Начальник Америки (Тихоокеанская сага-3)

Глава двадцать пятая. Осада

Глава двадцать пятая. Осада

Отряд прошел сто пятьдесят верст за три дня. Там, у поворота реки, мы увидели следы ещё одного побоища. Меховая фактория сгорела, лабаз был повален и разграблен, от барака лесорубов тоже остались одни головешки, но приготовленный к сплаву лес остался лежать нетронутым. Трупов на этот раз не нашлось, но их могло растащить зверьё. Здесь неизвестный враг побывал гораздо раньше.

— Куда пойдём дальше? — спросил Лёшка. — По Стольной или по притоку?

— Никуда не пойдём, — ответил я. — Этот городок, похоже, последний. Поставим здесь небольшой блокгауз, и посмотрим, чем они нам ответят.

— Известно чем, нападут.

— Тоже результат, — кивнул я. — Но думаю, что скорее пришлют переговорщика.

— Почему?

— Слишком мало жертв с нашей стороны, — сказал Ватагин.

— Ну ты счетовод! — разозлился Лёшка.

— Не ругай, однако, начальник, — ответил тот с улыбкой. — Если бы они хотели просто уничтожить поселение и запугать остальных, то убили бы много больше людей.

— Их обратили в рабство, чего тут непонятного, — пробурчал Тропинин.

— Есть ещё один момент, — сказал я. — Непонятно, куда делся Яшка? С ним были опытные бойцы, которых убить или пленить не так-то просто.

— И где он собирался поставить лагерь, мы тоже не знаем, — добавил Лёшка.

— Если он собирался искать нефрит, то искать надо где-то в каньоне, — предположил я. — Хотя он вполне мог начать поиски и на притоке.

— Надо подождать здесь, — сказал Чиж, почесывая холку собаки. — Если кто уцелел, спрятался, то увидит, что мы пришли и выйдет к блокгаузу. Тогда и выясним, где остальные и куда ушёл Рытов.

Тропинин посмотрел на Шарля. Тот кивнул. Лёшка пожал плечами. Гвардейцы выставили часовых, быстро возвели новый блокгауз, используя для строительства оставленные лесорубами брёвна. Вышло тесновато для полусотни человек, но вполне надежно. Древесные стволы надежно защищали от стрел, а вырубка вокруг убежища позволяла увидеть противника загодя, не позволяя подобраться незаметно, чтобы поджечь блокгауз или внезапно напасть. Через узкие бойницы мы могли простреливать все подступы из мушкетонов, а с крыши наблюдать за обстановкой и стрелять выборочно.

Мы все ошиблись, а Лёшка оказался прав. Хотели индейцы затеять переговоры или нет, но сперва нас всё же проверили чужаков на вшивость. Под утро индейцы напали на крепость, пытаясь застать защитников врасплох. Но наши парни не сплоховали.

Тихо подняв стрелков, они разобрали цели, а потом, не мудрствуя лукаво, дали залп по всему что шевелилось в тусклом свете звезд. Послышались крики. Кричали не раненные, то вожаки подбадривали воинов. Индейцы пошли в атаку.

У нас к этому времени проснулись уже все. Ухнули фальконеты, добавив смертоносной картечи к дроби мушкетонов и ружей. Индейцы, теряя людей, сразу же откатились в лес, и на некоторое время всё затихло. Наверняка за нами наблюдали из-за деревьев, но скорее из осторожности, чем желая повторить приступ.

Утром, однако, выяснилось, что мы фактически оказались в блокаде. Индейцы не могли захватить блокгауз, зато успешно простреливали все подходы к реке. А река являлась не только связью с внешним миром, но и единственным источником воды.

Гвардеец, что отправился за водой к берегу, как раз и стал первой жертвой. Парень впрочем остался жив, хотя ему пришлось бросить вёдра, чтобы добежать до укрытия со стрелой в плече. Чтобы прикрыть отступление, часовые на крыше блокгауза сделали несколько выстрелов по кромке леса, где заметили шевеление. На этом первая стычка закончилась.

