Моя попытка прожить жизнь Бессмертного Даоса I

Глава 4

Эх, Старейшина Лянь, и за что вы устроили мне такую подлянку? — мысленно обратился к погибшему главе, а потом…потом вздохнул.

Ничего не хочешь сказать? — поинтересовался я у кувшина.

«Ты о чем?»

На тебе случайно нет метки, по которой нас могут найти, а потом прихлопнуть меня, как жука навозного?

«А… Ну есть такое, догадался? Не волнуйся, если будешь шевелить булками, может, и успеешь уйти далеко, а я, тем временем, метку уже сниму. Просто тебе нужно сваливать отсюда, да поскорее».

Так ты можешь ее снять? — с подозрением спросил я. — Это точно?

«Конечно, разве ты смеешь сомневаться в словах этого Бессмертного?»

Вообще-то очень даже смею. То, что ты Бессмертный, вовсе не значит, что ты не врешь.

«В любом случае сейчас я не вру», — ответил Бессмертный. — «Мне просто нужно время, чтобы избавиться от метки».

Лучше поторопись, иначе мне конец.

Мои уже неслись прочь от пылающих руин секты. Направлялся я в сторону ближайшей деревеньки по небольшой грунтовой дороге. Сначала шагал молча, а потом всё же любопытство взяло верх.

Значит, секта названа в честь тебя?

«Да», — довольно и гордо подтвердил горшок. — «Ли Бо — моё имя. Хотя я вроде уже говорил…»

А почему девятый Бессмертный? Куда делись остальные? Бессмертных что, всего девять?

«Ну… Так-то нас, конечно, побольше», — вдруг посбавил пафосу горшок. — «Но конкретно наша группка насчитывала девятерых».

А что, получше места для бессмертного, чем старый разбитый кувшин, не нашлось?

«Давай не будем об этом…» — как-то устало отмахнулся горшок. — «История старая, неприятная и болезненная для меня. Все мы совершаем ошибки, за некоторые приходится платить тысячелетиями заточения».

Ладно-ладно, тогда не трогаем эту тему, — инстинктивно я поднял руки и понял, что кувшин по-прежнему не отлипает, — кто я такой, чтобы сомневаться в решениях Бессмертных. Нравится вам жить в кувшине — значит, тому были веские причины.

«Да не нравится мне тут! Я тут не по своей воле, идиот!»

Ааааа… Тогда приношу свои извинения, думал, жилище вам по нраву.

Кажется, в ответ я услышал скрежет невидимых зубов.

«Кому по нраву быть запертым целое тысячелетие в глиняном кувшине?»

Откуда же мне знать нравы Бессмертных, я ведь просто смертный. Ведь случались же и философы, которым и в бочках неплохо жилось. — пожал я плечами.

«Какие тогда это философы? В бочках живут нищие побирушки. Какой философ не ценит свой собственный уют?»

Какой-какой… — хмыкнул я. — Греческий.

«Дурак он тогда, а не философ».

Воцарилось короткое молчание, а потом Бессмертный вздохнул с оттенком легкой грусти в голосе:

«Эх…жалко этого тупоголового урода, который пропил все свои мозги. Я к нему был даже привык… И надо ж так всё испортить…»

Последовал еще вздох, полный горечи и разочарования, так мать вздыхает по непутевому сыну, которого уже не исправить, но и любить невозможно перестать.

Вы о ком? — вообще хотел перейти на «ты», но подумал, пожалуй, стоит проявить побольше почтительности к Бессмертному, хотя бы вначале. Мало ли какие у него тараканы в голове.

«О Ляне».

Об уважаемом Старейшине Ляне? — переспросил я.

«Именно, об этом идиоте».

Нехорошо так отзываться о Старейшине Ляне, — заметил я, перепрыгивая ямку на дороге. — Всё-таки он погиб, защищая секту от врагов, и…спас меня. Даже несмотря на то, что он меня так подставил с этим кувшином…

«Ты идиот?» — вспыхнул Бессмертный. — «За мной, то есть за кувшином», — поправился он, — «вообще пришли лишь потому, что этот кретин напился и проиграл меня в карты другой секте. Но это бы ладно, сначала они подумали, что я просто летающий кувшин».

Стоп, ты умеешь летать? Почему тогда ко мне ты прилип, может, полетишь?

