Одинаковые. Том 6. Революция

Глава 6 В сетях правосудия. И снова Леха

Леха и Татьяна вышли на набережную. Холодный ветер с Невы бил в лицо, заставляя девушку прижимать шляпку рукой и прижаться к молодому человеку. Леха почувствовал, как она дрожала, и обнял ее крепче.

— Домой хочу, — прошептала она. — Греться.

— Дойдем до угла, я тебя на извозчика посажу, — ответил Леха.

Впереди, из освещенного подъезда ресторана раздался пьяный гомон. Двери распахнулись, выпуская на морозный воздух клуб пара и группу молодых людей в щегольской одежде. Они громко спорили о скачках, и о своих похождениях.

Дорогу Лехе и Тане преградили трое. Самый молодой, с холеным, надменным лицом, уже заплетающимся языком что-то доказывавший приятелям, наткнулся на Леху грудью и отшатнулся.

— Э, свинья, с дороги! — его взгляд, мутный от выпитого, скользнул по Лехе и прилип к Тане. Лицо его тут же расплылось в наглую ухмылку. — А это что за ягодка? Откуда такая здесь?

— Отстань, — коротко бросил Леха, пытаясь пройти.

— Закрой свой рот, быдло! — молодой человек шагнул вперед, — Я князь Шенский-Лупов! Слышал, деревенщина? А это — мой город. Так что вали, пока жив, а бабу свою оставь. С нами погреется.

Его спутники, двое других щеголей, заржали. Леха посмотрел князю прямо в глаза: — Уйди. Последний раз говорю.

Тот фыркнул, и его лицо перекосила злоба.

— Да я тебя, мразь!..

Князь рванулся вперед, неуклюже занося кулак. Леха не стал бить, а поймал его запястье, резко провернул и сделал подсечку. Князь с глухим стоном грохнулся на мостовую, ударившись при этом затылком о булыжник.

— О господи! Он убил Его Сиятельство! — взвизгнул один из приятелей.

Второй, побледнев, отступил на шаг назад. Леха стоял над распластанным телом, грудь вздымалась ровно и глубоко.

В этот момент у меня в голове промелькнуло: «Твою ж мать, если это сиятельство сейчас коньки отбросит, то это будет очень не вовремя!»

Тишину разорвал резкий свисток и из темноты вынырнула плотная фигура городового.

— Стоять всем! Что здесь происходит?

Дел с подготовкой к летним событиям было море, но саму жизнь и обычные человеческие радости никто не отменял. Иначе крыша может поехать окончательно. Это еще из прошлой жизни знаю. Очень важно порой расслабится. Вот мы и продолжали посещать наших содержанок. Они у всех нас уже сменились. Прошлые продержались считай, что три года, и по очереди попросились «на свободу». Девушкам захотелось замуж, ну а мы им дали неплохое приданое, и отпустили на все четыре стороны, так сказать. Вот теперь встречались с новыми пассиями. И Леха, как назло, угодил в передрягу практически на пустом месте.

Городовой, отдуваясь, подошел вплотную. Фуражка сбилась на затылок, он окинул взглядом сцену: двое перепуганных барчуков, распластанный на мостовой дворянин, и Леха с бледной, как полотно, Таней.

— Ваше благородие! — один из щеголей, тот, что пошустрее, тут же нашел дар речи и уцепился за рукав городового. — Этот мерзавец напал на князя Шенского-Лупова!

Городовой склонился над телом, пощупал пульс. Князь застонал, закатывая глаза.

— Жив, — буркнул страж порядка и тяжело поднялся. Его взгляд упал на Леху. — Твоих рук дело⁈

— Самооборона, — коротко бросил Леха. — Они приставали к девушке, он первый полез драться.

— Врет, как сивый мерин! — завопил второй аристократ. — Мы мирно гуляли, а этот хам набросился!

Городовой помялся, глаза его бегали от аристократов к Лехе. Он, вероятно, думал, что такое событие точно не пройдет мимо начальства, а если этот князь будет жаловаться, то проблем не оберешься. Да еще и фамилия говорящая. А этот… этот, кто?

— Пойдешь со мной, голубчик, — вздохнул он, хватая Леху за локоть. — Разберемся в участке. И барышня, да-да, вы! К нам пожалуйте!