— Да, этот вопрос мы как-то не продумали, — почесал голову Лёшка.

Я тем временем надрезал кожу бедолаги, чтобы извлечь стрелу. За неимением полевого хирурга кровавое дело как всегда оставили на меня.

— Копайте колодец, — распорядился Ватагин.

— Где?

— Прямо здесь, — он указал на середину помещения.

Наше укрепление стояло в низине. Возможно это место даже заливало во время весеннего паводка. Грунтовые воды вряд ли залегали здесь слишком глубоко, однако, земля была неподатливой, каменистой. Тем не менее полсотни мужиков смогли выкопать достаточно глубокую яму, чтобы начала просачиваться вода. Выкопанным камнем выложили стены колодца, а землю утрамбовали вокруг. На это ушел почти целый день.

Места внутри блокгауза осталось ещё меньше (колодец имел скорее форму воронки, чем цилиндра), зато теперь мы могли продержаться в осаде довольно долго. Запасов продовольствия хватало, а топливо для огня валялось повсюду в виде обрубленных сучьев, веток, коры и прочего мусора.

Когда мы забрались на крышу, чтобы ещё раз осмотреться и обсудить варианты, это навело Чижа на мысль.

— Можно соорудить из веток плетеные щиты и под их защитой пробраться к лодкам, — предложил ветеран. — А там…

— Просто добраться до лодок не проблема, — возразил Лёшка. — Можно, например, залить подступы картечью и под прикрытием огня быстро смотаться отсюда. Или устроить дымовую завесу, когда поднимется подходящий ветер. Вот только мы пришли сюда, чтобы узнать, в чём проблема, освободить наших людей и как-то договориться с индейцами.

— Если выбить дикарей с того склона и поставить там пушки, мы могли бы держать под прицелом лес на восточном фланге до самого притока, — предложил Шарль. — Это даст нам больше пространства для маневра.

— Картечь вряд ли выкурит индейцев из леса, — возразил Лёшка.

Они заспорили.

— Тихо! — прошипел Анчо, который с первых часов блокады обустроился на крыше.

Приставив ладони к ушам, он прислушивался к долетающим до блокгауза выкрикам, фразам, громким разговорам и пытался понять язык индейцев. Мы прекратили обсуждения. Услышав что-то знакомое, Мухоморщик переместил ладони от ушей ко рту и выкрикнул несколько слов. Голос его сохранил прежнюю силу, хотя лицо покрывали глубокие морщины. На минуту всё вокруг затихло. Ответа из леса, однако, не последовало, а вот громкие разговоры продолжились как ни в чем не бывало. Кажется индейцы даже не пытались скрыть присутствие.

— Они считают что мы слабы, а значит нет смысла в переговорах, — объявил Анчо.

— Так они решили? — уточнил Лёшка.

— Нет, — Анчо медленно покачал головой. — Так я оцениваю наше положение.

Поедая вяленую рыбу и сухари из компактных походных запасов, мы устроили совещание. Шарль слегка изменил свой прежний замысел и теперь настаивал на захвате сравнительно небольшого участка леса к востоку от блокгауза. Тот был ограничен скалами, вырубкой и рекой с притоком. Если бы нам удалось очистить его от индейцев, то удержать с помощью огнестрельного оружия будет довольно легко, а вся тактическая ситуация резко изменится. Мы получим надежный тыл, доступ к воде и горам, а блокада утратит смысл. Французу возражали. Такая атака могла обернуться большими потерями. Индейцы прячутся за толстыми сосновыми стволами, нашим же пришлось бы долго бежать по открытой местности. Это уравнивало туземные стрелы, копья и топорики с картечью и пулями.

На совещании рассматривались различные идеи. Выдвинуть вперед фальконеты, прикрывая их фашинами или щитами и таким образом продвигаться понемногу к границе леса. Кто-то предлагал отступить и вернуться с подмогой. И тогда уже сразу брать под контроль и лес и доминирующий над местностью склон горы. Звучали и предложения прорваться на другой берег Стольной, откуда уже атаковать противника с флангов.

