Неприкаянный. Мичман с "Варяга"

Глава 19

Не я это начал

Карась оказался по-настоящему жирным. Мы единовременно внесли в кассу игорного дома по двести тысяч, получив взамен соответствующее количество фишек. Выигрывал тот, кто забирал всё. Вообще-то, игра могла затянуться надолго. К тому же мой соперник настаивал на замене колоды каждые три раздачи. И это хорошо, потому что пожелай он менять их каждый раз, и тогда я имел все шансы вылететь в трубу. Как бы то ни было, но к рассвету я забрал последнюю его фишку, после чего мы с ним раскланялись.

У меня имелись опасения, что Ван Сяоли не пожелает честно расплатиться со мной, но тот не стал жадничать. Возможно, счёл, что не стоит терять курицу, несущую золотые яйца. А быть может, причина в том, что я отказался сдать оружие и продемонстрировал пояс шахида.

Ну не пояс, а четыре соединённые между собой шашки взрывчатки, пристроенные во внутренних карманах пиджака. На секундочку, три фунта пироксилина. В качестве демонстрации я активировал детонатор без взрывчатки. Вроде впечатлило, хотя разочарования на лице представителя триады я не заметил. Возможно, я для него и впрямь курочка ряба. Хотя он и не преминул высказать недовольство по поводу моего недоверия.

Мне и в голову не пришло оправдываться или заверять его в своих сожалениях по поводу столь вопиющего поведения. Перебьётся. В тот день, когда я стану верить триаде, мне впору будет задуматься о своём здравомыслии. Передал ему шестьдесят семь тысяч, забрав оставшиеся сто тридцать три, и направился на причал. Ясное дело, что сопровождать ходячую бомбу никто не стал. Глупо же.

Вещи я ещё с вечера перенёс на «ноль второго», так как ночевать в гостинице всё одно не придётся. Поэтому сразу направился в порт. Катер стоял у причала, заунывно подвывая предохранительным клапаном. Как я и приказал, котлы держали под парами, и одному только богу известно, чего стоило парням провести всю ночь под эту зубодробильную музыку.

— Как сходили, ваше благородие? — встретил меня боцман.

— Удачно, Андрей Степанович, — тряхнул я саквояжем с деньгами.

Харьковский знал, куда я направился. Он же помогал мне готовить адскую машинку. Кстати, ни разу не бутафорскую. Если бы припёрло, я реально рванул бы заряд к едрёной матери. Подставлять матросов с моим освобождением не было никакого желания. На случай же моего невозвращения приказал боцману обратиться к консулу и интернироваться. Впрочем, я был уверен в том, что китаец не пожелает рисковать, имея дело с живой бомбой. Да ещё и при излучаемой мною уверенности.

— И сколько там? — кивнув на саквояж, поинтересовался боцман.

Я глянул на матросов, столпившихся на палубе. Даже механик и кочегар вылезли из люков, влекомые любопытством. Обвёл всех быстрым взглядом, не вглядываясь ни в кого, а затем вызвал перед внутренним взором их лица. Так обрабатывать информацию у меня получалось не в пример быстрее. Не компьютер, но всё же. Любопытство, азарт, ожидание чуда или очередного фокуса иллюзиониста, но алчности нет. Ладно, это мы сейчас проверим.

— Здесь сто тридцать три тысячи рублей, — вытряхнул содержимое саквояжа на крышу каюты. — Я собираюсь потратить их на усиление обороны крепости, закупку лекарств для раненых и на иные потребности, что поможет в войне с японцами. Вот заказал китайцам пулемёты, хочу пограничникам подкинуть, глядишь, когда придут самураи, они нашим и пригодятся.

— Нешто думаете, японец к крепости подойдёт? — спросил Ложкин.

— И будет осада, Иван Капитонович, и драка будет жестокая, и прольётся много крови, как русской, так и японской.

При виде денег во взглядах матросов заплясали азартные огоньки. Но, по счастью, для меня не алчные. Впрочем, могло ли быть иначе. Ведь никто из них не пошёл за мной по приказу, каждый принял решение сам и не отступился от него, хотя я и отпугивал их.

И сейчас после моих слов азарт во взгляде сменился мрачной решимостью. Вот и славно. Но я всё же решил их малость спровоцировать. Провести, так сказать, последнюю проверку твёрдости духа.

— Но мы можем разделить эти деньги поровну. Получится по одиннадцать тысяч рублей на брата. Вам таких денег за всю жизнь не заработать, а тут одним разом придут. Решайте, братцы. Даже если кто один пожелает забрать свою долю, я слова не скажу. Лично пойду в банк и положу деньги на его счёт, чтобы вопросов не возникло. Вы уже сделали гораздо больше, чем весь флот. Вами потоплены два миноносца и повреждено два крейсера, которые ещё не скоро вернутся в строй, а значит, и нашей эскадре будет легче. Вам нечего стыдиться, и вы эти деньги заслужили.

