Охотник
Ветер упруго бил в лицо, высекая слёзы. Так-то у меня имеются очки, но сейчас я их поднял, чтобы воспользоваться биноклем. Нужно же понять, кого я там обнаружил. Вообще хорошо, что сейчас все пользуются углём, отличный демаскирующий признак. Как только корабли перейдут на мазут, обнаружить их в открытом море станет куда сложнее. Впрочем, тут на нашей стороне ещё и то, что в районе Чемульпо достаточно активное судоходство, и мы вышли на оживлённый маршрут.
Итак, довольно крупный пароход. Японцы ещё не перешли к конвоям, и такая добыча для нас относительно лёгкая. Если только этот транспорт не вооружён.
— Курс семьдесят пять, — приказал я в гарнитуру.
— Есть курс семьдесят пять, — послышался ответ Казарцева.
Вот как-то плевать на его обиды. Да, он сигнальщик, и наблюдение это его хлеб, но мне до его хотелок нет никакого дела. Потому что у меня и свои есть. Я тоже люблю полетать, подставляя лицо под набегающий ветер. И вообще, война войной, а об удовольствии забывать не стоит.
По большому счёту я не ради победы ввязался в эту авантюру. Говорил же, что не верю в успех России от слова совсем. Поначалу хотел просто разогнать кровь по жилам, получить свою дозу адреналина. Потом, когда решил пересмотреть свои хотелки, чтобы обзавестись покровителями и соратниками. Что в общем-то не отменяет возможность оттянуться по полной. И даже, наоборот, способствует выполнению поставленной цели первоначального этапа…
Вскоре мы достаточно нагнали судно, чтобы рассмотреть на нём флаг военного транспорта, ну и название «Нипон-Мару». Шеститысячник, который при подготовленной команде вот так запросто на дно не оправить. Без понятия, что за груз в его трюмах, но он в любом случае наша законная добыча. К тому же на корме и на носу установлены две пятиствольные митральезы Норденфельда калибром никак не меньше дюйма, а то и крупнее.
Вообще-то, с нас хватит и винтовочной пули. Арисака вполне себе уверенно продырявит наш корпус с дистанции в пару сотен метров. Нам же, чтобы использовать метательную мину, придётся приблизиться вплотную. Что уж говорить об этих пятиствольных скорострелках, которые уже проходят по разряду малокалиберных пушек, в настоящий момент снимаемых с вооружения в британском флоте.
Похоже, наглы активно сбагривают самураям всё своё старьё. Причём наверняка за полную стоимость. Нормальная практика. И я сейчас ничуть не ёрничаю. Они реально молодцы, не то, что наши, успокоившиеся перед первой мировой подготовкой мобскладов на случай войны. Причём даже не прошедшей, потому что мне непонятно, как можно было закладывать столь ущербный боекомплект после боевых действий с Японией.
Подумать только, Тульский и Сестрорецкий оружейные заводы, чтобы не потерять квалификацию, несколько лет перед мировой мясорубкой производили не более десятка винтовок в год. Бред же. Россия вообще никак не была представлена на мировом оружейном рынке. И как тут не восхищаться британцами, американцами, немцами, бельгийцам и иже с ними, которые не только производили, но и активно торговали оружием…
Перед атакой не помешает подстраховаться, как я сделал это в рейде с великим князем. Поэтому на всякий случай задокументирую нашу атаку. И, пожалуй, это повод, чтобы использовать синематограф. Точно! Так и сделаю! Благо Родионов отлично управился с фотоаппаратом во время абордажа. Кадры поймал просто на загляденье. А ведь я ему только и того, что показал, как наводить объектив, щёлкать и перематывать плёнку.
К слову, он у нас теперь, можно сказать, за штатного фотографа. Подумывает купить свой фотоаппарат, но пока я позволяю пользоваться своим, с него только покупка плёнки, проявка и печать в фотоателье Артура. В складчину с парнями, ясное дело. Но на это они не жмутся. Память. Да ещё и какая!
— Дмитрий Матвеевич, — окликнул я кочегара, сейчас свободного от смены и готовящегося занять своё место согласно боевому расчёту.
— Я, ваше благородие, — отозвался кочегар первой статьи последнего года службы.