Это последнее предложение выглядело недурно, с тем только условием, что противоположный берег не занят индейцами. В противном случае наше положение станет катастрофическим. А как узнать? Разведку туда не вышлешь — её перехватят, как нашего водоноса.

Ночью мы получили сведения оттуда, откуда не ждали. Анчо, продолжая осуществлять круглосуточную акустическую разведку, неожиданно расслышал русскую речь. Вернее он уловил лишь несколько окликов, донесшихся с той стороны реки, но и это взбудоражило нас не на шутку. Кто? Откуда? Много ли?

Враждебные нам индейцы голоса тоже услышали, а когда на том берегу загорелись костры, переполошились всерьез.

Мы залезли на крышу и стали прислушиваться не подадут ли нам какой знак. Прошел час, другой, но знака не последовало. И тогда Лёшка вдруг громко затянул:

— На речке, на речке на том бережочке…

Первым его поддержал Чиж, потом Ватагин, затем присоединилось несколько голосов внутри блокгауза, возможно от скуки, а возможно подозревая, что запели на крыше не случайно. Песня эта, с лёгкой руки Тропинина, стала популярной в Виктории, её часто исполняли во время застолий наряду с той, что про мороз. Так что к концу первого круга почти пятьдесят глоток дружно ревели:

— Будут Марусю за косу таскати, за косу таскати, в дому запирати…

А за первым кругом сразу же зашли на второй, а потом на третий. Душевная песня. Она гремела среди диких гор, точно гимн.

Мы приготовились к любому повороту событий, внимательно наблюдали за рекой и противником. Утром индейцы предприняли вылазку на тот берег Стольной. Там ещё курились остатки костров, рядом лежали какие-то вещи, вроде мешков или одежды, но людей не было видно.

Большой отряд индейцев осторожно поднялся по склону и вошел в кленовый лес. Тот уже начал желтеть, но еще не просматривался насквозь, как это бывает поздней осенью. Поэтому мы быстро потеряли отряд из виду.

Однако почти сразу неизвестное нам воинство напало на противника с другого берега, но не Стольной а её небольшого притока. Оборонять лесок индейцы оставили не так много людей, приток был мелким, несколько десятков человек быстро перебежали его вброд. Вновь послышалась русская речь, затем ружейные выстрелы.

— Мы должны ударить навстречу, — крикнул Шарль.

На этот раз никто с ним не спорил.

Оставив несколько бойцов в блокгаузе — прикрывать спину, мы выскочили на лесосеку и понеслись так быстро, как могли, учитывая тяжелое вооружение и захламленную пнями и ветвями землю.

Эх, давно мы так не ходили в атаку! Я даже не смог припомнить, ходил ли когда-то вообще? Обычно я придерживался оборонительной тактики.

Подбежав ближе к лесу мы сходу открыли огонь из дробовиков, даже не видя целей, просто для острастки. Многозарядный дробовик Тропинина внешне напоминал револьверный гранатомет и был своеобразным компромиссом между использованием унитарных патронов, которые так и не удалось создать, и однозарядными мушкетоном.

Такие годились лишь для ближнего боя, уступая по дальности не только штуцерам, но и обычным ружьям. Однако и оружию индейцев было далеко до английских длинных луков времен средневековья. Зато дробовики позволили вести очень плотный огонь и были гораздо легче многоствольных ружей. Их можно было нести одному человеку и стрелять с рук.

Нам почти не оказали сопротивления. Мы ворвались в лес, укрылись за стволами и кочками, но дальше не пошли, опасаясь попасть под дружественный огонь. Атакованные с двух сторон индейцы сообразили, что будет лучше вовремя отступить. Они поднялись вверх по склону, а затем склоном же, стараясь держаться подальше от огнестрельного оружия, перебрались на другой фланг осады. Лес на той стороне был нам уже не по зубам, несмотря на подмогу.

Подмогой, конечно, оказалась пропавшая Яшкина группа.

