Начальник Америки (Тихоокеанская сага-3)

Глава шестнадцатая. Грейт-Ярмут

Глава шестнадцатая. Грейт-Ярмут

Вряд ли я решился бы подвергать себя риску и отдать целый год жизни на бесполезное с точки зрения демиурга путешествие. Однако мне пришло в голову, что я мог употребить это время с умом.

Я решил вплотную заняться энциклопедией. К этому времени мы с Тропининым уже набросали около тысячи коротких статей. затягивать дело до бесконечности не стоило. Идея заключалась в том, чтобы сперва выпустить краткий справочник, типа «понемногу обо всём», а потом раскатывать его объём и содержание с каждым последующим переизданием. Чтобы восполнить пробелы, я прихватил множество справочников по географии, химии, искусству, так что скука мне не грозила.

Кроме того я собирался обучить своей версии грамоты побольше крестьян, а затем поставить пару из них к набору. Гравер и несколько рисовальщиков, которых мне удалось подцепить в Лондоне, смогли бы помочь с оформлением и таким образом, начали бы отрабатывать контракт еще находясь в пути.

Почтовые кареты привозили новобранцев от Нориджа к таверне «Борцы» с периодичностью морских волн, что облизывают местные пляжи.

По английским меркам Ярмут выглядел небольшим. Он занимал узкую полосу суши между рекой Яр и отмелью Северного моря, но даже это небольшое пространство ограничивала городская стена, за пределами которой строить не позволял какой-то древний закон. Плотная застройка породила частую насечку из узких улочек — роу, которые пересекали город почти параллельными рядами от моря к реке. Роу не мостили, подобно нормальным улицам, а засыпали галькой, которая вбирала в себя осадки и нечистоты. рукотворные ущелья наполняла вонь и даже среди бела дня здесь царил сумрак. Без нужды люди сюда не совались. Хотя у местных имелись специальные очень узкие и лёгкие повозки, передвигались по роу главным образом пешком. В некоторых местах приходилось разворачивать плечи, чтобы не застрять между стен. Жилые дома и хозяйственные постройки жались друг к другу и выглядели крохотными в сравнении с лондонскими, а за дверь открывающуюся наружу здесь беспощадно штрафовали.

Несмотря на тесноту, кабаков и постоялых дворов в Грейт-Ярмуте хватило бы на три таких города. И не только удобный порт был тому причиной. Ещё до войны британцы взяли за моду выезжать на побережье, чтобы купаться в морской воде, и Ярмут, расположенный на песчаной косе, оказался одним из самых популярных курортов. Правда «купание» в восемнадцатом веке выглядело скорее как хождение по мелководью по щиколотку в воде. Самые смелые забредали в воду по колено. Разумеется, не то что бикини, но и купальников как таковых ещё не придумали. Погружение в морскую воду целиком устраивали в специальных ваннах, которые заводили у себя некоторые местные дельцы. Зато воздухом дышали без стеснения. Особенно на морском берегу, где не чувствовался запах рыбы.

Курортная атмосфера царила в городе, начиная с июня, и мы попали как раз в самый разгар сезона. Атмосферу эту не могла испортить даже война.

Война, впрочем, оживила местную экономику. Падение цен на рыбу компенсировал приток военных и моряков. По обе стороны устья Яра возводили фортификационные сооружения, запирая водный проход вглубь страны, а на холмах ставили батареи, которые прикрывали дороги на случай вторжения. О размещении батарей пытался договориться с землевладельцами присланный из Лондона лейтенант-полковник. И вот вам пример английского культа частной собственности — зачастую военным приходилось ставить орудия не там, где было выгодно с точки зрения тактики, а там, где позволяли владельцы участка.

Желающим предлагали работу на строительстве укреплений, обещая билет с освобождением от принудительной вербовки. Джентльмены на собственные средства собирали ополчение, становясь таким образом временными офицерами — чем больше людей они ставили под ружье на собственный счет, тем выше обещался им чин. Приватиры получали свою долю новобранцев из бывших рыбаков. Как результат в кабаках города звенела монета.

