Глава 95

-Увидимся, милый.

Подарив мне на прощание поцелуй, Гвен отошла от кровати, плавной походкой приближаясь спиной к окну и не разрывая взгляда.

Добравшись до подоконника, она хотела сказать что-то ещё, но юркая ручка Фел ухватила её за шкирку и потащила наружу.

Недовольно пыхтя, Чёрная кошка чуть ли не прыгала на месте.

-Давай же, давай, давай, давай! Мы должны успеть туда до того, как придёт основная толпа! Я не хочу простоять в очереди весь день! Мы и так провели всю ночь вместе и уже...

Последнюю часть предложения я не услышал, так как Гвен, закатив глаза, выпрыгнула из окна, подхватывая Фелицию и вместе они скрылись между зданий.

Прошло несколько дней с тех пор, как был убит Эбеновый Зоб, а основная часть армии вторжения разбита. Орды пришельцев были уничтожены, по крайней мере большая их часть, но некоторые отряды всё ещё укрываются в руинах и порой нападают на патрули или отряды расчистки.

Вчера весь день я только и занимался тем, что вылавливал этих доходяг, оберегая простых рабочих и добровольцев, что стекались со всей страны в Нью-Йорк.

Но уже сейчас было понятно, что город больше никогда не будет прежним. И даже если он и восстановится от подобного удара, то мы этого момента уже не застанем.

Вся восточная часть города, вместе с центром и знаменитым Манхэттеном, были уничтожены полностью. Большую часть прибрежных районов затопило, а в целых районах города часто падали обломки или попадали случайные выстрелы, что тоже внесло свою долю хаоса.

Разрушения были огромны и каждый день происходило что-то ещё, что мешало поставь точку в вопросе официального ущерба и потерь. То здание окончательно обвалится или дорого обрушится, проваливаясь под землю...

В общем, проблем был непочатый край.

Но сегодня мне дали выходной, хотя скорее, это мой маленький гарем заставил меня отправиться отдыхать, чтобы я хоть немного восстановил силы...

«А потому заездили меня за ночь».

Не то чтобы я был против.

Встав с кровати, подхожу к ростовому зеркалу, которое Фел добыла для нашего небольшого жилища. Обычно мы проживали здесь втроём, но часто у нас на ночь оставались Анна или Ванда, хотя в последнее время подобное редкость, уж больно много у всех работы, которая сжирает нас с потрохами.

В зеркале я увидел собственное отражение и в первый миг даже не смог узнать себя.

Я много шучу, сравнивая себя с ведьмаком... Но теперь я действительно начал походить на него.

Правая рука прошлась по голове, ощупывая мелкие шрамы, постепенно переходящие на лицо. Огромная полоса вдоль переносицы задевала правый глаз и уходила дальше. Перпендикулярно через неё проходил шрам от лапы какого-то монстра.

С другой стороны лица имелось несколько глубоких белых полосок, доставшихся мне на Сакааре, они уходили на шею и дальше к лопаткам, переплетаясь витиеватым узором.

От центра груди расходился шрам, как от попадания молнии, а чуть левее от центра этого «художества» был небольшой бугорок твёрдой кожи — ещё одна боевая заслуга, подаренная мне в напоминание Альтроном.

Несколько дырок от выстрелов в разных частях тела. Мелкие линии белого цвета, словно штрихи карандашом, оставленные непослушным ребёнком.

Каждая часть моего тела имела свою историю и не думаю, что нормальный человек захотел бы услышать их все.

Прикрыв глаза, хрущу шеей, на миг погружаясь в поток воспоминаний о битвах и сражениях, что окружали меня с подросткового возраста. Где-то я побеждал, а где-то нет. Но чем сильнее и старше становился, тем чаще я выходил победителем из своих битв, но за каждую победу приходится платить и эти метки лучшее напоминание, что я не идеален.

Затрезвонил телефон, оповещая меня о том, что пришло назначенное время. Взведённый впопыхах будильник был настоящим чудом. Тяжело, знаете ли, когда тебя раздевают две женщины, справиться с подобным.

Глянув на часы, расплываюсь в мягкой улыбке.

-Действительно пора.

***

Старый ирландский район и раньше представлял из себя не самое приятное зрелище, но теперь, после небольшой войны, он идеально вписывался в остальные районы.

