Одинаковые. Том 6. Революция

Глава 18 Хлеб и провокации. Усмирение бунта

Подъехав к порту, мы стали свидетелями, как обезумевшая толпа из трех-четырех тысяч человек рвалась к складам, которые пытались защитить немногочисленные работники купцов. Вероятнее всего эти молодчики служили в грузчиках или охране, вот их и отправили на защиту имущества. Картина была страшная — люди ломились в ворота, уже кое-где валялись разбросанные ящики, слышался гул голосов, переходящий в сплошной рев. А неподалеку что-то уже горело.

Мы остановились метрах в ста от основной массы. Толпа, словно единый живой организм, почувствовала наше присутствие и стала разворачиваться от атаки на склады к новым действующим лицам.

Из машин сопровождения посыпались бойцы и взяли нас в плотное кольцо. Никита стоял слева, Леха — справа, Сталин чуть позади меня. Но, по существу, нас было так мало, что при желании эта толпа реально могла нас снести и не заметить — было бы, как говорится, желание.

Из толпы начали раздаваться выкрики:

— Довольно нас обманывать! Хлеба нет, а вы тут законы новые придумываете!

— Голодом морите народ! Опять барские порядки возвертать хотите!

— Где хлеб? Где мука? Вам-то все равно, вы всегда сытые и с марафетом!

Я еще при выезде отправил одного бойца с приказом доставить в этот район максимальное количество «Захаров» с сухими пайками. К черту! Раздадим несколько тысяч и успокоим народ. А уже потом разберемся, что на них так подействовало.

Сталин, не говоря ни слова, забрался в кузов одного из «Захаров», встал во весь рост, снял фуражку. Его узнали почти сразу — по толпе прошел ропот. Он поднял руку, требуя тишины, но крики не утихали.

— Хлеба дайте! — неслось из первых рядов.

— Товарищи, внимание! — твердо сказал Сталин, его голос пробивался сквозь шум. — Не поддавайтесь на провокации. Все есть в достаточных количествах: и хлеб, и мука, и картофель. Голодными — никто не останется. Мы контролируем ситуацию с продовольственной безопасностью по всей России.

Толпа затихла на мгновение, но тут же снова взорвалась:

— Опять обещания! Мы слышали уже!

— Где этот хлеб? Покажите!

Я запрыгнул в кузов, кивнул Сталину.

— Сейчас подвезут, — сказал я громко. — При наличии документов сможете получить по одному сухому пайку в руки, под запись. Половина стоимости будет вычтена из вашей зарплаты. При получении указывайте место работы, если оно не отмечено в документе. Если безработные так и говорите.

Из-за угла уже подходили первые «Захары» с пайками. Бойцы начали выгружать ящики, складывать их прямо на землю. Народ смотрел с недоверием, однако уже без прежней ярости. Первые смельчаки потянулись к грузовикам.

— Видите? — сказал Никита, обращаясь к толпе. — Еда здесь. Никто вас морить голодом не собирается. Давку не создавать, товарищи! Получить можно только по одному в руки! Если будет беспорядок, то выдачу прекратим — и вместо этого, — брат показал на ящики с сухими пайками, — приедет полиция!

— А теперь скажите, — кто вам наврал, что хлеба нет? Кто поднял панику? — спросил громко Леха.

Люди переглядывались. Кто-то крикнул:

— На рынке цены взлетели! Говорили, что запасов нет! Что теперь и золото все у населения отбирать станут, а хлеб все заграницу отправят!

— Кто говорил? — переспросил Леха. — Покажите их.

Но «их», видимо, и след простыл, а пайки тем временем делали свое дело — народ успокаивался, брал еду, отходил в сторону. Многие сразу покидали территорию порта. Скоро здесь останутся только самые упрямые, да наши бойцы, уже начинавшие наводить порядок.

Я посмотрел на Сталина — он стоял, глядя на толпу, и курил. В его взгляде читался вопрос: «Что, черт возьми, сейчас было?»

Совещание с Дзержинским началось еще до того, как мы вернулись в штаб. Пока народ расходился, я через одного из наших бойцов передал распоряжение Феликсу — собрать оперативную группу по инциденту. К нашему возвращению в кабинете уже пахло свежим чаем и табаком.

