Просвещённая Империя росла и крепла. Но чем светлее становились улицы нового государства, тем глубже уходили в тень те, кто не смог – или не захотел – принять перемены. Петроград, ставший символом преобразований, одновременно оказался и центром подземного недовольства. За мраморными фасадами университетов, за шумом типографий и книготорговли начали сгущаться тени старого мира: революционеры в новых масках, бывшие офицеры, лишённые влияния, чиновники, уволенные за коррупцию.
В январе 1922 года Императорская разведка перехватила закодированную телеграмму, отправленную с квартиры на Литейном проспекте. Подпись – «Огненный Серп» - была знаком для тех, кто ещё помнил подпольные кружки времён 1905 года. Только теперь эти кружки превратились в нечто гораздо более опасное: конспиративную сеть, объединяющую остатки боевых дружин, агентов Коминтерна и зарубежных агитаторов. В докладе на моём столе значилось:
“Цель группы – физическое устранение Императора и восстановление ‘народного правления’. Планируется организация вооружённого выступления в Петрограде, приуроченного к открытию весенней парламентской сессии.”
Я не стал звать министров. Я позвал лишь трёх людей:
- генерала Чернова, главу Императорской службы безопасности;
- графа Курлова, куратора тайной полиции;
- и, наконец, таинственного полковника с южным акцентом, известного в узком кругу как «Скиф».
Мы работали трое суток. Каждый адрес был проверен, каждое имя – перепроверено. Операция получила кодовое имя: «Белый гром».
В ночь с 24 на 25 марта были одновременно взяты под контроль:
- типография подпольной газеты «Новая Заря»,
- склад оружия в районе Нарвской заставы,
- квартира Якова Блинова – бывшего эсера, ныне главного координатора ячейки.
Но самое неожиданное нас ждало в подвале бывшего доходного дома на Песках. Там находится самодельный радиопередатчик, связанный с приёмником в Вене. И именно оттуда передавались указания. Мы были на шаг от международного заговора. Среди арестованных фигурировало имя, которое заставило меня замереть: баронесса Мария фон Рихтер. Когда-то – гостья при императорском дворе, теперь – связной между берлинским штабом анархистов и петроградскими заговорщиками.
- Так значит, война ещё не окончена, - тихо сказал я, глядя в окно на рассвет над Невой. – Только теперь это война за умы и душу России.
Именно тогда я принял решение, которое изменит всю внутреннюю политику Империи. Но для этого мне нужно было отправиться туда, где решаются не только политические, но и духовные судьбы народов.
На следующее утро в Императорском дворце собралась чрезвычайная государственная комиссия. Не было ни прессы, ни стенографистов – только глухие стены Зимнего и треск старинных часов.
- У нас есть список. Более трёхсот фамилий, - доложил генерал Чернов. – Некоторые связаны с дипломатическими корпусами. Есть следы французской и британской заинтересованности.
Я взял в руки папку с грифом «Совершенно секретно». Листал, не глядя. Буквы были лишь тенью надвигающейся бури. Главное было не в именах. Главное – в структуре. Заговор имел чёткое финансирование, связи с заграницей и, что опаснее всего, - поддержку части интеллигенции.
- Нам нужен ответ. Не месть, - произнёс я наконец. – Нам нужна демонстрация силы закона.
На улицах Петрограда в тот же день появились афиши:
«Империя – не тюрьма, но и не арена для убийц». «Порядок – основа свободы».
Были собраны чрезвычайные суды. Но вместо бессудных расправ я настоял на открытых слушаниях. Пресса получила полный доступ. Каждый подсудимый получил защитника.
- Если мы не докажем свою правоту законом, мы ничем не лучше тех, кто шёл с бомбами в карманах, - говорил я перед заседанием кабинета министров.
