Николай Второй: Перезапуск истории

Глава 24 - Новая Антанта

Игра была начата. Подписанный в Брест-Литовске мир стал молнией, расколовшей небо над Европой. Старые альянсы зашатались, как гнилые балки, а карты политических интересов уже не совпадали с прежними. Для одних Россия предала союз, для других — дала пример прагматизма. Но Николай знал: победа измеряется не только окопами, но и теми нитями, что ведут за кулисы. В Царском Селе спешно готовили приём. В Зимний дворец должны были прибыть представители Италии и Румынии — стран, чья вера в Тройственный союз пошатнулась под тяжестью британских и французских ошибок. Николай читал донесения: Рим не был удовлетворён жертвами, которые несла Италия ради чужих интересов. В Бухаресте же опасались, что Франция попросту забудет об их интересах, если это будет удобно.

- Значит, мы предложим им не пустые обещания, а гарантии, — сказал Николай, проходя вдоль длинного стола в Александровском зале, за которым собрались министры, дипломаты и офицеры разведки.

- Ваше Величество, Лондон крайне возмущён. Уинстон Черчилль назвал брестский мир «ударом ножа в спину союзникам», — доложил граф Бенкендорф.

Николай усмехнулся.

- А сколько раз Британия оставляла нас с пустыми руками, когда мы проливали кровь за чужие интересы? Пусть вспоминают Крымскую войну. Пришло время нам диктовать условия.

Он указал на карту, где уже рисовалась новая геополитическая дуга: от Бухареста до Багдада, от Тегерана до Анкары.

- Мы строим Новый Восток, но не в изоляции. Мы не отворачиваемся от Европы. Мы просто заново расставляем фигуры. Британия и Франция были слишком заняты собой, пока мы умирали на фронтах. А теперь мы предложим союз тем, кто действительно готов к новому порядку.

Итальянская делегация прибыла первой. Министр иностранных дел Сидней Соннино прибыл в Петербург под покровом ночи, без публичного визита. Его встречали как союзника, а не как просителя.

- Мы понимаем вашу позицию, Ваше Величество, — осторожно начал Соннино. — Но наш парламент обеспокоен… перспективами изоляции от союзников.

- Я не предлагаю вам изоляцию, — ответил Николай, наливая вино в бокал гостя. — Я предлагаю вам нечто лучшее. Союз, в котором ваши интересы не будут принесены в жертву.

Соннино задумался. Итальянцы слишком хорошо знали цену «союзнической благодарности». Им были обещаны земли, но на деле им оставили лишь кровь и горечь.

- Вы говорите о новой Антанте?

- Я говорю о реальной Антанте. Россия, Италия, Румыния, возможно, даже Турция — если процесс модернизации и смены элит, запущенный в Стамбуле, дойдёт до логического завершения. Иран же уже готов протянуть нам руку. Вместе мы можем выстроить пояс стабильности от Балкан до Индии. Не как вассалы Лондона или Парижа, а как равные партнёры.

В тот же день Николай приказал активизировать дипломатические каналы в Стамбуле и Тегеране. Османская империя, поражённая войной и внутренними смутами, всё ещё могла стать ключом к контролю над проливами. Энергия реформаторов, которые он поддерживал тайно через своих людей в Стамбуле, уже давала плоды. Молодо-турки начали терять влияние. Николай планировал сделать Турцию не марионеткой, а партнёром, зависимым экономически, но свободным в управлении. Агентура Департамента внешней политики — обновлённой и гибридной версии прежнего МИДа — докладывала об интересе в Париже. Французы, несмотря на публичное негодование, начали понимать, что отрезанная от Востока Антанта рискует остаться один на один с германской мощью. Некоторые политики даже зашептали о необходимости «реструктуризации» союза.

- Они придут, — говорил Николай своим приближённым. — Когда поймут, что старая Антанта мертва, а новая — уже строится без них.

Весна 1916 года выдалась холодной и ветреной, но воздух в Петербурге был наполнен напряжением. Не военным — геополитическим. Россия уже не была слепым гигантом, исполняющим чужую волю. Теперь она становилась архитектором будущего. Пока другие страны боролись за крохи, Николай создавал евразийский баланс сил. Он не отказался от Европы. Он просто понял, что центр мира может лежать и между Днепром и Тигром, а не между Темзой и Сенной. И когда в конце месяца румынская делегация тоже дала согласие на участие в новом формате союза — пусть пока неформально — Николай понял: Новая Антанта рождена. И в этот раз — на его условиях.

Сквозь окна Александровского дворца пробивался тусклый свет весеннего утра. Николай стоял у глобуса, пальцем ведя по линии, что начиналась в Батуми, шла через Тегеран и заканчивалась где-то у побережья Гоа.

- Мы не просто заключили мир, — говорил он, обращаясь к новому главе разведывательного управления, генералу Барсову. — Мы открыли восточный фронт, но не военный — информационный, экономический, идеологический.

Барсов кивнул. Его подразделение уже формировало карту влияния в Персии. Там, в окружении английских консулов и местных шахов, росло недовольство британским контролем. Николай это чувствовал. Он знал: шах может быть союзником, если получить его доверие не силой, а инвестициями и уважением к исламу.

- Персия ждёт конкретики, — осторожно сказал министр иностранных дел Извольский. — Они уже слышали красивые слова от британцев, но получили лишь унижения.

Николай обернулся к нему:

- Мы дадим им то, чего Лондон не способен предложить — партнёрство. Мы готовы признать их полную независимость, если они согласятся участвовать в проекте транс-персидской железной дороги. От Баку до Бендер-Аббаса, с выходом к Индийскому океану.