Наш корабль, как утверждал Спиджик, с трудом удалось завести в реку. Теперь он стоял у набережной Яра во всей красе. Сравниться с «Палладой» здесь не мог, пожалуй, никто. Два куттера королевского флота («Обезьяна» и «Либерти»), которые патрулировали эти воды, несколько местных приватиров, выглядели прогулочными лодками, а многочисленные рыболовные лодки и речные баржи — щепками рядом с «Палладой». Даже мэр города — Уильям Фишер эсквайр — соизволил лично подняться на борт и выразить надежду, что предприятие послужит общественным интересам по защите британской торговли и нарушению торговли вражеской.

Сам я поселился в маленьком трактире «Чёрный лев» на Тюремной улице. Старинная тюрьма с лабиринтом мрачных подземелий была ещё одной местной достопримечательностью, наравне со Старым фортом и пляжами. Прямо сейчас в тюрьме томилось несколько пиратов, ожидающих казни, а также группа французских контрабандистов, потерявших своё судно в бурю. Время от времени одни или другие предпринимали попытку к бегству, ставя городок на уши, что оживляло провинциальную скуку. Если не считать пересудов в пабах, то основным развлечением горожан и гостей было выходить на пляжи, бродить по мелководью и наблюдать за проходом мимо Ярмута десятков судов — «индейцев», угольщиков из Ньюкасла, каботажных торговцев, балтийских купцов. Они сбивались в огромные караваны и жались к берегу, опасаясь атаки вражеских кораблей. Но не подходили слишком близко — здешние воды изобиловали отмелями, о чем предупреждали остовы погибших судов. Самая знаменитая мель — Скроби-Сэндс забирала по несколько кораблей в год. Ярмут отправлял рыбачьи лодки, чтобы спасти терпящих бедствие. Мы стали свидетелями гибели брига «Пегги и Бетси», а затем наблюдали с борта, как на набережную доставили весь его экипаж. Счастливое спасение. К тому же оно дало нам одного новобранца.

Война напоминала о себе каждый день. На батареях пристреливали тяжелые орудия, ополчение проводило на пустырях маневры, поднимая нестройную оружейную пальбу. Вскоре после нашего здесь появления взорвалась мастерская местного оружейника, который из-за большого числа заказов ускорил сушку пороха и недоглядел за процессом. Бедняга скончался через неделю от ожогов. Время от времени приватиры отваливали от набережной и выходили на охоту. Иногда они возвращались с добычей и устраивали распродажу призов в тавернах, иногда приползали побитыми псами, заплатив победителю выкуп. Это походило бы на спортивное состязание, но иной раз они не возвращались вовсе.

С нашим появлением у жителей Ярмута появилось новое развлечение. Последние дни все только и говорили, что о грядущей экспедиции за богатым призом. Несмотря на наши заверения, никто не верил, что такой славный корабль снаряжается не для каперства. Ходили слухи об испанских галеонах, французских и голландских «индейцах», обсуждались перспективы охоты на торговые шхуны восставших колоний в Карибском море или на французские каботажные суда в Средиземном.

Желающих поучаствовать в многообещающем деле оказалось куда больше необходимого. Народ охотно угощал наших моряков, чтобы выведать подробности и подобрать ключик к вербовщику. Всё это напоминало ещё ненаписанный роман Стивенсона «Остров сокровищ», когда неопытный, но слишком болтливый авантюрист Трелони набирал команду для тайного дельца, а весь Бристоль уже знал, что «Испаньола» отправляется за сокровищами.

Мне, однако, совсем не улыбалось, чтобы славный кораблик захватили где-то в пути. Я постоянно напоминал товарищам, чтобы они не брали на борт ни единого подозрительного человека, никого без предварительной беседы и расспросов общих знакомых.

— А если на горизонте появится какой-нибудь одноногий кок, который пообещает вам быстро набрать команду, гоните его в шею, — распорядился я.

Собеседованием с новобранцами и «пробиванием» их данных занимался Слэйтер, который многих в Ярмуте знал по прежним делам. Он поселился у своего приятеля некоего Питера Нильсона, в таверне «Белый лев» на Королевской улице. Там и принимал кандидатов.

