Неприкаянный. Мичман с "Варяга"

Глава 13

Не дальше морского дна

Мы успели вернуться на квартиру Степанова, где и происходило застолье, чтобы продолжить разговор, когда горнист заиграл боевую тревогу. Офицеры поспешили на батарею, я и Белый решили присоединиться к ним. Леонид из любопытства, всё же полевые пушки не сравнить с орудиями береговой обороны. Я, собственно, ради того, ради чего и просил представить меня командиру батареи.

Две сотни солдат в серых шинелях гурьбой бежали по дороге к орудиям. У одного из них уже суетился дежурный взвод. Так-то их основная задача охрана батареи и ведение огня из скорострелок по миноносцам, что частенько по ночам забредают на внешний рейд в попытках добить «Ретвизана». Но сейчас, похоже, придётся драться с более серьёзным противником.

— Николай Иванович, позвольте просить вас об услуге? — на бегу заговорил я.

— Всё, что в моих силах, — ответил капитан.

— Разрешите отработать за наводчика и лично командовать стрельбой одного из орудий.

— Хотите проверить, с вами ли ещё ваша удача?

— Удача тут ни при чём. Я знаю, что смогу вести точную стрельбу.

Говорить и бежать для этого тела чересчур, так что одышка у меня будь здоров. Полагал даже, что мне не добежать до орудий. Тут вроде и недалеко, шагов триста пятьдесят, вряд ли больше. Но всё время в гору, так что приходилось тяжко.

— Будь по-вашему, — после недолгой заминки ответил Степанов.

Дальше бежали молча. К тому же капитан ускорился, а мне это оказалось не под силу. Больших усилий стоило не сойти с дистанции. Когда я наконец достиг позиций, сумел рассмотреть, что броненосный отряд Того держится в отдалении, готовясь начать обстрел с предельной дистанции, оставаясь при этом вне досягаемости береговых батарей.

Зато шесть крейсеров вполне себе активно приближались к берегу. Цель достаточно неудобная, маленькая, быстроходная и манёвренная. Но именно они-то могли стать нашей добычей. Вообще-то, на них я и рассчитывал. Броненосцы мы сможем только самую малость поколупать. А вот крейсер, даже броненосный, уже качественно так расковырять.

— Александр Антонович, вы со своим взводом в распоряжении мичмана. Как, готовы поступиться правом бить супостата в ответ на любезность Олега Николаевича?

— Это за прицелы-то? Да ещё и расцеловать могу. Только он уж пусть не обижается, если я после пройдусь по матушке, — всё же счёл нужным предупредить Борейко.

— Не передумали, Олег Николаевич? У Александра Антоновича слово не расходится с делом, — счёл нужным предупредить меня Степанов.

— Имею привычку отвечать за свои слова, — расплылся в улыбке я.

— Вот и договорились. Ваше крайнее правое орудие. За работу, господа.

— Александр Антонович, прикажите на штурвалах и воротах в точности выполнять мои приказания. И не стрелять, пока я не прикажу, даже если батарея уже отстреляется.

— Настолько в себе уверены? — смерил меня взглядом Борейко.

— Я привык стрелять, самостоятельно наводя орудия на цель, делать это, завися от других, пока не доводилось, врать не буду. Но если сработаемся с расчётом, то можно попробовать и потопить крейсер.

— Самоуверенное заявление.

— Согласен, звучит не очень. Но я всё же попытаюсь.

— Договорились. Гарбузов! — гаркнул поручик.

— Я, ваше благородие, — тут же нарисовался старший фейерверкер.

— Скажи своим чертям, чтобы все приказы господина мичмана выполняли, как мои. Схалтурите, и я вам устрою Кузькину мать.

— Слушаюсь, ваше благородие.

— Олег Николаевич, не буду стоять у вас над душой. Возьму под командование третье орудие. Раз уж так сложилось, то пусть Николай Иванович командует всей батареей.