Пока Шарль расставлял пикеты на окраинах завоеванного плацдарма, мы перекинулись парой слов.

— Одному из здешних лесорубов удалось спастись, — сказал Яшка. — Он прятался на том берегу Стольной, а когда дикие взяли вас в оборот, добрался до нас, предупредил. Ну мы подошли, отвлекли внимание, а потом напали.

— А вы где были всё это время? — поинтересовался Лёшка.

— Мы поставили крепость выше верст на десять. Уже в ущелье.

— И вас не тронули? — удивился Лёшка

— Нет, — Яшка пожал плечами. — Но мы хорошо укрепились. Нашли удобный уступ на скалах.

— Может они с притока пришли? — предположил я.

— Или их возмутило что-то ещё, а не поиски нефрита, — сказал Лёшка. — Я всё же думаю на британцев. И корабли их сюда зачастили, и с той стороны гор наверняка движуха какая-то идёт. Трудно ли подкупить пару племён?

— Не знаю. — сказал я. — Не знаю… надеюсь выясним скоро.

Между тем противостояние продолжилось. Индейцы отступили только с одного участка, с двух других сторон за нами по-прежнему внимательно наблюдали. Но атаковать не решались.

Используя передышку, Анчо вернулся к дипломатической работе. Он прислушивался к лесу, затем выкрикивал из-за укрытия то одно слово, то два, менял языки, интонации, словно подбирая ключ к шифру. Теперь ему начали отвечать. Сперва коротко, потом более длинными фразами. Его лицо, сохраняя общее безразличие, иногда чуть озарялось догадкой, и тогда он конструировал новую фразу.

Наконец отмычка вызвала щелчок в его сложной системе мышления. Шкатулка сыграла музыку и приоткрылась. Мухоморщику ответили длинным осмысленным предложением.

— Есть, — довольно заявил он.

— Скажи им, что здесь большие вожди бородатых людей, — предложил Тропинин. — И они хотели бы поговорить с их вождями.

Анчо обменялся с лесом звуковыми дипломатическими депешами. Разговор затянулся. Только поздно вечером мы получили ответ.

— Они согласны говорить, но просят подождать, когда их вожди прибудут сюда.

— Подождём, — сказал Лёшка.

На следующий день после полудня во вражеском стане появилось начальство. Несколько человек с опаской покинули лесное укрытие и двинулись через просеку к блокгаузу. Мы двинулись навстречу. Посреди вырубки сохранилось несколько молодых сосен, там две делегации встретились.

Внешностью индейцы несколько отличались от привычных уже нам береговых племен. Эти были круглолицыми и лопоухими, казались чуть ниже ростом.

— Их народ называет себя окана-кен. — сообщил Мухоморщик. — Они живут в горных долинах на притоках реки Столо.

Для начала Анчо попытался проделать с вождями тот же трюк, что он успешно проделывал с прочими туземцами. Рассказал о вороне и его живом воплощении. О племени, несущем безопасность, сытость, победу над болезнями. Оказалось, однако, что ворона окана-кен хоть и почитают, но особого пиетета не испытывают. Их тотемом был орёл, но ещё больше они уважали Матерь, понятие весьма неопределённое, но священное и очень похожее на былинную Мать-сыру-землю.

— Они предлагают нам уйти назад к морю, и тогда они нас не тронут.

— Но они тронули наше поселение у моря, — возразил я.

— Там укрылись рубщики леса.

— Рубщики леса? Я думал дело в нефрите.

— Нас-то не тронули, — заметил Яшка.

— Они говорят, что мы сводим леса.

— Скажи им, что нам нужно дерево, — сказал Тропинин. — Мы строим лодки. Большие лодки.

— Они говорят, что знают об этом, что говорили с пленниками. Но знают они и другое — там, откуда мы пришли много деревьев. Очень много. И вот они спрашивают, зачем, мы пришли вырубать леса их Матери?

— Понятно, — Тропинин вздохнул.