«Тупая шутка».

Подавив раздражение, с болью разглядываю пострадавшие здания, многие из которых с трудом пережили ту ночь.

Обваленные крыши, несколько дыр от попаданий орудий пришельцев, следы крови...

Высматривая знакомые с детства окна, я подмечал разрушенные места, а в голове прокатывался длинный список из имён тех, кто мог пострадать во время катастрофы.

-Слишком много...

Выбросив сигарету, поправляю шляпу, надвигая её на глаза. Мой широкий высокий воротник прикрывал меня от редких порывов пробирающего ветра, заодно закрывая лицо от любопытных взглядов.

Легко вбежав по лестнице, дохожу до знакомой двери, без стука входя внутрь, наверное впервые использовав запасной ключ по назначению.

Внутри был переполох. Разбросанные вещи, открытые чемоданы, куда спешно упаковывалось всё и вся.

С кухни разносился аромат классического ирландского завтрака, а где-то в глубине квартиры матерился батя, пытаясь найти свои вещи, которые мать рассортировала в давние хорошие времена.

-Мэри! Я не могу найти свой костюм!

-Да на кой он тебе сдался? Ты собрался давать концерт в центре помощи беженцам или вести там светские беседы?

-Не... Ну, а вдруг пригодится, а я, так сказать, не по погоде.

-Лучше иди сюда и садись есть!

-Ладно... И нечего так орать, женщина.

-Что ты сказал?

-Люблю тебя, милая... О! Шон, здорова, герой!

Увидев меня в коридоре, папаня хромающей походкой добрался до моей тушки и попытался сжать меня в своих объятьях. Его крепкая хватка была уже не та.

Отойдя на полшага назад, глава семьи Салливан оглядел меня с головы до ног, озаряя тёплой улыбкой.

-Как хорош, чертяка.

-Ты тоже, бать. Есть ещё порох?

-Ну, а ты думал. Чёрт. Жаль вчера не пришёл, а то мне сегодня за руль...

Батяня продолжал говорить, сокрушаясь тому, что не может со мной выпить, а я же внимательнее рассматривал его всё это время.

Он постарел. Сильно скинул вес и теперь едва ли может использовать свой старый гардероб. Правая нога чаще вставала на носок, а сам он неосознанно вздрагивал, когда опирался на неё.

Его левая рука двигалась чуть хуже, а улыбка на этой же стороне лица была более вялой и пустой.

Волосы почти целиком покрылись сединой, а морщины испещрили лицо.

-Ну, чего застыл? Пошли, мамку обрадуешь.

-Да, пойдём.

Печально улыбнувшись, я смог выдавить из себя куда более радостные и позитивные эмоции. Не хотелось портить им настроение ещё больше.

Зайдя на кухню, первое, что мне попалось на глаза — это куча газет и мусорных пакетов, на скотч приклеенных к стенам, закрывающих дыру.

Все ходили в уличной обуви, а под ногами то и дело попадались крошки бетона и куски кухонных полок. Побитая посуда, переломанная микроволновка и помятый телевизор, что раньше стоял на холодильнике.

Вместо старого обеденного стола сейчас был поставлен гостевой, который раньше доставали на праздники. А любимая мамина скатерть торчала из мусорки, она была вся в проплешинах и следах копоти.

-Дорогой, сынок...

Прервав мои размышления, мама накинулась на меня с объятьями. Привычные слёзы из радости и выплеснутого волнения. Но они были даже приятны. Аккуратно приобняв её за спину, ласково сжимаю с объятиях, вдыхая аромат её волос, пропахших едой.

«Как в детстве».

Мелькнула у меня в голове шальная мысль, после которой я потёрся о макушку матери щекой, а её хватка в ответ стала лишь крепче.

-Решил тут заскочить к вам, узнать, как дела. Да и помочь с переездом.

-Конечно, конечно. Но пока садись лучше, я сейчас ещё приготовлю!

Ловко утерев выступившие слёзы в уголках глаз, мама метнулась обратно к плите, не слушая моих протестов.

«Ладно, можно и перекусить... Даже не помню, когда нормально ел за последнюю неделю».

