Глава 18 - Три фронта и одна воля

Утро в Ставке началось с грохота шагов и вороха донесений. Генералы и курьеры сменяли друг друга, словно вихрь, но я сидел спокойно, глядя на карту. Вечернее сообщение кайзеру отправлено. Ответа пока не было. Но мне не нужен был его ответ – мне нужна была его ошибка.

- Восточный фронт укреплён, Ваше Величество. Победа у Алленштайна укрепила мораль, призывники идут охотно, - доложил начальник штаба. – Запад мобилизуется. Но Франция всё ещё держит лишь оборону.

- Она и не должна пока идти вперёд, - сказал я. – Нам нужно сдержать немцев и дать понять: мы не позволим им диктовать темп. Россия – дирижёр этой симфонии. Пока что.

Тем временем на юге, в Галиции, началась активизация австро-венгерских частей. Мы направили туда армию Брусилова. Цель – не только сдержать, но и вытеснить противника с нашей земли, а затем – нанести решающий удар по Карпатам. На третьем фронте – внутреннем – также началось наступление. По моему указу запущены реформы: в Думе приняли закон об упрощении крестьянского землевладения, введена новая система снабжения армии напрямую через казну, минуя проворовавшихся посредников. Народ начал чувствовать перемены. Я чувствовал, как тяжёлый механизм империи, впервые за долгое время, начинает вращаться в нужную сторону.

- Государь, поступило донесение: кайзер Вильгельм ответил, - в кабинет вошёл граф Игнатьев с бумажным листом. – Его Высочество заявляет, что «не ведёт войн по указке восточного деспота» и «готов ответить огнём на огонь».

Я склонил голову.

- Значит, он выбрал меч. Тогда мы дадим ему битву.

Три фронта. Война за территорию, война за умы, война за будущее. И над всем этим – моя воля. Не как Николай ll, а как человека, пришедшего из времени, где всё уже было потеряно. Но не в этот раз. Я взял перо и подписал ещё один указ – о создании Совета стратегической мобилизации, включающего не только военных, но и инженеров, экономистов, учёных. Россия не просто бьётся – она растёт, она готовится к будущему.

- Да будет так, - прошептал я. – Один народ. Одна империя. Одна воля.

К полудню поступили новые вести с фронта. Брусилов начал наступление в Галиции, стремительно ломая австро-венгерскую оборону. По его докладу, армия противника деморализована, офицеры спорят между собой, солдаты массово сдаются. Я улыбнулся: значит, мы всё делаем правильно.

- Господин Государь, - в приёмной раздался голос адъютанта, - инженер Калашников прибыл с представлением новых образцов вооружения.

- Пусть войдёт, - кивнул я.

В кабинет вошёл молодой мужчина с уверенным взглядом. В его руках – деревянный макет новой автоматической винтовки.

- Ваше Величество, прошу простить прямоту, но если вы хотите не просто побеждать, а доминировать в будущей войне – армии нужна огневая мобильность. Вот образец оружия, которое может изменить ход боёв.

Я поднялся, взял в руки модель – облегчённая, эргономичная, не похожа на тяжёлые винтовки Мосина.

- Сколько нужно времени, чтобы начать производство?

- Год. Если будет поддержка.

- Вы её получите. – Я посмотрел на адъютанта. – Свяжитесь с Обуховским заводом. Пусть выделят линию под это.

Реформы, победы, передовые разработки – всё это складывалось в единую картину. Но в глубине души я знал: слишком хорошо не бывает. Где-то уже начинал шевелиться страх. А за ним – заговор.

Тем же вечером в личный кабинет ко мне вошёл Сазонов, министр иностранных дел.

- Государь, есть сведения, что в английской прессе появились статьи, намекающие, будто вы ведёте Россию к диктатуре. Говорят, вы «не тот Николай».

Я усмехнулся.

- Я и вправду не тот. Я – тот, кто изменить их игру. Пусть пишут. Пока пишут – значит, боятся.

Я вышел на балкон. Над столицей гудели дирижабли нового флота, на улицах – очереди добровольцев в армию, а в глазах людей – вера. Впервые – не в миф, а в живое государство. И я дал себе клятву: пусть будет три фронта, пять – не важно. Я выдержу. Я поведу. Я выиграю.

Ночью я долго не мог заснуть. За окнами царствовала зима, но в моей голове бушевал огонь. Каждая победа, каждый шаг реформ – всё это требовало жертв. Я чувствовал: где-то рядом накапливается напряжение. Успех – злейший враг тем, кто мечтает о хаосе. А такие в Империи ещё оставались.

- Государь, - шепнул мне Петров, один из моих личных охранников, появившись на пороге комнаты, - князь Львов просит немедленного приёма. Говорит, вопрос срочный, связанный с Думой.

- Пусть войдёт.

Князь Львов был бледен, его пальцы дрожали.

- Ваше Величество… - начал он, - в закрытых кругах Думы начали обсуждать возможность «временного ограничения царских полномочий» в случае затяжной войны. Это предложение уже циркулирует через некоторых либеральных депутатов… и, увы, через банкиров.

Я встал. Сердце сжалось, но голос мой остался холоден:

- Пусть думают. Пока они лишь думают, я уже действую. Они не понимают, что это новая Россия – не слабая, не раздробленная. Это Империя с хребтом из стали.

Я взглянул на карту. Война на фронте – ясна и прямолинейна. Но война внутри – тонкая, подлая, змеевидная. Каждый мой шаг реформы отбрасывал тень, в которой затаились прежние элиты, недовольные потерей влияния.

- Передайте им, - добавил я, - что кто попытается ограничить волю Императора, будет иметь дело с волей народа. А она отныне едина со мной.

Львов молча кивнул и покину покои.

Я остался один, глядя на горящую свечу. Пламя пульсировало, как сердце империи.

Три фронта. Один шанс. Ни шагу назад.

На следующий день, едва рассвело, прибыл генерал Алексеев. Его лицо было суровым, глаза – внимательными, будто что-то беспокоило его сильнее, чем бои на фронте.

- Государь, - начал он без лишних церемоний, - я был в штабе Северо-Западного фронта. Победы приходят, да. Но настроение среди высших офицеров неоднозначное. Мол, слишком всё быстро меняется. Кто-то считает, что вы слишком «вмешиваетесь».

Я сжал кулак. Это уже был не шёпот – это было предупреждение.

- Кто именно? – спросил я.

- Имена вам известны. Гурко. Данилов. Даже некоторые из старых аристократов. Они считают, будто новая армия и новые реформы разрушают традиции. Говорят, «так Николай ll не поступал бы».

Я подошёл к окну. Внизу шумела жизнь: Москва уже чувствовала силу. А наверху – среди золота и генеральских лампасов – рождалась новая угроза.

- Я и не Николай Второй, - тихо произнёс я. – Я тот, кто исправит его ошибки.

Алексеев встал.

- Тогда вам придётся идти до конца, Ваше Величество. Потому что половинчатая победа – это поражение.

Я кивнул.

- Спасибо, Алексей Ермолаевич. Вы – один из немногих, кто это понимает.

Три фронта снаружи… и четвёртый – внутри. Именно он был самым опасным.

Этим вечером я подписал указ о создании «Службы государственного баланса» - новой разведки, подчинённой лично мне. Они будут следить не за врагом извне – а за теми, кто носит эполет и улыбается при дворе, но мечтает вернуть старый порядок. В ту ночь мне приснился сон: Империя – как корабль в бурю, а я – у штурвала. Но ветер всё сильнее, и внизу уже кто-то подпиливает мачту.

Удержать. Усилить. Не дрогнуть.

Загрузка...