Извольский нахмурился:

- Это будет воспринято как прямая угроза британским интересам в Индии.

- Именно. Пусть почувствуют, каково это — терять зону влияния. Пришло время изменить правила.

В это же время в Стамбуле происходили события, тщательно спровоцированные агентурой. Один из умеренных реформаторов — Али Фуад, связанный с русским посольством ещё со времён Молодо-турецкой революции — выдвинул в Меджлисе резонансную речь о необходимости нейтралитета и восстановления экономики. Толпа, уставшая от войны, аплодировала. Военные промолчали. Это было началом.

- Турция слаба, но не сломлена, — доложил Барсов. — Мы поддерживаем правильных людей. Через год они смогут сформировать переходное правительство.

- Или мы им в этом поможем, — добавил Николай. — Но только при одном условии: контроль над Босфором и Дарданеллами должен стать общим — под международным управлением, где мы будем играть ключевую роль.

Он понимал, что перекрытие Босфора даст России доступ к Средиземному морю и усилит её влияние в Северной Африке и на Ближнем Востоке. Это был не просто географический вопрос. Это была идея цивилизационного баланса.

В Китае начались движения. Через Монголию в Харбин была направлена делегация от нового китайского правительства, сформированного после Синьхайской революции. Они искали поддержки против Японии и английских махинаций. Николай был готов.

- Если мы предложим им техническую помощь, подготовим кадры, откроем банки — они пойдут с нами. Мы покажем им, что русские не несут ярма, а знание, защиту и торговлю.

Так родилась идея «Восточного центра подготовки элит» — проект, где китайские, персидские, турецкие и даже арабские юноши могли бы обучаться в России: дипломатии, инженерии, военному делу и государственному управлению.

Новая Антанта переставала быть чисто европейским проектом. Она становилась осью цивилизаций — от православной России до мусульманской Персии, от римской Италии до древней Поднебесной.

Когда в конце апреля в Петербург прибыли румыны, уже получившие от Николая военную помощь для модернизации армии, они не требовали — они просили. Союз с Россией снова казался им гарантом выживания, как и столетия назад.

- Мы готовы подписать меморандум о новом союзе, — сказал премьер-министр Брэтиану. — При условии, что он не станет вторым Версалем.

- Он не станет, — пообещал Николай. — Мы больше не делим мир на победителей и побеждённых. Мы создаём Евразийскую Антанту, где каждый силён тем, что строит вместе.

И в этот миг он знал — старая Европа умирает. На её руинах зарождается новый порядок. Не английский, не германский, и даже не русский в привычном смысле — а цивилизационный союз народов, связанных не идеологией, а реальными интересами, уважением и безопасностью.

К вечеру дворцовая библиотека напоминала штаб-квартиру внешнеполитической революции. Карты, схемы, дипломатические досье, экономические отчёты — всё было собрано в один мозговой центр, где Николай лично координировал будущее.

- Мы отходим от модели империй, где один центр подчиняет окраины, — говорил он, подводя итог. — Мы создаём Концерн Евразии. Назовём это как угодно — союз, конфедерация, общность цивилизаций. Но принцип один: взаимная опора, не иерархия.

- Это будет сложнее управлять, — заметил Извольский. — Каждая сторона будет требовать больше, чем даёт.

- Именно поэтому нужен единый формат интересов. Дороги, каналы, унифицированные таможенные тарифы, взаимная оборона, и главное — образование. Мы должны научить элиты Востока мыслить не как вассалы, а как партнёры.

В Могилеве, где всё ещё располагалась ставка Верховного главнокомандующего, Николай встретился с генералом Алексеевым и предложил стратегическую концепцию на 10 лет:

Алексеев удивлённо посмотрел на императора:

- Это уже не дипломатия. Это строительство новой мировой архитектуры.

- Именно, — кивнул Николай. — И оно не будет кровавым. Мы больше не должны завоёвывать — мы должны втягивать, убеждать, вовлекать.

В Берлине же, пока кайзер Вильгельм страдал от уязвлённого самолюбия, немецкие промышленники начинали чувствовать реальность: договор с Россией открыл для них колоссальные рынки. Рурские магнаты, владельцы машиностроительных заводов, уже вели переговоры с министерством торговли Российской империи. Даже немецкая социал-демократия признавала, что мир с Россией лучше, чем попытка удержать колонии под гнётом национализма. Италия, Франция и даже Австро-Венгрия ощущали тот же ветер перемен. Внутренние потрясения, рост сепаратизма, усталость от конфликта — всё это подталкивало к новому центру тяжести. И Россия становилась этим центром.

Когда в мае 1916 года в Петербурге состоялась первая неформальная встреча представителей «Новой Антанты», приглашённые послы и министры не узнали Россию. Вместо империи с претензией на мировое господство — перед ними стояла цивилизация, уверенная в себе и своих ценностях.

- Мы не диктуем волю, — сказал Николай, выступая с приветственным словом. — Мы предлагаем идею. Идею общего дома — от Лиссабона до Шанхая. Где каждый сможет говорить на своём языке, молиться по-своему, торговать честно и жить без страха перед завтрашним днём.

Он не знал, услышат ли его сразу. Но точно знал: семена были посеяны. Теперь империя уже не казалась старым режимом. Она становилась альтернативой хаосу.

Новая Антанта родилась не в боях, а в тени карт и переговоров. Её оружием были слова, цифры и дороги. Но именно она могла изменить ход XX века — и спасти Россию от катастроф, которых так боялся Николай.