Дело продвигалось ни шатко ни валко. Несмотря на большое число желающих, многие, узнав что им не предлагают долю в добыче, отказывались даже от сравнительно крупной платы. Но и тех, кому уже нечего было терять, тоже хватало.

Мы отбирали лучших.

Все наши моряки жили на борту, сходя на берег лишь ради развлечений, а вот пассажиры, которые уже начали понемногу пребывать, пока размещались в городе. На корабле они мешали погрузке, ремонту, работам с такелажем и рангоутом. Однако и на берегу всё оказалось непросто. Из-за начала курортного сезона самые престижные и крупные гостиницы, вроде «Звезды», «Короны и Якоря» были полны. Нам пришлось рассовывать людей по крохотным тавернам по всему городу.

Деньги продолжали улетать в трубу. Расходы возрастали лавинообразно. А за скорость приходилось доплачивать ещё больше. Хотя корабль считался готовым к выходу, он был оснащён для каперства в районе Канала, но никак не для дальнего перехода в Америку.

— Если хотите разорить небольшую страну, подарите ей фрегат, — переформулировал я известную фразу.

Серебряная лихорадка тревожила и заставила меня задуматься об успехе предприятия. Если остановить проникновение в команду явных злодеев мы могли проверками и собеседованием, то за моральную устойчивость самих матросов никто поручиться не мог. Завышенные ожидания могли привести к бунту задолго до того, как на горизонте покажется Горн.

Поэтому на самый крайний случай я разработал несколько вкусных наживок, которые можно было бросить бунтующей команде. Во-первых, если припрёт, можно будет рассказать парням о традиции таитянок дарить любовь чужеземцам. Во-вторых, если не проймет похоть, можно сделать ставку на жадность и объявить, что мы направляется на охоту за манильские галиотами. Эти набитые серебром, специями и китайским товаром огромные корабли были квинтэссенцией мечтаний всякого уважающего себя пирата. И я собирался убедить нетерпеливых, что мы сможем устроить засаду на испанцев в бухте Монтерея. А там уж как-нибудь выкручусь, оттуда до наших владений рукой подать.

Мне ещё несколько раз приходилось мотаться в Лондон и обратно, к счастью уже не посредством «летающей кареты на стальных рессорах». Одолженная у братьев лодка и полноводная река позволяли вернуться к белее удобному транспорту.

С помощью кого-нибудь из новых друзей я закупал навигационные инструменты, книги, лоции, карты. Последние приходилось внимательно просматривать перед покупкой. В ходу было много фальшивок. Разумеется, я не помнил расположение всех земель, но надеялся, что какое-нибудь несоответствие с виденным раньше всплывет в подсознании.

Впрочем многое к этому времени было описано уже достаточно верно. Следовало лишь избегать старых карт и того, что во все времена пытались впарить букинисты наивным искателям приключений.

— Пиратские клады меня не интересуют, мистер Блейн.

Продолжалась работа и по поиску кадров. В Лондоне и пригородах обитало множество людей, у которых бизнес не задался. Мне удалось получить гравера, часовщика, мебельщика. К каждому из специалистов я прикрепил по паре учеников из помещичьих крестьян, чтобы не терять время.

Пока Лёшка пытался изобретать на основе обрывочных знаний, я вносил свою лепту в прогресс занимаясь технологическим хищничеством и промышленным шпионажем. Тянул всё, чо попадалось под руку. Ведь на наших землях английские патенты не действовали. Поставив это дело на широкую ногу, мы станем своеобразным Китаем своего времени.

