Одинаковые. Том 6. Революция

Глава 8 Накануне бури. Последние штрихи

С апреля 1905 года в России начались волнения. Они еще не приняли массовый характер, но ветер уже активно дул в сторону революции. Часть этих процессов мы контролировали через своих людей, а часть происходила стихийно. Еще раз убедился в том, что перемены в государстве просто необходимы. И народ это чувствует абсолютно на всех уровнях, от крестьян до чиновников. Страннее всего было то, что верхи словно не замечали надвигающейся бури. То, что мы вовремя остановили Гапона в январе, дало власти передышку, но ею, судя по всему, так и не воспользовались.

Штаб наш по-прежнему располагался на заводе Кулагина. Помещение было надежным, привычным, но на случай чрезвычайной ситуации мы подготовили три запасных пункта: в загородных домах под Петербургом. Когда требовалось собрать больше людей, мы перемещались туда, чтобы не привлекать лишнего внимания.

На очередном совещании в кабинете Сталина я спросил Дзержинского:

— Феликс, как обстановка с интересом к нашей организации со стороны властей?

— Пока все спокойно, — тот отложил папку с донесениями. — Люди работают, держат под контролем. В охранке есть люди, которые, считай, у нас на зарплате сидят. Никаких подозрительных движений или усиленного внимания к заводу не отмечалось. Резервные штабы тоже не засвечены.

Сталин, слушая, медленно раскуривал трубку. Его взгляд был тяжелым, сосредоточенным: — Хорошо. Тогда давайте по сути. Андрей, что происходит в городе?

Андрей Лихачев, стоя у стола, развернул свою тетрадь: — Волнения начались с седьмого апреля. Первым встал Путиловский — около двух тысяч человек требовали повышения заработной платы и сокращения рабочего дня. В общем, ничего нового. Продержались три дня, мы вышли на их старост, договорились. Пятнадцатого забастовали на Невском судостроительном — полторы тысячи, продержались почти неделю, требовали вернуть уволенных товарищей. Удалось уладить. Двадцатого вспыхнул Балтийский завод — там уже серьезнее, почти три тысячи, выдвинули политические требования, вплоть до свободы собраний. Успокоились к двадцать пятому. Но там есть несколько арестованных активистов.

Он перевернул страницу, пробежал глазами по списку.

— Это три самых крупных очага. Но есть еще — Обуховский, Арсенал, Сименс-Гальске, несколько мелких фабрик… Всего за апрель отмечено семнадцать точек напряжения в Санкт-Петербурге. Почти везде удалось взять ситуацию под контроль через наших людей. Стихийных выступлений почти не было.

— «Почти»? — переспросил Сталин.

— Были две попытки активистов — на ткацкой мануфактуре и на чугунолитейном, но мы их быстро пресекли. Люди в основном идут на контакт, и вопросы решаются. В наших рядах постоянно прибывает.

Я слушал и кивал. Работа, которую мы вели все эти годы, начинала приносить плоды. Сеть, выстроенная Сталиным и Дзержинским, действовала четко. Волнения, что в другой реальности перерастали в вооруженный протест, теперь удавалось направлять в нужное нам русло.

— Главное — не допустить разрозненности, — сказал я. — Если каждая группа будет действовать сама по себе, их быстро задавят. Нужно сейчас не передавить, скоро будем начинать повсеместно.

— Согласен, — Сталин выпустил дым. — Пока держим все на контроле, но чем дальше, тем, уверен, будет сложнее. Надо быть готовыми ко всему.

После совещания я вышел во двор завода. В воздухе стоял запах металла, рабочие что-то делали с только что выехавшим из цеха трехтонным «Захаром». Где-то вдали слышались ругательства — то ли спор, то ли просто голоса рабочих. Видимо, во все времена без «какой-то матери» ни один русский рабочий не может заниматься созидательным трудом.

Вечером того же дня, находясь в Петербурге, я наблюдал глазами брата то, что творилось в Одессе. Леха уже обосновался там, сняв сразу несколько квартир в районе Пересыпи и на всякий случай два дома на Молдаванке. Шум порта, запах рыбы и угля — все это ощущалось так отчетливо, будто я сам находился там.

«Нормально устроились», — мысленно отметил я, наблюдая, как Леха с бойцами расставляет ящики с оружием в углу комнаты.

