Николай Второй: Перезапуск истории

Глава 39 - Первая космическая конференция

Петроград сиял огнями, но в этот раз их отражение не терялось в Неве — оно простиралось ввысь, к звёздам. Весной 1926 года Российская Империя стала инициатором первого в истории человечества международного собрания, посвящённого покорению космоса. Место было выбрано символично: реконструированное здание бывшего Морского кадетского корпуса на Васильевском острове, откуда когда-то уходили в море лучшие умы империи, теперь становилось отправной точкой в море звёзд. На конференцию прибыли делегации из Германии, Франции, Великобритании, США, а также Японии и даже Персии — их учёные с трудом скрывали удивление от уровня российской космической программы. Во главе российской делегации стоял профессор Константин Циолковский. Несмотря на возраст, его глаза горели юношеским азартом. Он стоял у микрофона, обращаясь к учёным мира:

- Мы стоим на пороге новой эры. Земля — колыбель разума, но нельзя вечно жить в колыбели. Сегодня я призываю вас не к соревнованию, а к союзничеству. Да будет космос достоянием человечества, а не его новой ареной вражды.

Аплодисменты были громоподобны.

Секретная часть конференции проходила под грифом «Только для союзников». Там Империя раскрыла, что уже строит на Байконурской площадке первую пилотируемую ракету дальнего радиуса действия — проект «Орёл», с планами запуска в течение пяти лет. Американцы привезли проект двигателя на жидком водороде. Немцы — чертежи новой системы навигации. А японцы — концепт автономного спутника. Императорская Россия предложила объединить усилия и создать Международный Центр Космических Инициатив — под патронажем Николая II.

- Наступает столетие свершений, — говорил Николай в послании, зачитанном конференции. — И если XX век начался выстрелом в Сараеве, то пусть он продолжится выстрелом в небо — выстрелом мечты.

В кулуарах обсуждали и более смелые идеи: околоземные станции, межпланетные зонды, радиопередачи за пределы орбиты... Но главное было в другом — атмосфера не страха, а сотрудничества. Впервые за много веков человечество не спорило о границах, а смотрело туда, где границ не было. Так началась новая глава истории — не политической, не военной, а звёздной.

Уже на третий день конференции среди учёных и политиков царила не только атмосфера взаимного уважения, но и едва уловимое напряжение — чувствовалось, что в воздухе витает возможность великого поворота. В кулуарных переговорах британская делегация — сдержанная, но настороженная — пыталась выяснить, насколько реальны российские технологии. Посол лорда Эллингтона интересовался, не перебрасываются ли наука и ракеты в военную плоскость. На это граф Игнатьев, представитель Империи по вопросам внешней науки, ответил спокойно:

- Наши ракеты несут не смерть, а мечту. Но мы не наивны — если потребуется, они защитят и Землю.

Циолковский тем временем проводил вечернюю закрытую лекцию в Академии наук, где на чертежах нового ракетного корпуса присутствовали иностранные учёные. Вопросов было множество: как стабилизировать траекторию? Как избежать перегрева при повторном входе в атмосферу? Как наладить связь в вакууме?

Ответы, которые давали российские инженеры, шокировали западных коллег. Оказалось, что многие наработки уже испытаны в лабораториях и на малых моделях. В центре особого внимания оказался спутник связи — проект "Родник", способный ретранслировать сигналы по всему Евразийскому континенту. Тем временем в подземной части здания заседала стратегическая группа из высших представителей союзных держав. Секретный меморандум, подписанный в тот вечер, получил название «Хартия Звёзд» — первый в истории договор о запрете размещения вооружения в космосе и обязательстве делиться результатами исследований. Император лично прибыл в Академию на четвёртый день. Его появление вызвало настоящий фурор: Николай II вошёл не как монарх, а как визионер, державший в руках первый чертёж совместной космической лаборатории. Он произнёс слова, которые затем цитировали на десятках языков:

- Пусть каждая нация вложит свою душу в этот труд. Пусть ракеты несут не флаги, а надежду. Мы не должны делить небо, мы должны к нему вместе взлететь.

Последним актом конференции стала церемония запуска экспериментального зонда, созданного руками русских и немцев, с электроникой, собранной американцами, и корпусом, рассчитанным японскими инженерами. Он был невелик, но символичен. Когда он прорезал облака над Петроградом и исчез в небе, раздались аплодисменты, не уступающий по громкости салюту в честь Победы.

И в тот вечер над городом вспыхнуло новое северное сияние. Как будто небо само благословляло человечество на шаг в вечность.

На следующий день после запуска зонда в зале Государственного совета собрались ключевые министры, ведущие учёные и военные стратеги. Император приказал провести итоговое закрытое заседание — не просто чтобы подвести итоги конференции, но чтобы определить следующий шаг.

- Россия открыла окно в космос, — произнёс Николай, — но что мы в нём увидим — безбрежную свободу или очередной театр войны?

Главнокомандующий Столыпин-младший, недавно назначенный министром обороны, говорил жёстко:

- Ваше Величество, успехи науки должны сопровождаться укреплением границ. Нам известны данные о секретных разработках США и Франции. Если мы не будем готовы, мечта обернётся уязвимостью.