Тем временем заговор начал расползаться как яд. В Киеве арестовали агитатора, работавшего под видом учителя. В Варшаве – разоблачили лживого «профессора», вербовавшего студентов. К концу мая удалось установить: операция «Огненный Серп» координировалась из Цюриха, через сеть подставных фондов и благотворительных организацией. Среди документов – проект декларации о «временном народном совете», который должен был быть провозглашён после убийства Императора. И всё же в воздухе витал вопрос, который никто не осмеливался задать вслух:
- А если бы они победили? Что стало бы с Империей, если бы одна пуля перечеркнула всё?
Я знал ответ. Это был бы 1917, только в более кровавом, чудовищном изводе. Поэтому… мы не имели права на ошибку.
В финале процесса по делу «Огненного Серпа» 18 человек получили высшую меру. Остальные – ссылки, трудовые исправления, лишение гражданства. Но это был не просто суд над преступниками – это был суд над призраком старой Росси, над мечтой о хаосе под видом свободы. В тот вечер я вновь вышел на балкон Зимнего дворца. Город дышал. Петроград жил.
- Мы пережили этот удар, - сказал я, глядя на реку. – Но следующий будет сильнее. И мы должны быть готовы.
Спокойствие после суда оказалось обманчивым. Заговор подавили, но волны от взрыва продолжали катиться по стране. В провинциальных газетах начали появляться статьи с критикой “диктатуры законы”, некоторые профессора Петербургского университета заявили о “наступлении на академическую свободу”, а в Тифлисе и Харькове прошли студенческие сходки под лозунгом: «Мы – не подданные, мы – граждане!»
- Это эхо, Ваше Величество, - заметил министр внутренних дел Макаров. – Пыль после удара. Время нужно. И порядок.
- Время, - повторил я. – Мы должны его выиграть.
Пока министры спорили, а репортёры писали передовицы, в закрытом крыле Академии Генштаба работал другой мозг Империи – Комитет стратегической безопасности. На огромной карте, закреплённой на дубовой панели, офицеры чертили маршруты тайных агентов, отслеживали перемещения известных радикалов, собирали данные на тех, кого пока нельзя было арестовать, но уже нужно было видеть.
- У нас есть свидетель, - сообщил полковник из Охранного отдела. – Он был курьером между Петроградом и Веной. Согласен дать показания в обмен на личную неприкосновенность.
- Назовите.
- Кодовое имя – Скиф. Настоящее имя – неизвестно. Но он знает тех, кто стоит на самом верху.
Имя ударило как молния. Я уже слышал это прозвище в донесениях. По непроверенным слухам, это человек участвовал в революции 1905 года, исчез, затем всплыл в Лондоне, а теперь, возможно, вернулся в самое сердце Империи.
- Где он?
- В пути. Ожидаем прибытие в Ливадию, под охраной.
Вечером я вновь собрал ближайший круг.
- Это не конец, - говорил я им. – Это только первый акт. Заговор не умер – он отступил в тень. Но мы знаем, что он есть. И у нас есть шанс вырвать корень, пока он не пророс вновь.
- А если Скиф – ложный след? – осторожно заметил министр юстиции.
- Тогда это наша последняя ошибка.
В окна бил весенний дождь. Тусклое электрическое освещение, отблески на чернильницах, тяжёлые тени на лицах.
- Приготовьте спецгруппу, - распорядился я. – Установите внешнее наблюдение за всеми фигурантами. Если «Скиф» говорит правду – мы на пороге величайшего раскрытия. Если лжёт – узнаем, кому он служит.
Пока столица гудела тревогой и слухами, тайный поезд вывозил «Скиф» на юг. Я знал: следующая встреча может изменить всё. Но чтобы защитить империю – нужно смотреть в глаза даже тем, кто хочет её смерти.
Поезд с “Скифом” прибыл ночью. Без лишней огласки, без формы, под видом охраняемого чиновника. В Ливадийском дворце, специально отведённый кабинет под библиотеку, был превращён в комнату допроса. За стеклом – я, генерал Макаров, полковник Волков и стенографист.
- Зовите, - коротко сказал я.
Дверь открылась. Вошёл мужчина лет сорока, с загорелым лицом, острыми чертами, коротко стриженный. В глазах – смесь хищного спокойствия и равнодушия к смерти. Он сел, не спрашивая разрешения.