Немного тесновато вышло, но придется потерпеть. Считай, с братом приехало пятьдесят бойцов. Экипировку для них мы отправляли заранее — и не зря: на вокзале многих проверяла полиция. Зато вокруг этого района в основном докеры, чужих сразу заметят, а к нашим парням цепляться не станут.

За несколько дней он вышел на связь с корабельными комитетами.

Встреча с матросами с «Потемкина» проходила в душном трюме баржи.

— Товарищи, — говорил Леха, глядя в напряженные лица, — менять все будем, но с умом. Не будет дисциплины — все рухнет в одночасье.

Один из матросов, коренастый боцман, хмуро спросил:

— Мы за свободу поднимаемся! А ты нам здесь про порядки.

— Свобода — не вседозволенность, — твердо ответил Леха. — Пьяные погромы — это не революция. Это бардак, который власть легко задавит.

Моряки спорили, но в основном соглашались. Леха отмечал среди них явных анархистов, от которых в будущем могло быть много проблем. Все эти личности брались на карандаш — и не только в Одессе, а вообще везде, где работали наши люди. Под контролем брата протестный процесс превращался из хаотичного в упорядоченный.

В городе тем временем зрело недовольство. На собрании в портовом складе местные активисты горячо обсуждали ближайшие планы.

— Народ готов, — говорил седовласый рабочий из железнодорожных мастерских. — Ждем только сигнала.

— Сигнал будет, — обещал Леха. — Но действовать будем вместе с моряками. И по плану.

— А если власти войска введут? — спросил молодой печатник.

— Значит, будем бороться, — пожал плечами Леха. — Но делать это будем организованно. С нами будут и Москва, и Санкт-Петербург, и другие города. Важно начать одновременно в разных местах.

Когда собрание закончилось, Леха вышел на ночную улицу. Воздух пах морем и дымом. В порту гудели пароходы, где-то вдали слышались пьяные крики. Напряжение, которое вот-вот должно было выплеснуться наружу, витало в воздухе.

В конце апреля по просьбе Иосифа я лично присутствовал на собрании рабочего совета на Невском судостроительном заводе. Мы по возможности посещали такие сходки, чтобы видеть своими глазами, что происходит на местах. Собрались в подсобке литейного цеха — было душно, пахло мазутом и табаком. Человек двадцать, в основном слесари и токари. Председательствовал Григорий Семенов, товарищ из наших. Обсуждали план действий на май.

Один из рабочих стал предлагать начать забастовку:

— Чего ждем? — горячился он. — На Путиловском уже бастуют! Давайте и мы остановим работы!

— Петр, тебе уже говорено: нужно выждать время. Мы идем по плану, — заметил Семенов. — С другими заводами мы координир… тьфу… договариваемся.

Но Воронов не унимался: — Пока вы тут договариваетесь, нас поодиночке перехватают! Действовать нужно!

Я наблюдал за ним внимательно. Слишком настойчиво он педалировал тему забастовки и вел себя неестественно. Когда собрание закончилось, я отвел Семенова в сторону.

— Григорий, откуда у вас этот Петр Воронов?

— Неделю как в совете, — пожал плечами тот. — Активный товарищ, рвется вперед.

— Слишком активно, — сказал я.

Уже через день Дзержинский доложил результаты: Воронов действительно был агентом охранки, завербованным еще в прошлом году.

— Что делать с ним будем? — коротко спросил Феликс.

— Без свидетелей, — кивнул я.

На следующее утро Воронов не вышел на работу. Через пару дней по заводу прошел слух, что он внезапно уехал к родственникам в провинцию.

В середине мая пришли новости с фронтов Русско-японской войны. Тихоокеанский флот потерпел поражение от японцев. Но не так, как это было в истории моего прошлого мира. Такого разгрома сейчас не случилось. В этот раз потери были 10 кораблей вместо 21 в прошлой истории. Удалось сохранить в составе нашего флота линкоры: «Ослябя», «Бородино» и «Князь Суворов», а также многие другие суда.

Все благодаря нашей малютке, которая сумела незаметно подобраться к флагману японцев. Выпустив две торпеды в «Микасу» наши парни успели перезарядить аппараты и две оставшиеся торпеды ушли в эскадренный броненосец «Асахи», в итоге, еще не сделав ни одного выстрела японцы потеряли два броненосца. Ко всему этому командование на какое-то время было выведено из строя.

