Начальник Америки (Тихоокеанская сага-3)

Глава восемнадцатая. Шмуглер

Глава восемнадцатая. Шмуглер

С открытием торговой гавани, где теперь осуществлялась вся погрузка и разгрузка, внутренняя гавань, с которой начинался город, стала чем-то вроде Ви-Ай-Пи терминала. Или если угодно привилегированным яхт-клубом, совмещённым с военно-морской базой. Здесь отстаивались корабли наших ветеранов, которые с возрастом всё реже покидал дома, дежурила эскадра «береговой охраны», базировался учебный флот Морского училища, швартовались частные яхты, в том числе моя «Американская Мечта». По камчатским или охотским документам ради конспирации все такие кораблики проходили как промысловые шхуны — владеть яхтами, как и шкурками горностая, в империях позволялось только членам императорских фамилий.

Обычно в акватории всегда стояло с дюжину кораблей, но сейчас гавань выглядела заброшенной. Лишь «Мечта» стояла у набережной напротив особняка, да одна из старых наших шхун, уже без мачт и оснастки торчала у причальной бочки. Шхуну давно следовало списать и продать на дрова, выходить на ней в море было опасно.

Наиболее пустое место, если можно так выразиться, находилось на месте у входа в гавань, где обычно стоял единственный наш фрегат. "Паллада требовала слишком много людей, поэтому редко поднимала паруса. Её выводили в море только в самые критические моменты, набирая в команду резервистов, добровольцев и уповая скорее на абордаж, нежели на прицельную стрельбу.

Отсутствие «Паллады» меня особенно встревожило. На время даже назначение на Америку начальника вылетело из головы. Тем более, что и людей на набережных оказалось не больше, чем кораблей в гавани. Даже меньше — выбираясь из лодки, я не встретил ни единой живой души. Где-то на примыкающих улочках слышались звуки города, кричали петухи, стучали топоры, ржали лошади, ругались люди, но пресловутая витрина пугала безлюдьем. С другой стороны, дома не дымились от пожаров или бомбардировки, город не лежал в руинах. Значит, что бы там ни случилось, оно случилось не здесь.

Надеясь выяснить причины запустения, я первым делом отправился не в особняк, а в главную контору компании. Центральный фасад с роскошным подъездом выходил на главную набережную. Не проходило и года, что бы мы не добавляли к «витрине капитализма» пару новых штрихов. Теперь над подъездом нависала галерея, достаточно широкая и длинная, чтобы вместить господ приказчиков во время перекура. Мы изрядно помучились возводя арки и перекрытия, но результат того стоил. Попивая кофе, чай или вино, попыхивая сигарой или трубкой, с галереи было славно наблюдать за кораблями входящими в гавань, выходящими из неё, стоящими на ближнем рейде или возле стен. Я часто делал зарисовки с этого ракурса, предпочитая его всем другим. Однако сейчас исполинский ластик богов подчистил пейзаж.

Гвардеец, что дежурил на входе поприветствовал меня, но не набросился с рассказами о каком-либо бедствии или войне. Впрочем я не был уверен, что он произнес бы хоть слово даже случись что-то действительно страшное. Парни Ватагина отличались молчаливостью и фатализмом. Я поднялся по лестнице.

Большой зал на втором этаже предназначался для церемоний и торжеств. Несколько кабинетов вмещали в себя всевозможные легальные службы. Здесь принимали капитанов, туземных вождей, промышленников. Сюда можно было привести и имперского чиновника. когда придет время. Всё это являлось лишь фасадом. Тайны скрывались за неприметной дверцей, которая вела в северное крыло, выходящее окнами на Иркутскую улицу.

Многочисленные пристройки превращали здание в настоящий муравейник. И все эти лабиринты из лестниц, коридоров, проходных комнат отлично маскировали единственный вход в святая святых, где сосредоточился подлинный контроль над колониями.

Сперва следовало попасть в невзрачный кабинет — один среди многих. С таким же шкафами, ларями, стульями. За длинным столом, делящим кабинет надвое, обычно сидел один из наших ветеранов. Человек со стороны просто не понял бы, куда попал, пока ветеран вежливо выпроваживает его восвояси. И только людям, входящим в узкий круг управленцев была доступна едва заметная дверь в глубине комнаты.