Я встал на площадку наводчика и осмотрел механический прицел. Ну что сказать, достаточно непривычно. Но, с другой стороны, наставление я прочитал и запомнил от корки до корки, общее представление по обращению с этим орудием теперь имею. В помощь мне богатый опыт из прошлых жизней по обращению с разным стреляющим железом. Так что разобрался пусть и не мгновенно, но быстро.

— Батарея, слушай мою команду! Цель головной крейсер! — выкрикнул Степанов.

— Четыре тысячи триста, — послышалось с дальномерного поста.

Ага. Времени совсем не осталось. Пора начинать приноравливаться к орудию. Ну, абсолютная память, вывози!

— На штурвалах, опустить орудие на один полный оборот, — приказал я, наблюдая за поведением орудия.

Смещение было минимальным, но я отметил для себя изменение положения ствола. Дальше дело за вычислениями, с чем у меня проблем никаких. Не то чтобы я мог соревноваться с реальным компьютером, но уж арифмометр точно оставлю далеко позади.

— На штурвалах, половина оборота. Теперь четверть оборота. На воротах, полный оборот влево. Половина оборота. Четверть оборота.

Борейко с любопытством наблюдал за моими манипуляциями. Хотя бы потому, что остальные расчёты уже активно наводили орудия на цель, в то время как снаряды только вкладывались в казённики. Ничего. Мы это дело быстро поправим.

А тем временем грохнул главный калибр японских броненосцев. В смысле сначала рванули снаряды на рейде, и только потом донеслись гулкие раскаты далёких выстрелов. Вторя им, крейсера начали обстрел города. Грозно рявкнули орудия «Ретвизана», приткнувшегося к берегу. Но безрезультатно.

Похоже, винить Руднева в плохой боевой подготовке комендоров глупо. Дела обстоят не лучшим образом и на всей эскадре. Ну или почти на всей. В этом плане расчёты береговых батарей были явно на голову выше. С другой стороны, война быстро всё расставит по своим местам и заставит наверстать упущенное. Я ведь читал, что в итоге комендоры первой Тихоокеанской эскадры не больно-то и уступали японским, если вообще уступали.

Впрочем, все мысли по боку. Пора браться за дело. Из таких дур мне ещё стрелять не доводилось. Но ведь, по сути, это та же винтовка. Только очень большая. А потому я особой разницы не вижу. Прикинул вес снаряда, начальную скорость полёта и его замедление по мере удаления. Учёл высоту прилива и утёса, атмосферное давление, направление и силу ветра, дальность до цели, угол сближения и скорость крейсера. Всё это я проделал достаточно быстро, после чего начал раздавать команды:

— На штурвалах, пять оборотов вверх. На воротах, десять оборотов влево.

Ага. Ошибочка. Не учёл, что всё будет куда медленнее, чем мне бы этого хотелось. Поэтому внёс поправку:

— Вниз один оборот с четвертью! Вправо один с половиной! Поворачивайтесь, братцы!

Тем временем послышались доклады командиров расчётов о готовности к стрельбе. Я присоединился к ним, наблюдая за тем, как крейсер вползает в прицел, взятый с упреждением. Уже подумал, что придётся вносить очередные поправки, когда Степанов скомандовал залп. Четыре орудия рявкнули едва ли не слитно, моё молчало. Обзор заволокло пороховым дымом, который достаточно быстро отнесло в сторону. И лишь через пять секунд задержки я скомандовал:

— Огонь!

Орудие гулко ухнуло, изрыгнув пламя, молочно-белое облако дыма и четырнадцатипудовый снаряд. Я посмотрел на Борейко, стоящего у соседнего орудия. Тот хмыкнул, кивнув на моё орудие, имея в виду задержку при стрельбе. Я в свою очередь пожал плечами, мол, ничего не поделаешь. После чего вскинул бинокль, благо дым быстро поднялся вверх, и его снесло в сторону.

Утёсовцы стреляли превосходно. Крейсер был взят под накрытие с первого же залпа. Три всплеска появились достаточно близко к цели. Два недолёта, один перелёт. Зато четвёртый ударил в ходовой мостик. Не оплошал и я, всадив свой гостинец в основание задней трубы, отчего крейсер заволокло дымом.