— С кинокамерой управишься?
— С чем? — не понял тот.
— С синематографом.
— А что это? Поди, те кофры, что вы в Чифу в свою каюту загрузили?
— Они и есть. Там ничего особенно сложного, почти то же самое, что и с фотоаппаратом.
— Если покажете, как обращаться, то отчего бы и не управиться.
Атаку транспорта отложили. Держась на почтительном расстоянии, обогнали его, чтобы зайти с более удобного направления. Не хотелось бы лишний раз подставляться под увесистые болванки, способные пробить нас в оба борта. А то и ещё хуже, повредить машину или котёл.
Инструктаж занял совсем немного времени. Родионов схватывал всё на лету. К тому же прибор пока ещё до крайности прост в обращении, как не следует от него ожидать и особенных чудес по качеству. Первую плёнку полностью израсходовали на съёмку нашего катера и экипажа. Казарцев не удержался от всевозможных ужимок.
К моему удивлению, едва сообразив, что происходит, выглянувший из котельной Вруков с готовностью состроил пару-тройку смешных рожиц. Не замечал за нашим вторым кочегаром и по совместительству абордажником склонности к балагурству. Вообще я, конечно, не прав, коль скоро решил сделать из парней свою команду, то пора бы начинать узнавать их получше…
Как и планировал, в атаку мы пошли на встречном курсе. Капитан судна попытался поворачиваться к нам одним из бортов, чтобы задействовать обе митральезы. Но у него ничего не получилось. Мы в скорости превосходим транспорт минимум вдвое, и я беззастенчиво пользовался этим.
Впрочем, скорострельность даже одной митральезы мне совершенно не понравилась. Строчки всплесков пролегали по бортам, а то и поперёк курса. Пришлось вертеться как уж на сковородке. Хотя у штурвала стоял вовсе не я, а Снегирёв. Моё же место на этот раз у пушки. Не вижу иного способа заткнуть японских комендоров. Правда, стрелять, когда под ногами мечущаяся из стороны в сторону палуба, та ещё задачка.
Но я всё же поймал момент, и пушка рявкнула, отправляя в полёт гранату. Без понятия, как Будко удерживается на ногах, но затвор клацнул лишь мгновением спустя. Звякнула о палубу стреляная гильза. С шорохом пополз из контейнера следующий снаряд. Но до казённика он так и не добрался. Следующий манёвр едва ли не положил катер на борт. Не будь на нас страховочных поясов, точно кто-то улетел бы в серые мартовские воды.
Всё же автоматическая пушка против вот такой малоразмерной и быстрой цели — это сила. И сам бы озаботился той же револьверной пушкой Гочкиса. Но мне стрелять болванками неинтересно, а переделывать снаряды под приемлемые для меня гранаты задолбаешься. Расход боекомплекта у такой трещотки — закачаешься. Потому и не рассматривал подобный вариант.
Граната попала именно туда, куда я её и отправил. Не мой фугас, а стандартная, разве только начинённая бездымным порохом вместо чёрного. Рвануло на баке так, словно ручная граната прилетела. Да и эффект вполне себе, как от оборонительной эфки. Разрушений никаких, зато митральеза сразу заткнулась.
Катер тут же помчался по прямой, стремительно пожирая разделяющее нас расстояние и сближаясь с судном. У митральезы засуетился очередной матрос. Замок сыто клацнул, заглотив очередной снаряд.
— В стволе, — легонько толкнув меня в плечо, доложил Будко.
Я подправил прицел и, отступив, дёрнул за шнур. Пушка опять рявкнула, выплюнув гранату. Пара секунд, и на баке вновь рвануло. Матрос, уже изготовившийся стрелять, исчез, картинно скрутившись и сложившись на палубу. Я наблюдал за этим, приникнув к прицелу, благо нужды в маневрировании нет, и мы продолжаем нестись над мелкой волной, словно птица.
Очередной выстрел осколочной гранатой, чтобы не дать комендорам подобраться к митральезе. И тут над бортом возникло сразу десятка три солдат пехотинцев с винтовками, а у пятиствольной пушчонки вновь нарисовался какой-то смельчак. Захлопали выстрелы, загрохотало творение Норденфельда. Но за мгновение до этого катер вновь заложил вираж и, едва не опрокинувшись, пропустил мимо себя жужжащую и свистящую смерть, взбившую воду множественными фонтанчиками и всплесками там, где мы могли бы оказаться.