За ней располагался небольшой коридор с комнатами, где хранились личные дела колонистов, сведения о наших кораблях, факториях, активах, разнообразные архивы и секретная документация. Копии распоряжений, договоры, отчёты. Делопроизводство компании сильно опережало время. Нам с Тропининым удалось стандартизировать названия, терминологию. Много сил ушло на то чтобы заменить мутный стиль сказок восемнадцатого века на лаконичные доклады двадцатого или двадцать первого. Грамотная обработка информации сама по себе увеличивала коэффициент полезного действия. По крайней мере, наши парни получали исчерпывающие сведения и не наступали дважды на одни и те же грабли. Здесь же располагались несколько тайных отделов, особая комната, где хранилась денежная казна, а кончался коридор операционным залом, в котором проводились совещания и принимались решения.

На стене висела огромная тщательно составленная карта Тихого океана. Такой не обладал пока ни один монарх мира. На карте отсутствовали белые пятна или вымышленные земли, впаренные тщеславными мореходами своим правителям. Зато имелись названия подлинные, которым, возможно, будет не суждено прозвучать под этими небесами. На карте обозначались торговые пути, промысловые зоны, племенные территории, все наши города, заводы, фактории, помечались особыми значками золотоносные районы, о которых пока не ходило и слухов, подробно расписывались прилегающие к океану материковые территории, куда ещё не ступала нога европейца.

Силуэты кораблей на вонзенных в карту булавках, обозначали передвижение наших торгового, промыслового и боевого флотов, а перекрещенные пушечки соответственно обозначали дислокацию вооружённых формирований. Понятно, что без оперативной связи все эти картинки являлись чистейшей профанацией. Кораблик мог давно потонуть или благополучно пересечь океан, а мы узнавали об этом может быть через год. Однако даже несовершенная оперативная карта придавала делам упорядоченный вид.

Обычно в зале находился Комков или кто-то из его заместителей, сидело с полдюжины людей, работающих с документами, постоянно заходили и выходили те, что обновляли текущую обстановку. Я же теперь застал только трёх молодых креолок, которые пили кофе и болтали — совсем как оставленный без присмотра начальника персонал в офисе какой-нибудь затрапезной фирмы. При моём появлении разговоры смолкли. Девушки смотрели на Самого Большого Начальника без испуга, скорее с любопытством.

— Привет, дамы! — улыбнулся я. — Угостите кофе?

— С удовольствием, — ответила Галка, самая бойкая из троицы.

Она вытряхнула из ящичка мельницы остатки кофе, добавила кусочек сахара и, залив водой, поставила турку на спиртовку. Электрических машин ещё не придумали, но может оно и к лучшему. Мне всегда нравился кофе сваренный запросто.

Мы молчали, разглядывая друг друга. Девушки являли собой первые плоды образовательной программы. Я помнил их ещё учениками, а потом и подростками, тянувшими жребий после начальной школы.

С тех пор мне приходилось регулярно проведывать девушек, читать лекции по самым разным вопросам, а то и просто «говорить за жизнь», но с особым вниманием я следил за карьерным ростом протеже, когда они, наконец, закончили обучение. Пока что карьера развивалась не слишком бурно.

Галина работала по дипломатической линии, переводила с туземных языков и всё чаще подменяла засыпающего на переговорах Мухоморщика. В остальное время составляла словари, имеющие, впрочем, слабый спрос в виду пока еще доминирующей безграмотности зверобоев и купцов, которым они предназначались. Гораздо больше её увлекало попутное занятие — изучение мифологии, обычаев, фольклора. Я потворствовал увлечению, хотя даже Тропинин считал этнографию лишней обузой на данном историческом этапе. Но ведь только сейчас и можно было собрать первичный материал, который чем дальше, тем больше засорят пришлые мифы и языки.

Варвара занималась сельским хозяйством и промыслами. Работала вместе с калифорнийской лабораторией Матвея Дерюгина, где пытались возделывать табак и прочие колониальные культуры, но взяла на себя более умеренные широты. Мы построили небольшую оранжерею на территории будущего университета. В большей степени на Варваре держалось научное обеспечение промысловой отрасли. Мы пытались разработать систему разумного природопользования — чередовать запуски, нарезать заповедные зоны и собирались со временем добиться надёжного воспроизводства зверья, с одной стороны, и стабильности цен на пушных рынках, с другой. Информации, однако, не хватало, поэтому Варваре предстояло создать науку заново. Наши с Лёшкой источники, будь то канал Дискавери или детские книжки про пингвинов и лемуров рассказывали чаще, чем про бобров или лисиц.