«Станешь сильнее — отлипну. Давай договорить, смертный. Эти ублюдки прознали, что внутри кувшина Бессмертный, и за это скажи спасибо Ляню и его болтливому языку. Естественно, ничего он им не отдал и просто сбежал».

А почему он не отдал кувшин с вами? — невинно поинтересовался я.

«Потому что не мог! Я был привязан к нему, как сейчас к тебе. Так вот, этот старый развратный ублюдок потому и защищал так самоотверженно секту, потому что сам был виноват в том, что на нее напали. Хоть немного гордости и самопожертвования в нем было, и он не сбежал. Принял последний бой. Вот только что это меняет? Секта погибла по его вине. Как и все твои распутные собратья».

Бессмертный вздохнул.

Я следом. На секунду я оглянулся и непроизвольно застыл на пару мгновений. Строения секты все еще мощно пылали, и огонь вздымался вверх длинными языками пламени.

«Если будешь стоять и пялиться на пожар, тебя точно догонят те, кто ищут меня», — заметил Ли Бо. — «Мне-то всё равно, а вот ты точно сдохнешь».

Эти слова заставили мои ноги рвануть вперед. Меня и так, по сути, спасла случайность — не уйди я на склон медитировать, сейчас бы моя обугленная тушка лежала рядом с другими собратьями и отправилась бы в космическую бездну.

Пока бежал к деревне, еще пару раз пытался отодрать от руки кувшин, но он прилип, будто влюбленная девица, и отлипать не думал да еще и болтал безостановочно. Возможно он тоже нервничал как и я.

А тебя вообще можно заткнуть? Или выбросить?

«И не надейся. Не с твоим уровнем развития».

Про то, что мне нужно быть на стадии Формирования Ядра, чтобы избавиться от горшка, я уже знал от нейросети, но решил уточнить.

То есть, когда я стану сильнее, то смогу тебя выбросить?

Кажется, Бессмертный понял, что сболтнул лишнего.

«А? Не разобрал, что ты там сказал. Следи за дорогой, вон крестьянин идет», — попытался он неловко переменить тему разговора.

Навстречу действительно шел старый сморщенный крестьянин с загрубевшими узловатыми руками, толстой палкой и пустым мешком.

«Опасный тип».

Это он-то? — с сомнением переспросил я.

«Глянь на эту палку — такого хлюпика, как ты, перешибет одним ударом», — и захохотал.

— Эй, юнец! Что там случилось? Ты же оттуда?

— Пожар. Всё горит, — коротко ответил я, пытаясь отвечать так, чтобы не соврать. — И похоже, что все погибли.

— Да подожди ты! — хотел схватить меня крестьянин. — Поподробнее объясни.

— Извините, очень спешу. — отмахнулся я.

Времени терять мне было нельзя. Если я сейчас стану с ним болтать, то меня точно догонят.

Так что оставил растерянного крестьянина позади, а сам продолжил бег трусцой. Именно сегодня я резко и остро ощутил свою слабость, когда увидел, что настоящие практики, швыряющиеся с неба огнем, всё-таки могут появиться даже в нашем захолустье.

Эх, — вздохнул я, — тяжело быть слабым.

«Это ты верно подметил», — согласился Бессмертный, — «но путь Практика — это путь бесконечного самосовершенствования. Слабый может стать сильным, если будет следовать своему пути. О! Стих сложился, сейчас зачитаю»

Бессмертный прокашлялся.

В смысле стих?..Не над…

Путь практика долог и тернист,

Но если дух твой не говнист

Если не трус…станешь сильным…

Как я… Путь… Ци… впереди…

«Ну как? Неплохо, да? Прямо сейчас, на ходу придумал», — довольно спросил Бессмертный.

О боги… — воздел очи к небу я, — Надеюсь, это была разовая акция.

«Ну так как тебе стих?»

Это не стих, тут нет рифмы.

« Ты идиот? Стих — это не про рифму! Это про красоту и глубокий смысл, который угадывается за кружевом слов. Многие называли меня новатором. Рифмы для старых придурков в нефритовых халатах. Настоящее же искусство не умещается в тесные рамки формы»

Просто избавь меня от своих стихов и молчи. Сейчас и так напряженная ситуация.

«Хороший стих скрасит любую ситуацию», — уверенно заявил Ли Бо.

