НеТемный 8

Глава 13

Кенна, заметив мой настрой, теперь явно был готов к сопротивлению. Ну а я же мысленно собрал все свои эмоции, будто пучок сена в кулак.

Вот бывший страж поднял ладонь, и я снова ощутил страх… Кенна немного удивился, ведь он ожидал от меня сопротивления, но я был занят немного другим. Эмоции всегда отражаются на астральном теле, которое Тёмные Жрецы хорошо развивают, и сейчас я видел, как действует магия Кенны. Просто я не туда смотрел…

Потом в дело вступил уже я. Вытянув руку, я сначала подумал — а что я хочу от противника? Чтобы он воспламенился? Чтобы он пал ниц на колени, умоляя о пощаде? Ведь в магии главное — намерение.

Вспомнил тёмное учение, где Бездна учила нас находить самое плохое в душе человека, чтобы подчинить его. Направляя Тёмную Ауру в эти глубины, мы заставляли его снова испытывать худшие момент своей жизни.

И, не придумав ничего лучше, я попробовал точно так же… Только в этот раз у меня не было Тёмной Ауры. А что у меня есть? Есть стихия огня и воздуха, которые, кстати, тоже образуют неплохую ауру.

И в ней я чувствую Кенну… Тёплого. Дышащего. Испаряющего в воздух пот от напряжения, и так ловко скрывающего в душе досаду от того, что я так легко осваиваю науку стража. А ещё зависть, да такая, что она распаляла ярость… Ай-ай, очень плохие эмоции.

Поймав это неуловимое чувство, которое источала его ярость, я ухватился за неё. А потом, используя словно опору, устремился к корням его эмоций — туда, где скрыто всё низменное. И попробовал поджечь…

Моя кровь отреагировала так бурно, открылся неведомый мне доселе магический канал, по которому тут же устремилось очищающее невидимое пламя тут же устремилось.

— Всё! — Кенна вскрикнул, упав на колено, — Хватит!

Не на шутку испугавшись, я тут же прекратил и открыл глаза, увидев бледного, как смерть, бросса. Он упал на четвереньки и весь трясся, причём от него исходил пар, будто Кенну облили кипятком.

— Ты… уфф… — бывший страж тяжело дышал, с трудом пытаясь подняться, — Ты слишком силён! Я не понимаю…

Показалась возле ристалища пара стражей, облачённых в доспехи — они бежали к нам, размеренно помахивая топорами. Да и среди домов послышались возбуждённые голоса собирающихся броссов.

Но Кенна, всё-таки поднявшись, лишь махнул всем, мол, всё в порядке. Стражи остановились, с недоверием глядя на меня из-под закрытых шлемов.

Сам Кенна выглядел очень растерянным. Да и я тоже… Я ведь даже и не понял, что сделал. Точнее, толком и не успел ничего сделать, но чувствовал себя едва ли лучше Кенны — новая магия требовала много сил.

Смердящий свет! Вот только-только нащупал что-то интересное и новое… И чем-то это напоминало Магию Крови, только на более тонком уровне. А то, что тратит силы, так это от неопытности.

Поджав губы, я обернулся на манекены… Прикрыл глаза, снова повторяя примерно то же, что и с Кенной. Но нет, манекены никак не отзывались, ведь они не были живыми, не дышали. Огненно-воздушная стихия никак их не чувствовала, и огонь в моей крови никак к ним не тянулся.

А если… Я напряг свои чакры, имитируя призыв Тьмы. Сейчас я совсем не ощущал эту стихию, но мне она и не нужна была. Мне было достаточно почувствовать, что она рядом. Хоть малую толику, хоть единственную зацепку…

Кенна ведь сказал, что там, в манекенах, сохранились частички. Так, а чем мне их почувствовать? Может, попробовать через свою кровь? Чувствую нарастающую ярость — значит, Тьма рядом.

Есть!

Я тут же, уцепившись за ускользающее ощущение Тьмы, направил туда свою ярость. А следом и огонь… Жечь, так вовсю, чтобы это видели даже с камнеломских стен!

Ударивший в лицо жар и оглушивший рёв пламени намекнул мне, что я слегка перестарался. На моё плечо упала рука, и когда меня стали отталкивать, я прекратил жечь Тьму…

Или наоборот, потерял столько сил, что магия сама прекратилась.

— Ты чего натворил, бросская твоя рожа⁈ — Кенна так злился, что забыл про все приличия.

