Николай Второй: Перезапуск истории

Глава 13 - Кодовое имя «Скиф»

Швейцария встречала Орлова равнодушной прохладой. На вокзале в Женеве он сошёл с поезда в длинном пальто и шляпе, не привлекая внимания. Чемодан в руках, в нагрудном кармане – герметично запаянный лист с последними пометками, сделанными мною лично. В документах он числился как инженер Алексей Михайлов, представитель «Северо-Европейского железнодорожного консорциума». Он знал: любая ошибка – и его либо убьют, либо объявят шпионом. И тогда Россия скажет, что такого человека не существовало.

Первая встреча состоялась в маленьком кафе у озера. Против него – полковник Ганс Фюрст, бывший адъютант Людендорфа, теперь – связное звено между кайзеровским Генштабом и промышленными кругами. На столе – кофе и булочки. Под столом – оружие и страх.

- Вас прислали из Петербурга? – спросил Фюрст по-немецки.

- Я приехал из Хельсинки, - спокойно ответил Орлов. – У меня есть вопрос, который нельзя задать через посольство.

- Тогда задайте.

Орлов наклонился:

- Готова ли Германия предотвратить войну?

Фюрст сжал чашку. Его лицо стало каменным.

- А если скажу, что она уже запущена?

- Тогда я предложу вас сделку, - продолжил Орлов. – Россия знает, что Франция подталкивает вас к войне на два фронта. Мы предлагаем вам путь, где восточный фронт останется нейтральным.

Фюрст молчал.

- А взамен? – наконец спросил он.

Орлов вытащил схему: новая железнодорожная линия из Харькова через Бессарабию – в Австро-Венгерскую зону влияния. Грузовые соглашения. Преференции на металлы, уголь, лес. Экономика вместо пушек.

- Вы хотите купить мир? – с усмешкой сказал немец.

- Мы хотим выиграть время, - холодно ответил Орлов.

Через два дня Фюрст передал ответ: Берлин готов к неформальному пакту о сдержанности на Востоке – если Россия откажется от вмешательства в Балканы. Это была первая щель в щите неизбежности.

Орлов отправил срочное зашифрованное сообщение:

«Контакт установлен. Доверие частично. Игра началась. Подписываюсь: Скиф».

Когда я прочёл эти строки, в моём кабинете уже шёл дождь, и часы пробили полночь.

Скиф вернулся в Европу. И на этот раз он не просто наблюдает.

Он правит сценарием.

Орлов покинул Женеву на вечернем поезде. Внешне – тот же инженер, чуть уставший после конференции. Внутри – тревога. Он чувствовал, что не был единственным, кто наблюдал за Фюрстом. И это тревожило. В купе он осмотрел багаж. Под двойным дном чемодана – копии черновых соглашений, схемы поставок и чертежи железнодорожного коридора. В груди жгло: слишком много для одной поездки. На перроне в Лозанне он заметил мужчину в сером пальто с красным шарфом – тот мелькал и в Женеве. Лицо не знакомое, но движения – слишком выверенные. Не просто турист. Не просто пассажир. Когда поезд тронулся, Орлов вынул из кармана небольшую записную книжку, перелистал – и вырвал страницу с контактами швейцарского консула. Аккуратно скомкал, положил в металлическую трубку… и бросил её в вентиляционную решётку туалета.

Если его задержат – ничего не найдут. А если убьют – швейцарцы найдут трубку через день-два. И начнётся международный шум.

Он сыграл ва-банк.

Тем временем в Париже, в здании военной разведки, капитан Луи Делакруа читал донесение, полученное от агента в Берне.

- Русский агент встречался с Фюрстом. Было что-то серьёзное. Немец явно нервничал.

- Имя?

- Нет. Только прозвище: «Скиф».

Делакруа потёр виски:

- Русские двигаются. Надо успеть первыми. У меня плохое предчувствие.

Через сутки Орлов прибыл в Санкт-Петербург. Снег валил густой стеной, как будто хотел скрыть его возвращение от глаз всех шпионов Европы. Его уже ждал экипаж с гербом МВД. Без слов, без объяснений. В тот же вечер он стоял передо мной, наедине. Ни радости, ни усталости – только напряжение, как струна.

- Всё прошло? – спросил я.

Он молча достал из внутреннего кармана одну единственную страницу: неформальные условия германской стороны. Я провёл пальцами по бумаге – и улыбнулся.

- Отлично. Теперь… начнём.

Орлов удивлённо посмотрел.

- Начнём что?

- Второй этап. Двойная партия. Теперь нам нужно, чтобы Германия поверила, что Франция готовит удар. А Франция – что Германия расколота. Пока они будут смотреть друг на друга, мы укрепим страну, как крепость.