Я, тем временем, уже проходил насквозь деревеньку, на ходу кивая знакомым старухам, сидящим на лавочках и явно перемывающим косточки своим соседям. Многих в деревне я знал, потому что с собратьями ездил сюда закупаться едой и вещами для секты.

— Эх! Малыш Ван, мы видели зарево, секта горит, — обратилась ко мне с лавочки-пенька пожилая женщина. — Куда ж ты подашься теперь… Ты ж сиротка… Секта была твоим единственным домом… — Она утерла слезу со своего одного глаза.

— Тетушка Мин, — поклонился я. — Иду куда ноги приведут… Увы, оставаться тут я не могу. Сами понимаете.

С чего она взяла, что я «сиротка» — ума не приложу. Мои родители, я уверен, были вполне себе живы и продолжали засаживать рисовые поля, вспоминая сбежавшего в город отпрыска недобрым словом. Точно так же я не понимал, почему они называют меня «малышом». Да я выше ростом, чем половина этой деревни!

— Эх… Оставался бы ты тут у нас, моя племянница прямо-таки влюбилась в тебя, — вдруг добавила она. — Такая тоска на нее находит, ну просто ужас.

— Путь Практика — это путь одиночества, — поклонился я, — Спасибо за предложение. Побежал дальше. Бывайте, тетушка Мин. Удачи вам и вашей племяннице.

«С каких пор путь практика — это путь одиночества? Это кто тебе такую ерунду сказал?» — почему-то возмутился Ли Бо — «Что за бред⁈»

— Прощай, малыш Ван….

Я уже почти бежал, изредка оглядываясь назад и выискивая незримых летающих культиваторов и кивая знакомым жителям деревни. Оттого и не заметил ЕЁ.

— Послушник Ван!

Девушка стояла в тени раскидистого дерева.

— А…Сестрёнка… Эм… — Я сглотнул, пытаясь вспомнить ее имя, — Сестренка…

«Хм, а она красотка! Посмотри на эти формы, на эти упругие перси…»

— Сяочжу! Меня зовут сестренка Сяочжу! — выпалила она, — Почему ты не можешь запомнить мое имя?

«Какое красивое имя….Сяочжу… Маленькая жемчужинка…»

— Точно… Сяочжу… Такое красивое имя…

— Такое красивое, что ты каждый раз забываешь его! — вспыхнула она и прямо посмотрела мне в глаза с неприкрытой нежностью и…страстью. Мне аж стало неловко.

— Может, мне просто хочется, чтобы сестрица произнесла его сама, — попытался выкрутиться я.

«Слушай, Ван, а может, задержишься в деревне? Ты посмотри на эту красотку, какая сочная! Ну их, этих преследователей, убьют так убьют. Да за ночь с такой девицей я бы отдал что угодно….»

Знаешь, спасибо, конечно, но в моей системе ценностей собственная жизнь стоит повыше мимолетной связи.

«Мимолетной, но незабываемой — всю жизнь потом будешь помнить!»

Вот только той жизни останется всего-ничего. Нет уж. Это как-то без меня.

Сяочжу была действительно красавицей. Бессмертный ни капли не преувеличивал. Да, она не была белокожей и тонкокостной, которую и журавль унесет одной лапой, даже наоборот — она была с неожиданно пышными в нужных местах формами и при этом осиной талией. Ну а в ее движениях сквозил какой-то естественный животный магнетизм вкупе с кошачьей плавностью и хищностью движений. Убойное сочетание форм, которое может покорить сердце любого мужчины… Почти любого.

Взгляд — огонь…Губы пленяют.

К любви меня склоняют…До кишок пробирают….

Невинности лишают…Вулкан…Извержение…

Так и знал, что внутри заперт старый извращенец!

«Ты кого назвал старым⁈ И почему извращенец? Любовь к женщинам — естественна. Смотри, какая она красотка, она так и просит, чтоб ее приласкали. Да она тебя сейчас взглядом сожрет, так и хочет на тебя наброситься. Ух! Огонь-баба!»

Конечно, Сяочжу меня привлекала, я же не железный, а тело у меня молодое.