Пока шла перезарядка, я обратил внимание на снизившуюся скорость корабля. Что в общем-то и неудивительно. Дымовые трубы существуют не для красоты, без тяги не могут нормально работать топки. Я, конечно, попал не туда, куда целился, это просто удача, но получилось весьма достойно. Вот что значит верный глаз, баллистический вычислитель в голове и практически новый нерасстрелянный ствол орудия.

Солдаты трудились, как проклятые. Не наблюдалось никакого ликования по поводу попаданий. Только беззлобная брань на тяжкую артиллерийскую судьбинушку, тяжёлые снаряды и непременное обещание клятому Тогову посчитаться с ним за подобное измывательство. Прямое свидетельство знания своего дела и уверенности в себе, как и того, что их снаряды попадают в цель не случайно, а вполне закономерно.

Второй залп опять дал накрытие уже отворачивающего крейсера, но не случилось ни одного попадания. Если не считать моего очередного запоздалого выстрела. В этот раз я влепил японцу в борт выше ватерлинии. Детали с такого расстояния не рассмотреть, но судя по вырвавшемуся наружу чёрному фонтану, есть пробоина, а снаряд рванул в угольной яме. Возможно, при удаче пробился дальше, и учитывая, что вошёл под углом сверху вниз, могло рвануть в машинном или котельном отделении. Ну, это если совсем сильно повезло.

Вторым залпом опять два попадания, одним из которых было моё. Крейсер заволокло облаком пара, либо пробили паропровод, либо котёл. Не суть важно. Главное, что тот окончательно потерял ход, двигаясь лишь по инерции и постепенно замедляясь. Но даже сейчас он уже лишился возможности маневрирования и оказался в нашей власти. Во всяком случае, нам не следовало терять время и сосредоточить на нём всё наше внимание.

Японцы быстро сообразили, что их крейсер находится в смертельной опасности. Они прекратили бомбардировку города и гавани, сконцентрировав огонь на нашей батарее и «Ретвизане». Снаряды рвались часто и густо, батарею заволокло дымом и пылью, как уже говорилось, дождей не случалось давненько. Поначалу в нос ударил резкий запах сгоревшего мелинита, но вскоре мы к нему притерпелись, разве только горло саднило, да глаза резало.

Я вообще не понимаю, как случилось, что солдаты не забились в бетонные казематы, а продолжали перезаряжать орудия. Казалось, вокруг творится настоящий филиал ада, а старший фейерверкер знай только покрикивает на подчинённых, щедро сдабривая свою вдохновляющую речь матом животворящим. Справедливости ради, это не являлось матом как таковым. Гарбузов так виртуозно переплетал качели, плетень, заднюю пятку, что бы это ни значило, коромысло и многое другое, что иначе всё это попросту не воспринималось. Виртуоз! И ведь ни разу не повторился!..

Мы стреляли, вколачивая в избитый крейсер снаряд за снарядом. Досталось ему и от «Ретвизана». Попытка его прикрыть привела лишь к тому, что батарея с броненосцем прошлись и по другим кораблям, чтобы никого не обидеть. И только я, словно бульдог, вцепился в израненный корабль.

Наконец крейсер начал крениться, но команда успешно выпрямила крен контрзатоплением. Молодцы. Только это уже не могло его спасти, и он начал быстро погружаться на ровном киле. Экипаж спешно покидал тонущий корабль, с других кораблей спустили шлюпки и катера, подбирая спасающихся из зимнего моря. Не студёные северные воды, но и этого хватит, чтобы отдать богу душу от переохлаждения.

Бой продлился полтора часа. Помимо погибшего крейсера, досталось и другим. Один из кораблей точно нуждался в ремонте. Не обошли плюхи и наш броненосец. В «Ретвизан» прилетело как минимум пять попаданий двенадцатидюймовых снарядов. Полагаю, что это, конечно же, неприятно и потребует дополнительного ремонта, но вряд ли так уж серьёзно повлияет на сроки ввода его в строй. Главное, что не случилось новых подводных пробоин, представляющих основную сложность ввиду отсутствия сухого дока, способного вместить в себя его тушу.

