Глава 6

Что было дальше, я плохо помню. Но моё подсознание сумело среагировать, собрав крохи сил и окутав меня огненным щитом… Видимо, моя совесть уже взяла верх над тёмной сущностью Десятого, потому что часть сил я потратил, чтобы окутать щитом ещё и несчастного старика-хранителя.

А потом нас чем-то раздавило… Словно на плечи упала кромешно-тёмная гора, и меня просто приложило лицом о плиту алтаря. Я услышал крик старика… кажется, даже радостный крик… и всё потемнело.

* * *

Снова я стою перед горами… Ощущая себя крохотной песчинкой перед огромными вершинами, я смотрю на горы, пытаясь понять, что же я здесь делаю.

А там, за хребтом, показался росток. Только-только народившийся, всего ещё два листочка, вылупившихся из семени. От него исходило яркое сияние, волнами оглаживающее горы, и я даже залюбовался.

— Ты прошёл путь, — прилетел из-под небес оглушающий голос.

Отец-Небо, такой же величественный и беловолосый, в длинной белоснежной мантии, сидел на горе-троне. Узрев его, я тут же повернул голову в ту сторону, где раньше сидела Бездна… Там никого не было, и я даже растерялся.

Огромная гора, вырезанная в виде трона, с грубовато отёсанными спинкой и подлокотниками, пустовала. А тучи, которые раньше темнели и вихрились над головой Бездны, сейчас были спокойны, и с виду грозились лишь проливным дождём, но уж точно не уничтожением мира.

И всё же что-то меня угнетало… Я чувствовал, как внутри моей души бьётся какой-то светлячок, не позволяющий что-то забыть.

— Помнишь, кто ты? — спросил Отец-Небо.

Этот вопрос вдруг ошарашил меня, заставив задуматься… И вправду, а кто я?

Я ведь помню своё прошлое видение, когда Небо и Бездна решали, как дальше быть с моей душой. Но теперь что-то явно отличалось… Теперь здесь стоял не только Всеволод Тёмный.

Отец-Небо терпеливо ждал, пока я разберусь в своих ощущениях. Да и вообще он казался больше каменным изваянием, чем живым существом.

Я смотрю на свои ладони, тщательно пытаясь зацепиться за их реальность. Обрывки моей памяти вдруг стали складываться в мозаику, и я стал вспоминать… Всеволод Десятый, бывший Тёмный Жрец… И Малуш, варвар-бросс, которому было суждено стать Хранителем Храма, и он уже должен был пройти посвящение…

Я тряхнул головой, понимая, что память Малуша впервые проявилась так ярко. Воспоминания об одной короткой встрече с лиственниками, когда-то произошедшей в Камнеломе, тогда навсегда перевернули его… то есть, моё… кхм… мышление.

* * *

Малуш, ещё юный и неискушённый бросс-железняк, помогал погрузить и доставить уголь, закупленный в Камнеломе, и вечером с соплеменниками зашёл в таверну охладиться. Помощь кузнецам родных Бросских Гор всегда считалась благородным и священным делом.

Там Малуш и наткнулся на очень красивую лиственницу, которая совсем не боялась пьяных разнузданных взглядов в свою сторону и пыталась читать камнеломцам проповедь. Половина посетителей, обычные мастеровые, зашедшие перекинуться кружкой пива в конце рабочего дня, слушала с ленивым интересом — всё развлечение, причём бесплатное.

Но было и несколько сильно захмелевших постояльцев, которых грудной голос девушки очень возбуждал. И им захотелось не пустых проповедей о каком-то там шелестящем дереве, а чего-то вещественного, тёплого и мягкого.

В общем, дошло до тисканья и шлепков по заднице, причём лиственница честно пыталась сначала всё решить только словом. Можно подумать, она бы начала драться… Малуша тогда ещё удивило, что никто не заступался за девушку, но несколько броссов быстро утихомирили подвыпивших.

Впрочем, кнез Камнелома под угрозой смерти запрещал стычки с броссами, поэтому на рожон никто не полез. Зато лиственница, представившаяся сестрой Леей, была очень благодарна. И, естественно, в благодарность рассказала Малушу о своей вере…

Броссы с лиственной верой сталкивались мало, всё-таки это север, и чудаковатые проповедники сюда забредали мало. Но в чём-то броссы даже уважали лиственников, точнее, их завидное упорство.