— Фугас! — выкрикнул я.
— Есть фугас, — отозвался Будко.
Но немедленно выполнить распоряжение не смог, так как ему и самому следовало хоть как-то удержаться на палубе. Хорошо хоть, у японской скорострелки весьма ограниченный боезапас в бункере, и перезарядка подольше, чем у нашей. Пришлось, правда, ещё разок уклониться от ружейного залпа. После чего Снегирёв вновь понёсся по прямой. Ложкин прогрохотал длинной очередью из максима, ударив по борту в районе приподнятого бака. Сомнительно, что хоть кого-то достал, но заставил укрыться однозначно.
Вновь рявкнула наша пушка, и на этот раз на баке транспорта рвануло куда весомей. Мы успели выстрелить ещё раз, теперь уже по надстройке, потому что по баку нам не попасть из-за близкого расстояния и высокого борта. Сомнительно, что осколки и в этот раз кого-то посекли. Но увесистый взрыв наверняка заставил людей искать укрытие. И уж тем более необстрелянных. Сколь бы храбро они ни бросились обстреливать нас.
Наконец раздался глухой и басовитый хлопок, и мина скользнула в воду, устремившись в носовую часть судна. Снегирёв тут же отвернул и врубил дымогенератор. Под бортом «Нипон-Мару» взметнулся огромный фонтан воды, до нас донёсся гулкий взрыв, а ещё катер слегка повело догнавшей волной, а нас окатило водой. Ну вот так оно вышло, не удалось в этот раз избежать купания. А в следующее мгновение силуэт транспорта смазался заволакиваемый белоснежными клубами завесы. Хотя скорее всё же серой, слишком уж дурной уголь оказался в Чифу.
Одного попадания явно оказалось недостаточно, и команда «Нипон-Мару» вполне успешно боролась за жизнь своего судна. Ну и в помощниках, понятно, недостатка нет. Я наблюдал в мощную оптику множество фигурок цвета хаки, суетящихся на палубе. Пришлось сделать несколько выстрелов шрапнели, чтобы поубавить прыти у сражающихся за живучесть судна.
Впрочем, скорость транспорта сильно уменьшилась, и я решил воспользоваться несильным ветром. Зайдя с наветренной стороны, мы пустили перед собой широкую полосу дымзавесы и, подобравшись под её прикрытием, выстрелили вторую мину, также попавшую в цель.
Две пробоины оказались фатальными. Мы поспешили отойти и наблюдали со стороны, как через полчаса израненный пароход ушёл под воду. Спасательных средств на всех, ясное дело, не хватило. Кто-то что-то успел соорудить, но основная масса оказалась в холодной воде. Если в скором времени не подойдёт помощь, то они погибнут от переохлаждения.
Жалко ли мне было этих людей? Да. Не зверь же я, в самом-то деле. Испытывал ли я угрызения совести? Нет. Это война, и погибают сейчас солдаты, которые дрались, как могли, но проиграли. Арифметика войны — это не люди, а противник, и либо мы их, либо они нас. Банально и избито, но тут ни прибавить, ни убавить. Лучше уж их больше потонет здесь, чем потом придётся отстреливать у Артура.
— Сделал гадость, на сердце радость, — сбив бескозырку на затылок, произнёс Казарцев.
— Чему лыбишься, дурень. Поди, люди, и у них семьи есть, — вздохнул Харьковский.
— Дыкт не мы начали, Андрей Степанович.
— Не мы. Но и радоваться чужой погибели неправильно. Поди, не к нам домой припожаловали.
— Снегирёв, курс триста десять. Идём в Артур, — приказал я, и не думая никого одёргивать.
Мне нужны живые люди, соратники с их достоинствами и недостатками, а не исполнительные болванчики. Поэтому я и не подумаю давить и ломать их личности. Иное дело, если они меня не устроят, тогда просто расстанемся.
