Начальник Америки (Тихоокеанская сага-3)

Глава тридцать шестая. Оттепель

Глава тридцать шестая. Оттепель

Ещё около недели мы оставались в базовом лагере. И только когда стало понятно, что осложнений с переломом не будет, отправились на золотоносный ручей. Даша мне всегда нравилась больше своих подруг, кроме того, забота о Страхове объединила нас. Но я заметил, что и Колычев с большим интересом поглядывал на девушку. Эти новые обстоятельства в нашем с капитаном соперничестве меня озадачили. Не хватало нам банально поцапаться из-за женщины и свести принципиальный спор, от исхода которого зависела, возможно, судьба колоний, к этологии, к выяснению, кто тут самый-самый альфа.

Даша улыбалась нам обоим, словно не замечая напряжения. Возможно, её просто тянуло к власти. Тропинин некогда утверждал, что в этом и состоит женская природа. Его взгляды всегда отдавали архаикой. Но ведь и общество, в котором мы оказались, несмотря на все наши усилия, во многом оставалось архаичным. Так что вполне возможно Тропинин оказался прав, а я как всегда пребывал в медовом плену идеализма.

Так или иначе Даша вызвалась помочь с геологоразведкой и капитан на время остался с носом. Мы запрягли собак, загрузили припасы на две недели и отбыли на ручей.

И вот глухая свирепая зима, заваленный снегом вахтовка. Точка на карте, оторванная от всего мира. И нас двое под Млечным путем. Там на ледяном берегу золотоносного ручья всё и случилось. Не то, чтобы я совсем не ожидал развития, но мы вошли в эти воды естественно, словно так было предопределено.

Задав корму собакам, я втащил в вахтовку корзину с грунтом и заметил, что пол был мокрым, помещение протоплено больше обычного и его наполнял пар. Даша сидела возле печки, завернутая в простыню. Её волосы были спутаны после мытья, но уже просохли. Лицо было красным от жары и пара.

На доске, которую мы использовали в качестве стола (иногда обеденного, иногда рабочего, иногда письменного) стояла миска с мясом и кашей и запотевшая бутылка хереса из моих стратегических запасов.

— Я подумала, что из вахтовки получится отличная баня, — сказала она.

Мы так и не успели построить нормальную баню в базовом лагере, обходились кадками с нагретой водой. А тесное помещение вахтовки и правда подходило для этого. Здесь была печь и котел с водой, лавка вдоль стены, а Даша добавила булыжники из отвала, чтобы сохранять жар и генерировать пар.

— Вот только все вещи пропитает влага, — заметил я.

— Небось, высохнут.

Итак. Промывку золота откладывалась. Вода в котле ещё оставалась, а мне тоже не мешало бы смыть с себя грязь. Но не выгонять же девушку после бани на холодный воздух?

— Отвернись, — попросил я.

Она залезла в спальник, отвернулась и сказала:

— Я буду ждать здесь.

Слово было произнесено и не подразумевало других толкований.

Я давно выработал привычку не привязываться к женщинам. Они старели, я же прыгал по времени через несколько ступенек. Иногда женщины погибали, не успев постареть, такое уж было время. Независимо от причины потеря приносила боль. К счастью физические нагрузки и дикий темп, который я задал себе, не оставляли много места для увлечений. Людские лица мелькали калейдоскопом, и ни одно женское не задерживалось перед глазами достаточно долго, чтобы всерьез зацепить душу.

На этот раз я просчитался.

Это было необычное ощущение, лежать рядом с ней, уже расслабленной, умиротворенной, но все ещё желанной. Пространство наполнилось жизнью, а жизнь особым вкусом. Правда вместе со вкусом пришла и тревога. Я как-то сразу понял, что наши отношения не ограничатся короткой интрижкой или даже служебным романом. Это надолго, это требовалось осмыслить.

Я осознал, что не могу бросить её. Если я буду прыгать по времени, а она отправится своим ходом, вместе со всеми, то мы попросту разойдёмся. Даже если я украду один лишь единственный день, я украду его у нас с ней. Что ещё хуже, перескочив через этот украденный день я встречу совсем другую Дашу. Да так оно и будет. Она станет другой в этом «завтра», а той, которую я оставлю «вчера» уже не будет.