— Ваше благородие, вы бы прибрали те рубли от греха, — прокашлявшись, начал боцман. — Жадность-то нам взор не застит, но мы ить не святые. Не нужно вводить нас в искушение. Видим, поди, какого красавца вы изготовили из нашего катера на те деньги, что поимели с игры в прошлый раз. Значит, и эти в дело пустите. И так-то оно правильно будет, по совести.

Я обвёл взглядом матросов и улыбнулся. Говорил один боцман, но он однозначно выражал общее мнение. Мало того, на лицах большинства парней явственно угадывалось осуждение. Мол, за что ты с нами так-то? Чем заслужили? И от этого по груди расплылось тепло. Кто я в одиночку? Тот, кто может хорошенько пустить японцам кровь. Кто я с командой? Реальная сила, возможности которой мне пока неведомы.

— Спасибо, братцы, что верите в меня и согласны со мной. Что же до денег, то ваша доля в них также есть. Причём заслуженная. За прошлые заслуги вы уж получили награду. За вчерашний потопленный миноносец каждому из вас я выдам премию в сто рублей. А теперь готовимся к отходу.

Я сгрёб пачки обратно в саквояж и скрылся в каюте, где обретался в одиночестве. Барские условия, между прочим, пусть тут и не развернуться. Как уже говорилось, теснота и катер — суть одно и то же. Но, с другой стороны, могло ли быть иначе. Командир я или погулять вышел.

Открыв пристроившийся в уголке под койкой стальной шкаф, выложил все деньги в него. Да, я доверяю своей команде, но как правильно заметил боцман, не стоит вводить их в искушение. А так подумают о богатстве, потом о толстостенном стальном запертом ящике, да и махнут рукой. К слову, замок тут непростой. И пусть я его сработал всего-то за день, опытному медвежатнику придётся серьёзно попотеть, соображая, как к нему подступиться. Я бы сказал, что, не зная конструкции, проще сразу взяться за зубило, кувалду и чью-то мать.

Едва успел натянуть брюки и взялся за ботинки, как услышал за тонкой дверцей голоса.

— Японец, что ли? — спросил Харьковский

— Так и есть. «Сиракумо», — ответил боцману сигнальщик.

Сам не знаю, с какого перепуга, но я бросил ботинок и в одних носках выскочил в кокпит. В нашу сторону и впрямь шёл японский миноносец. Да так бодро, что нёс на носу солидный бурун. И уже совсем скоро окажется рядом. Или скорее даже… Да он сейчас протаранит нас на хрен!

— Руби швартовы!

Выкрикнув команду, я единым махом взметнул тело, оказавшись на крыше каюты. Мгновение, и, ухватившись за штурвал, перевёл рычаг акселератора в крайнее верхнее положение. Котёл под парами, а потому вода за кормой разом забурлила, катер дёрнулся было, но тут же замер, удерживаемый натянувшимися швартовыми.

— Рубите, мать вашу! — взревел я.

Вообще-то, совершенно несправедливо. Не было у парней под рукой топоров. Но хорошо хоть, в карманах нашлись ножи. Дубовский усердно перепиливал верёвку на баке, Казарцев орудовал на корме, я же костерил себя последними словами. С одной стороны, натянутая верёвка подаётся куда легче, с другой, возможно быстрее было бы развязать её. Но что сделано, то сделано.

Наконец гальванёр справился, и нос начало активно отводить в сторону от причала. Когда же закончил сигнальщик, катер как норовистая лошадь рванулся в сторону, быстро набирая ход. Я переложил штурвал вправо, стремясь уйти на чистую воду и обрести манёвренность.

Самурай попытался всё же нас достать. Несущий на носу бурун миноносец начал поворачивать, словно хищник, стремясь ухватить свою добычу. Но уже стало очевидно, что мы разминёмся. Я хотел было показать противнику соответствующий жест, когда приметил, что японский командир активно жестикулирует и отдаёт какие-то там приказы на гортанном языке.

В смысле он так надрывается, что я прекрасно расслышал приказ открыть по нам огонь. Как и увидел то, что парочка ретивых комендоров активно разворачивает в нашу сторону пятидесятисемимиллиметровку. Заряд в её гранате никакой, и в стволе вполне может опять оказаться болванка, только нам-то от этого не легче. Тем более что к носовой трёхдюймовке на специальной площадке также бросилась прислуга.

