Николай Второй: Перезапуск истории

Глава 13.1 - Сербский узел

Белград дышал тревогой. Город напоминал пороховую бочку, и каждая искра — была вопросом времени. Я наблюдал за ним через донесения, коды и шёпоты на границах. Сербия была ключом к Балканам. И я знал — если завяжется война, она начнётся здесь.

- Пришло сообщение из Боснии, ваше величество, — доложил Орлов. — Уличные радикалы, вдохновлённые идеями „Млада Босна“, готовят что-то крупное. Мы перехватили часть переписки. В ней упоминается цель — визит наследника престола Австро-Венгрии.

Я сжал кулаки. Вот оно. То, что в моём времени стало точкой невозврата.

- Мы можем остановить покушение? — спросил я.

- Можем. Но тогда Австрия обвинит нас в шпионаже. Мы вмешаемся в их дела. Это вызовет цепную реакцию.

- А если не вмешаемся — цепная реакция будет гораздо страшнее.

Я встал.

- Приготовьте депешу. Срочно. Через третьи руки. Пусть английский консул в Будапеште передаст Фердинанду совет: изменить маршрут визита. Мы — не при делах. Но спасаем ему жизнь.

- А если он проигнорирует?

- Тогда история захлопнет капкан. Но не на нас.

Позднее вечером я встретился с графом Игнатьевым.

- Ситуация в Сербии на грани. Россия не может открыто встать на её сторону, — сказал он. — Но не встать — значит предать славян. И это ударит по престижу.

- Мы не встанем открыто, — ответил я. — Мы создадим тень. Через банки, через фонды, через... литературу. Национализм может быть не оружием, а сетью. Мы должны превратить Сербию не в пороховую бочку, а в интеллектуальную крепость.

Игнатьев усмехнулся:

- Вы хотите сдержать кровь… словами?

- Я хочу сдержать кровь разведкой и стратегией. Если умные слова вовремя сказаны — пушки молчат.

В Петрограде тем временем тайно формировался новый отдел военной разведки. Его задачей было не только слушать врагов, но и читать союзников. Я подписал указ, в котором отдел получил кодовое название — «Вязь».

Потому что Европа — узел. А мы должны научиться его распутывать, а не разрубать.

Перед сном я снова открыл свою старую записную книжку.

28 июня 1914 года — ещё не наступило.

Но я чувствовал, как дни убывают, как секунды обжигают.

Сербия. Австрия. Германия. Россия. Паутина натянута. А я — в центре.

Но теперь, в этом мире, у меня был шанс.

И я намерен был использовать его до последнего дыхания.

Утром, получив свежий доклад из Санкт-Петербурга, я понял — цепь уже начала звенеть.

В Сараеве замечены агенты с фальшивыми документами, предположительно — выходцы из Черногории. Их цель пока не установлена, но в донесении чётко указывалось: один из них уже встречался с представителями «Чёрной руки».

- Надо связаться с британцами, — сказал я Орлову. — Пусть их посол сделает вид, что просто беспокоится о стабильности региона. Нам важно создать фон тревожности — но не панику.

- Вы хотите, чтобы англичане сделали то, что боимся сделать мы?

Я кивнул.

- Если заиграть с симпатиями, лучше пусть играет тот, кого все уже привыкли бояться.

В тот же день на закрытом совещании министров я впервые произнес вслух мысль о Балканской конференции.

- Мы не можем ждать, пока великие державы столкнутся лбами из-за крохотного Белграда, — сказал я. — Мы должны опередить удар и собрать их за столом. Под предлогом укрепления границ, экономики, торговли. Что угодно. Лишь бы говорили.

Некоторые переглянулись. Кто-то усмехнулся.

- Это невозможно, ваше величество, — осторожно сказал министр иностранных дел. — Никто не захочет садиться за один стол с врагами.

- Значит, нам нужно сделать так, чтобы враги вдруг поняли, что у них есть общие интересы.

Я наклонился к карте.

- Газ. Уголь. Пути железные. Вот что важно в двадцатом веке. И если мы свяжем интересы Франции, Австрии и даже Турции в единую логистическую сеть, то никто не захочет, чтобы она развалилась.

- Вы говорите, как промышленник, не как царь, — пробурчал министр обороны.

- Я говорю как человек, который знает, чем всё закончится, если мы будем думать категориями девятнадцатого века.

Вечером я остался один. За окнами металась северная весна — мокрая, серая, колючая. Но в сердце уже пробивался огонь.