У самих броссов в горах стоял священный вулкан Жерло, считающийся матерью всех броссов. Во всей Троецарии напридумывали кучу глупостей об этом вулкане — о неистовом поклонении, о сбрасываемых в лаву жертвах и иных ужасных обрядах. Броссы между собой часто посмеивались, слушая эти россказни, хотя иногда могли и повздорить с особо пошлыми фантазёрами.

На самом деле броссы просто чтили Жерло, относясь к вулкану, как в родной матери. Потому что всегда помнили, что они вышли из её лона, и почтительно прислушивались к вулкану. Будь то просто ворчание Жерла, будь то раскатистая ругань с выбросом пепла в небеса и с сотрясением горных вершин… Мать имела право и похвалить, и отругать, а то и наказать своих детей.

Но Жерло не была богом. Она просто была матерью — дала жизнь броссам, и ничего за это не просила. Ни поклонений, ни жертвоприношений.

В отличие от богов…

Что ушедший Великий Хморок, что великая Морката, или другие северные боги, павшие в давней войне с южными…

Да и южные Яриус и Сияна со своей богатой свитой, забравшие югу северные богатства… Все говорят, что там, на юге, вера особо жестокая, и боги требуют от южан по десятку жертв каждый день в каждом храме. А то и по тысяче по особым праздникам, да ещё по десять новых храмов… Да-да, Малуш это сам слышал!

Поэтому-то броссы очень даже понимали то, что пытались донести лиственники. Что именно Вечное Древо сотворило Вселенную такой, какая она есть — что миры выросли на его ветвях, и боги тоже появились гораздо позже Древа.

Ну, так-то оно так. Может, и сотворило Древо миры… Почему бы и не верить в него после этого, и чтить память, как делают броссы с вулканом?

Но нет. Бесстыдные лиственники требовали от людей не поклоняться богам. Мол, боги все корыстные, да и вообще, слишком мелкие для того, чтобы люди в них верили. А вот в Древо можно и нужно верить.

«Истинное равновесие одно. Древо выше всех богов, будь они хоть высшие, хоть низшие», — сказала тогда Малушу лиственница.

«Высшие — это которые главные?» — спросил с улыбкой Малуш.

«Скоро ты всё поймёшь, последний Хранитель», — ласково ответила девушка, — «Ведь даже если ваш Хмарок…»

Она говорила Хмарок через «а», как все южане, и броссы от этого только улыбались и морщились.

«…даже если ваш Хмарок понял, что истинна только вера в Вечное Древо!»

Тогда броссы не очень-то поняли эту шутку и изрядно обиделись. Да и с «последним Хранителем» неясно вышло… Чего она имела в виду-то⁈

А ещё, хоть их бог и ушёл, но зачем обвинять его в том, что он в какое-то там Древо поверил? И зачем в него верить, если оно и так существует — этого ни одна вера не отрицает. Может, Хморок ещё и с лиственниками катается по Троецарии на разукрашенных повозках⁈

В общем, разошлись они с той лиственницей Леей не на хорошей ноте, и потом по дороге обратно в горы ещё долго смеялись над чудной девкой. И Малуш смеялся вместе со всеми.

Только он и сам не знал, как глубоко в его душу запали те слова. Но вспомнил о них, когда и вправду оказалось, что ему выпал жребий стать Хранителем Храма. А на посвящении он прочёл древний трактат о том, как на самом деле ушёл Хморок, и как он вернётся.

* * *

Сейчас я, стоя перед Отцом-Небом, чувствовал, как наша с Малушем память сплетается… Мы… то есть, я знал уже достаточно, чтобы понять, что же именно произошло тысячи лет назад.

Когда Хморок, обозлённый неудачей в последней войне, ударил по Вечному Древу, Белый Камень в топоре неожиданно предсказал ему, что произойдёт в будущем.

Светлым Яриусом будет нарушено равновесие… Именно его гордыня повернёт душу Яриуса к тёмной стороне, да ещё и Повелительница Тьмы скоро вторгнется в этот мир.

Получалось, чтобы спасти мир, именно тёмный бог должен был покинуть его, чтобы удержать равновесие, и это на тысячи лет отсрочило приход Бездны.

Но Древо не заставляло Хморока, оно лишь показало ему, как может всё повернуться. Ведь в какой-то другой реальности тёмный Хморок встал на сторону Бездны и поверг этот мир во Тьму… В другой реальности, но не в этой.