Кое-как прийдя в себя, я уставился на оплавленные блестящие камни, вокруг которых всё ещё бушевало пламя. Все видели, что манекены текли, уменьшаясь в размерах, и даже то, что я уже прекратил на них действовать, не помогало укротить пламя.

Так вот ты какая, бросская кровь… Если тебя, словно хищника, нарочно натравить на Тьму, ты можешь и не остановиться. Будет рвать и жечь, пока сама не иссякнет до последней крови.

Неожиданно каменные изваяния потухли. Просто был огонь — и тут же испарился, словно втянувшись в камни.

— Достаточно, сыновья мои, — раздался голос старшей жрицы.

Сама Мать стояла на краю ристалища. Она смотрела на потрёпанного Кенну и на устроенное мной пожарище со страдальческим видом — так любая мать смотрит на учинённый её чадом беспорядок и понимает, что всё это теперь её проблемы.

Кенна помог мне подняться.

— Ты обладаешь огромной силой нашей крови, Малуш, но стоит быть осторожнее, — она всё же улыбнулась, — Даже я впервые вижу такое.

Затем она хмуро добавила, обращаясь к Кенне:

— Ну что, страж, я говорила тебе, что твоя гордыня до добра не доведёт?

Тот весь сгорбился, морщась от боли. Было видно, что его кожа покраснела, будто он заснул на целый день под палящим солнцем. И ещё большой вопрос, кто из нас кого держит — он меня или я его.

Да, видок у нас был как после кровавой битвы, но уж ни как после тренировки.

— Да, — просипел Кенна, — Но, матушка-жрица…

— И благодари Жерло, что на твою ошибку тебе указал твой бросский брат, — она обвела всех взглядом, чтобы никто не усомнился в её словах и не стал спорить.

Я же вдруг почувствовал себя, как младший брат, за которого прилетело старшему. Но Мать была непреклонна:

— Жерло дало вам эту силу не для игрушек, а для того дня, когда Тьма выйдет из-под контроля. Раньше её сдерживал Хморок, теперь же… — она замолчала, потом указала на меня, — Подготовьте его к обряду «материнских слёз».

— Но он же не огневик… — возмутился было бывший страж, но Мать показала ему за спину, на всё ещё дымящиеся остатки от манекенов.

— Ты и вправду так считаешь? Быть может, сейчас он бросс-огневик больше, чем любой из нас…

Она пошла прочь, сопровождаемая стражами. Впрочем, Мать остановилась, найдя взглядом Виола — тот как раз закончил свою мыслительную медитацию. Жрица кивнула ему следовать за ним, и бард, неловко поднявшись на затёкшие ноги, поковылял за процессией.

До меня только тут дошло — всё, что произошло на ристалище, даже не отвлекло Виола от медитации. Такой концентрации можно только позавидовать.

В Бросских Горах стояла уже глубокая ночь, когда начался обряд «материнских слёз». Смысл его был в том, чтобы процессия разукрашенных и голых по пояс воинов дошла до центра кратера, где в корке застывшей магмы была пробоина, из которой чадил густой дым, сверкающий редкими искрами.

Ощущая из дымящейся дыры не только жар, но и мощное магическое излучение, я вместе с другими огневиками бросил туда несколько лоскутков ткани. Они были смочены в крови Хранителей Храма, павших в битве с врагами.

Я чувствовал, как горят на моей кожи надписи, сделанные моей же кровью. Древние молитвы огневиков, смысла которых я не понимал, но чувствовал, как они едва ли не пылают, отзываясь на песнопения сопровождающих меня воинов.

Мать разрешила мне молчать, ведь заучить тексты, а уж тем более понять их смысл за несколько минут было нельзя. Но странным образом каждое слово находило отклик в моей душе, и я знал, что это песнь о древних временах. Когда броссы впервые вышли в этот мир и рука об руку с богами сражались с огромными существами, пытавшимися этот самый мир уничтожить. Да уж, ничего за столько лет не изменилось…

Постояв несколько минут у пылающей каверны, мы отошли к ждущим на краю кратера броссам. Там перед Матерью воины вставали на колени, и она с заплаканными глазами коснулась лба каждого.

Я был последним, и почувствовал странный трепет, ощутив её пальцы на коже. Потом услышал голос:

— Благословляю твой путь, Малуш.