Я взял ручку и на полях старой карты написал:

«Сербия — начальный импульс. Остановить его — остановить обвал Европы».

И ниже, почти как напоминание самому себе:

«Не герой. Не император. Не пророк. А узел. Я — узел».

Пока дипломаты играли в шахматы словами, я развернул тихую, но решающую партию в другом поле — внутри самой Сербии. По моей инициативе через третьи каналы мы наладили контакт с сербским премьером Николой Пашичем. Он был осторожным политиком, лавирующим между национализмом и реальной политикой. Я знал: если убедить его, что Россия не даст слепой поддержки в случае провокации, он начнёт тормозить радикалов.

Ответ пришёл короткий, но многозначительный:

«Понимаем вашу позицию. Нельзя дать врагам повод. Работаем над этим.»

Это был сигнал, что мы не одни. Что в Белграде тоже понимают: 1914-й может стать не взлётом, а обрывом.

В тот же день прибыло тревожное сообщение из Вены. Архиепископ Сараевский получил слух о возможном нападении на эрцгерцога Франца Фердинанда. Оно исходило от местных католических священников, связанных с хорватским подпольем.

- Всё слишком быстро разворачивается, — проговорил я Орлову. — Кто-то торопит историю. Будто знает, что мы мешаем плану.

- Возможно, именно так и есть, — нахмурился он. — Мы играем не только против времени, но и против тех, кто живёт по сценарию.

- Тогда мы должны вырвать перо из их рук.

Я решил действовать неожиданно.

- Подготовьте личное письмо к императору Францу Иосифу, — распорядился я. — Неофициальное, полное уважения, но с просьбой отложить визит Фердинанда.

- Это слишком смело, ваше величество, — возразил граф Игнатьев. — Они могут воспринять это как вмешательство.

- А если его убьют, и мы знали — это вмешательство в судьбу целого мира. Пусть лучше меня осудят за навязчивость, чем потом молчат над миллионами могил.

Письмо ушло. Ответа не было. Но через два дня поступило донесение: маршрут эрцгерцога действительно изменён. Он останется в Сараеве на час меньше. Это — крошечное смещение, но я знал: возможно, именно этот час когда-то стоил миру мира.

Я откинулся в кресле.

Может быть, история — не поток, а сложная система рычагов. И если нажать на нужный — не всё пойдёт по старому пути.

Я ещё не знал, спасёт ли это Фердинанда.

Но я знал другое:

Россия уже изменила ход истории. Пусть на несколько шагов. Но это — только начало.

Два дня спустя, Петербург. Тайное совещание в Малом кабинете.

Я смотрел на карту Европы, на которой каждая граница казалась натянутой струной, готовой лопнуть от малейшего напряжения. В комнате присутствовали только трое: Орлов, министр иностранных дел и я.

- Эрцгерцог остался жив, — начал я. — Но это не победа, а отсрочка. Угроза сохраняется.

- Нам удалось кое-что перехватить, — сказал Орлов, передавая мне папку с грифом «Совершенно секретно». — Сербские радикалы не действуют сами по себе. У нас появились признаки вмешательства третьей стороны.

Я приподнял бровь:

- Немцы?

- Нет. Или не только они. След ведёт к тайному обществу, работавшему ещё при Наполеоне III. По нашим данным, один из его современных ответвлений — «Комитет 17» — заинтересован в дестабилизации Балкан.

Я открыл папку. Имена. Шифры. Странные символы, похожие на масонские.

- Значит, это не просто политика. Это — идеология. Хаос как метод.

Министр иностранных дел мрачно кивнул:

- Идея в том, чтобы заставить империю — нашу империю — начать войну по чужому сценарию.

Я отложил бумаги и сказал:

- Тогда пришло время выстроить свой сценарий. Не допустить войны — не значит только обороняться. Это значит — взять инициативу. Поднять план выше, чем у тех, кто дергает за нити.

Поздний вечер. Я остался один.

В камине потрескивали дрова. Я смотрел в огонь, размышляя о словах Орлова:

«Они хотят, чтобы мы поверили — всё предопределено». Но разве может быть предопределено то, чего ты ещё не решил?

Я поднял взгляд на портрет Александра II.

- Ты разорвал крепостничество. Я — разорву старую историю. Перепишу её не кровью, а волей.

В тот момент я не знал, что моё вмешательство уже породило новую ветвь времени, где судьбы не только людей, но и государств начали переплетаться иначе. И где имя «Скиф» скоро будет произнесено не только в Сербии... но и в самых тёмных коридорах европейских столиц.