Эту информацию мы получили из третьих рук. Пока экипаж малютки не вышел на связь. После израсходования боеприпасов он должен был уйти из зоны конфликта. Соединится с судном сопровождения под шведским флагом. Но никаких новостей от них пока мы не получили. Будем надеяться, что наши парни живы.

Работа кипела по всей стране. В наш штаб в Питере стекалась информация с мест, которую нужно было оперативно обрабатывать: где-то срочно включаться, за чем-то просто наблюдать.

Москва тоже не выбивалась из общей картины. Но здесь было попроще с коммуникациями, так как Никита был на месте. Они с бойцами разместились в трех домах на окраине города. Также заранее людьми Феликса было снято пять квартир в центре и двухэтажный особняк недалеко от Хамовнических казарм — именно здесь было сердце будущих событий. В штабе пока было немноголюдно — только проверенные Дзержинским люди.

Меллер активно помогал с организацией: — У меня связи в городской управе и полиции. В случае, если к штабу будет излишнее внимание, нас должны предупредить.

— Спасибо, Юлий Александрович. Мне в ближайшее время необходимо провести несколько важных встреч, и я буду чертовски занят. Что касается безопасности — этим занимается Владимир Сомин. Сообщите, пожалуйста, ему в случае возникновения непредвиденных ситуаций, — Никита задумался. — Как дела обстоят с нашими летунами? Все по плану?

— Да, Никита! Мы за последние пару лет организовали двадцать четыре аэродрома. Они есть рядом со всеми крупными городами. И как только поступит команда, наши птички взлетят, сделают облет города с листовками. Вся типография уже на местах, осталось только дать сигнал.

— Хорошо, этот вопрос будет на вашем контроле.

Прошли две встречи с Саввой Морозовым на его даче, которая располагалась у реки Киржач. Это был добротный деревянный дом в виде терема, очень привлекавший взгляд. С момента последней встречи промышленник включился в работу с головой. Он, используя свои связи, принимал активное участие в событиях, разворачивающихся не только в Москве, но и в других городах. На его предприятиях наши парни могли работать спокойно.

Основной работой Никиты стало создание рабочих советов. Он координировал их формирование на всех крупных предприятиях Москвы. Особое внимание уделяли заводу Гужона и текстильным мануфактурам, но и другие объекты не обходили стороной. Лично он, естественно, не успел бы везде ни при каких обстоятельствах, но для этого имелись подготовленные люди, и удавалось держать руку на пульсе.

С Максимом Горьким брат встретился в небольшой квартире на Арбате. Писатель был одет в темную крестьянскую рубаху, подпоясан кушаком, а на голове шляпа с полями. Я еще по прошлой жизни знал, что Горький из бедной семьи, с ранних лет начал работать. Но в его образе сейчас явно читалось стремление приблизиться к народу. Алексей Максимович носил шикарные усы, с которыми, видимо, и вошел в историю моего времени.

— Так вы тот самый Горский, о котором Морозов столько рассказывал? — пристально глядя на Никиту, спросил Горький.

— Добрый день, Алексей Максимович, да, тот самый!

— И как вы видите будущее России? Насколько понимаю, вы принимаете активное участие в событиях.

— Больше того, Алексей Максимович. Мы к этому моменту, можно сказать, готовились десять лет. Создали команду, отработали модели управления промышленностью, получили значимые результаты в сельском хозяйстве. Вы же и сами видите, что время перемен пришло. Его, конечно, еще можно оттянуть лет на десять, может быть даже двадцать, но чем дольше, тем страшнее по своему масштабу будет процесс перехода.

— О чем вы говорите, Никита? — поправляя усы, спросил Горький.

— О гражданской войне, которая может унести миллионы жизней, о разрушенном хозяйстве, об интервенции, о войне, наконец. Мы хотим пройти путь перемен с наименьшими потерями и как можно скорее. Нужно избежать братоубийственной войны, риск которой остается. Слишком много в обществе накопилось противоречий, и преодолеть их без потрясений не выйдет в любом случае. Остается вопрос: какие это будут потрясения. Готовы ли вы работать вместе с нами?

— Готов ли помогать? Да я только за! — Горький энергично встал и прошелся по комнате. — Буду работать и пером, и руками, если надо!