Дарья получила в распоряжение городскую больницу и несколько туземных помощниц. Ей было и проще, и сложнее. Основные медицинские достижения будущего базировались на технологиях нам пока не подвластных.

Кофе зашипел, собираясь сбежать, и Галка едва успела снять со спиртовки джезву, или турку, как её называли в России.

— Как дела, сестрички? — спросил я, сделав первый глоток кофе с привычным уже привкусом пыли от некачественных жерновов.

Сестрички разом вздохнули.

— Помаленьку, — ответила Галка. — Перевожу какую-то муть про распорядок британского королевского флота.

— Это не муть, девочка. Я за эту бумагу бобрами заплатил. Хотя Тропинин, конечно, мог и сам перевести. Разведка — его епархия.

Тропинин и правда озаботился созданием шпионской службы. При этом он смотрел в будущее и рассматривал нынешнюю игру в аналитику не более чем тренировку — сейчас мы находились столь далеко от европейских дел, как впрочем и азиатских, что физически не могли держать руку на пульсе, не то что влиять на политику. Чему лично я был рад. Но если удавалось, то охотно добывал информацию для анализа.

— Алексей Петрович говорит, дескать почерк больно уж кудрявый, — пожаловалась Галка. — Буквы среди кружев не разберёшь. Но я думаю просто лень ему.

Простота общения с начальством отличала трех девушек от всех других служащих. Большую часть жизни они находились под нашим влиянием, не удивительно что манера их поведения стала наиболее близкой нашей с Тропининым эпохе. Я любил болтать с ними просто так. Вот и сейчас не спешил переходить к делу. Если случилось что-то серьезное — сами первым делом расскажут.

— Как твои бобры? — спросил я Варвару.

— А что бобры? — пожала она плечами. — Бобры, как и прежде деревья грызут. Вот тут недавно белых медведей видели, это полюбопытней бобров будет.

— Белых медведей? — удивился я. — Где?

— На Острове, к северу, вёрстах в ста — ста пятидесяти.

— Странно. На льдине шальной принесло?

— Как я поняла по рассказам тамошних жителей, это не те медведи, что во льдах живут. Обычные гризли, как вы их с Тропининым называете, только шкурой белые с желтизной.

— Такое бывает в природе, — улыбнулся я. — Альбиносы. Ничего особенного.

— За исключением того, что там их много. Целая популяция, — Варвара произнесла умное слово без малейшей запинки. — Нет это не альбиносы, это порода, масть. Разновидность обычного лесного медведя.

— И что думаешь делать? — заинтересовался я.

— Хотела съездить туда, посмотреть, добыть одного для пробы. Если там их действительно много, то может есть смысл промысел затеять. Белая шкура, небось, подороже обычной пойдёт. И в Кантоне такие наверняка оценят. Да и просто взглянуть на диковинку любопытно.

— Вот только мужики ушли, а девок не взяли, — не выдержала долгого молчания Галка. — Оставили нас город сторожить, как старух, право, каких-то.

— А куда ушли? Неужели за медведем?

— Как бы не за медведем, — проворчала Галина. — В проливах шмуглера заметили. За шкурами пришёл. Сразу же пришлые с индианцами стычку устроили. Ради шутки посадили одного на бочонок с порохом и фитиль подожгли. Калликум, понятно, обиделся, ударил по ним, но пришлые все вооружены, так что побили индианцев. Калликум с Макиной прислали гонца к нам за помощью, но пока тот добирался, шмуглер из залива Нутка ушёл дальше в проливы. Кораблик у него небольшой, но на борту пушки, индианцам такой не по зубам. Вот все наши и отправились на войну.

— Ага, — дело прояснилось и я выдохнул с облегчением. По крайней мере не война с тлинкитами или хайда, какой я всегда побаивался, и не вторжение испанцев. — И давно вышли?

— Два дня тому назад.

Я подошел ближе к карте и обнаружил значок эскадры в одном из проливов.

— Что так все и сорвались?

— Все. Будто бес в них вселился. Дела побросали. Протрубили сбор-поход. Лязг железа, пальба, хвастливые обещания. Рожи раскрасили, перья нацепили и подались за победой.