«Бог мрака и смерти, великий Хморок, обрёл смерть» — эти строки из трактата зацепили разум юного Малуша, — «И когда бросс подвергнет сомнению истину, тогда Хморок и вернётся»

Малуш вдруг вспомнил слова лиственницы… И понял, что сами Хранители даже не понимают смысла слов из трактата. Лишь бездумно повторяют строчки из него, да изучают в надежде найти те слова, которые надо подвергнуть сомнению.

Только Малуш осознал эту самую истину…

Да вот же она! «Бог обрёл смерть»… Стал смертным, и перестал быть богом добровольно. И что это божественное решение не имеет ни срока давности, ни какой-то хронологии. Он был, и теперь его нет.

И скорее всего Хморок тысячи лет назад просто стал обычным смертным, и прожил обычную человеческую жизнь до конца.

То есть, некому сейчас возвращаться… Именно это и понял Малуш. Как может вернуться тот, кого больше нет?

Но этого осознания оказалось мало. Не разверзлись небеса, не случилось никаких видений… А старший Хранитель ещё и накричал на юного кандидата за такую дерзость. Ведь его дело облачиться в чёрные доспехи, взять в руки священное боевое копьё или топор, и безропотно ждать часа, когда Хморок придёт.

Но Малуш не послушал… Лиственная вера уже сдвинула жернова судьбы, и юный бросс понял, что надо брать всё в свои руки.

Он нашёл лиственников в Камнеломе, которые рассказали ему об их вере. И Малуш, научившись, попытался рассказать своему племени правду и про Древо, и что Хморока не надо ждать, и что… и… и…

Тогда знахарь Волх уже связал с Бездной свою судьбу. Знахарь нёс броссам совсем другую веру — что Хморок будет главным воином в рядах богини Бездны, и что всем надо склонить перед ней свою голову.

Что было дальше, я уже знал. Сообщники Волха вытащили Малуша в Камнелом и продали работорговцам, остановившимся неподалёку.

Ну а там, в повозке-клетке, Малуш молился за всех своих братьев-броссов, и даже за тех, которые его продали. Судьба же… а точнее, Вечное Древо само решило, каким образом их всех спасти.

* * *

Моя память так усердно вытаскивала подробности из жизни Малуша-лиственника, что я даже растерялся от такого напора. В какой-то момент я почувствовал, что его душа едва ли не перевесила душу Всеволода, и стал сопротивляться…

Как выглядела эта борьба внутри моего разума, сказать трудно, но я даже не сразу расслышал голос Отца-Неба:

— Ты прошёл путь, смертный.

— Да уж, реки бросской крови точно пролились, — прошептал я, вспоминая прошлые слова Неба и сколько Хранителей полегло в битве за Храм Хморока.

— Каждая капля крови важна, — сказал Отец-Небо.

Я улыбнулся, думая, как же он, смердящий свет, прав! Потому что в Магии Крови, например, и вправду каждая капля важна… Тут я вспомнил о принцессе Дайю, и о том, как теперь наши с ней пути разошлись.

И что в этом в какой-то степени виноват и я…

— Твоя дочь жива, Всеволод, — голос Неба раскалывал небеса, — Свершилось.

Снова мои губы тронула улыбка.

— Хорошая попытка, Бездна… — только и вырвалось у меня.

Признаться, это была самая её изощрённая попытка искусить меня, и я даже почти попался. В какой момент я догадался, сказать сложно… Но всё-таки в глазах Отца-Неба успела промелькнуть тёмная искра.

— Ничему-то ты и не научилась, Повелительница Тьмы, — я ощерился нахальной ухмылкой, — Отец-Небо не появится до самого конца пути. В отличие от тебя, боги высшего порядка доверяют воле людей…

Отец-Небо с лицом, искажённым злобой, склонился надо мной. Поднялась его огромная нога:

— Как ты смеешь, смертный⁈ Тебя постигнет неминуемая кара!

Его стопа заполнила для меня всё небо, но я стоял так же, как и в прошлый раз, неколебимо и уверенно. Нет уж, Бездна… Тебе придётся доигрывать эту партию!

Гора упала на меня, вдавливая в землю и обещая раздавить, но тут же всё и исчезло… а я осознал себя в мрачном Храме Хморока, лёжа возле алтаря.

Ух, расщелину мне в душу! Как больно-то! По мне будто стадо медоежей пробежалось…

Загрузка...