Хотя многие отрасли находились под контролем ливрейных «достопочтенных» компаний, а люди пребывали в путах цеховой этики, недовольных всё же хватало. На них я и сделал ставку. Но действовал осторожно, чтобы не вызывать подозрение у сильных мира сего. Так, недавний бунт ирландцев в Спиталфилдсе позволил мне подобрать ключики к прежде закрытой корпорации ткачей. Заговорщиков, разумеется, повесили, многих отправили в тюрьму, а остальные влачили жалкое существование. Контракт на работу в колониях мог обеспечить некоторым из них безбедную старость. Но я не занимался благотворительностью. Проводя собеседование, исподволь интересовался, знакомы ли кандидаты с современными изобретениями, вроде машин Аркрайта? Знания всех деталей от них не требовалось, важно было понимание принципов. Остальное допетрит Лёшка или его КБ. В компанию к ткачам я нанял разорившегося красильщика из Нориджа. Он разбирался в тех красителях, что были в ходу в Европе, и мог дополнить наш бенгальский ассортимент.

Все приобретения, как и новых пассажиров я отправлял с одним из проверенных моряков на карете. Иногда успевал сам их и встретить. Грузы, которые поднимались на борт, часто вызывал у бывалых моряков удивление. Токарный станок, пивные котлы, части мельниц, отжимных механизмов, машина для резки соломы. Дорогой мебелью из красного дерева мы могли обставить даже каюты простых матросов, если бы они жили в каютах. Причем я покупал лишь самые выдающиеся образцы — с хитрыми шкафчиками, дверцами, откидными столиками, тайниками и прочими придумками — собираясь использовать образцы для развития фантазии у наших столяров.

Наиболее ценные вещи доставлял лично. На лодке.

— Что это, мистер Эмонтай?

— Это типографский пресс, мистер Спиджик. А там в лодке другое оборудование, краска, бумага, литеры. Будьте добры, распорядиться о погрузке.

Когда большинство вопросом мы худо-бедно утрясли, то озаботились выбором маршрута. С этой целью я созвал на совещание компаньонов, офицеров и всех знающих навигацию моряков. Корабельные каюты в этот момент перестраивали под значительное число гостей, корму красили, украшали, продолжались погрузочные работы. Мы не смогли бы спокойно разговаривать в этом хаосе. Большинство заведений Ярмута были слишком тесны и полны народом, поэтому ради важного мероприятия мы арендовали просторный салон в таверне «Голова Герцога», что стояла на набережной неподалеку от корабля.

Салон был светел и просторен, мебель удобна, слуги по первому требованию готовы были принести напитки или еду. За стеной в соседнем помещении играли в бильярд, и стук шаров придавал какую-то особо уютную атмосферу этому месту. Оно вообще показалось мне чрезвычайно подходящим для жизни. Я даже переговорил с хозяином, чтобы он маякнул, когда освободится приличная комната. Куда лучше жить рядом с кораблем, чем пробираться всякий раз по узким роу, рискуя получить нож в спину или ведро помоев на голову.

Сдвинув два стола, мы развернули карты (в том числе сделанные нами с Тропининым отчасти по памяти, отчасти на основе известных открытий). Кроме того, я выложил на стол публикации о путешествиях, заметки мореходов, выдержки из судовых журналов — всё, что удалось достать по интересующему меня направлению.

— Предлагаю идти по графику Кука, — предложил я. — Имея в виду его первое кругосветное плавание. Он прошел этим маршрутом сравнительно легко, в то время как многие просто не смогли обойти Горн.

— Там жуткая обстановка, — согласился один из моряков.

В эту эпоху еще не наработали достаточную статистику, хотя уже стало ясно, что Горн никогда не бывает приветлив.

— Если не получится пройти Гон в течении месяца, можно повернуть на восток и пройти через Австралию. Будем рассматривать это, как запасной вариант.

— Австралию, сэр? — не понял Спиджик.

— Я хотел сказать Новую Голландию, — мой палец пробежал по сороковой широте общей карты. — Такой путь выйдет в два раза больше по расстоянию и в полтора по времени, зато ветер и течение попутные. Если всё время держаться этой широты нас просто вынесет к Тихому океану.

— Если сперва не потопит, — мрачно добавил Скипджек.

— Если не потопит. Но на всем пути нет ни островов, ни скал, насколько я знаю.

— То есть негде будет набрать воды, случись что, — заметил Скипджек.

— Да. В том числе поэтому Горн предпочтительнее. Но в основном мне бы не хотелось терять время.