Выстрелив в нейтральном порту раз, они уже не остановятся, а тогда нам форменный абзац. И ведь не промажут, дистанция меньше сотни метров и активно сокращается. Мало им досталось в прошлый раз, ну да мы сейчас добавим. Глядишь, в разум войдут.

— Твою мать! Снегирёв, штурвал!

Выкрикнув приказ, я обернулся к пулемёту, закреплённому на крыше каюты. Но не успел выдернуть стопор, чтобы снять оружие с походного положения, как рявкнула пятидесятисемимиллиметровка. Снаряд мгновенно ударил в борт на корме, оглушив нас своим разрывом. Осколки сыпанули как наружу, так и ворвались через пробоину в кокпит, частью поглощённые сиденьями. По ушам прилетело не столько от разрыва гранаты, сколько от самого выстрела, больно уж увесисто прошлась звуковая волна.

Я наконец выдернул стопор, благо оружие у нас всегда готово к бою, только и того, что взвести. Ухватил за рукояти и развернул пулемёт в сторону противника. Не скажу, что стал бы выжидать, пока японцы отстреляются по нам первыми. Однозначно постарался бы их опередить, да я и попытался, чего уж там, но самую малость не успел. Зато теперь у меня руки полностью развязаны. Максим затакал, пустив по палубе вражеского миноносца шквал свинца, выстукивающего металлическую дробь. Будь сердечники стальные, так ещё и искры высекли бы.

Человеческие фигурки падали, как скошенные, кто в воду, кто на палубу. Но большинство всё же успели укрыться за трубами, надстройками и минными аппаратами. Расчёт трёхдюймовки попытался-таки достать нас, но я срезал троих матросов одной длинной очередью. Не спасли ни щит, ни тумба, хотя и сомнительно, что свалил их наглухо. Да это и неважно.

М-да. Даже если и не хотел бы этого, в данный момент от меня ничего не зависело. Я слишком увлёкся расстрелом оборзевших самураев, чтобы контролировать действия своих подчинённых. А оказавшийся в кокпите Галанцев не сомневался ни мгновения. Минный машинист выдернул стопоры из метательного минного аппарата, развернул его и, придав нужный угол, выстрелил по японцам миной. Гулкий хлопок, быстро воспаряющее ввысь молочно-белое пороховое облако, вздрогнувший всем корпусом катер, и… На то, чтобы сигарообразный оперённый снаряд достиг цели, потребовалось долгих две-три секунды.

Я уже решил было, что вышел промах, или мина утонула, когда в середине борта «Сиракумо» взметнулся огромный фонтан. А нас обдало холодным водопадом. Ещё через несколько секунд, когда мы успели немного отдалиться, раздался оглушительный взрыв, миноносец разом заволокло непроницаемым белым облаком перегретого пара. Над нами с воем пронеслись крупные обломки, с громкими всплесками упавшие в воду. Под истошные крики моряков миноносец в считанные мгновения ушёл под воду. Рванули котлы, до которых добралась вода, иного объяснения у меня нет.

— Снегирёв, правь на выход! Полный ход! — выкрикнул я.

— Слушаюсь, — мгновенно отозвался тот.

Рулевой передал соответствующие распоряжения по телеграфу и, чуть довернув штурвал, повёл уже встающий на крыло катер на выход из гавани.

Родионов, наш второй кочегар, поспешил юркнуть в люк котельного отделения, помогать своему товарищу. Нам сейчас понадобится всё их мастерство, чтобы поддерживать максимально возможную скорость. Как я уже говорил, от опытных кочегаров порой зависит очень многое. И возможность держать длительное время быстрый ход в том числе. Это же паровик, а не ДВС. Увы.

Наш машинист Иванов выглянул наружу, встретился взглядом с боцманом, кивнул, мол, всё понял, и вновь скрылся в своём отсеке. Туда же юркнул и наш гальванёр Дубовский, активно осваивающий дополнительную специальность, чтобы подменять товарища во время длительных переходов. Без электрика я худо-бедно обойдусь, а вот без второго машиниста тяжко.

— Боцман, потери? — потребовал я.

— Так-то пока только у Казарцева осколком ногу оцарапало, — ответил тот, поведя взглядом по подчинённым, отрицательно мотающим головами.

— Ерунда, ваш бродь. Кошка сильнее царапает, — заверил сигнальщик.

— Что с повреждениями?

Харьковский указал на дыру в борту с неровными краями, выходящую в кокпит. Через неё-то и влетели осколки, доставшие сигнальщика.

— Пустяк, ваше благородие. Заделаем без труда.

— Займись немедля.

— Слушаюсь.