И самое идиотское, что мне было бы проще, будь я в этой жизни уродом — тогда вопрос с женщинами сразу затруднялся бы в десятки раз. Но тем самым «положительным бонусом», который дало мне божество, была красота. Такая красота, от которой девки сами были готовы вешаться на меня. Худшей подлянки для того, кто должен следовать Праведному пути и достичь стадии Святого, и придумать невозможно. Я имел все возможности предаваться любви с большинством красавиц, вот только реализовать эти возможности не мог. Потому что должен был оставаться целомудренным.

Вот и сейчас, по телу пробежало легкое возбуждение от общения с столь красивой девушкой, и в тот же миг нейросеть пустила по телу легкую боль.

Понял, не дурак.

— Ван! — девушка внезапно взяла меня за руку, — Я хотела тебе кое-что сказать! Это важно! Очень!

Ее изумрудно-зеленые глазки сверкали какой-то неожиданной решимостью.

Неужели… Сейчас будет признание в любви? Только не это! Вот вообще некстати! Надо не дать ей договорить.

— Сестренка Сяочжу, послушай…

— Но…я хотела…

— Подожди, сестренка. Я очень спешу. Видишь ли, — я оглянулся, а потом сказал правду, — на секту напали, все мои собратья мертвы…

Девушка резко побледнела.

— Поэтому мне нужно срочно бежать, иначе меня найдут и убьют, понимаешь?

Она кивнула и стиснула зубы, а на глазах появились слезы.

— Эх…братец Ван… — покачала головой Сяочжу, одновременно пожирая меня своими глазами, словно вбирая в себя мой образ, — жаль, что тебе приходится уходить…убегать… Я так хотела бы поговорить с тобой…хоть немного…подольше, о жизни…о любви…

Смущаясь и краснея, она поправила волосы, приняла позу пообольстительнее — с изгибчиком.

Жаль, конечно, что такое сокровище пропадает: в той жизни я бы не упустил такую девушку, но тут… Тут я раб контрактных обязательств и Праведного пути.

Я оглянулся назад, на пылающую секту и клубы дыма.

— Понимаю… — сникла как-то девушка. — Братец Ван окончательно покидает наши края…да?

— Да. — ответил я ей честно. — Таков путь.

[Таков путь.]

Через секунду, с чувством легкого сожаления в душе, я зашагал прочь из деревни, оставляя позади расстроенную девушку. Внутри было неприятное ощущение от того, что сделал больно. Пусть и не специально.

«Жестокий ты человек, Ван. Так поступить с девушкой…»

Я только фыркнул и перешел на легкий бег. Луна щедро освещала мне путь.

Через два часа пути дорога от деревеньки вывела меня на старый каменный тракт. Еще использовавшийся. Остатки былого величия какой-то из древних империй этого мира.

Три года я сидел на одном месте. И тут… Оказавшись на тракте, я вновь ощутил, что рванул в огромный незнакомый мир, где меня ждут приключения или неприятности. Хотя, скорее всего, и то, и другое.

Воздух свободы пьянил.

Я шагал вперед.

В эти места я больше не вернусь.

☯☯☯☯

Несколько часов спустя

Деревня Нежные Холмы

— Всем стоять!

Громкий голос, прозвучавший сверху, заставил всех крестьян, тащивших скарб погибшей секты, застыть на месте и поднять головы вверх. Они напоминали застигнутых врасплох тараканов, шарящихся по кухне, когда хозяин вдруг среди ночи включил свет. Так они и застыли. Как воришки. Собственно, ими они и были.

В воздухе зависли два человека — мужчина и женщина.

— Награбленное на пол! — рявкнул мужчина.

Послышался грохот. Все побросали на пол награбленное. Крестьяне — очень понятливые люди, и если пара могучих культиваторов говорят, что надо что-то сделать — они это сделают.

Бам!

Девушка-культиватор приземлилась на площадь в центре деревни.

Какая красивая, — подумала Сяочжу, которая вместе со старухой Мень всё еще сидела на лавочке. На культиваторше, спустившейся с небес, был блестящий черный шелковый халатик с изящно вышитыми узорами. Сяочжу посмотрела на этот халатик, потом на свою грубую одежду из однотонной ткани, потом снова на халатик, и чуть не разревелась. У нее таких красивых вещей никогда не было и быть не могло.

— Есть тут выжившие из Секты «Девятого Бессмертного»? — громко спросил мужчина.

— Нет!

— А вообще выжившие были?

