Если говорить честно, то «Алмаз» КБ Челомея на челомеевский «Алмаз» даже издали похож не был. То есть нынешний «Алмаз» не был похож на тот, что я помнила по картинкам и фильмам. Но станция и не должна была быть похожей: этот проект считался «промежуточным» и проходил под условным названием «СКР-1» (то есть станция космической разведки, первый вариант). И Владимир Николаевич пошел «по китайскому пути»: сначала по плану запускалась «небольшая» станция, которую нынешние ракеты все же могли вытащить на орбиту, а по мере появления новых, более мощных ракет и станции планировалось запускать побольше. Нынешняя же была всего лишь «бочкой» диаметром в три метра и длиной в пять, но от «китайского прототипа» она отличалась даже на идеологическом уровне, и в этом была в том числе и моя заслуга.
Потому что с руководителем дипломного проекта у меня отношения остались очень хорошими, и я выдала Владимиру Николаевичу пару «полезных советов» – а он их, как мог, воплотил. Правда, пока он мог очень немного: хотя в КБ уже вовсю шли разработки будущей УР-500, но там до завершения работ было еще далековато, и единственной относительно мощной ракетой оставалась Козловская Р-7. Прошедшая ряд серьезных модификаций и способная уже вытащить на орбиту чуть больше семи тонн полезного груза. Вот только «Алмаз» в самой «облегченной» конфигурации весил уже больше восьми тонн…
Челомеевские инженеры задачу по выводу своей «слишком тяжелой» станции решили довольно оригинальным способом: на ракету поставили четвертую ступень (то есть «блок Л») и с ее помощью «Алмаз» на орбиту все же поднять удалось. А чтобы он немедленно с этой орбиты не свалился (уж больно низкой она получилась), через двое суток к станции пристыковался «автоматический грузовой корабль», который и орбиту поднял до нужной высоты, и привез кучу оборудования, которое на станции быть должно, но «по весу не поместилось». И когда станция уже летала по правильной орбите, туда отправился ее экипаж.
Для Гагарина это был уже второй полет в космос: первый раз он слетал весной шестьдесят первого в качестве командира экипажа из трех человек. Но станция задумывалась как двухместная, так что в этот раз в космос полетели Гагарин и Быковский (для которого полет был первым). Ну а дальше все пошло по плану: корабль пристыковался к станции (ко второму стыковочному узлу – и именно наличие двух узлов и было «принципиальным отличием» от «первого китайца»), а затем потихоньку начали перетаскивать оборудование из грузовика и устанавливать его в нужные места. А когда перетаскивание закончилось и кабина грузовика освободилась, Юрий Алексеевич, используя эту кабину в качестве шлюза, вышел в открытый космос и переставил с грузовика на станцию две панели солнечных батарей. Вообще-то на станции две небольших панели и изначально имелись, но они были маленькие, а теперь электричества на «Алмазе» должно было хватить и для выполнения всех запланированных работ.
Но для первого экипажа никаких дополнительных работ и не планировалось, их задачей было приведение станции в работоспособное состояние, и Гагарин с Быковским работу выполнили на «отлично» – после чего спокойно вернулись на Землю. Ну а на орбите осталась готовая к работе СКР-1. Ну, почти готовая: в текущем виде она могла обеспечить двухнедельное пребывание на станции экипажа из двух человек, а для приведения ее в полную боевую готовность туда нужно было еще тонны полторы всякого полезного притащить. Вот только места на станции для всего этого «полезного» уже практически не осталось, но ведь не просто же так инженеры поставили там два стыковочных узла!