Я поёжился от холода и только сейчас вспомнил, что стою на стальной палубе в одних носках, брюках и нательной рубахе. Вообще-то, двадцать седьмое февраля на дворе, и пусть тут южные широты, плюс три по Цельсию комфортной температурой не назовёшь. Я поспешил юркнуть в свою каюту, тут же окунувшись в тепло и какой-никакой уют. К слову, надо будет придумать что-то с теплоизоляцией. А то с наступлением лета тут будет настоящая парилка. Не отказываться же от вывода дымовых труб за корму.

Быстро одевшись, я поспешил на палубу. И вовремя, потому что боцман как раз собирался меня вызывать. За пределами рейда обнаружился ещё один миноносец, который двигался нам на пересечку, и судя по суете на палубе, уже готовился открыть по нам огонь. А ведь мы всё ещё в территориальных водах Китая.

— Без понятия, Пётр Генрихович, как вы будете это улаживать, но видит бог, не я это начал, — пробубнил себе под нос, поминая консула в Чифу. И уже в голос: — Курс девяносто. Гриша, маневрируй. Сейчас они начнут садить по нам.

— Есть маневрировать.

— Только не урони нас, — счёл нужным предупредить я.

— Есть, — задорно отозвался рулевой.

Совсем не лишнее предупреждение. Катерок получился вёрткий, как волчок, на месте крутиться может, ну и разбросать нас на виражах к Бениной маме.

— Боевая тревога! Приготовиться к абордажу! Пошевеливайся, братцы!

Сам я поспешил обратно в каюту за винтовкой и дробовиком. Надел пояс с патронташем, подсумками с четырьмя гранатами и открытой кобурой, в которую сунул браунинг. Уже взялся за дверную ручку, когда рядом с характерным глухим и шелестящим звуком рванула первая граната. Запоздало долетел звук пушечного выстрела. Катер заложил вираж, и ударившие следом снаряды легли значительно в стороне.

Выскочил в кокпит и осмотрелся. Ложкин уже сковырнул максима с крыши каюты и прилаживал его на носовой треноге, готовясь вести огонь по курсу. До неприятеля около мили. Скороговоркой отстрелялись три пятидесятисемимиллиметровки и трёхдюймовка. На этот раз снаряды легли значительно в стороне. Расстояние-то так себе, но слишком уж мелкая, скоростная и манёвренная цель.

Я направился на бак к орудию. При этом едва не упал при очередном повороте. К рулевому претензий никаких, но так ведь и впрямь улететь можно. Сунул дробовик и винтовку в зажимы, специально устроенные на надстройке. Пристегнул карабин страховочного пояса к скобе. И только после того откинул крышки двух коробов первой подачи, закреплённых сбоку на станке. В каждом по девять снарядов в гнёздах. Гранаты и шрапнель. На этот раз обычная, переделки закончились в прошлый раз.

— Будко, шрапнель, трубка десять секунд. Три снаряда, — приказал я комендору.

Нечего дёргать Ложкина, тот занят своим делом, вот пусть и управляется с пулемётом.

— Снегирёв, курс двести семьдесят, маневрируй змейкой.

— Есть курс двести семьдесят, манёвр змейкой.

Рванул очередной трёхдюймовый снаряд. На этот раз совсем близко, японский комендор почти подловил нас, и рядом басовито прошуршал осколок. Вот же гадство! Не успели изготовить броники к сроку.

Бронежилеты из многослойного шёлка не моё изобретение, они уже существуют, разве только не получили распространения. Я просто озадачил портных их пошивом. Заказ непростой, потому как прошивать нужно особым образом, а таких швейных машинок в Артуре не оказалось. Приходится работать иглой вручную.

От винтовочной пули он не защитит, как и от пистолета Маузера в упор. Зато весь остальной короткоствол и большинство осколков идут лесом. Шимоза хорошая взрывчатка, и она разрывает на мелкие осколки даже крупнокалиберные снаряды. Так что защита вполне себе действенная. От увлажнения изделие предохраняет чехол из тонкой прорезиненной парусины.

В довесок ещё и спасжилетами озаботился с карманами спереди и воротником, набитыми пробковой крошкой. Они регулируемые и могут надеваться как самостоятельно, так и поверх броников. Местные спасательные пояса сразу задираются под мышки и очень неудобны. В этом же можно спокойно лежать на спине. Вариант надувных из прорезиненной ткани я даже не рассматривал. Порвёт осколком или при падении о какую железяку, и нет спасательного средства.

Снаряды продолжали падать вокруг нас, и пока обходилось без попаданий. Вот только долго это продолжаться не может, пришла пора и нам ответить.

— В стволе! — доложил Будко.

Я приник к прицелу, прикидывая дистанцию и скорость. Мой баллистический вычислитель заработал на всю катушку. Главное —теперь грамотно выйти на позицию.