— Итак, — Дзержинский положил на стол блокнот. — Что произошло?

— Организованная провокация, — коротко сказал Леха. — Слишком уж слаженно действовали.

Я продолжил рассказ:

— Пока мы стояли перед толпой, я успел запомнить нескольких особенно активных крикунов. Пятеро: двое в рабочих картузах, один в потрепанном пиджаке, другие двое — здоровенные детины в простых зипунах. Они не просто кричали — они умело подогревали настроение, перекидывались взглядами. — Я на мгновение задумался, вспоминая лица этих субчиков.

— После того как народ стал расходиться, за этой пятеркой потянулись наши бойцы, я их отправил! А что дальше у них было, пока не знаю!

— Зато я знаю, — сказал Феликс, твои парни отлично сработали! От пошли за этой пятеркой. Примечательно — никто из них не отправился получать сухие пайки, раздаваемые народу. Все пятеро разными тропами покинули порт, растворившись на улицах Петербурга. Трое сумели уйти от наших парней дворами, к сожалению. Не специалисты они в городской слежке, что уж говорить, другая у бойцов специализация.

Примерно через час четверо из них разными дорогами пришли к одному дому на Шлиссельбургском тракте. Пятый, который в пиджаке, зашел в трактир на Садовой, вышел через черный ход и тоже направился туда же, но подошел немного позже. В общем, все, кого наши ребята потеряли, в итоге собрались в одном месте.

Бойцы остались наблюдать, перекрыв все возможные выходы из дома, и сразу отправили одного с запиской к нам в НКВД. Буквально через тридцать минут к дому подъехало два «Захара» с сотрудниками госбезопасности. Вот, товарищ Михеев дальше доложит.

— Шестерых в доме взяли, — кивнул оперативник. — А седьмой ушел какими-то волчьими тропами. Сколько наши парни ни искали — так и не удалось выйти на след.

— Кто они? — напрягшись, произнес Иосиф.

— Пока точно не ясно. У двоих документы на имена бывших жандармов, уволенных после июньских событий. Остальные — без документов. Но говорили между собой по-польски, с акцентом.

Сталин мрачно усмехнулся: — Опять поляки? Или просто наемники?

— Выясним, — пообещал Дзержинский. — Уже начали допрос. Думаю, к утру будем знать, кто их нанял и откуда ветер дует.

— Ладно, — сказал Сталин, затушив папиросу. — Будем ждать доклада. А сейчас — по домам. Завтра будет новый день, и проблем у нас меньше не станет. Давайте уже хоть по ночам работать перестанем!

Мы разошлись. Я вышел на улицу, глотнул холодного воздуха. В голове крутилась одна мысль: успеем ли мы потушить все эти очаги, пока они не переросли во что-то большее — оказалось, что это чертовски непростое дело.

Расследование инцидента снова привело к нашей дорогой загранице. В этот раз отметились англичане. Похоже, что европейские державы так и не смогут смириться с тем, что власти России полностью вышли из-под их контроля. На момент захвата власти Народным комитета в стране около 40 % всей промышленности принадлежало иностранцам. В основном это англичане и французы, но есть и бельгийцы, немцы и прочие просвещенные нации.

Мы практически сразу объявили о национализации части стратегических для страны предприятий и планомерно начали их выкуп у бывших собственников. На юге страны, в регионе с развитой металлургией и добычей угля, доля иностранного капитала доходила и вовсе до 80–90 %, а в нефтяной промышленности — около 60 %. Конечно, смена курса России их не устраивала. По большому счету им было плевать, какая сейчас власть — республика или монархия; важно лишь то, что отсюда можно извлекать недорогие ресурсы и получать огромную прибыль.

Попытка англичан с французами организовать интервенцию провалилась: комиссия насчитала довольно приличную сумму для возмещения ущерба, и, с некоторым скрипом, эти европейские державы согласились. Все эти средства мы направили на выкуп национализированных предприятий.