Совсем не просто так, однако на земле шла тихая подковерная борьба, и доведение станции до рабочего состояния прилично затянулась. Из-за спора о том, какой корабль запускать следующим: каждый пуск ракеты в космос обходился государству в сотню миллионов рублей (это если даже стоимость «полезной нагрузки» не считать – а лишних денег в Советского Союза все же не было, поэтому за ракету шла упорная борьба. Ведь в космос не только космонавтов запускали, академики мечтали о запусках космических кораблей для изучения далеких планет, военные – им требовались спутники разведки, всем вместе очень были нужны спутники связи…
Так что запуск второго модуля станции отложили с февраля сначала на март, а потом вообще куда-то далеко перенесли. Причем перенесли еще до того, каке Гагарин с Быковским на Землю вернулись. Мне об этом с грустью сообщил Владимир Николаевич, когда я примчалась к нему с поздравлениями по поводу удачного завершения полета и подготовки станции к эксплуатации:
– Светлана, большое спасибо, и я вас так же поздравляю, ведь ваш Комитет тоже к этому руку приложил довольно серьезно. Но пока продолжения работ по «Алмазу» я не ожидаю: у меня отобрали сразу три носителя. И для пуска технического модуля, и на запуски дежурных экипажей.
– Это с чего это? Военным что, разведка и целеуказание больше не нужны?
– У военных тоже разные… интересы, там драчки за носители покруче, чем у нас ведутся. Так что… Королев им новый корабль предложил, который может с экипажем сам по себе две недели летать. И военным он понравился, так что под эту программу сразу пять носителей забирают.
– А вы думали насчет третьей ступени на УР-200? По прикидкам, с третьей ступенью она на орбиту тонн семь вывести сможет.
– Больше тебе скажу: у нас уже третьи ступени уже на два носителя изготовлены. Но ведь Королев пробил постановление о запрете использования гептиловых ракет для пилотируемых кораблей.
– И в этом он, скорее всего, прав. Однако на УР-200 можно будет и технический модуль вывести, и, возможно, с кем-то из заказчиков «семерки» поменяться: ведь ваша ракета вообще в полтора раза дешевле получается.
– Теоретически да, но мы пока и испытания ее не закончили. В феврале и марте проведем два испытательных пуска, если все хорошо пройдет, то в апреле пройдут зачетные стрельбы – и только после этого мы вообще сможем новые машины начать делать. А ракету построить – дело не быстрое. Так что, получается, в апреле у нас будет один пилотируемый пуск – и все, станцию можно будет спускать на Землю.
– Глупости какие! У нее же ресурс какой, два года?
– С техническим модулем два. Но нам носитель никто…
– Сколько пуск стоит? Сто миллионов? Я договорюсь с Патоличевым, да что там, я к Пономаренко пойду и мы все вместе уже из Булганина постановление выбьем на передачу вам двух… нет, трех носителей! А вы тем временем готовьте мартовское испытание уже в трехступенчатом составе, у вас же, настолько я слышала, научный модуль тоже почти готов?
– А толку? Половину приборов для него еще ученые изготовить не успели и я не уверен, что они даже проекты по ним закончили.
– Так как Комитет мой тоже для вас приборы делал, то я помню одну мелкую деталь: прибор должен легко проходить в люк корабля.
– В люк модуля, хотя да, это одно и то же.
– У вас производство грузовика сколько времени занимает? Все не поставленные в сроки приборы мы… вы на грузовиках позже подвезете.
– В принципе, можно и так. Но производство займет минимум полгода, а у нас денег на изготовление новых грузовиков нет и никто новые нам строить не разрешит.
– Денег я дам, в Комитете безналичных наскрести вообще не проблема. Да и наличных на премии… я с Николаем Семеновичем давно уже договорилась, что сверхплановая валюта мне меняется даже на наличные. Так что зовите-ка машинистку, или кто там у вас, заключим с Комитетом контракт… договор в смысле.
– И о чем будет договор? Какое отношение КПТ имеет к космосу? Если не считать того, что вы солнечные батареи делаете и вы мне периодически не самые глупые идеи подкидываете?
– Вот вам бумажка, пишите, а то мне лень: вы уж извините, но я действительно писать разборчиво совсем разучилась. Пишите: для проведения исследований по выращиванию полупроводниковых монокристаллов в условиях невесомости…
Владимир Михайлович под мою диктовку нужные слова записал, а затем, забавно склонив голову набок, поинтересовался:
– Светлана, а вы действительно думаете, что такие исследования имеют хоть какой-то смысл? Я имею в виду для производства полупроводников, ведь тут получаются такие суммы… как бы вас за такие растраты не взгрели.