Я понимал, что мужчинам случается уходить из дома, иногда очень надолго. особенно в эпоху конных повозок и парусных судов. Но всё равно не мог уравнять эти вещи. Мужчина уходит, зная, что женщина остаётся. Он может думать о ней каждую минуту, поглядывать на портрет в медальоне, на фото, или просто вызывая воспоминания. А о чём буду думать я, проскакивая время в мгновение?

А ведь потом станет ещё хуже. Она будет стареть, а я скакать по вечности, точно архангел… Нет, мне не хотелось терять любовь.

— Когда вы отправитесь за следующей партией грунта? — спросила она, чуть приподняв ресницы.

— Давай на «ты», — предложил я. — Нелепо разговаривать на «вы» в общей постели.

— А по-моему в этом что-то есть, — сказала Даша. — Но, как хочешь.

— Мы еще не промыли предыдущую партию, так что весь завтрашний день проведём вместе.

Неожиданно для себя я ощутил, что золото перестало быть мне интересно. Золотую лихорадку сменила любовная. Обдумывая эту мысль, я непроизвольно притянул Дашу к себе.

— Я хочу от тебя детей, — сказала она, поддавшись.

Я растерялся. Я ещё не осмыслил предыдущие вводные. Они резко меняли жизнь, но дно дело связать судьбу с женщиной и совсем другое завести детей.

— Ладно, не отвечай пока ничего, подумай, — сказала Даша. — Анчо говорил, что ты знаешь много сказок. Странных сказок, он говорил.

— Знаю, — кивнул я.

— Расскажи что-нибудь.

— Что тебе рассказать? Есть сказки короткие, смешные и не очень. Есть длинные, которые можно рассказывать всю ночь.

— Я хочу послушать долгую-долгую сказку.

Порывшись в памяти, я выудил самую длинную из всех.

— Что ж, речь у нас пойдёт в особенности о хоббитах…

Не то чтобы я знал гениальное творение дословно, но постарался максимально придерживаться оригинала. Некоторые имена, особенно эльфийские позабылись, и я заменил их более простыми, затянутый сюжет пришлось малость сократить.

Даша дремала рядом, положив голову мне на плечо. Дремала, но слушала внимательно, и когда я замолкал, думая, что девушка заснула, крепко сжимала рукой плечо, требуя продолжения. Ну, чисто ребёнок.

— И как только Горлум исчез в жерле сопки, а вместе с ним исчезло императорское кольцо, крепости Врага рухнули, а сам он развоплотился и его дух с воплями промчался над землёй и исчез среди тёмных гор.

— Всё? — недоверчиво спросила она.

— Всё. Ангелы ушли. Серафимы и херувимы также покинули мир. Остались люди, — закончил я, опустив эпилог про национально-освободительное движение хоббиов. Сейчас это было лишним.

— Кто ты? — спросила Даша после длинной паузы.

— Ворон, — ответил я.

Она подняла голову и заглянула в глаза.

— Ты такой же Ворон, как я ворона.

Наш медовый месяц растянулся на большую часть зимы и начало весны, а свадебное путешествие, если его так можно назвать, свелось к буксировке вахтовки на семь вёрст верх по ручью. Мы изредка заскакивали в базовый лагерь, чтобы навестить Страхова и пополнить припасы, отпраздновали вместе со всеми Новый Год. Вот во время праздника наши отношения и стали явными для всех, хотя никакого специального объявления мы не сделали.

Капитан стал подчёркнуто холоден и ко мне, и к Даше. Но я уже не обращал внимания. Я вдруг ощутил, что не только золота лихорадка отпустила меня, я понял, что вообще не хочу больше заниматься колониями. Пора было остановиться. Я достаточно вложил в проект нервов и мог с чистой совестью отойти от дел. Закрыть последние обязательства и сразу же на покой. А если без меня система не потянет, значит туда ей и дорога, значит она изначально задумывалась неправильно.

Я больше не спорил с капитаном. Я больше ни с кем не спорил.

Тем временем Страхов к весне поправился полностью и я решил передать ему все дела. Загвоздка была в том, что геологу требовался помощник, потому что я ведь не один собирался отойти от дел, а вместе с Дашей. Больше же в тайну никто посвящён не был.

Мы присматривались к людям, и браковали одного за другим. Иван, которому предстояло здесь поселиться, был самой приемлемой кандидатурой, вот только я плохо его знал. Пристал он к нам недавно, в Виктории себя никак не проявил. От того и решил попытать счастья на новом месте. Мутный тип. Как, впрочем, и большинство наших спутников. Обратное сторона фронтира. Его развивают те, кого в обычном обществе скорее всего давно повесили бы. Соблазнять этих людей золотом я бы не рисковал. Другие, вроде Сарапула, были, напротив, слишком наивны. Они не смогли бы удержать разведку в тайне, а ажиотаж под контролем.