Что же до нас, то странное дело, но несмотря на две с лишним сотни снарядов крупного и среднего калибра, прилетевших на батарею, не случилось ни одного раненого. Если только не считать пары откровенных царапин да солдатика, подвернувшего ногу. У двух орудий перебило тросы системы подачи снарядов, и их половину боя пришлось заряжать вручную, отчего скорострельность резко просела. Как результат, мы давали полные залпы через раз.

Увы, но я не мог утверждать, что японца удалось потопить именно моими стараниями. Я, конечно же, принимал самое деятельное участие, и моих попаданий случилось больше, чем у всей батареи, но окажись мы один на один, и я сомневаюсь, что тот ушёл бы на дно, а не в базу на ремонт…

— Ну всё, господа, теперь мы герои, — заключил Борейко по завершении подведения итогов боя.

— С чего такие выводы? — не согласился Степанов.

— Ну как же, наша батарея…

— Вела огонь по японцу вместе с «Ретвизаном», и моряки также добились попаданий, уж не знаю, скольких именно, — перебив его, возразил капитан.

— Но именно мы выставили японца как мишень, что и позволило его добить. И потом, одно наше орудие уж точно не прекращало гвоздить по нему, даже когда вся батарея переключилась на другие цели, — не сдавался Борейко.

— Что лишний раз подтверждает мои слова. Мичман Кошелев моряк, — давая понять, что не видит в моих действиях криминала, возразил капитан.

— Господа офицеры, а вот по поводу моего участия в бою я попросил бы не распространяться. Не было меня здесь, и всё. Не желаю оказаться на карандаше у начальства. Кстати, а отчего на дистанции в сорок пять кабельтовых мы использовали бронебойные снаряды? Как по мне, то фугасные были бы куда эффективней даже при том, что заряд в них в разы меньше японских.

— К сожалению, стальных снарядов было совсем немного, и они уже вышли. Подали заявку, но когда их ещё пришлют. Остались только в чугунном корпусе, но ими можно стрелять только половинным зарядом, так как они не выдерживают полного и раскалываются. Мы их попросту не добросили бы до японцев. Да и снаряжены они дымным порохом.

— У вас же есть сегментные снаряды? — спросил я.

— Опять предложите переделку, — хохотнул Белый.

— А что не так с переделкой? — посмотрел я на поручика. — Как по мне, то там ничего сложного, а качество стали на стаканы идёт не в пример лучше, чем стандартные стальные фугасы. Стенки тоньше, заряд поместится раза в три больше. Взрыватель от тех же малокалиберок, только немного повысить чувствительность, что возможно проделать прямо здесь, на батарее. В качестве заряда бездымный порох, благо в нём недостатка на батарее нет. С пироксилином возни больше, чуть увлажнится, и на выходе получится пшик. Да и достать его ещё нужно. Масса снарядов, конечно, уменьшится, но полагаю, что для грамотных офицеров не составит труда рассчитать новые таблицы. К тому же и дальность немного увеличится.

Пока я говорил, глаза Борейко загорелись, и он просительно посмотрел на капитана. Потом перевёл взгляд на меня, мол, жги, малой. Я, конечно, молод, и на меня поглядывают с некоторой долей снисходительности. Даже мой спич перед их превосходительствами ничего не значит. Ну, выслушали они, явив понимание к молодости и горячности, но по сути это ведь ничего не значит. Умудрённым годами мужам нравится общаться с молодёжью нередко из-за того, что при этом сами словно сбрасывают с плеч груз прожитых лет.

К орудию Степанов допустил меня только в качестве благодарности за прицелы. И никак иначе. Они, к слову, имеются далеко не на всех кораблях. Я сумел себя показать, заслужив уважение. Но умение наводить орудие не делает моё мнение авторитетным.