— Мы не пройдем Горн, если не сможем давать шесть узлов на галсе круто к ветру, — заметил старый помощник боцмана по имени Дэнни. — Противное течение соединяется с ветром и вас сносит к востоку, а волны столь высоки, что в ложбине между ними даже топсели опадают.

— Приходилось бывать там?

— Нет, мы шли к Мысу, потеряли конвой, и капитан, опасаясь голландцев зашел далеко к югу. Это было в пятьдесят девятом, сэр.

Я подошел к окну и посмотрел на «Палладу». Матросы поднимали на борт стопку досок.

— Газеты писали, что фрегат довольно резв, — сказал я и взглянул на Спиджека. — Как он вам показался?

— Это правда, — заверил тот. — Французы умеют делать хорошие корабли. Если грамотно уложим груз и удифферентим, шесть узлов круто к ветру я вам гарантирую.

— Отлично. Во время первого путешествия Кук прошёл от Англии до Таити за семь с половиной месяцев, а во время третьего — от Таити до Гавайских островов за сорок дней. Таким образом, я надеюсь уложиться в год.

— Из-за войны с испанцами нам придется обойти Канарские острова, — заметил Скипджек. — Но мы можем зайти на Азорские, где заодно прикупим вина и фруктов.

— Согласен.

— И остров святой Екатерины, — добавил Спиджик.

— Рио? — переспросил я. — Кажется они холодно приняли Кука. Там не возникнет проблем?

— У капера? Не думаю. Португальцы, возможно, боятся флотских офицеров, те могут что-то разнюхивать. Но если мы просто зайдем, чтобы взять воду и продовольствие проблем не возникнет. Были бы деньги.

— Хорошо. Деньги будут. Итак. Если придерживаться графика Кука, то выходить нам лучше в середине августа, имея, допустим, пару недель в запасе.

— При всем уважении, сэр, Кук выходил из Плимута, — поправил Спиджик. — А мы в Ярмуте. Нам ещё следует пройти весь Канал, и тут многое будет зависеть от погоды.

— Хорошо. Пусть будет только неделя в запасе. Мы успеваем подготовить корабль?

— Думаю да, — Спиджик пробежал взглядом по лицам петти-офицеров, но возражений не последовало. — Успеваем. Если, конечно, получим письмо марки и репрессалии.

С получением каперского патента и правда выходила странная заминка. Шляпник не был пробивным человеком, но это дело и не требовало каких-то особых связей. Обычно письма выдавались сразу, едва вы предъявляли корабль и уплачивали залог. Тем не менее, в Адмиралтейском суде начали волокиту. Мне даже пришлось выдернуть в Лондон Спиджика, чтобы разобраться с проблемой, но тот вернувшись из Монтджой Хаус лишь плечами пожал.

— Говорят, что скоро будет решение, — сказал шкипер.

И это «скоро» тянулось неделю за неделей. Мы рисковали пропустить график Кука, а значит столкнуться с более мощными ветрами и штормами.

Продолжая наведываться в Лондон я совершал иногда необычные находки. Однажды, приобретая несколько морских барометров в лавочке на Корнхилл, я увидел каучук. Его продавали здесь в качестве стирательной резинки.

— Три шиллинга за кубик, — ответил продавец на вопрос о цене.

— И сколько в этом кубике?

— Половина дюйма любая грань

— Это выходит двадцать четыре шиллинга за кубический дюйм? — быстро подсчитал я.

— Точно так!

— Я бы купил кубический фут этого прекрасного материала. Но мне нужна скидка. Две тысячи фунтов слишком дорого.

— Фут? — удивился продавец. — Зачем вам столько?

— Я много пишу, рисую и делаю много ошибок.

— Боюсь я не смогу вам дать скидку. Да и кубический фут у меня вряд ли найдется.

Продавец держался нагло. Захотелось его осадить.

— Очень жаль, мне придется поискать вашего поставщика.

— Вряд ли вы преуспеете, — фыркнул продавец.