Мы не посещали золотоносный ручей больше недели, что сразу же отметил Колычев.

— Вы кажется не собираетесь возобновлять свои поиски?

— Я полностью вымотался, — признался я. — А Страхову там нечего делать одному, без помощника.

— Отправьте меня, — предложил капитан.

Предложение было неожиданным.

— Достойно ли такое ремесло дворянина?

— Ерунда, — отмахнулся он. — Изучение природы ближе к науке, чем к ремеслу. И знали бы вы, чем мне пришлось заниматься на флоте.

— Нам нужно поговорить с глазу на глаз, — сказал я.

Что будет если империя узнает о золоте Клондайка? Отправит сюда рудознатцев, пришлёт казаков, армию? Возможно нагонит каторжан? Но большие силы она точно не выделит. Слишком далеко, слишком неопределенно. Россыпи это азартная игра для старателей, а для империи не стоит свеч. Хуже если власти отдадут добычу на откуп богатеям.

С другой стороны, любые российские поселения, кто бы их не поставил, сразу же попадут под наше влияние. И в плане снабжения, и в плане культурных ориентиров, и в плане уровня жизни. Мы явно получим симпатии простых работяг.

Нет, это рискованно. Или же риск оправдан? Мне следовало как минимум посоветоваться с Лёшкой, а он далеко. Придется принимать решение самому.

— Золото? — удивился Колычев.

Мы забрались на гору, с которой хорошо был виден базовый лагерь, обе реки и золотоносный ручей, впадающий в Клондайк. На небольшом костре грелся кофейник с длинной ручкой. Еду мы прихватили с собой.

— Здесь его полно, — заверил я. — Но золото и благо, и проклятье. В какую сторону повернёт зависит от людей. Мне не хотелось бы, чтобы люди посходили с ума и принялись резать глотки друг другу. И ещё меньше мне хочется, чтобы здесь устроили каторгу, вроде Нерчинской или отдали прииски на откуп кровососам, у которых рабочие мало чем отличаются от каторжан.

— Чего же вы хотите? — удивился Колычев. — Будете добывать сами?

— Нет. Я хочу просто застолбить место.

— Застолбить? — не понял Колычев.

— Да, вроде как поставить межевой столб. Объявить своей по праву первой заимки, primo occupanti, как говорили римляне.

Я разлил кофе по оловянным кружкам (в сплав Тропинин добавил меди и ещё каких-то примесей, чтобы олово не распадалось на морозе). Мы жевали подогретое на палочке вяленое мясо и запивали горячим кофе. Сочетание то ещё, но такова уж юконская кухня.

Довольно скоро беседа о золоте переросла в беседу обо всем. Капитан спрашивал, я отвечал. Никаких споров, возражений, никаких вопросов, откуда, мол, такая уверенность в суждениях. Редкие уточнения, но в основном кивки согласия. В свою очередь я удержался от сарказма и не пытался навязать чуждую ему систему ценностей.

На миг мне даже показалось, что я элементарно сдавал дела капитану. Но, конечно, он не мог перехватить управление колониями. Не тот у него был статус. Против меня и компании мог выступить сейчас только крупный олигарх вроде Демидова, Шувалова, Шереметева, или генерал-губернатор с войском.

Колычев переиграл меня не вообще, а в этом конкретном необъявленном противостоянии. Не то чтобы он показал моральное превосходство или особое благородство, но ему удалось сохранить целостность, остаться верным единственной цели похода, в то время как я разрывался между обязательствами и чувством. Да и разрывался недолго. Чувство победило с разгромным счетом.

Когда пришла весна, капитан по-прежнему излучал напор, уверенность, а я словно находился в разобранном состоянии. Мне совершенно не хотелось возвращаться к оставленным в Виктории делам. Долгая зимовка на Юконе прошла тихо, спокойно, совершенно изменив ритм жизни. Прежний бешеный темп был нарушен, дыхание сбилось. Я некоторое время прожил как обычный человек, без фокусов со временем и пространством, без изматывающего сражения с морем, как во время перехода на «Палладе». Прожил вместе с любимой женщиной. И такая размерность или размеренность затянула меня.