– Я не думаю, я просто знаю: двадцатикилограммовый кристаллик арсенида галлия, выращенный в невесомости, американцы с радостью купили бы за сотню миллионов долларов и потом везде бы хвастались, как они глупых русских обманули. Но я им этот кристаллик не продам, а продам изготовленные из него микросхемы уже миллионов за триста, а то и за пятьсот. А учитывая, что и Николай Семенович, и Пантелеймон Кондратьевич в школе арифметику не прогуливали и в курсе, что триста миллионов заметно больше ста, то считайте, что у вас три «семерки» уже на руках. И вам остается к ним еще туза добавить, а тузом у нас будет УР-500. По пятисотке работа у вас в каком состоянии?
– Павел Альбертович считает, что при, как вы любите говорить, благоприятном расположении небесных светил уже следующей осенью, скорее ближе к зиме, можно будет начинать испытания.
– Я бы, конечно, спросила, чем могу помочь в ускорении работы, но помогать Ивенсену… ему лучшей помощью будет просто не мешать.
– А вот тут вы не правы. Он просил, если вы сможете, конечно, поставить в КБ ваш расчетный кластер и, если это в принципе возможно, парочку новых графических станций.
– Парочку не выйдет…
– Но хоть одну!
– И одну не выйдет, они комплектами по шестнадцать штук идут. Сейчас серийное их производство уже началось, я вам в течение месяца для начала четыре комплекта поставлю – и наш с вами договор будет тому обоснованием. А насчет вычислительного кластера подумать нужно. Старый ставить вам смысла нет, а новый… надеюсь, инженеры Комитета к майским его допилят. Вы тогда пришлите ко мне какого-нибудь вашего главбуха или экономиста, но который в работе КБ все же разбирается – и он с нашими бухгалтерами в штатском обговорит, почему и почём отладка нового вычислительного комплекса будет вестись на вашей территории. Но учтите: станция бесперебойного питания будет за ваш счет, а как вы ее выцыганите у средмашевцев, меня интересовать не будет…
О достижениях советской космонавтики я была осведомлена очень хорошо, и не только потому, что все – то есть вообще все – космические аппараты делались с выпускаемыми на заводах КПТ солнечными батареями. На них ставились и системы ориентации, которые теперь почти все изготавливались в Приозерном, да и бортовые вычислительные комплексы все шли «через меня». То есть я знала, что они изготавливались из выпускаемых на заводах Комитета деталей, и знала, сколько и каких их у нас заказывалось. И знала, зачем именно. То есть общая обстановка в отрасли мне была известна – и она мне нравилась.
И мне очень нравилась и «конкуренция» Челомея и Королева по части космических пилотируемых кораблей. Потому что пока она шла примерно так же, как и в моей прошлой истории, разве что с небольшими исключениями: например, Сергей Павлович, после провала его программы по созданию пилотируемых «шариков» разогнал группу, которая разрабатывала «Восток» (а Феоктистова вообще из КБ выгнал), но зато у него другая группа, ведущим инженером которой был Олег Григорьевич Макаров, сконструировала новый корабль, очень напоминавший известный мне «Союз». Правда, сейчас корабль шел под «внутризаводским» названием «Рассвет», но лично меня это вообще не волновало: пусть называют как хотят: у Челомея корабль вообще назывался «Заря» – и что?
Корабль, разработанный у Челомея, был, понятное дело, гораздо меньше, чем новая машина Королева, и он вообще рассчитывался на полет в течение трех суток с экипажем из трех человек, и этому экипажу в кабине просто повернуться было негде – но по мне этого было достаточно, чтобы людей на станцию привезти и потом их обратно за Землю спустить, а военным требовалось что-то «более автономное». И корабль Королева был именно тем, чего военные и ждали – так что после двух тестовых запусков они желали как можно быстрее довести машину до рабочего состояния. К тому же Сергей Павлович им пообещал, что «Рассвет» можно будет и в качестве транспортного корабля использовать, причем с гораздо меньшим риском невыполнения задания, ведь если стыковка со станцией сразу не получится, то появлялась возможность спокойно проблемы на Земле изучить, подумать, как ситуацию исправить – так как на этом корабле ресурс системы жизнеобеспечения составлял уже две недели и суетиться не требовалось.