Мы переглянулись. Вряд ли было уместно объяснять здесь и сейчас идею простоты сплава и сложности доставки материала волоком. Скорее всего индейцы имели в виду совсем другое.

— Скажи им, что, обладая двумя ногами и всего лишь одной головой, люди не сидят на месте, — кажется у Лёшки вновь пробудилась страсть к слогу приключенческих романов. — Каждый народ движется, хотя движение это не заметно глазу. Их предки когда-то тоже пришли сюда. А теперь пришли мы. Мы пришли из-за моря и будем жить здесь.

— Скажи, что мы не берём леса больше, чем нам необходимо, — добавил я. — Мы не собираемся изводить его весь. Скажи, что мы бережно относимся к лесу и каждое бревно делим на доски.

— Они говорят, что наши печи, плотины, жилища невозможно накормить досыта. А наших лодок становится все больше. Им не нравится видеть, как деревья превращаются в пни. И они будут защищать свой лес.

— Нам нужно посоветоваться между собой, — сказал я. — Согласны они подождать до завтра?

Вожди согласились.

Мы откладывали решение индейского вопроса как могли. Однако дальше откладывать было уже попросту некуда.

— Что с ними делать? — спросил я у Лёшки. — Огненной водой их так быстро не споить, к потлачу они равнодушны, Ворона не почитают. Может предложить им плату за каждое срубленное дерево?

— Ты ведёшь неверную политику, усмиряя враждебные племена подачками, — возразил Тропинин. — Шальные деньги развращают всех, а диких тем паче. Настанет время и они захотят большего.

— Но это их лес, — возразил я.

— Земля эта тоже принадлежит индейцам, — возразил Лёшка. — Однако ты не очень переживаешь, устраивая повсюду колонии.

— Мы могли бы заплатить и за земли, и за лес, и за пользование рекой.

— Дерево станет дороже, что отразится на всей цепочке поставок. мы потеряем конкурентоспособность.

— Что ты предлагаешь?

— По-моему ресурсы надо выбрать как можно быстрее. Чтобы потом перейти на следующий уровень.

— Или исчезнуть, как цивилизации в Центральной Америке и Азии, которые свели весь лес, но на следующий уровень не перешли.

— Мы же европейцы, — пожал Лёшка плечами.

— Если честно у меня нет решения.

— Ни у кого нет. Колонизация порочна по природе. Но у нас есть оружие! Это достаточный аргумент.

— Геноцид? Только не в мою смену!

— Что ж сразу геноцид? Но с позиции силы можно навязать выгодный нам договор.

— И заложить в их культуру идею реванша, мести?

— Они все равно проиграют европейцам. Рано или поздно.

Лёшка был прав. Коренные народы проиграют так или иначе. Даже если не будет силового изгнания, геноцида или какой-нибудь особо опустошительной эпидемии. Просто живя бок о бок с европейцами они будут поступаться всякий раз, когда им потребуется еда во время голода, одеяла в мороз, лекарства во время болезней и прочее. Даже в малонаселенных местах, не представляющих никакого интереса для белого человека, они смогут рассчитывать лишь на резервации или занятие традиционными промыслами, вроде оленеводства. Сохраняя идентичность они будут жить меньше тех, кто согласился на компромисс и хуже их. И это будет означать что такую жизнь они выберут не только для себя, но и для своих детей.

— Всё это печально, как по мне. Но как им объяснить, что сохранить культуру в первозданном виде всё равно будет невозможно? Либо резня, либо ассимиляция, иного пути нет. Мы можем лишь смягчить влияние цивилизации, сохранив какие-то элементы языка, культуры, можем растянуть процесс поглощения, сохранив за туземцами их родовые леса.

— Резервации? — поморщился Лёшка.

— Нет, не резервации. Туда сгоняют насильно, мы же ни кого не сгоняем. Скорее совместное проживание. Нас мало, мы кучкуемся по городам и можем прокормить себя с мизерных территорий. А они охотники, собиратели, им нужен лес. Много леса. Думаю, было бы правильно сохранить большую часть территории за индейцами, оставив в общем пользовании пути сообщения.