Я подумал, что у Галки определённо пропадает литературный талант. Впрочем, почему пропадает? Ещё не вечер.

Мы давно хотели сцапать какого-нибудь иностранца на незаконном промысле или торговле, имея в отношении него далеко идущие планы. Европейцы заинтересовались нашими пределами после экспедиции Джеймса Кука. Но они понимали торговлю как разорение диких племён. И вот ведь — всё дно к одному. Здесь шмуглер объявился, а в Империи уже и начальника на нашу шею организовали.

Лёшка знал, что делать, но мне хотелось поделиться с ним новостью, да и взглянуть на контрабандиста было бы не лишним.

— Догоню, — решил я, но бить копытом не стал. Большому Начальнику такое не пристало. — Ещё какие-нибудь новости есть?

— Яков Семёнович загрузил партию оружия, пороха и отправился продавать каким-то повстанцам в Азию. У них там большая война, а значит и спрос неплохой.

Я ещё раз взглянул на карту. Два флажка с кораблями дальнобойщика находились в районе центрального Вьетнама. Я не знал, что там сейчас шла за война — династические разборки, отпор северному или западному агрессору, но наше оружие (главным образом легкие пушки) имело в регионе стабильный спрос. Рытов уже неплохо освоился в Южно-Китайском море, ходили туда и другие. Внутриазиатская торговля приносила постоянно растущий доход. Чего нельзя сказать о последнем прожекте Лёшки по колонизации тихоокеанских атоллов.

Я перевел взгляд на Полинезию. Одинокий значок фактории расположился почти на экваторе строго к югу от Гавайских островов. Остров Рождества сейчас осваивала небольшая группа нанятых Лёшкой людей. Они высаживали кокосовые пальмы, разбивали огороды и разводили свиней, но даже на продовольственное самообеспечение пока не вышли. Главным образом по причине напряженки с пресной водой. Тропинин не отчаивался и уже внедрял систему сбора дождевой воды, капельный полив и другие новации.

Именно возле острова Рождества, перегоняя «Палладу», мы встретились со шхуной его новой компании.

Та встреча оказалась столь трогательной, что воспоминания о ней умиляли меня до сих пор. Мы не видели ни единого паруса с тех пор, как спустились к Южной Атлантике. Потрепанный ветрами Горна фрегат шёл около месяца пустынными водами Тихого океана. Мы не заметили ни клочка суши, ни хотя бы туземной лодки, и вдруг повстречали целую шхуну.

Мистера Спиджика сразу же озаботил тот факт, что несмотря на явное наше преимущество, шхуна приготовилась к бою и подняла неизвестный флаг. Он чувствовал в этом какой-то подвох и внимательно осматривал горизонт в поисках возможных сообщников. Сыграли тревогу. Но наш фрегат с самого начала не являлся грозной силой и даже бой с небольшой шхуной мог оказаться фатальным.

Я же, разглядев в трубу Большую медведицу, вернулся в каюту, достал из сундука сверток и протянул шкиперу.

— Прикажите поднять этот флаг, мистер Спиджик.

Трудно сказать, кто был ошарашен больше, но я получил настоящее удовольствие, когда увидел изумление на лицах моряков из Виктории. Встретить своих на краю света — это бесценно.

Мы называли наш остров просто Островом. Подобно тому, как англичане называли Мадейру. Местного названия он не имел, потому что был слишком велик и не воспринимался особой географической единицей. Ну, а Ванкувер пока ещё служил только мичманом.

Подобно могучему древу Остров врастал в материк множеством мелких островков, скал, проливов, фьордов и заливов. Корневая система представляла собой запутанный лабиринт, в котором легко потеряться даже имея подробную карту. Горы, нависающие со всех сторон, искажали перспективу. Было невозможно заранее предсказать, куда повернет узкий водный проход на следующей версте, не закончится ли тупиком? Приливы и отливы скрадывали или являли свету скалы, отмели, иногда полностью перекраивая ландшафт. Даже старожилы могли заблудиться в шхерах.

На нашей стороне были местные индейцы, что и решило дело. Однако совсем без потерь не обошлось. Когда «Американская Мечта» перенеслась на две сотни километров к северо-западу, я увидел вехи Большого похода. Одна из шхун выскочила на берег, другая крепко сидела на мели посреди пролива. В обоих случаях вроде бы обошлось без пробоин, но корабли застряли, и чтобы их снять требовалось дождаться большой воды и помощи, а помощь могла прийти лишь после окончания миссии.

