернется…

– Что значит «полностью»? Она же…

– Она дома сидела почти весь год, и всё, что сделано за этот год Комитетом, было сделано в соответствии с указаниями, которые она отдавала в перерывах между кормлениями сына. А теперь сын перешел на питание кашей и супом, и она уже отвлекаться периодически от дела на работу не будет…

– Интересно, – задумчиво проговорил вслух Павел Анатольевич, – если она столько на досуге проделать успела, то что же она наделает, когда всерьез работой займется?

– Это никому не ведомо, – ухмыльнулся Николай Александрович, – но что-то мне подсказывает, что мало никому не покажется.

– Скорее всего именно так. Елена Николаевна сообщила, что на следующий год Федорова наметила уже девять новых программ и собирается забрать в институты и предприятия комитета свыше тысячи новых инженеров. С ее запросами первый отдел уже там на ушах стоит, ведь народ набирается для работ, попадающих большей частью под первую форму допуска…

– Но хоть не всех, можете выпускников той же Бауманки или… в общем, без особых проверок на программы направлять.

– Если бы! Меньшая-то часть у нее должна пойти даже не под грифом «совершенно секретно». У нее для таких работ свой гриф появился: «перед прочтением сжечь», и я на самом деле опасаюсь, что она не очень-то и шутит. По крайней мере то, о чем она мне рассказала… Да, я еще раз ставлю на рассмотрение вопрос о звании Елены Николаевны Сувориной. И считаю, что его нужно окончательно решить еще в текущем году…