***

Проводив взглядом машину родителей, которая свернула за угол и понесла их за пределы разрушенного города, по одной из немногочисленных безопасных дорог, вытаскиваю сигареты из кармана.

На душе было как-то пустовато и одиноко. Непривычно было понимать, что родители уезжают на другой конец материка, надеясь оказаться подальше от столь опасного места.

Но самое печальное, что в момент прощания мать дала волю эмоциям. Она ругала меня, бранила, умоляла и просила прекратить всё это, убеждая, что её материнское сердце чувствует, что ничем хорошим для меня это не кончится.

Стоило её словам прозвучать, как я сразу вспомнил своё отражение в зеркале.

-Скорее всего, ты права...

Подкурив, затягиваюсь противным дымом, который в этот раз не принёс успокоения, а даже наоборот, разозлили ещё сильнее. Хорошо, что я не ответил ей, так бы было ещё тяжелее, как будто нынешней меланхолии мало.

И вот я стою на разрушенных улицах Нью-Йорка и наблюдаю, как машина моих родителей уходит вдаль, превращаясь в маленькую точку среди пепла и разрухи. Их силуэты исчезают за горизонтом, оставляя одну только тишину, которая кажется ненормально шумной в этом опустошённом городе. Сердце сжимается, когда я вспоминаю последние слова матери:

«Такая жизнь не доведёт тебя до добра».

Эти слова как шипы в моем мозгу, острые и безжалостные. Я снова и снова прокручиваю их, словно застрявшую пленку. Она была права, конечно.

Я не могу отрицать, что в этом мире есть мрак и порок, которые плетут свои сети вокруг меня, но как же больно слышать это из её уст. Как же тяжело принимать простую истину, что набатом бьётся в голове.

Я пытаюсь понять, что со мной не так. Почему меня терзает злость и беспокойство? Я не из тех, кто боится столкнуться с реальностью. Каждое утро я вижу, как мир погружается в хаос, и моя миссия — более чем просто справедливость. Это необходимость. Но вот эти слова, они проникают глубже, чем все удары и все страдания, которые я видел и перенёс.

Может, она боится за меня? За того, кто выбрал этот путь? Но в этом нет ничего страшного, не так ли? Я не могу позволить своим родителям вмешиваться в мой выбор. Я — Роршах. Это имя для всех, кто не понимает, как выглядит настоящая правда. Я вижу чудовищ, они везде, и я обязан сражаться с ними. Но чем больше я думаю о её словах, тем более они кажутся прогрессивными, как бы я ни хотел отвергнуть их.

-Конечно, боится, придурок...

Мне было не узнать собственный голос. Хриплый, надломленный, но не ранами или усталостью, а собственной судьбой.

Каждая крошка разума, что я бережно собирал, рушится под натиском этих мыслей. Опасность в реальности, в том, что я делаю. Она существует. Эта жизнь может действительно не довести меня до добра. Я постоянно на краю, и это знание, словно тень, следует за мной. Но... что-то не так. Я не могу позволить этому осуждению меня сломить.

Я смотрю на последние следы семьи, растворяющиеся в пыли, и ловлю себя на мысли, что, возможно, я сам принёс им эту тьму. Может, именно я — тот, кто запустил этот цикл разрушений?

Но нет, я не мог быть ответственным. Я выбрал стоять на страже, на линии фронта против злодейства. Если я сверну, кто тогда станет на защиту? Старк? Роджерс? Или может Ксавье? Каждый из них делает это пристрастно. Каждый всегда становится перед выбором, где на одной грани их совесть и убеждения, а на другой людские жизни.

Они не смогут, по отдельности так точно... Но и вместе тоже... Мы все прекрасно видели, чем это закончилось.

«Нет... Они не смогут сделать то, что порой должно быть сделано».

Ещё есть Стивен Стрэндж, наверное единственный, готовый жертвовать всем ради спасения людей... Но в этом его главная проблема, он действует слишком радикально и если для спасения Вселенной ему потребуется смерть Земли...

Он пойдёт на это.

Поэтому я буду продолжать. Действовать несмотря ни на что.

***

На мостике своего звездного корабля, укрытого в мракe космоса, Танос — Безумный Титан, самопровозглашенный спаситель Вселенной, безмолвно величествовал, сидя на своем троне. Золотая перчатка на его руке сверкала в тусклом свете, а в ней уже уютно устраивались два мощных камня бесконечности: Камень силы и Камень реальности.