— Как сказать… ведь это вещество — сок млечных деревьев из Южной Америки, я не ошибся? Не ошибусь также, если предположу их источником или северную Бразилию, или восточную часть Перу, или голландские колонии. Эссекибо и Демерара. В последней, кстати сказать, сейчас много британцев и они могли бы, пожалуй, присылать вам некоторые образцы. Однако у меня есть друзья в Амстердаме, а вскоре я собираюсь отправиться на юг, так что надеюсь получить к сырью прямой доступ.

С каждым словом мой собеседник бледнел, а затем начал краснеть. Я все же купил у него один ластик для образца, а про себя пожалел, что не зайду в Южную Америку. Жесткий график не давал нам такой возможности.

Патент всё не давали. Но однажды от «Борцов», куда прибывали дилижансы, в «Черный лев» прибежал мальчишка с письмом. Мне пришлось уплатить шиллинг ему и еще шиллинг передать для кучера, потому что письмо тот получил на пересадочной станции. Хорошо, что мы заранее договорились о подобной возможности. Письмо оказалось коротким. Шляпник требовал безотлагательной встречи.

Я одолжил на Палладе лодку и отправился в Лондон. Само собой не через море.

— Так что мистер Эмонтай, позавчера ко мне явился никто иной как сэр Джон Ламберт, баронет, — доложил Уильямс.

— Это имя мне ни о чём не говорит.

— Его предок был директором компании Южных морей.

— Вот об этом я хорошо наслышан, — заинтересовался я. — Продолжайте, мистер Уильямс.

— Он намекнул, что готов помочь в нашем деле.

— В нашем деле? — не понял я.

— С получением письма марки и репрессалий.

— Ага.

— Он хотел бы сделать некое предложение, но я сказал, что не могу решать один, и должен переговорить с компаньонами.

Мы встретились с баронетом в таверне «Бык и уста» на следующий день. Аристократ оказался упитанным господином, был богато одет, но держался запросто.

— Так и думал что сумасшедший Уильямс не самый главный в этом предприятии, — заявил он, едва пригубив вино, наверняка разбавленное и прокисшее.

— Да, сэр, — не стал я спорить. — Идея принадлежит мне.

— Хорошо, — баронет кивнул. — Я мог бы ускорить получение вами письма, но…

— Нужно кому-то дать на лапу?

— На лапу?

— Подмазать?

— Ах, вот вы о чем… нет, нет. Но я бы хотел войти в долю.

Я задумался. Баронет наверняка имел в виду извлечение выгоды. Но ведь мы не собирались грабить караваны. Значит он попал под влияние все тех же слухов, а наше отрицание только придавало весомости потенциальному призу. Однако, что я теряю? Почему бы не подыграть страстям?

— И какова должна быть эта доля?

— Скажем, десятая часть.

— У меня большая команда, — напомнил я.

— Понимаю. Но без письма марки она всего лишь проедает запасы.

Мерзавец думал, что загнал меня в угол.

— Мне сказали, что я легко получу каперский патент в Гернси. Говорят, там не столь строгие правила.

— Это верно. Но до Гернси ещё нужно доплыть.

Кажется он намекал, что за нами пристально следят и при попытке выхода из Ярмута сразу же напустят стаю таможенников, флотских вербовщиков и разнообразных чиновников. Хотя и сам по себе заход в Гернси во время войны с Францией нёс определённые риски.

— Хорошо, — я сделал вид что раздумываю. — Но одной лишь помощи в получении патента будет недостаточно для десятой части.

— Что же вы хотите? — он кажется удивился.

— Мне нужен хронометр Арнольда, — ответил я, стараясь выглядеть спокойным. — По типу тридцать шестой модели. И точные карты южных морей. Не те, которые можно легко приобрести в магазине, вы понимаете? А те, что хранятся в Адмиралтействе.

— Вы собираетесь в Южные моря? — кажется он был заинтригован.

— Не совсем, — я решил впарить ему ту развесистую клюкву, что приготовил для матросов. — Скажем так, моей целью будут манильские галеоны.

— Вот как? — прищурился баронет. — На лёгком фрегате будет сложно взять такой галеон. Я слышал они огромные.