Примерно через час двадцатичетырёхузлового крейсерского хода я решил запустить наблюдателя. И на этот раз в полёт отправился Казарцев. Оно и сам хотел, но, увидев умилительно умоляющую рожицу, махнул рукой и надавил на горло своей хотелке. М-да. И, пожалуй, сегодня придётся устроить парням покатушки. Вон даже Харьковский косяка давит. Ну вот как не уважить?
Увы, но повезло не всем. Ложкин взмыл седьмым по счёту и заметил впереди дымы какого-то судна, идущего, похоже, одним с нами курсом. В вышину успели подняться ещё двое, когда выяснилось, что мы нагоняем военный корабль, бодро рассекающий воды Жёлтого моря в гордом одиночестве.
Японец, без вариантов. Кто ещё тут может быть таким смелым. Да ещё и направляться в сторону Артура. Впрочем, как вскоре выяснилось, двигался он всё же не туда, а к Элиоту. Ну точно японец.
Всё. Кто успел, тот присел. Остальные как-нибудь после покатаются. Я поднялся на парашюте, вооружившись мощным биноклем. Пригляделся и невольно улыбнулся. Похоже, наш старый знакомец «Асама». Быстро же его отремонтировали. Всё же две пробоины ни хухры-мухры.
Вот и славно. Как знал, что не стоит расходовать на транспорты торпеды. Безусловно, рискованно атаковать метательными минами вооружённый транспорт. И в том, что в нас не попали, присутствует не только наше мастерство, но немалая доля везения. Однако против боевого корабля нужно выступать только с серьёзной дубинкой и бить лучше издали.
До наступления темноты я держался на пределе видимости, ориентируясь по дымам. У нас уголь, конечно, дрянной, но и дым пожиже, выбрасывает его за корму над водой, и по мере подъёма вверх он успевал рассеяться настолько, что на расстоянии в пару миль его уже не особо и рассмотришь.
По мере того, как начали опускаться сумерки, мы всё ближе подбирались к гордости японского флота, чтобы не потерять его. К моменту, когда море окутала ночная мгла, мы уже приблизились на расстояние до трёх кабельтовых. Но потом вокруг нас сомкнулась такая тьма, что хоть ножом режь. Огней противник, понятное дело, не зажигал, и я уже даже грешным делом подумал, что мы его упустили. Но как же повезло нам и не повезло самураям.
Полагаю, что это был вахтенный офицер, который решил в час ночной вахты перекурить на ходовом мостике. Сначала чиркнула спичка, мерцающий огонёк продержался совсем немного, и я лично, встав к штурвалу, взял курс на этот ориентир с предположительным упреждением и передвинул акселератор в положение «самый полный».
Какое-то время ничего не происходило. Мы просто неслись на максимальном ходу, оставляя за собой едва светящийся взбаламученный кильватерный след. Но затем я рассмотрел слабый огонёк, на мгновение ставший более ярким, и тут же начавший тускнеть. Сигарета. Однозначно. Силуэт корабля не виден, и, возможно, стоит держаться поблизости, чтобы атаковать в предрассветных сумерках.
Но я уже, как та гончая, встал на след и стремился к своей добыче. Адреналин от охотничьего азарта струится по венам расплавленным металлом. Промахнусь, так тому и быть. Но я точно не могу вот сейчас отойти и выжидать подходящего момента. Тогда я перегорю и буду действовать без куража, хладнокровно и расчётливо. Совершенно не те ощущения и не то чувство победы, что и ночная атака в полную неизвестность, имея из ориентиров лишь неверный огонёк сигареты.
Вот он полетел, крутясь в воздухе и разбрасывая искры. Я внёс поправку в курс и сбросил первую торпеду. Катер привычно повело, я компенсировал крен и через несколько секунд сбросил вторую.
След, оставляемый нашим катером, всё же заметили. Послышался тревожный набат корабельного колокола. Ночь прорезали лучи сразу двух прожекторов. Скорее всего, это вышло случайно, но один из них тут же вцепился в нас, а через считанные секунды к нему присоединился и второй. Я врубил дымзавесу и бросил катер влево, но прежде, чем успел выскользнуть из цепких лап, услышал гулкий металлический звон, хлопок, громкое шипение, истошный крик из котельного отделения и одновременно с этим запоздалый звук орудийного выстрела.