Таня испуганно вскрикнула, Леха резко выдернул руку: — Дама здесь ни при чем, она отправится домой!

— Никак нет, — городовой тряхнул его рукой. — Все потерпевшие — в участок. Не упрямься, парень, хуже будет.

Леха метнул взгляд на Таню, кивком показав, что нужно выполнить просьбу городового.

В участке все решилось быстро. Дежурный пристав, едва услышав фамилию «Шенский-Лупов», побледнел, засуетился и скрылся в кабинете. Через десять минут он вернулся, лицо его стало официальным: — Горский Алексей, — прочел он по протоколу, — вы обвиняетесь в хулиганстве и нанесении тяжких телесных повреждений его сиятельству князю Глебу Петровичу Шенскому-Лупову и до выяснения обстоятельств заключаетесь под стражу.

— Он ведь первый напал! — возразил брат.

— Молчать! — пристав ударил кулаком по столу. — Свидетели утверждают обратное, в камеру его!

Леху грубо поволокли по коридору. Последнее, что увидел брат, — как Таню, рыдающую, отпускают, хоть это хорошо.

Андрей Михайлович Томских появился у нас в кабинете на следующее утро, лицо его было серым от усталости.

— Дело плохо, — без предисловий начал он, устало протирая глаза. — Отец этого щенка — Петр Владимирович Шенский-Лупов. Он не просто князь. Действительный статский советник. И, что для нас хуже всего, — друг обер-полицмейстера.

Я чертыхнулся. Попасть в лапы к главному полицейскому города — это хуже некуда, особенно сейчас.

— Они, думаю, хотят сделать показательный процесс, — продолжал Томских. — Мол, хулиган посмел поднять руку на князя. Чтобы другим неповадно было и суд проведут быстро, который скорее всего закончится каторгой.

— Не выйдет, — проворчал я, сжимая кулаки. — Хрен я им брата отдам!

Самое простое и глупое решение вертелось в голове: «Собрать бойцов из Белого ветра, налететь на участок, и вытащить Леху силой.» Но я тут же отогнал эту мысль. После такого на нас обрушится вся полицейская машина империи. Начнутся обыски, облавы, допросы, а все наши планы, вся сеть, выстроенная за десять лет, окажется под угрозой. Мы не можем рисковать всем.

— Нужно давить, Андрей Михайлович, — сказал я, глядя в окно. — Искать рычаги. У каждого из этих сиятельных уродов есть свое грязное белье.

Томских кивнул и вышел, а мы с Никитой и Иосифом остались думать, как выкрутиться из этой ситуации. Казалось, только недавно с помощью Дурново отбили атаку на предприятия и можно работать по плану. И вот прилетело, откуда не ждали.

Камера была переполнена, в ней воняло потом, махоркой и парашей. Леху втолкнули внутрь, и дверь с лязгом захлопнулась. Он прислонился к стене, оценивающим взглядом окидывая обитателей. Трое здоровенных мужиков с наколками, явные урки, с интересом разглядывали новичка.

— А ты кто такой будешь, барчук? — один из них, лысый, со шрамом через щеку, поднялся с нар. — Место здесь надо заслужить.

Леха промолчал.

— А, понятно, гордый, — лысый подошел вплотную. — Щас мы тебя поучим уму-разуму.

Он рванулся вперед, пытаясь схватить Леху за горло, но брат не стал церемониться. Короткий, удар ребром ладони в горло, и лысый с хрипом осел на пол. Двое других замерли на секунду, и бросились на него вместе.

Драка была короткой, жестокой и тихой. Через минуту оба лежали рядом со своим предводителем, один с вывихнутой рукой, второй — с рассеченной бровью.

— В следующий раз сверну шею, — тихо сказал Леха, глядя на них сверху вниз.

Он подошел к нарам, которые видимо принадлежали этим уркам и сел, откинувшись спиной на холодную стену.

Иосиф, сжав потухшую трубку, наконец заговорил: — Илья, ситуация идиотская. Из-за пьяного щенка можем потерять все. Полицейский участок — не склад в Москве с английскими выродками. Штурмовать его сейчас это риск развалить всю нашу подготовку. Нужно давить на источник проблемы, а не на следствие. Полицейские просто механизм в этом случае.

— Тогда предлагаю поработать с отцом! — уточнил Никита. — С Петром Владимировичем.