Тропинин, как видно, спешил. Со шхун сняли экипажи, пушки, но весь остальной припас оставили на борту. Ту, что налетела на отмель, оставили под охраной юнги, а выброшенную на берег уже растаскивали местные индейцы. Парусина, канаты, доска — ценились у них куда больше стеклянных бус или ракушек.

Юнга опасливо косился на индейцев и ловил рыбу. В первый момент он даже испугался когда рядом возникла яхту, видимо подумал, что индейцы пришли и за его кораблем. Хоть мы и считались союзниками, стянуть то, что плохо лежит, оставалось традиционным показателем удали.

Увидев Большого Начальника, юнга перевел дух.

— Куда пошли остальные? — крикнул я.

— Вон у того мыска затаились, — показал рукой мальчишка. — А разбойник дальше промышляет.

Ветерок был слабый, я поднял грот и через четверть часа яхта вошла в небольшую бухточку, где сосредоточились почти все наши силы — несколько шхун, баркасы, приспособленные под канонерки, каноэ индейцев. Я узнал «Афину» «Память Онисима», «Новую Колумбию» — все три наших вооруженных шхуны. «Паллады», которая стала флагманом военного флота, здесь, однако, не было. Сердце ёкнуло, не сучилось ли что с фрегатом? Вдруг да не справилась неопытная команда? Из британских моряков, что отправились с нами из Ярмута, в Виктории осталось больше половины, но они занялись каждый своим бизнесом, а команда «Паллады» состояла теперь в основном из местных. Правда капитаном на ней остался мистер Спиджик.

Появление в бухточке яхты не вызвало удивления. За мной сразу же прислали лодку (на «Мечте» имелась байдарка в должности ялика, но при полной свободе выбора, я предпочитал шлюпку побольше). Сопровождающий провёл меня по едва заметной тропинке через каменистую и заросшую пихтами территорию на другую сторону мыса. Там в секрете на высоком утёсе расположился Лёшка с несколькими его головорезами, Анчо с гвардейцами и капитаны шхун. Здесь же вертелся восьмилетний Петя.

Тропинин старший кивнул, как будто мы расстались только вчера, и, указав на пролив, протянул мне трубу. Двухмачтовое судно с прямыми парусами, то есть бриг, выглядело немногим меньше нашей стандартной шхуны. Разобрать, какой нации оно принадлежит было сложно — ни флага, ни вымпела, ни униформы. Союзные индейцы мало что могли добавить. Для них все европейцы выглядели на одно лицо.

Бриг стоял на якоре в версте от нашего утеса и примерно в кабельтове от ближайшего берега, где под охраной пары матросов, на чёрной песчаной косе сушилась шлюпка. Располагая огнестрельным оружием, разбойники явно чувствовали себя в безопасности. Им и в головы не могло прийти, что заходя в эти места, они миновали крупнейший на побережье город. По численности населения и экономическому развитию на всём протяжении от мыса Горн до Берингова пролива с Викторией могли соперничать лишь Акапулько, Лима и Вальпараисо.

— Человек семь с корабля в лес ушли, — сообщил Лёшка. — А всего их не больше двух дюжин. Но у них есть пушки. Четырехфунтовки скорее всего. И фальконеты.

— А с «Палладой» что?

— Фрегат мы отправили в обход. На борту Окунев, Спиджик, много ветеранов. Запрут пролив с той стороны и разбойнику некуда будет деться.

— Англичанин?

— Скорее всего. Ну, не испанцы точно. В команде полно светлокожих. И пара китайцев в довесок.

— Далековато забрался. С другой стороны, а кому кроме англичан или испанцев здесь появляться? Бостонцам рановато ещё.

— Вот и я так подумал.

— А зачем столько народу пошло на одного браконьера?

— Давно никакой заварушки не было, — пояснил Тропинин. — А парням нужно порой упражняться. Так что пусть поиграют в войнушку.

— Ясно.

— Эй, Пётр Алексеевич, сбегай до Тимура, скажи, мол, отец зовёт.

Лёшка брал пацана в каждую экспедицию, пытаясь сделать из мальца полководца, морского волка, учёного, изобретателя и купца одновременно. Называл он сына не иначе, как Пётр Алексеевич, но тот мало походил что на папашу, что на тёзку-царя, что на князя-революционера, и вообще рос флегматичным ребёнком. Но преклоняясь перед отцом, старался изо всех сил.