Лишившись вместе с вахтовкой и любовного гнёздышка (что стало упущением), мы с Дашей часто гуляли по окрестностям базового лагеря. В апреле уже вовсю пахло весной, припекало солнце, оседали и темнели сугробы. Но ветер приносил с окрестных гор стужу, иногда снежную крупу, а лёд на Юконе оставался крепким. И только возле безымянного острова, что располагался выше лагеря по течению, на стремнине образовалась длинная полынья.

— А в Виктории уже зацвела вишня. — вздохнула Даша, прижимая ворот меховой куртки к горлу.

Вода в паре метров от нас журчала, точно и правда началась весна. Но мы знали из расспросов индейцев хан, что остальной реке еще с месяц предстояло стоять подо льдом.

Пока я наблюдал за потоком в моей голове сформировалась дикая на первый взгляд идея. Дикая, но не совсем безнадежная. Во всяком случае она стоила того, чтобы попробовать.

— Хочешь, мы прямо сейчас вернёмся в Викторию? — спросил я. — Только помоги мне дотащить умиак до полыньи.

— Прямо вот так на лодке? — засмеялась она.

— Да, прямо на лодке. И прямо сейчас.

Мой серьёзный вид заставил её прекратить смех. Она выжидающе посмотрела на меня.

— Ладно.

Мы вернулись к лагерю и выкопали из-под сугроба наш со Страховым умиак. Остальные лодки были разобраны, но умиак мы использовали до самых морозов и вернув, просто оставили возле барака. К счастью непогода не повредила его.

Спускаться в полынью выглядело сущим безумием, но со стороны острова к кромке имелся довольно надежный подход, а сама кромка казалась достаточно прочной. Этим путем мы и воспользовались.

Умиак скользнул в воду, Даша забралась первой. Я сел позади и обнял её.

— Прикрой глаза, оставь лишь маленькую щёлку для света.

Я оттолкнулся от кромки и тоже прикрыл глаза. Умиак подхватило течением.

— Опусти весло в воду и легонько оттолкнись им…

Я провел ладонью по её щеке, а потом обнял ещё крепче.

— Тебе тепло?

— Тепло.

— Хорошо. Представь, что мы сейчас плывем по нашему фьорду, огибаем мыс с новым фортом и газовым заводом и вот-вот покажется башня с часами, гостиница, старый форт и морское училище, — полушёпотом говорил я. — Ты видишь здание конторы, цветущие вишни. Лепестки падают с них в воду, делая гавань розовой…

В нос ударили запахи весны. И прежде всего цветущая вишня.

Мы всё же переместились. Вдвоем.

Я с удовольствием смотрел на её круглые удивлённые глаза.

Мы конечно сразу же вернулись, а когда растаял лед на Юконе, покинули базовый лагерь вместе со всей экспедицией. На Клондайке осталась небольшая фактория, где поселились Иван с Моек, да Сарапул со Страховым. Последний, наконец, поверил в россыпи и решил летом исследовать на предмет золота другие притоки.

Основная часть экспедиции сплавилась до устья без приключений, если не считать крупного ледяного затора почти у полярного круга, который задержал нас на несколько дней. Но затем все прошло гладко и достигнув моря, мы увидели одну из шхун Чихотки, лавирующую неподалеку от берега. Едва завидев паруса, я сразу начал думать об ускоренном возвращении в Викторию. Правда исчезать с Дашей посреди диких земель подобно сказочному колдуну Черномору, похитившему Людмилу, значило вызвать ненужные подозрения. Пришлось прогуляться вместе со всеми до Уналашки. Там мы с Дашей взяли старый добрый умиак и объявили друзьям, что хотим навестить моего друга Чикилжаха, вождя местного племени. Сами же, едва перекинувшись с вождем парой слов, переместились в залив короля Георга.

Мы не рискнули появиться в Виктории с бухты-барахты да ещё и на утлой лодочке, а поселение нутка идеально подходило для временной базы. Хотя Каликум сразу же предложил подбросить нас до столицы на своем китобое, я отказался. Мой план был хитрее — подсесть на проходящий корабль, желательно шедший с северных островов. Это позволило бы сочинить удобоваримую для всех легенду.

До столицы отсюда оставалось рукой подать и, что важно, на высокой горе перед входом залив недавно поставили семафорную мачту. Мы подняли соответствующий случаю синий флаг с белой диагональю, добавляли к нему по ночам три фонаря, а уже через несколько дней проходящее мимо судно приняло нас на борт.