— Как бы не так! То, что ты оставишь индейцам, ты оставишь британцам и американцам. Свято место пусто не бывает. Они придут и захватят всё. Они не станут церемониться с аборигенами. В лучшем случае сгонят их в те же резервации и вся недолга. А скорее всего просто вырежут.

— Пожалуй, эту мысль стоит довести до сведения вождей. Однако нужно предложить лучшие условия. Одно дело когда цивилизация предлагаем им статус людей второго сорта, другое дело — равное партнерство. Мы можем предложить выбор. Быть на нашей стороне, оставляя за собой значительную часть территории и передавая нам, так сказать внешнюю политику. Или предоставить дело естественному ходу истории. Понятно, что если бы они могли предвидеть, то охотно заключили бы с нами союз. Хотя бы как меньшее зло. Вроде того вождя, в честь которого назвали город…

— Сиэтл?

— Да. Но как прямо сейчас доказать это? Ведь пока они на шкуре не испытают они не поймут, не поверят. А когда испытают, будет уже поздно. Вот если бы привезти сюда какого-нибудь спившегося делавара с атлантического побережья, тот бы рассказал им во что превращается народ.

— После такого рассказа они скорее взялись бы за томагавки, — хмыкнул Лёшка.

— Не знаю…

— Ты же Ворон, — ещё раз усмехнулся Тропинин. — Выдай им пророчество. Может они и не сильно уважают Ворона, но зато суеверны и прислушаются к его слову.

— Можно попробовать, — кивнул Анчо.

Я выдал мутную «песню» о людях на больших кораблях (гораздо больше наших), о тысячах охотников по ту сторону хребта, которые выбивают все, что носит мех, о машинах, которые грызут горы и пережёвывают леса. А потом предложил договориться.

— Скажи им, что мы не боимся войны, — сказал я. — Нас много, гораздо больше, чем пришло сюда в этот раз. И они видели, что у нас есть оружие, которое убивает с большего расстояния, чем их стрелы. Скажи им, что времена изменились. Много белых людей переплывает море и с каждым годом их будет всё больше. Самые храбрые воины леса не устоят перед этой лавиной. Скажи, что мы не станем мстить за убийство наших людей, если сможем договориться.

Дело продвигалось сложно. Звучали возражения. Угрозы. Индейцы не боялись войны с нами, а что до выбора из двух зол, то второго они не видели, а пророчеству верили мало. мы подключили к переговорам союзных индейцев. Саньки рассказывали о совместном проживании с европейцами, о преимуществах города, обилии пищи, тканей, оружия, а нутка о совместных предприятиях, торговле с иностранцами, использовании для добычи наших кораблей и гарпунов.

В конце концов, мы решили обойтись минимумом.

— Наши люди будут платить за каждое срубленное дерево. А вы укажете, какие из них рубить запрещено. Можете даже вовсе отказаться, но тогда мы будем покупать дерево у других племён. В любом случае мы получаем исключительное право среди европейцев на покупку шкур животных, дерева, участков под строительство или пашню. Кроме того, мы получаем свободный проход через территории, право строить дома у реки и на перевалах, а также право собирать камни.

В замен мы берем индейцев под защиту. Ставим крепости на водоразделах. Продаем союзникам огнестрельное оружие. А если кто поселится в наших городах он будет пользоваться теми же правами, включая и право на представительство в наших советах.

Эти наброски могли стать прообразом договоров со всеми племенами.

— Но прежде чем торговать, вы должны отпустить пленников. И мы не будем платить выкуп за них.

Уже ближе к Новому Году в Викторию вернулась промысловая артель из Чугацкого залива. Передовщик доложил, что видел затёртый льдами небольшой корабль, без флага, но точно не русский — не похож он был ни на шхуну, ни на галиот, на на баркас. Не относился он и к замеченным ранее французским кораблям — слишком мал для фрегата. Пробиваться к кораблику зверобои не рискнули — лёд по краям обширного ледового поля был ещё тонок даже для лыж.