Сейчас же они пытаются раскачать лодку изнутри, и, надо сказать, некоторые их попытки были практически на грани — что ждать дальше, пока неизвестно. Любую новость, любой непростой для понимания закон, любое решение Народного комитета они пытаются вывернуть так, чтобы создать волну возмущения масс и, по возможности, снести к чертям собачьим текущую власть — в лице Народного комитета, а на ее место поставить подконтрольную структуру.

Наконец-то пришли новости из Портсмута, где Витте Сергей Юльевич вел дипломатическую игру за, стоя за интересы России. Инструкции по тому, как себя вести он получил вполне внятные. Прогибаться перед японцами, несмотря на давление со стороны американцев, англичан и французов Россия не собиралась. Мы конечно же потеряли Порт-Артур и Дальний вместе с переуступкой Японии права аренды Ляодунского полуострова у Китая, также признавали Корею сферой интересов самураев. Еще к японцам ушла и часть ЮКМЖД от Порт-Артура до Куаньчэнцзы. Но вот Сахалин они не получили, а также мы не стали идти на встречу по поводу рыбной ловли вдоль наших берегов в Охотском, Беринговом и Японском море. Ну и конечно же мы не согласились выплачивать любую контрибуцию и возмещать понесенные Японией затраты, хотя за этот пункт велась прямо-таки настоящая битва.

В целом договор был на порядок выгоднее для нас, чем в прошлой истории, когда Витте приехал из Портсмута с прозвищем «граф Полусахалинский». Мы просто на просто пригрозили, что в случае несогласия с нашей версией мирного договора Россия готова возобновить военные действия. Только теперь на японцев обрушаться десятки наших подводных лодок, тех самых что потопили Микасу. Самураи вообще тяжело перенесли потерю флагмана в мае этого года, и конечно же встречаться вновь с такими подводными монстрами желания никакого не имели. Договор был подписан несмотря на давление третьих сторон. И вот уже скоро ждем Сергея Юльевича в Санкт-Петербурге, а тем временем на Дальнем Востоке уже в более спокойном режиме недавно назначенный Гродеков наводит порядок. Все-таки отсутствие мирного договора заставляло держать в боевой готовности довольно серьезные силы.

— Вот скажи мне, Илья! Сколько ты будешь увиливать от государственной службы! Вы втроем с братьями — вполне можете возглавить три важных направления. А в ответ ты все выкручиваешься. Да если бы не вы, ничего бы сейчас и не было. Жили бы как прежде при царе батюшке, да ждали русского бунта — безжалостного и беспощадного, — Иосиф на миг замолчал, оглядывая лес. — Я вот много думал и пришел к выводу, что вы все или почти все просчитали заранее, только понять не могу, как! Глядя на все, что происходит сейчас, понимаю: если бы нам не удалось так подготовиться к смене власти и воплотить все намеченные планы в жизнь стремительно, как вышло, — началось бы страшное. Сейчас, конечно, есть риск реакции, но он с каждым месяцем и годом будет становиться меньше. А с учетом нашей внутренней политики и реальных улучшений — массовые выступления вовсе маловероятны.

Мы сегодня решили прогуляться по лесу с Сосо. Это я настоял и вытащил его из кабинета наконец-то. Впереди уйма дел, скоро выборы — первые народные в истории России, если, конечно, не вспоминать Новгородское вече — может, еще что было, но мне неведомо.

— Да! Было бы очень, очень много крови, Сосо. И правые, и виноватые пострадали тогда. Речь шла бы о миллионах погибших, о миллионах детей-сирот, о голоде по всей стране, о разрушенном народном хозяйстве. При том, представляешь, какие силы пришлось бы после всего этого приложить власти для восстановления порядка и хозяйства?

— Страшно даже представлять такое, — ответил Иосиф. — Ты, паразит, опять увиливаешь от разговора, тему переводишь! — хохотнул он.