Я поднял на неё глаза.

— Разреши вопрос…

— Спрашивай.

— Ты сказала, что Хморок сдерживал Тьму… Но ведь он был богом мрака и смерти! Он повелевал Тьмой.

— Не всё так, как тебе кажется. Матери виднее, чем занимался её сын, — жрица покачала головой, и всё же добавила, — Когда-то Хморок был броссом, и у него был свой путь. А у тебя свой.

Я поджал губы, чувствуя, что у меня опять всё смешалось внутри. Казалось, вот только выяснил истину, а мне бросили в лицо совсем другую. И ведь не поспоришь! Все эти истины, копни глубже, сразу правильные и опираются на непреложные доказательства.

— Теперь ты понимаешь, зачем броссам Жерло? — вдруг спросила жрица.

— Да, — со вздохом ответил я, — Это нерушимая опора для тех, кто сомневается.

— Истинно так.

Я хотел встать, но рука Матери придержала меня. Она продолжила:

— В северных племенах, там, где такой холод, что остудил даже бросские сердца… В этих жестоких и диких племенах ересь Волха превратилась в особо ужасную веру, и разведчики сказали, что их видели на западных тропах, — тут Мать прошептала, — Для них уже и Жерло не матерь всех броссов.

Послышался ропот жителей, стоявших вокруг. Для многих это оказалось новостью, и те, кто надеялся, что в Бросские Горы наконец пришёл мир, вдруг поняли — нет, война только начинается.

Тут я заметил, как дрожат пальцы у жрицы. И понял, что она тоже невероятно волнуется… Она боялась тех изменений, что пришли в Бросские Горы.

Ведь Волха нет, но проблема не исчезла. Его мерзкое дело живёт уже само по себе, ползёт своими щупальцами в каждое горное селение, и как с этим разбираться, скованные тысячелетиями традиций броссы просто не знали.

— Кенна и Дунай проводят тебя до западной тропы, но дальше ты пойдёшь сам. Это твой путь, но тебе придётся вернуться.

— Жерло ответило? — спросил я.

— Да. Ты ещё не принёс в горы спасение, — сказала она, — Но принесёшь.

— Эээ… И всё? — вырвалось у меня.

И я не удивился, когда Мать просто пожала плечами.

— Ну, а что ты хотел? Жерло — мать, и её дело лишь ждать и надеяться на своих сыновей. И верить в них.

Я опустил взгляд, пряча своё потрясение. Да они тут издеваются⁈ Но ответил я, конечно же, согласием:

— Хорошо. Да будет так.

Креона, к счастью, поправилась настолько, что теперь могла идти. Да и вообще, судя по её виду, она готова была уползти отсюда даже истекающей кровью, даже при смерти… Адская жара, которая стояла на вулкане, иссушала чародейку холода не по дням, а по часам.

Виол после разговора с жрицей ходил хмурый. На мои вопросы он только отмахивался — «потом». Хотя я и так подозревал причины его недовольства, потому как я был броссом.

Бард столько времени потратил, пытаясь придумать для старшей жрицы выход, как сейчас броссам лучше всего сгладить углы с Троецарией, а именно с Могутой Раздорожским. И наверняка все его часы медитаций и размышлений, весь ворох заумных рассуждений и советов разбились об одно маленькое, но нерушимое веками обстоятельство…

Бросское упрямство. Вот уж действительно ещё одна незыблемая опора…

Медоежу, к сожалению, идти было ещё нельзя. Но я и не спорил — целители сказали, что вытащили зверя с самого края, и вообще чудо, что он выжил. Чудо это, конечно, было совершено нашей Креоной.

Когда мы уходили, по городку сновали деловитые огневики. Тут и там виднелись стопки броней и ряды орудий у стен — жители готовились к осаде. А когда мы спускались по склону, в незримого защитного купола стояли кольцом младшие жрицы и водили руками, явно укрепляя магическую защиту.

Внизу, у подножия вулкана, я заметил войско, и сначала напрягся… Но нет, как пояснил Кенна, на помощь жерлу шли племена, не забывшие истоков.

— Тебе придётся поторопиться, — признался он, — Мы и раньше не особо-то общались с северными, зная их ледяную жестокость. Но теперь, когда мы враги…

Я лишь кивнул. И постарался запомнить лица молодых бросских жриц, усиливающих магическую защиту. Когда разрушится этот купол, они падут первыми.