Некоторое время я размышлял, стоит ли отвлекать товарища во время операции или подождать с новостью? Но решил сказать.

— Я что тебя искал-то… тут из Питера весточку подогнали.

— И?

— Твои мечты сбываются. Империя решила всерьёз заняться американскими владениями. Назначили нам правителя. Ну как правителя, скорее комиссара от коммерц-коллегии. Капитана Колычева из мелких дворян. Думаю, скоро он доберётся сюда.

На Лёшкином лице отразились противоречивые чувства. Да в своё время он мечтал увидеть флаг империи над Америкой, но за прошедшие годы почувствовал себя одним из хозяев огромной страны. Магнатом, как минимум. Этот статус ему явно пришелся по вкусу, и вот теперь на него покушается непреодолимая сила.

Тропинин мотнул гривой.

— Когда Окунев со Спиджиком займут позицию, то запустят ракету, — сказал он. — А мы выйдем из бухты и отрежем путь к отступлению.

Я понял, что новость об имперском начальнике ему требовалось обдумать.

— Что слышно про резню на Кадьяке? — спросил я.

Из-за назначения Колычева, я забыл заскочить туда, чтобы выяснить подробности лично.

— Шелеховские, — ответил Тропинин. — Как мы и подозревали. Давно дело к этому шло.

Появление на горизонте известного исторического персонажа стало еще одной ложкой дёгтя. Мы не забывали, что именно он в нашей реальности продавил монополию на промыслы и тем самым превратил Русскую Америку в один огромный колхоз. Следовало предупредить этот паровой каток, пока он не прошелся по нам. Первый раунд мы проиграли. В прошлом году произошла резня на Кадьяке и поскольку меня в тот момент не оказалось, Тропинин отправил на севера отряд мушкетеров, чтобы они разобрались с происшедшим.

Не то чтобы мы собирались начинать войну с Шелеховым. Но около тысячи рабов следовало освободить. Тем более, что этим дело не кончится, и рабов он использует, чтобы увеличить добычу калана, расширить промысловую территорию, влияние на местные племена.

— Сигнал! — крикнул гвардеец.

Мы увидели в небе ракету. С шипением, дымным зигзагом она рвалась вверх и лопнула фейерверком. Среди предполагаемых англичан поднялась суета. Наши капитаны поспешили к бухте, а мы остались наблюдать.

Из бухты, огибая мыс, в пролив вышла разношерстная флотилия. Индейцы потрясали гарпунами и дубинами в жажде отмщения, шхуны осторожно маневрировали, стараясь перекрыть фарватер, но не налететь на скалы, а канонерки пошли прямиком на разбойника. Когда ордер более или менее выстроился, на «Афине» подняли Большую Медведицу и выстрелили из пушки, предлагая противнику сдаться.

Тут предполагаемые англичане, наконец, поняли, что попали в переплёт. Из леса выскочили недостающие матросы, причем самый дюжий тащил на себе оленью тушу. Вместе с караульными они спихнули в воду ялик и погребли к судну. А там уже ставили паруса и выбрали якорный канат. Разумеется, они и не думали спускать флаг, которого впрочем не поднимали. Бриг считался судном шустрым, мог легко оторваться от шхун на большинстве курсов, его команда работала слаженно и не имей мы подавляющего превосходства, он выскочил бы из ловушки.

Но тут с противоположенной стороны канала из-за лесистого острова появился фрегат. В сравнении с остальными корабликами этих вод он выглядел великаном. Ему не пришлось даже стрелять, но флаг с созвездием мистер Спиджик, конечно, поднял. На бриге, наконец, поняли, что им не уйти и прекратили работы. Только матросы в лодке прибавили ходу, не желая попасть в плен к дикарям отдельно от остальной команды.

— Ну что, пошли? — предложил Тропинин.

Сопровождаемые Анчо и несколькими гвардейцами мы спустились к воде и уселись в баркас. Ощетинившись ружьями, абордажная команда осторожно подошла к кораблю. Ещё одна шлюпка отвалила от «Паллады». Каноэ и канонерки остановили атаку (как я понял, с индейцами о слаженных действиях договориться было сложнее всего), но продолжали демонстрировать противнику дымящиеся фитили и холодное оружие.