Циолковский, сидевший чуть поодаль, покачал головой:

- Если первым, кто ступит на Луну, будет солдат, — мы проиграем как вид.

Тем временем за пределами России реакция на конференцию была неоднозначной. В Берлине газеты кричали о "русском небе" и "мягкой экспансии через науку". Париж охватил страх, а в Вашингтоне обсуждалась программа срочного финансирования собственного космоса.

Империя чувствовала: новый мир наступает, и в нём место сильнейшим, но не агрессивным.

Советник при дворе по внешней политике, барон Розен, предложил амбициозную инициативу — создать Евразийскую космическую ассамблею, независимую от военных блоков. Её центр — в Петрограде. Её символ — тот самый зонд, вышедший на орбиту под звуки гимнов всех союзных стран.

Император одобрил.

В тот же вечер он вновь вышел на балкон Зимнего дворца. Толпа, собравшаяся у подножия, ликовала, как когда-то после победы в Великой войне.

- Мы не бросим вызов другим странам. Мы бросим вызов невозможному, — сказал Николай II, и эти слова вошли в учебники, как начало новой эры — Эры Мечты.

Через несколько дней в подмосковном Королёве — новом научно-инженерном центре Империи — началось строительство первого космопорта. Прямо в бывшем полевом лагере Ракетного Института появились первые бетонные плиты стартовых площадок. Работы шли круглосуточно — под надзором ученых, военных и инспекторов из Министерства промышленности. А в Петрограде создавался Комитет по космической координации: орган, которому предстояло объединить ресурсы Империи и её союзников по Содружеству в единую космическую стратегию.

На одном из закрытых совещаний профессор Ландау представил доклад:

- Через пять лет мы сможем запустить первый пилотируемый аппарат на орбиту. При условии, что темпы финансирования и интеграции промышленности сохранятся.

- А Луна? — спросил Николай.

- Луна возможна к 1945 году. С посадкой. Если решим, что она — наша цель.

Император долго молчал, а затем сказал:

- Луна будет русской. Но не как завоевание — как символ горизонта, который мы больше не боимся.

Тем временем в Европе зрела зависть. Французские карикатуристы изображали русского императора верхом на ракете, пролетающего над осаждённым Версалем. Немецкие промышленники подкупали итальянских инженеров, чтобы создать свой аналог космической программы. Американцы же — не злились. Они слушали, наблюдали и начали действовать. В январе 1939 года в Вашингтоне прошла первая тайная встреча представителей ВМС США и НАСА — едва сформированной научной группы, рождённой как ответ на российский вызов. Началась космическая гонка — но без открытых заявлений, без холодной войны. Это была война умов и горизонтов.

В финале конференции, во время закрытого приёма в Александровском дворце, Николай II поднял бокал:

- Сегодня мы доказали, что русская воля способна преодолевать не только войны, но и земное притяжение. Завтра мы докажем, что наш разум — не менее велик, чем наше сердце.

Толпа в зале молчала. Это был не просто тост. Это был манифест.

После речи Николая, ставшей новым ориентиром для всей научной и политической элиты, началась череда международных визитов. В столицу Российской Империи один за другим прибывали делегации из Индии, Персии, Кореи, Турции и даже Японии — впервые после Маньчжурского инцидента. Всем было интересно, как Империя смогла за столь короткий срок объединить традицию и прогресс, встав в авангарде космической эры. На улицах Петрограда появилось новое слово — «звёздный век». Газеты пестрели заголовками: «Россия прокладывает путь к звёздам», «Содружество — не только земной щит, но и космический парус».

Тем временем в стенах Военной академии в Царском Селе рассматривались концепты орбитальных спутников наблюдения, аэрокосмических истребителей и даже гиперзвуковых транспортников. Проект «Гермес» — так назвали будущий пилотируемый орбитальный корабль — получил особый приоритет. Его создание поручили объединённой группе инженеров из Империи, Сербии и Болгарии. Срок был немыслимым — три года.

Во время одного из вечерних совещаний, уже в Александровском дворце, Николай заговорил с министром образования:

- Мы стремимся к звёздам, но кто будет вести нас через эти новые небеса? Где наши школы будущего? Где новые Менделеевы, Ломоносовы, Королёвы?

- Уже работают, Ваше Величество. Первый Имперский университет космонавтики откроется через девять месяцев в Москве. А программа отбора детей с особыми способностями в научные лицеи запущена по всей Сибири и Поволжью.

Николай кивнул, и его голос стал мягче:

- Тогда впереди не просто победа. Впереди — свет. Мы должны стать этим светом.

В ту же ночь на крыше Ломоносовской обсерватории один молодой студент — Василий Прокофьев — впервые зафиксировал неизвестное тело, проходившее за орбитой Плутона. Оно двигалось по странной, невычислимой траектории. Он назвал его "Объект Z" — в честь Земли, которую он мечтал однажды покинуть, чтобы на неё вернуться героем. Никто не знал, что в будущем этот объект сыграет свою роль. Но в тот момент начиналась не просто эра космоса — начиналась новая история человечества.