— Знаешь, мы с братьями на самом деле от политики очень далеки и, признаться, желания в неё лезть не имеем никакого. Вот помочь на первом этапе, поддержать, совет дать, потушить пожар или заткнуть дыру своими задницами — это всегда пожалуйста. А так чтобы на должности сидеть — уволь. Ты думаешь, зачем все последние годы мы к тебе подводили толковых людей? Да ты и сам уже несколько лет этим занимаешься, без наших советов. Зачем мы тебя из Грузии в своё время привезли? Разве сами не могли карабкаться по этой лестнице и в итоге встать во главе нового государства? Нет, дело в том, что нам этого не нужно! Вот поможем тебе наладить управление — и рванём к чертям собачьим в тайгу или в кругосветное путешествие. Понимаешь, есть люди, которым власть и управление людьми удовольствие доставляет. И если этот человек грамотный, порядочный, ответственный, то государство при нём процветает, народ счастлив и так далее. У нас всё это вроде бы есть, но управлять всю жизнь, ей-богу, желания нет. Поэтому давай, Сосо, ты уж правительство формируй без нас. А мы пока будем особоуполномоченными Народного комитета. Вон как я в Ростове коркой махнул — и всё сладилось, когда заговорщиков размещали у обычных жителей. А после выборов, да когда народ привыкнет — будет ещё проще. А на самый верх ты, ради бога, нас не толкай!

Мы шли по еле заметной тропинке, петляющей между соснами. Воздух был свежим, пахло хвоей и влажной землёй. Солнце пробивалось сквозь высокие кроны, оставляя на земле пятна света. Вокруг стояла тишина, лишь отчётливо был слышен хруст веток под ногами группы охраны, идущей в отдалении.

— Понимаешь, Сосо, — продолжил я, подбирая слова. — Мы с братьями — как инженеры. Мы можем построить мост, проложить путь, даже рассчитать нагрузку на него, чтобы не дай бог аварии не случилось. Но мы не машинисты, чтобы водить поезда годами. Наше дело — помочь поставить страну на рельсы, дать толчок к развитию. А дальше управлять должны те, кто рождён для этого. Кто видит в этом не повинность, а призвание.

Сталин шёл молча, чуть впереди, внимательно глядя под ноги. Он наклонился, поднял с земли шишку, покрутил её между пальцами.

— Призвание… — протянул он задумчиво. — А, по-моему, это просто страх ответственности — боитесь, что не справитесь, хотя справлялись до сих пор с задачами покруче, чем у любого чиновника. И англичанам в Африке нос утерли, и в Индокитае отметились, да даже успели на дно океана спуститься!

— Не в страхе дело, — покачал головой я. — В желании. Представь себе охотника, который всю жизнь ходит с ружьём по тайге. Он знает каждую тропу, каждого зверя. А ты ему предлагаешь стать самым главным начальником над всеми охотниками в тайге — сесть в кабинет, подписывать бумаги. Он с ума сойдёт от скуки уже через месяц. Вот и мы… мы по натуре своей — «пожарные». Нас тянет туда, где горит, где нужно срочно что-то решить, потушить, или наоборот поджечь. А заниматься кабинетной работой, с постоянными совещаниями — это точно не наше.

Мы вышли на небольшую поляну. Вдалеке, за деревьями, уже виднелась крыша нашего дома.

— Ладно, — неожиданно легко согласился Сталин. — Не буду больше наседать. «Пожарными» так «пожарными»! Только ради бога, будьте рядом, особенно первое время — вы мне очень нужны! А кресла… кресла я найду, кем занять. Благо, за эти годы кое-кого удалось найти и присмотреться, да и молодёжь готовить нужно.

— Вот и хорошо, — искренне облегчённо вздохнул я. — А то я уж думал, ты сейчас упрёшься и придётся нам с Никитой и Лёхой в кругосветку сбегать от тебя.

Он коротко усмехнулся, швырнул шишку в сторону ближайшей сосны.

— Кругосветку… Хорошая была бы идея… — и Иосиф заливисто расхохотался.

Мы уже подходили к калитке нашего сада. Из-за забора доносились голоса и смех — видимо, кто-то из семьи вышел во двор. Сталин на мгновение остановился, окинул взглядом дом, лес, небо.

— Ладно, инженер, — сказал он, — идём, выпьем чаю. А завтра… завтра опять начнётся…

— Идём, — согласился я, толкая калитку. — Чай, пожалуй, сейчас в самый раз.