Я подошел к карте Петербурга, висевшей на стене: — У этого князя есть титул, чин и куча связей. Не может Шенский-Лупов быть кристально чистым, — я повернулся к Феликсу. — У нас на него что-то есть?

Дзержинский, не отводя взгляда, медленно покачал головой: — Петр Владимирович раньше никогда не попадал в зону наших интересов. Вроде обычный чиновник, его слабость — единственный сын выродок. Он его балует, покрывает все его выходки. Но это проблема многих аристократов.

— Тогда придется поискать самим, — сказал Никита. — И желательно не затягивать.

План родился почти мгновенно, ведь если дойдет до суда, то придется воевать уже с правоохранительной системой. Леху мы, конечно, вытащим, но он с этого момента будет вне закона. Да и нам прилетит знатно в таком случае.

Той же ночью два темных силуэта отделились от чугунной ограды особняка на Каменном острове. Я с Никитой, облаченные в черное, бесшумно пробрались в окно на втором этаже. Это был кабинет князя Петра Владимировича.

Пока Никита с керосиновой лампой в руке приступал к беглому, но тщательному обыску письменного стола и сейфа, я замер у двери, прислушиваясь. Пять наших бойцов под командованием Лихачева блокировали подходы к особняку, готовые в любой момент вступить в бой по нашему сигналу. Лишние глаза и уши нам здесь были не нужны.

— Нашел кое-что, — тихо позвал Никита, листая пачку писем, — для начала сойдет. Переписка с одним берлинским банкиром. Князь вкладывает личные деньги в немецкие ценные бумаги через подставных лиц. И вот еще интересные документы.

— Отлично, — я кивнул. Этого было достаточно для начала разговора.

Послышались шаги и дверь в кабинет распахнулась, и на пороге замер сам хозяин, Петр Владимирович Шенский-Лупов. Он был в домашнем халате, увидев нас, остолбенел, а губы побелели: — Кто вы такие? Вон из моего дома!

— Не советую шуметь, Ваше Сиятельство, — спокойно сказал я, не двигаясь с места. — Криком вы лишь привлечете внимание слуг к тому, что мы здесь нашли. Или к тому, что может с вами случиться. Я взял на прицел князя. — Присаживайтесь, нам есть о чем поговорить.

Никита молча положил на стол подборку писем и копий банковских выписок. Князь бросил на них взгляд, и его уверенность дала трещину.

— Что вам нужно? Денег? — прошипел он.

— Нам нужен наш брат Алексей Горский. Ваш сын по тупости своей упек его в участок. Завтра утром вы поедете к обер-полицмейстеру, своему другу, и объясните, что произошло недоразумение. Что ваш сын был пьян и спровоцировал эту драку. Что вы не будете подавать заявление и просите дело прекратить.

— Я на это не пойду? — князь попытался взять себя в руки. — Вы кто вообще, чтобы мне приказывать?

— Мы — люди, у которых есть эти письма, — Никита ткнул пальцем в бумаги. — И мы можем отправить их куда следует. Ваша репутация безупречного чиновника будет в один миг уничтожена. В лучшем случае — отставка и позор, а в худшем… — я медленно провел пальцем по горлу, давая ему понять все возможные последствия.

Он смотрел на нас, и в его глазах читалась внутренняя борьба. Гордость сталкивалась с холодным расчетом и инстинктом самосохранения. Похоже в итоге он сдался, плечи его опали.

— Хорошо… — он с трудом выдохнул. — Я заберу заявление.

На следующее утро Леху выпустили, а дело развалилось, после визита князя Шенского-Лупова в кабинет обер-полицмейстера. Брат вышел на свободу, инцидент слава богу был исчерпан.

Нужно было готовиться к будущим событиям. Мы с братьями сели обдумать дальнейшие наши действия. Надо было покопаться в голове и послезнании, а наилучшим образом это можно было сделать, если никто нам не мешал, и была возможность ускорить сознание, усилив его «Горынычем».

Чтобы все случилось быстро и нерастянуто по времени, нужно было ударить сразу везде одновременно. То есть постараться все то, что в истории моего прошлого мира растянулось на два с половиной года собрать в одну кучу.