— Были, — вдруг выступил вперед пожилой крестьянин, — Когда начался пожар, один из них сбежал.

— Что у него было с собой, какие вещи? — вышла вперед миниатюрная девушка.

— Да никаких…— почесал голову старый крестьянин. — Кроме убогого кувшина, почитай, ничего и не было.

Мужчина и женщина переглянулись.

— Кувшин, говоришь?

— Агась, маленький, уродливый. Я еще подумал: «Ты что, парень, не мог чего поценнее из секты взять? С такого только кур кормить, или по нужде справляться».

— Как выглядел сбежавший?

— Так это ж послушник Ван. Красивый, как баба, тьфу. По нему все наши дурочки сохнут.

— Значит, красивый послушник по имени Ван с кувшином? Верно? — переспросил мужчина.

— Агась.

Оба культиватора отошли в сторонку, чтобы их никто не слышал. Вот только слух у Сяочжу был намного острее, чем у обычного человека и тому были причины.

— Послушник сбежал и забрал кувшин, надо его найти.

— Во-первых, мы дождемся Чжена — он может выследить кувшин по метке. Если мы не достанем этот гребаный кувшин твой дед с нас три шкуры сдерет.

— С тебя, меня он не тронет, — хмыкнула девушка. — И вообще, что если этот крестьянин врет и они сами утащили кувшин?

Мужчина задумался,

— Тогда сделаем вот что.

Практик резко взмыл в воздух метров на десять, так, чтобы его видели все крестьяне:

— Живо тащите все кувшины, что у вас есть! — рявкнул он, — Да поживее! Если среди вашего хлама окажется нужный кувшин, то вознаграждение вас ждет достойное. — В пальцах культиватора сверкнула золотая монета, — А если вы скроете хоть один кувшин, я сам тут все разнесу к демонам! Ни одного дома целого не останется! Понятно⁈

В тот же миг деревня загудела, как разворошенный улей, и все побежали за кувшинами. Вообще всеми, что у них были; старыми, новыми, неиспользуемыми, разбитыми, целыми — всеми. Угрозы тут все воспринимали серьезно.

— Кто из вас последний разговаривал с послушником? — спросила девушка-культиватор у группки женщин на площади.

Пальцы всех женщин дружно указали на Сяочжу, которая аж заерзала от такого пристального внимания. Из-за ее красоты, ее тихо ненавидели все женщины в деревне.

Культиваторша в халате направилась к Сяочжу.

— Ты его видела?

Маленькая Жемчужинка кивнула и рассматривала внешность незнакомки: тонкая, как тростинка, личико белое, уточненное, волосы фиолетовые. А вот на руках Сяочжу заметила странные железные перчатки с узорами огня, словно вторая кожа, оплетающая руки.

Вот на такую бы Ван посмотрел. Не то, что я… Жируха с огромной задницей… Вот она бы ему точно понравилась… Такая красивая…

От этой мысли ей вновь захотелось плакать, но тычок от старухи Мень заставил ее собраться.

— Да, видела, — ответила Сяочжу.

— И куда он пошел? Может, сказал?

— Говорил. Вон по той дороге двинулся. Старой. Заброшенной. — Рука ее указала влево.

Она соврала. Ван ушел совсем в другую сторону.

— Он туда пошел? — спросила девушка у остальных женщин.

— Да, вроде да.

— Как будто бы…

— Не помню…

— Ну, если Сяочжу говорит…так оно и есть…

Уточнив, куда ведет дорога, по которой ушел Ван, от Сяочжу отстали.

Ну а через десять-пятнадцать минут на центральной площади деревни выросла, словно гора черепов, огромная куча кувшинов.

— Отойдите, — громко приказал практик-мужчина.

А в следующее мгновение хрупкая девушка в черном халате громко хлопнула в ладоши — так, что у всех позакладывало уши, и…кувшины один за другим начали взрываться и рассыпаться на кусочки.

— Кто найдет уцелевший кувшин, тому золотой! — крикнул мужчина, и тут же к куче разбитых кувшинов устремились все мужчины, женщины и даже дети.

Они копошились в куче побитой глины…но…найти хоть один уцелевший кувшин так и не смогли.

— Нет кувшина — нет золотого, — со смешком сказал практик и взмыл вверх, а за ним и девушка.