— Ещё какие! — я постарался выставить энтузиазм на максимум. — Но у меня есть план. Я устрою засаду в одной примечательной бухте, куда испанцы обычно заходят после перехода через океан. Они делают остановку, чтобы набрать воды и свежей провизии. Там есть поселение. Но крепость хилая, а гарнизон невелик. С ним мы справимся. А потом останется только ждать, когда добыча сама попадёт в силки.

— У вас будет хронометр Арнольда и лучшие карты! — пообещал баронет.

Чтобы ещё такое с него стянуть, раз уж возникла оказия? Вот! Я давно хотел устроить в колонии что-то вроде экспресс-почты. И единственными, кто годился на роль курьеров при нашей географии, были голуби. К сожалению о голубиной почте в Европе знали лишь понаслышке. Её вроде бы использовали крупные компании в своих целях, аристократия, но массово этот вид связи не практиковался. И вот передо мной представитель той самой аристократии.

— И если бы вы посоветовали у кого можно купить голубей, — намекнул я.

— Голубей? — удивился баронет. — Вы собираетесь их есть в дороге?

— Голуби? — удивился Спиджик, когда на телеге к пирсу подали несколько клеток с голубями.

— Точно так, шкипер, — ответил я. — самые настоящие.

— Мы будем их есть?

— Ни в коем случае. Желательно доставить их до места целыми. Кстати, что нам нужно ещё из провизии? Я не знаю предпочтений английских моряков. Наверное в списке должен быть пудинг?

— Что ж, пудинг это блюдо, — охотно пояснил капитан. — Его делают из нутярного жира с мукой. В этих местах любят добавлять сахар и ягоды, но я, если честно, не любитель. Можете заказать в таверне на пробу, думаю, они приготовят. А что до моряков, то предпочтения у них простые: солонина (говядина и свинина), сухари, сыр, топленое масло, овсяная мука, горох, уксус, ром и табак. Но почти все это у нас уже имеется в трюмах. Я проверял — качество отменное. Приватиры, а особенно французские, не станут кормить команду тухлятиной.

— Отлично. Составьте список чего не хватает, я докуплю. И вот ещё что, я не услышал в вашем перечислении ничего, что помогало бы от цинги.

— Потому что этот корабль не готовили к дальнему плаванию. Если идут в далёкие края, то обычно берут лимонный сок. Или закупают клюкву у вас в России.

— Капитан Кук говорил мне о кислой капусте, — соврал я.

Соврал в том смысле что эту тему мы в разговорах не затрагивали. Я помнил рассказы о квашенной капусте из детских книжек.

— Так вы были знакомы? — удивился Спиджик.

— Да, встречались примерно за год до его гибели.

— Моряки не очень любят капусту.

— Просто они не умеют её готовить.

С соседнего одномачтового приватира под названием «Аргус» выстрелила пушка и облачко дыма поползло над рекой. Это вызвало оживление на палубе.

— Начались торги, — сказал Спиджик.

Наши матросы знали всех шкиперов города и принялись шумно обсуждать, кому из них достанется куттер? Недавно капитан «Аргуса» скончался, а его бизнес выставили на аукцион. Желающих попытать удачу на морских путях в Ярмуте было хоть отбавляй.

Несмотря на присутствие двух кораблей королевского флота, наших моряков ни разу не попытались завербовать. Как и местные приватиры, флотские куттеры часто возвращались с добычей, а матросы получали свою долю призовых выплат. По этой причине их экипажи были полностью укомплектованы, и нам стоило опасаться лишь заходящих в Ярмут время от времени более крупных кораблей, которые назначались в конвойную службу. Тогда наши парни начинали игру в прятки или в маскарад. Всё же остальное время они вели довольно свободную жизнь в Ярмуте. В основном бродили по кабакам.

Формально, чтобы не вызывать лишних подозрений, всех переселенцев мы записывали в судовую роль ландсмэнами — то есть матросами самого низшего ранга. Некоторых правда удавалось приставить к настоящему делу на время рейса. Помощником корабельного плотника стал краснодеревщик, помощниками парусного мастера — ткачи. Кузнец был настоящим, как и кок (отличны повар одной из лондонских таверн). У нас появился даже свой хирург, хотя уж эти-то джентльмены не испытывали дефицита вакансий. Я даже было заподозрил, что с нами отправился маньяк, скрывающийся от правосудия.