Впрочем, недаром Белый-младший говорил о Степанове, как о знающем и любящем своё дело артиллеристе. Тот помолчал немного с задумчивым видом и произнёс:

— У нас по три десятка сегментных снарядов на орудие. На выстрел выходит почти четыре пуда бездымного пороха, в снаряд поместится порядка полутора. То есть два заряда позволят переснарядить пять снарядов. Порох спишем, поди, не мирное время, а военное. Взрыватели навертим через переходники. Чувствительность у них вполне приемлемая, так что ничего переделывать не нужно, — вслух рассуждал капитан.

— Можно сделать так, что станут взрываться, как японские, от удара о воду, — счёл нужным заметить я.

— И какой от этого смысл? — отмахнулся Борейко.

— Во-первых, взрывающиеся о воду снаряды засыпали палубу «Варяга» осколками, доставая личный состав на надстройках и мостиках. А во-вторых, стаканы всё же тонкостенные и, выдержав выстрел, не факт, что не расколются при ударе о сталь. Тут уж чем быстрее сработает взрыватель, тем лучше.

Говоря это, я уже взялся за бумагу и карандаш, быстро вычерчивая взрыватель к снарядам пушки Норденфельда, находящихся на батарее в качестве пристрелочных. И указал на изменения, которые надлежало внести. Работа, требующая внимательности и осторожности. Но вполне выполнима в условиях обычной слесарной мастерской.

— Хм. А ведь ничего сложного, и должно сработать, — заметил Степанов.

С батареи я уезжал в приподнятом настроении. Для начала мне удалось осуществить задуманное, и один из японских крейсеров отправился изучать морское дно. Это должно побудить японцев осуществить бомбардировку крепости из безопасной Голубиной бухты. Остаётся только надеяться, что Степанов, кавторанг который, всё же добьётся разрешения выставить там минное заграждение. Эдак, глядишь, получится немного уменьшить силы Того ещё до приезда Макарова.

Ну и такое обстоятельство, что Белый-младший, видя реакцию командира батареи, отнёсся к моим словам с уже куда большим вниманием. На обратном пути Леонид засыпал меня вопросами, и мы даже пару раз останавливались, чтобы я мог сделать кое-какие зарисовки. В трясущемся экипаже заниматься этим не с руки.

— Ваше благородие, это чего же получается, вы крейсер потопили? — когда мы наконец остались одни, спросил сопровождавший меня Казарцев.

Я припомнил, что он ни на мгновение не отставал от меня и побежал вместе на батарею. Стоял в стороне, чтобы не мешаться под ногами у артиллеристов. Но вместе с тем всё подмечал. Ещё и бинокль у кого-то одолжил.

— С чего такие выводы, Илья? Все стреляли, и я стрелял. Попадал чаще остальных, это так. Но по тому крейсеру и от «Ретвизана» прилетело не раз.

— Не, ваше благородие. Что ни говорите, а «Читосе» всё же вы приголубили.

— С чего ты взял, что это «Читосе»?

— Так нас, сигнальщиков, учили определять корабли по силуэтам и по виду. «Читосе» и есть, не сомневайтесь.

Хм. Получается, что войну с Японией не исключали и мало того, готовились к ней. Но как-то уж слишком вяло.

— Ты, Илья, не выдавай желаемое за должное. Понимаю, что хотелось бы, чтобы именно я утёр нос остальным, потому как твой командир, а под рукой геройского офицера и служить приятней. Но на деле это не так, хотя и я дал японцам прикурить. Ну и самое главное, о том, что я из орудия бил в этом бою, никому не рассказывай. Потому как тогда за своевольство мне может прилететь. А так как я ещё и наш катер собираюсь изрядно переделать, погонят меня с командирства поганой метлой, а вас разгонят по разным местам. Хорошо, как на корабли, а то и на берег в экипаж спишут.

— Да как нас на берег-то? — возмутился сигнальщик.

— А вот так. Потому и говорю тебе, думай, что говорить, а о чём и помолчать лучше.

— Есть думать, — с готовностью ответил тот.