Ну а крестьяне стояли, смотрели на разбитые кувшины и чуть ли не рвали на себе волосы, — они остались и без кувшина и без награды.

Зачем им этот кувшин? — недоуменно подумала Сяочжу.

Она тоже помнила, что Ван ушел с кувшином, но не придала этому какого-либо значения. Но сейчас ее и эти поиски кувшина, и судьба Вана не на шутку взволновали. Эти люди могут причинить ему вред! Они точно это сделают!

Крестьяне тем временем ругаясь на себя, на культиваторов, и вообще на весь свет разошлись.

— Ты соврала, Ван пошел совсем не туда, он пошел в другую сторону. — тихо заметила старуха Мень когда все разошлись.

— А ты б не соврала ради любимого? — укоризненно заметила Сяочжу.

— Я и не такое делала ради любимого.

— Всё, бабушка Мень. — резко встала девушка.

— Что «всё»? — спросила старуха.

— Я ухожу. Покидаю тебя, эту деревню. Всё это. — Она обвела рукой поля и холмы вокруг. — Без него мне тут делать нечего.

— Глупости!

— Нет, не глупости! — твердо ответила Сяочжу.

— А проклятье?

— Проклятье? Именно поэтому я и должна отправиться подальше отсюда. Должна найти способ его снять. Способ стать нормальной. Я знаю, ты хотела бы, чтобы я тут осталась, и я тебя очень люблю, — Сяочжу обняла старуху, которая отвернула лицо в сторону. — Но так надо. Если я хочу быть с ним, я должна снять с себя это проклятье.

Маленькая Жемчужинка взяла руки старухи в свои и крепко их сжала.

— Не волнуйся за меня — я сильная, я никого не боюсь.

— Я знаю…

Через полчаса Сяочжу с небольшой котомкой за плечами брела по заброшенным дальним полям. Взойдя на невысокий холм, она взглянула назад, на родную деревню, и…без сожалений шагнула дальше, прямо к груде лежавших на земле булыжников.

Подойдя к одному из них, она на мгновение застыла, а потом ухватилась обеими руками. Всё её тело напряглось, и через секунду тяжеленный камень, который не смогли бы сдвинуть и пятеро мужиков, подался в сторону, открывая под собой схрон. Тело девушки таило в себе невероятную силу.

— Фуф, — выдохнула она, и взглянула на то, что лежало под камнем. А лежала там большая тигровая шкура и когти…

Еще раз обернувшись в сторону деревни, она громко вздохнула. Она приняла решение.Окончательное. Тут больше нет Вана, а значит ее больше ничего там не держит.

Вдруг рядом мелькнуло что-то белое.

— Бабочка…

Сяочжу дернулась, в следующее мгновение на ее руку села белая бабочка. Девушка помнила рассказы о бабочках, которые всегда были неразрывно связаны с любовью… Не всегда, правда, счастливой, иногда даже трагической, но ее такие мелочи не волновали, главное, что в конце подобных историй любящие души неизбежно находили покой в объятьях друг друга, пусть и мертвые. Поэтому прямо сейчас она представила, как эта бабочка приведет ее к любимому Вану через невзгоды, препятствия и тяготы.

Тихий грустный девичий вздох пролетел по воздуху, растворяясь в стрекоте цикад.

Ей вспомнилась еще одна легенда, которую в детстве ей рассказывала старуха Мень о том, как Творец создал бабочек. Он взял прядь девичьих волос, лучи солнца, капельки росы и цвет неба, и всё это смешал с дуновением ветра и полетом птиц. Так появились бабочки….

От мыслей о Ване стало приятно и больно одновременно, и слезы потекли по ее щекам сами собой.

— Я найду тебя, Ван.

Сяочжу вытянула вперед руку и откуда начала вылазить…коготь.

— А ты бабочка, приведешь меня к нему! Как в легендах!

Через секунду тигриная шкура оказалась на ней и сразу прилипла, став второй кожей, а сама Сяочжу начала резко увеличиваться в размерах.

У Сяочжу был один маленький секрет. Она была тигром-оборотнем. В этом была ее сила и ее проклятье, о котором знала только старуха Мень.

Уже через минуту по холмистой местности, усеянной хаотично разбросанными камнями, мчалась десятиметровая тигрица, гоняющаяся за бабочкой.

Сяочжу, тигрица-оборотень, вышла на тропу любви.