Некоторые моряки хотели отправиться с женщинами, что считалось в порядке вещей на приватирах. Парни не учитывали одного — нам предстоял слишком долгий путь, где на счету возможно будет каждый галлон воды и каждый фунт хлеба. С другой стороны, наличие женщин увеличивало шансы на то, что после рейса моряки осядут в Виктории. Я вообще надеялся уговорить часть людей остаться в Америке. Нам не помешают грамотные моряки с иным багажом знаний и опыта, чем у камчатских зверобоев. А офицеры вроде Скипджека или Слэйтера вполне могли бы претендовать на высокие должности. Определять потенциал я поручил Слэйтеру. Запасов у нас хватало на пару десятков лишних ртов. Но я настаивал на проверке всех подруг, как и самих матросов, у доктора.

Корабль всё больше напоминал плавучий город. Ещё до выхода в море я начал учить английскому русских, и проводить занятия по русскому языку среди английской части команды. Отдавать на это полчаса в день было одним из условий контракта. Обучая других, я не переставал учиться сам. Прежде всего морскому делу и английской терминологии. Вместо физических упражнений прохаживался по палубе и перенимал науку управления парусами.

— Грот? — спрашивал я у Спиджика или Слэйтера.

— Грот?

— Та мачта, что посредине.

— Мэйн.

— Мэйн. То есть, главная мачта?

— Именно так.

— Отлично… кливер?

— Джиб.

Шкоты превращались в шиты, ванты в шруды, киль… киль оставался килем.

Наконец, пришло время, когда все грузы надёжно улеглись в трюмах, а пассажиры и матросы поднялись на борт. Прилив достиг максимума и нам следовало воспользоваться полной водой для выхода в море.

— Пора наполнить легкие кислородом, а мистер Спиджик? — подмигнул я шкиперу.

— Кислородом? — переспросил стоящий рядом с нами шляпник.

Мы находились на квартердеке (иногда я порывался назвать эту часть корабля квотербеком) — все старшие офицеры и компаньоны.

— Воздух состоит из смеси газов, мистер Уильямс, — пояснил я. — Для жизни человеку нужен кислород. Его открыл недавно французский ученый Лавуазье. Но в чистом виде этот самый кислород ядовит. Поэтому мироздание в своей величайшей мудрости придумало разбавлять его другими газами, от которых человеку нет ни вреда, ни пользы. Подобно тому, как мистер Спиджик разводит ром водой, перед раздачей его матросам.

— Наука великая вещь, да мистер Эмонтай? — сказал с ухмылкой шкипер.

— Определенно.

— Должен вам сообщить, что у нас на борту обнаружился беглец, — после внутренней борьбы произнес шкипер. — Один из арестантов с того смуглерского шасс-маре, что давеча попытались сбежать из местной тюрьмы.

— Вроде бы их всех поймали, — заметил я.

— Лягушатников переловили, как кроликов, сэр, — фыркнул Спиджик. — Немудрено, с их-то смешным говором. Но этот оказался американцем. Он ловко подсел к нашим парням в пабе, а потом пробрался с ними на корабль. Они дружно орали песни, а вахтенный не догадался заглянуть в лицо к каждому. Дело открылось только сегодня утром. Я не стал принимать решение без вас. По правде говоря, жалко парня. Но только скажите, мы выставим его на набережную в два счета.

— Не стоит, — пожал я плечами.

С высоты квартердека я еще раз взглянул на Ярмут. Городок мне понравился. Он больше походил на нашу Викторию, чем Лондон или любой другой город Англии. Здесь практически не ощущалась власть короля и парламента, снобизм аристократии, доминирование достопочтенных компаний. Здесь царил дух авантюры, приключений, предпринимательства. И лучше бы нам быть больше похожими на Ярмут, чем на Лондон.

— Выводите нас в море, мистер Спиджик, — сказал я.