Итак, кровавого воскресения в январе 1905 годы мы не допустим, Гапона контролируют люди Дзержинского, свою активность посоветуем проявить ему летом. Дальше в мае 1905 была многотысячная забастовка в Иваново-Вознесенске. Ее тоже лучше всего перенести на июнь. 27 июня поднял восстание броненосец Потемкин, и здесь в принципе подходит по времени, только хорошо было бы чтобы взбунтовался экипаж не одного корабля, а сразу нескольких. Опять же в поддержку Потемкина вспыхнули Одесса. Видимо нужно туда будет ехать туда одному из нас, чтобы поддержать революционный процесс на юге страны.

В июле матросы подняли волнения в Кронштадте. В октябре была большая стачка рабочих и служащих, в которой приняло участие до двух миллионов человек. 16 июля 1906 поднимется восстание матросов и солдат гарнизона русской морской крепости Свеаборг в Финляндии.

Было и несколько других событий. Все сейчас мы вносили в наш план. Нам нужно было собрать все эти волнения воедино и подчинить одной цели. Надо было сделать таким образом, чтобы власть одномоментно поняла, что на дыбы встала вся страна. И тогда ее легче будет привести к нужным нам решениям. А ключевым решением конечно же в этом вопросе будет отречение царя, и перехват управления.

План вроде бы вырисовывался понятный, но для его воплощения в жизнь необходимо будет проделать еще множество работы.

Распределять кто на каком участке будет действовать станем уже на общем совещании. Конечно, наше послезнание мы вот так не станем вываливать на Сталина и команду. А сделаем лишь предложение проработать каждый из эпизодов в отдельности.

Хорошие новости пришли от Ростовцева из Ширяево.

— Илья, Никита, к вам пришли, — сказала мама, впуская в кабинет человека в скромном костюме. Тот поставил на пол тяжелый кожаный чемодан.

— Доктор Виктор Игнатьевич Берг, — отрекомендовался он. — По поручению Михаила Ивановича Ростовцева, прямиком из Ширяево к вам.

Он щелкнул замками чемодана и откинул крышку. Внутри аккуратно лежали плотные бумажные пакеты с надписями: «Щи с мясом», «Гречневая каша с тушенкой», «Гороховый суп», «Кисель», «Компот».

— Питательные концентраты, — пояснил Берг, доставая один из пакетов. — Наша лаборатория в Ширяево добилась стабильного результата. Содержимое нужно опустить в кипяток и варить 15–20 минут. Вес одного пакета — 200 граммов. Выход — два литра готового продукта. Срок хранения — до года.

Я подумал: «Надо звать Сталина для дегустации, иначе он не поймет.» И мы с братьями рассмеялись. Виктор Игнатьевич не понял нашего веселья, но нисколько не смутился.

Пока ждали Сталина, Берг разложил на столе образцы. Пакеты были простыми, без украшений, но изготовлены довольно прилично.

Когда Сталин вошел, то окинул взглядом стол и Берга, мы сразу приступили к дегустации. Доктор лично приготовил гороховый суп и гречневую кашу. Запах пошел, как из походной кухни. Мне еще вспомнились супы быстрого приготовления из будущего. Только в этих версиях не было усилителей вкуса и консервантов, кроме соли и сахара, конечно.

Попробовали. Консистенция была однородной, вкус — узнаваемым, хотя и без изысков.

— Вполне съедобно, — заключил Сталин, отодвинув тарелку. — Для полевых условий — более чем.

— Можно дорабатывать, — добавил я. — Добавлять специй, сушеных овощей. Но основа — отличная.

Берг согласно кивнул: — Михаил Иванович стал расширять производство под это. Сырье местное, технологии отработаны, на слове «сырье» берг нам подмигнул.

— Одобряем, — сказал я. — Такие концентраты нам очень пригодятся. — Я перевел взгляд на Сталина. — И в будущем, думаю, это может стать неплохим экспортным товаром. Не важно мир или война, а армию всегда нужно кормить. Вот такие сухие пайки отлично подойдут для походных условий.

Сталин хмыкнул, внимательно разглядывая пустой пакет из-под каши: — Пусть налаживает. Только контроль качества нужен строгий.

Берг собрал чемодан, коротко поклонился и вышел. Мы остались с братьями, обдумывая новую возможность. Простая, казалось бы, вещь — сухой суп. Но в грядущих событиях он мог спасти множество жизней.