Орлов слегка кивнул, но в глазах у него загорелось что-то ещё: азарт.

- Тогда я снова выхожу в игру?

- Нет. Ты теперь не пешка. Ты – офицер на доске, Орлов.

В ту же ночь я собрал военный совет – неофициальный, узкий круг. Только те, кому я мог доверить самое сокровенное: непубличную внешнюю политику России.

- Господа, - начал я, глядя в глаза генералу Алексееву, министру иностранных дел Извольскому и графу Игнатьеву, - мир держится на волоске. И мы либо станем дирижёрами этой симфонии, либо нас погребут под её обломками.

Я положил перед ними папку с документами, привезёнными Орловым.

- Это – то, что мы получили от Германии. Их предложение. Их страхи. Их слабость. Если мы двинемся с умом, они не только не нападут – они будут платить, чтобы мы молчали.

Извольский первым взял слово:

- Если мы дадим слово не вмешиваться на Балканах, Германия, возможно, согласится на разрядку. Но Австро-Венгрия – это другое. Они нам не поверят.

- Поэтому, - ответил я, - мы создадим две реальности. Одну для Вены и Парижа. Вторую – для Берлина. И только мы будем знать, где настоящая.

В это же время, глубоко под землёй в здании Генштаба, командующий железнодорожными войсками получал первый приказ нового типа.

- «Проект Скиф». Строительство линии ускорить. Приоритет – военный и продовольственный трафик. Максимальная секретность.

- Это подготовка к войне? – тихо спросил инженер.

- Это подготовка к жизни без неё, - ответил полковник Орлов.

Через несколько дней я получил сообщение от нашего консула в Константинополе. Турция колебалась, её союз с Германией был не закреплён. Османская империя ждала сигнала. И мы собирались его дать — своевременной торговлей и обещаниями.

Я стоял у окна, глядя на снежный Петербург, и понимал:

Я, человек из будущего, стал картографом альтернативного прошлого.

Я — не просто царь. Я — редактор истории.

И в этот момент слуга вошёл, поклонился и тихо произнёс:

- Ваше величество, вам доставлено письмо из Парижа… без подписи. Только один символ на печати — «Трилистник».

Я побледнел. Это был знак французской внешней разведки.

Французы начали игру. И они знают, что мы — в ней.

Письмо из Парижа я вскрыл лично. Без слуг. Без охраны.

На плотной бумаге был всего один абзац, написанный изящным почерком:

«Русский Скиф играет в шахматы без доски. Мы предлагаем партию вслепую. Ответьте через Лион. Код: “Лист в огне”».

Под текстом — красный воск с тем самым трилистником, знаком французской разведки времён Наполеона III, давно считавшейся расформированной. Я понял: игра вышла за пределы обычной дипломатии. Я подошёл к глобусу и провёл пальцем по Европе. Германия. Франция. Османская империя. Балканы. Британия — как тень над всеми.

Россия — в центре.

Мы — ключ. Или замок, или дверь.

- Отвечать будете? — спросил Орлов, стоя чуть в тени.

- Да, — сказал я. — Но не сразу. Мы их подождём. Пусть думают, что мы раздумываем. В это время ты отправишься в Варшаву. Мне нужен отчёт о настроениях на границе. И... разузнай, кто мог продать нас французам.

- Есть подозрения? — Орлов прищурился.

Я покачал головой:

- Нет. Только... инстинкт. А он редко подводит.

В тот же вечер я вызвал к себе графа Игнатьева. Старый дипломат, тонкий игрок, он входил в число немногих, кого я допускал в тайные механизмы новой России.

- Мы должны выиграть не войну, а время, — сказал я ему, передавая копию письма.

- Французы чувствуют, что Германия качается. Хотят втянуть нас обратно в союз, чтобы направить на Берлин.

- А мы?

Я посмотрел на карту. В моём мире 1914 год обрушил Европу в хаос. Я не мог этого допустить снова.

- А мы должны сыграть как Суворов. Ударить там, где никто не ждёт. Не пушкой. Информацией. Финансами. Железом.

Игнатьев чуть усмехнулся:

- Я всегда знал, ваше величество… вы не из этого века.

Я — точно не из него, подумал я.

Поздно ночью, сидя в кабинете один, я открыл свою старую записную книжку. Страницы уже начинали ветшать, но я хранил её как реликвию. В ней были даты. События. Ошибки прошлого мира.

И напротив 28 июня 1914 года я поставил жирную чёрную линию.

Этого не будет.

Фердинанд не умрёт.

Война не начнётся.

Но чтобы всё изменить — нужно успеть прорваться в Лион.