- Вы – Скиф? – начал Волков.
- Так меня называют. Иначе бы я не здесь сидел.
- Зачем вы согласились говорить?
- Потому что революция проиграна. Пока. Но её семена всё ещё в земле. И вы, Ваше Величество, - он впервые посмотрел на меня, - начали вырывать корни. Я решил, что стоит выбрать сторону, пока не поздно.
Я кивнул, сдерживая раздражение. Его вызывающая манера была игрой – позой бывшего идеалиста, пережившего своих идейных командиров.
- Говорите.
Он заговорил. Без заминок, уверенно. Назвал имена: профессора, финансирующего подпольную типографию в Риге, чиновника министерства торговли, передающего информацию социалистам в Париже, капитана флота, готового поднять мятеж в Балтийской эскадре по сигналу.
- Главный узел – Петроград. Центр – Технологический институт. Там хранятся шифры, маршруты и фонд поддержки.
- А кто наверху?
Он помолчал. Потом сдал:
- Князь Голицын. Он играет двойную игру. Официально лоялен, но втайне хочет конституционной монархии. Надеется, что, пошатнув трон, сможет стать посредником между старым режимом и “новыми силами”.
В кабинете повисло молчание. Макаров вспыхнул:
- Голицын? Он ведь…
Я поднял руку.
- Проверить. Немедленно.
Ночь прошла без сна. До рассвета я изучал доклад Скифа, отмечал связи, нити, пересечения. Это была паутина, вплетённая в плоть Империи. Но теперь – мы знали, куда бить. Утром был подписан секретный приказ: операция “Гром”, координированная зачистка всех названных узлов. Без лишнего шума, без крови, но быстро. Империя не забудет второй шанс – и не даст третий.
Утро началось с тишины. Ливадия еще не проснулась, но в кабинет уже стекались срочные донесения. Операция «Гром» началась ровно в 06:00 по московскому времени. Полковник Волков координировал действия Особого отдела, а Макаров держал руку на пульсе Петербурга — весь город был словно покрыт невидимой сетью.
- Арестованы: профессор Савельев, капитан Груздев, чиновник Руднев. Все в одной операции, без выстрелов, — доложил Волков, входя в кабинет.
- Голицын? — спросил я, не отрывая взгляда от окна.
- Пока под наблюдением. Но его личный секретарь попытался сжечь бумаги в камине. Мы успели. Среди них письма от французских эмиссаров.
Я кивнул.
- Не трогайте Голицына... пока. Пусть думает, что ему поверили.
Волков насторожился:
- Зачем?
- Потому что теперь он приведёт нас к тем, кто стоит выше. К тем, кто за границей. Те, кто надеется, что Россия снова встанет на колени. Этого не будет. Мы не просто вычищаем заговор — мы выкорчёвываем корень.
В тот же вечер я собрал экстренное заседание Совета министров. Без огласки, без прессы. Только доверенные лица. Доклад Скифа лежал в центре стола. Молчание тянулось долго. Даже Витте молчал — что случалось нечасто.
- Мы оказались в шаге от повторения 1905 года, — начал я. — Но на этот раз — не допустим. Пора переходить от обороны к стратегическому наступлению. На всех фронтах — политическом, экономическом, идеологическом.
- Что вы предлагаете, Государь? — спросил Столыпин.
- Мобилизацию умов. Очищение от предателей. И главное — народ должен знать правду. Не слухи. Не паника. А правду — кто пытался разрушить страну. Пусть увидят, что Империя — не слепа. И не прощает удара в спину.
На следующий день вышел особый выпуск «Русского Вестника». На первой полосе — заголовок:
«ЗАГОВОР РАЗОБЛАЧЕН. ПЕТРОГРАД ОЧИЩЕН»
Под ним — подпись:
От специального представителя при Дворе Его Величества Николая II.
А внизу, мелкими буквами: Сейрин Фростмарк.