Так что я была даже рада, что у Королева с «Союзом» (то есть с «Рассветом») дела шли даже быстрее, чем в моей прошлой истории, но глупо терять готовую уже (почти готовую) орбитальную станцию мне тоже очень не хотелось. Так что в начале февраля я, собрав все нужные документы, отправилась в гости к Николаю Семеновичу.
– Светик, ну и что ты мне принесла? Если ты думаешь, что у меня где-то под столом или в тумбочке спрятаны три ракеты…
– Я так не думаю, но убеждена, что хранить полсотни ракет в качестве боевого резерва смысла чуть меньше чем нисколько. Полностью собранную ракету только к старту подготовить быстрее чем за сутки невозможно, так что если «а вдруг война», то они нам точно уже нужны не будут. А вот новые ракеты Янгеля и Челомея как раз на такой неприятный случай нам и пригодятся – но еще больше нам пригодятся орбитальные станции, которые за супостатам помогут очень внимательно приглядывать и такого случая помогут не допустить.
– Но ракеты стоят немало…
– А я на этом как раз собираюсь побольше денежек заработать, причем денежки у супостата и выгрести, чтобы им было не на что свои козни против СССР строить. Сейчас мои инженеры приступили к изготовлению специального оборудования, с помощью которого в невесомости они будут делать монокристаллы того же арсенида галлия. Или фосфида галлия – и из одного такого кристалла весом в килограмм я смогу изготовить сто тысяч микросхем.
– А сейчас ты их из чего делаешь?
– Сейчас я из делаю из кристаллов, которые изготавливаются при земном притяжении, и пока заводы из них получают только двадцать процентов годных. Потому что при земной тяжести внутри получаются всякие вредные дислокации, глазу незаметные, но микросхему исподтишка портящие. А в космосе мы получим кристаллы без дислокаций, и выход годных вырастет до девяноста-девяноста пяти процентов.
– Ты по процентам уверена?
– Абсолютно.
– Можешь дальше не продолжать, я все понял и даже осознал. Но сам я приказ снять ракеты с боевого дежурства…
– Поэтому я предлагаю вам сейчас пойти вместе со мной к Пантелеймону Кондратьевичу: я там рядом постою и глазками полупаю, а вы ему про девяносто процентов годных расскажете. А после этого мы уже всей толпой зайдем в Николаю Александровичу и из него постановление, так вам необходимое, выбьем.
– Мне необходимое?! Хотя ты пожалуй и права. Ну чего сидишь, поехали к Пантелеймону!
Постановлений за подписью Булганина в результате вышло три: о снятии с вооружения ракет Р-7, об ускорении испытаний космических кораблей «Рассвет» и о запуске в производство ракет Челомея УР-200 «в орбитальном варианте». А под шумок уже и Николай Семенович сам (в рамках имеющихся у него полномочий) выдал постановление об «ускоренной разработке» семейства ракет УР-100. Ну а так как избытка средств у страны не было, тем же постановлением он впятеро сократил финансирование программы Н-1…
Василий Степанович, вернувшись из Москвы, занялся реализацией намеченных им самим планов. Его очень удивило, как к его предложениям отнеслась Председатель Комитета: она просто поинтересовалась, сколько средств ему потребуется для того, чтобы все сделать и какое не самое простое оборудование ей придется для этого доставать. Причем сразу несколько его идей «отвергла», но настолько своеобразно… Например, отвергла идею обеспечить новую мебельную фабрику давно уже проверенными в работе станками, а вместо них предложила поставить станки частью шведские, а в дальнейшем вообще новейшие станки с ЧПУ к ним добавить:
– Василий Семенович, – все же она упорно называла его «настоящим» именем – шведские станки для деревообработки во всем мире считаются лучшими, так зачем же нам на новый завод ставить старье, которое заведомо хуже?
– Зато они советские!