Они как будто тревожили даже само пространство вокруг него, показывая, что их владелец полон непокоримых замыслов.

Один изливался в мир равномерным фиолетовым светом. Камень силы пульсировал в такт сердца Титана, соглашаясь с правом последнего на использование своей неудержимой мощи.

Второй же пылал алыми разводами, что, подобно теням, окружали его со всех сторон, пытаясь добраться до тех, кого камень реальности не признал своим хозяином. Потому Таносу периодически приходилось одёргивать его, дабы не остаться без корабля и преданных слуг.

В свете камней лицо Безумного Титана приобретало жуткие черты. Алый и фиолетовый смешивались между собой, порождая пугающую смесь.

Служители, стоящие в полутени, боялись даже поднять головы. Их страх был явен и предпочитаемое молчание лишь усиливало атмосферу тревожности.

Танос соскользнул со своего трона, его мощные шаги напоминали о приближающемся урагане. Он подошёл к панели управления, где голограммы танцевали, проецируя сводки о провале его последней операции на Земле.

Перед глазами Титана мелькали лица его павших подчинённых. Самые верные, самые сильные и результативные... Но все они проиграли, хотя и пытались воплотить его замысел разными способами.

-Несостоятельные бездари, — произнёс он, его голос был как гром среди полной тишины. Движением руки он закрыл армейские сводки, открывая доклады своих шпионов. Голограммы переворачивались, показывая героев Земли, их имена с монотонной стереотипностью отправлялись в сторону. — Каждый из них был в числе тех, кто осмелился встать на пути спасения самой жизни.

Он склонился над устройством, изучая бесчисленные данные о своих врагах.

-Время пришло. Я не потерплю более никаких провалов, — его голос был как леденящий ветер, проникающий в грудь каждого из исполнителей, а каждый его шаг — отголоском гнева, предшествующего буре.

Сжав кулак, освещая мрачный тёмный зал фиолетовым светом, Безумный Титан одной аурой силы Камня поставил всех на колени.

Удовлетворительно кивнув, Танос обернулся, его глаза сверкали жгучим светом. Прямо перед собой он увидел великолепный вид на космос через иллюминатор. Корабль был почти готов к прыжку в недра космической бесконечности. Он встал, закатав рукав, чтобы ещё раз погладить поверхность перчатки, которую удерживал с теплотой и предвкушающей улыбкой любящего отца.

-Скоро эта Вселенная будет спасена. Я соберу все Камни… И тогда моя миссия завершится, — произнес он с предвкушением, чувствуя как энергия переполняет его. — И все эти глупцы восславят мой подвиг, слыша вздохи благодарной Вселенной, — завершил он, а его голос, наполненный угрозой, слился с гулом системы. Его корабль прыгнул в пространственный разрыв, оставляя за собой разрушенную планету.

Вновь сжав кулак, Танос трепетно разглядывал Камни, в тысячный раз продумывая свой план и представляя, как изменится мир благодаря его трудам.

За спиной Титана раздалась возня. Бросив туда взгляд, могущественный пришелец позволил себе мягкую улыбку.

-Вы нашли его? — Сдерживая нетерпение, поддерживая свой образ молчаливого и не говорящего попусту, Танос развернулся целиком, представая во всей красе перед своими подчинёнными. — Покажите мне...

-Мой повелитель... Простите, но... Мы не смогли добыть его...

Договорить прислужник не сумел. Огромная рука фиолетового цвета врезалась ему в скулу, разбивая череп на куски. Полыхая злобой, Танос ухватил за макушку второго, начав медленно сдавливать пальцы.

-Причины?

-Камень души оказался не так прост... Мы не смогли добыть его, наших сил...

-Жалкие оправдания. — Без сомнений сжав пальцы, кроша черепушку, «спаситель Вселенной» отряхнул руку. — Всегда всё приходится делать самому... Но это сейчас не важно. Главное, что моя дорогая дочь не соврала.

Вернувшись на свой трон, Безумный Титан включил экран на подлокотнике, открывая себе вид на камеру, где была заключена его любимая дочь.

-Умница, девочка.

Загрузка...