Разговор с писателем получился импульсивным и долгим. Он влился в нашу команду. Никита подключил Горького к работе в московском штабе, поставил ему задачи на ближайшее время.

В Москве, как и в Петербурге, начинались волнения. На заводе Бромлея рабочие потребовали повышения оплаты труда. На Прохоровской мануфактуре — сокращения рабочего дня. Все выступления носили мирный характер и контролировались из штаба, но они способствовали накалу общей ситуации, как мы и планировали. Необходимо было перед ключевыми событиями подогреть общество.

Знаковой для будущих событий стала встреча с Николаем Второвым. Молодой промышленник, один из богатейших людей империи, принял Никиту в своем кабинете в Староконюшенном переулке.

— Господин Горский, — холодно начал Второв. — Чего вы добиваетесь?

— Перемены в стране неизбежны, Николай Александрович, — прямо сказал Никита. — Вопрос в том, будете ли вы их частью или окажетесь за бортом.

Второв внимательно изучал Никиту: — Вы предлагаете мне стать революционером? У меня бизнес, обязательства…

— Я предлагаю думать о будущем, — перебил Никита. — Ваши организаторские способности и ум нужны стране. Будете вы в этом участвовать или нет, перемены в любом случае неизбежны.

После долгой паузы Второв медленно кивнул: — Хорошо, я готов вас выслушать. Но только если это будет разумный план, а не очередная утопия.

Включение в работу Второва стало удачей для нас. После долгой беседы Никита направил его в Петербург, в главный штаб. Этот человек действительно мог дать фору многим промышленникам и финансистам и был уникальным в своем роде. Он подключился к работе вместе с Кржижановским.

Москва готовилась к началу ключевых событий. Ситуация постепенно накалялась, и это чувствовали все жители города.

В Одессе события развивались неожиданно. Леха с пятеркой бойцов находился на конспиративной квартире на Молдаванке, когда наш наблюдатель с крыши соседнего дома подал условный сигнал.

— Готовимся, у нас гости, — тихо сказал Леха парням.

Через минуту в дверь постучали. Олег открыл ее, и внутрь сразу рванулись трое крепких парней с обрезанными охотничьими ружьями.

— Руки вверх! — крикнул самый рослый, еще не успев до конца оценить обстановку.

Но они явно не ожидали, что попадут в засаду. Мы держали всех на прицеле, а Олег перегородил им путь к отходу, вытирая разбитую бровь.

— Кто такие? — спросил Леха, подходя к главарю.

— Местные, — тот попытался сохранить наглость. — Услышали, тут новые люди обосновались, решили контакт наладить.

При обыске у одного из налетчиков нашли документы на имя Григория Котовского. Леха внимательно посмотрел на рослого парня с дерзким взглядом.

— Ох ты черт, Григорий Иванович! — хохотнул Леха.

— А тебе-то что? — огрызнулся Котовский.

Только теперь, разглядывая этого уголовника, Леха признал в нем знаменитого в истории моего прошлого мира авантюриста, который прошел путь от банального грабежа до героя революции. Он только недавно дезертировал из 19-го Костромского полка, из-под Житомира. И что делать с этим кадром, было решительно непонятно.

Поступил сигнал от Крылова, который сообщил, что две подводные лодки находятся там, где мы и договаривались: одна — в районе Либавы на Балтике, а вторая — неподалеку от Одессы в Черном море. Авиация в количестве пятидесяти восьми серьезно модернизированных за последнее время бипланов готова к вылету. Запасные посадочные полосы подготовлены. Вероятнее всего, после первых же вылетов часть аэродромов, расположенных вблизи крупных городов в европейской части страны, будут блокированы властями. Этот момент Меллер заранее учел.

В Москву, Санкт-Петербург, Казань, Одессу, Ростов-на-Дону, Царицын, Ярославль и еще в десяток крупных городов европейской части страны мы успели завезти приличный объем продовольствия из Ширяево — тех самых сухих пайков, которые должны обеспечить продовольственную безопасность в случае необходимости. А, возможно, где-то такая раздача «слонов» позволит банально усмирить толпу. Вероятнее всего, полностью избежать погромов не удастся, но нужно постараться хотя бы их минимизировать.

В субботу, 10 июня 1905 года, началось…