– Ну да… вот только советские люди, делая эти устаревшие станки, не сделают что-то более современное – а у нас, как вы и сами прекрасно знаете, рабочих по всех отраслях не хватает, и особенно не хватает в станкостроении. Но так как Комитет сейчас стране приносит довольно много валюты, эту валюту мы можем, мы должны немедленно тратить для обеспечения своих, советских рабочих самым современным оборудованием чтобы у них росла производительность труда и тем самым сокращался дефицит профессионалов. Если с этим станком рабочий может сделать продукции вдвое больше, то значит, рабочих на заводе потребуется вдвое меньше.
– У меня сейчас задача стоит просто людей работой обеспечить…
– Глупости какие! Если вы просто людей работой занять хотите, то поставьте их на земляные работы, и пусть половина из них ямы копает, а другая половина эти ямы закапывает. Все при деле будут… но идиотизм такого занятия виден сразу, а вот идиотизм обеспечения предприятий низкопроизводительным оборудованием не так заметен. Но по сути-то это одно и то же, так что вы сэкономленных за счет обеспечения заводов высокопроизводительными станками людей можете на другие, тоже нужные людям работы направить. Я ведь вам на стройки китайцев с корейцами привозила, потому что людей дома строить не хватало, так? Но строить-то не только дома и цеха нужно, народу требуются и школы с детсадами, и поликлиники с больницами, и дворцы культуры, и дома пионеров – если разобраться, то можно строек лет на десять вперед наметить!
– Если так считать, то и на больше.
– Вот именно. Однако, раз уж мы решили по этому пути пойти, то и на стройках было бы неплохо производительность труда повышать путем внедрения всякого нового оборудования. Мне тут мысль в голову пришла: на стройках очень много земли приходится перелопачивать, и много грузов всяких с места на место перетаскивать. Причем в местах, куда с бульдозером или с краном подъемным и не подлезть. А вот в Америке компания Мелрой выпускает маленькие машинки, которые очень любят фермеры: ими всякое даже внутри простого амбара ворочать нетрудно, а еще на базе этих машинок они делают маленькие бульдозеры и экскаваторы…
– И вы хотите американские машины на наши стройки закупить?
– Нет, я хочу их закупить, чтобы инженеры в Комитете их поизучали и сделали похожие, но свои. Но чтобы их делать, потребуются новые заводы и рабочие, которые на этих заводах работать будут. А рабочим потребуется жилье и все то, что я раньше уже перечисляла. Ну а заводам понадобятся станки – и для начала как раз можно будет и импортными обойтись, а также много электричества.
– То есть вы предлагаете новый завод возле ГАЭС выстроить? Там-то с электричеством всегда неплохо будет, но относительно самого завода…
– Василий Семенович, вы же инженер…
– Я приборист, раз уж вы об этом вспомнили.
– Это уже детали. Но вы в любом случае в состоянии сообразить, что может потребоваться для производства и, что важнее, как руководитель района, опытный к тому же, в состоянии прикинуть, как производство по району размазать с учетом наличных трудовых ресурсов. Я понимаю, задачка сейчас выглядит очень неконкретно, я вам машинки эти американские скорее всего только к концу января достану. Но вот общие принципы организации производства машин… производства чего угодно на самом деле, вы представляете неплохо, а потому обдумайте все вопросы и затем с этими вопросами зайдите к товарищу Струмилину: он любит такие задачки решать и вам в планировании поможет.
– А вы…
– А я вас обеспечу всем необходимым. Необходимым, чтобы ваши районы превратились в самодостаточные промышленные центры с высочайшим уровнем жизни всех проживающих на территории районов людей. При условии, конечно, то эти проживающие захотят для такого процветания усердно поработать – а вот как их заставить захотеть, вы лучше меня знаете.
– Заставить захотеть?
– Вы же поняли, что я имела в виду. А вот что я вам не сказала… вы и сами сообразите.
На самом деле мне в голову пришла одна очень интересная мысль, и я в принципе знала, что дед ее одобрит. Не прям вот щяз, но когда у него все им же намеченное получится, то наверняка. А для этого нужен был пустяк: чтобы у него все получилось. И чтобы он точно знал, что получилось это все именно у него самого…