Мне сверху видно всё
Утром шестнадцатого февраля из порт-артурской гавани вышел отряд крейсеров в составе «Баяна» под флагом контр-адмирала Моласа, «Аскольда», «Боярина» и «Новика». Ну и нашего катера, пристроившегося рядом с последним, к которому и был прикомандирован.
Выйдя за пределы минных заграждений, мы взяли курс на юг по направлении Чифу. Без понятия, какая именно была цель похода. Возможно, обнаружение и уничтожение незначительных вражеских сил на блокирующей линии. А быть может, и поиск временной базы японского флота. Хотя это вряд ли, потому что для обеспечения десантной операции ей сам бог велел располагаться где-то у побережья Ляодунского полуострова. Мне просто приказали держаться подле «Новика» и не отдаляться от него больше чем на милю. А в пределах этого выписывать кренделя, как мне заблагорассудится.
Пока мы шли в составе отряда, я предпочёл не отрываться. Рычаг на приборной панели имеет только фиксированные положения для управления непосредственно с ходового мостика. Но если поставить задачу машинисту, то он сумеет выставить необходимое число оборотов винтов. Вот и сейчас наш «ноль второй» разогнался до восемнадцати узлов, приподнявшись лишь наполовину от возможного.
Я бы с удовольствием убежал вперёд, но по этому поводу имеется недвусмысленное распоряжение Моласа. В принципе, он прав. Ведь ходовые испытания катер в полной мере не прошёл. Его поведение на волне небезосновательно вызывает определённые опасения в прочности конструкции.
Лично я, как уже говорил, предвижу частые неисправности и постановки на ремонт из-за неприспособленности корпуса к возникающим нагрузкам. Поэтому убеждён, что время нахождения в строю нужно использовать с максимальной пользой для дела. Но Михаил Павлович полагает, что следует проводить планомерные ходовые испытания и исследования.
Я бы с ним согласился, только уже обладаю необходимыми знаниями для постройки торпедного катера на подводных крыльях. Не во всех деталях, но вполне достаточными, чтобы управиться с этой задачей в течение года. Правда, там подразумеваются дизельные двигатели, но мне и их изготовить по силам. Я много чего видел, и ничего из этого не могу забыть.
Вскоре отряд разошёлся веером для ведения самостоятельного поиска. Наиболее быстроходный «Новик» занял место на правом фланге, далее шли «Аскольд», «Боярин» и «Баян». Как я понимаю, Молас распределил их таким образом, исходя из разницы их скоростей. Получается, что точка рандеву располагается где-то слева, то есть восточнее.
Меня не уведомляли по этому поводу. Командир отряда крейсеров не рассматривает мой катер в качестве самостоятельной боевой единицы. Поэтому и приказал держаться подле «Новика», а если потеряюсь, самостоятельно направляться в Артур.
Впрочем, я и не подумал проявлять своеволие или подставлять Эссена. У нас с Николаем Оттовичем наметились неплохие взаимоотношения. В смысле он мне благоволит. Встать с ним вровень девятнадцатилетнему мичманцу просто нереально. Поэтому я подмазываюсь к будущему командующему Балтийским флотом, как только могу. В частности, передал на «Новик» оставшиеся шесть оптических прицелов, полностью перекрыв потребность его главного калибра.
По этому поводу у нас с ним состоялся серьёзный разговор. Он уволок меня к себе в каюту и терзал по поводу боя в Чемульпо. Не менее дотошно расспрашивал и насчёт событий по его окончании. Вызнавал, были ли предприняты действия по приведении в негодность узлов и механизмов «Варяга». Как вели себя офицеры и конкретно Руднев.
Должен заметить, что выглядел при этом Эссен весьма хмурым, и, похоже, не одобрял действий командира «Варяга». Он полагал, что тот должен был взорвать крейсер, отведя его в сторону от других судов. Учитывая высокую воду, таковая возможность у него имелась.
С другой стороны, Николай Оттович признавал заслуги Всеволода Фёдоровича если не как боевого командира, то уж как дипломата точно. В бою он, может, и не достиг больших успехов, зато сделал очень много на ниве пропаганды. И это имело куда больший эффект, чем потопление одного и выведение из строя трёх крейсеров. Ибо армия и флот с низким боевым духом обречены на поражение, как бы хорошо они не были оснащены.
Кроме того, я пообщался с его офицерами и передал им чертежи дальномера. Понятно, что изделие у них выйдет кустарным. Но если выполнят всё как надо и сумеют раздобыть линзы, то получится достаточно точный прибор на дистанции до пяти миль. Во всяком случае, куда точнее того, чем пользуются сейчас…
— Боцман, — окликнул я Харьковского.
— Я, ваше благородие.
— Готовьте парашют.
— Слушаюсь. Казарцев, Дубовский, тащите сюда свои задницы, — окликнул он сигнальщика и гальванёра.
Воздушную разведку сухопутные армии пользуют уже с полвека. С недавних пор аэростаты появились и на кораблях. Но они слишком громоздкие, а водород достаточно опасная штука. Парашют же куда компактней и проще в использовании. Можно, конечно, изготовить и воздушного змея, способного выдержать человека. Но на катере он будет занимать слишком много места. Так что в нашем случае шёлковый купол просто идеальный выбор.
На крыше каюты вместо пулемёта закрепили лебёдку с верёвкой на сотню сажен, спаренной с проводом полевого телефона. Два аппарата за отдельную плату удалось раздобыть на армейских складах. Один остался в неизменном виде, телефонную же трубку второго я переделал под гарнитуру. Можно, конечно, и голосом, но к чему усложнять себе жизнь и орать во всю глотку, если можно сделать всё проще.
К верёвке карабином подцепили подвесную от парашюта, который я заказал артурским швеям, проконтролировав весь процесс изготовления. Шёлк и работа сели в копеечку, но оно того стоило. Цвет бледно-голубой, чтобы особо не выделялся на фоне неба. Увы, но радаров тут не имеется, а наблюдатель на высоте птичьего полёта позволит увеличить радиус обзора до пятидесяти километров. Мало? Ну, учитывая, что с мачты того же «Новика» это расстояние составит вдвое меньше, я бы не сказал.
Отчего не сообщил об этом раньше, чтобы Молас внёс изменения в план разведки? Ведь получается, что я один могу отработать за весь отряд. Так-то оно так, но парашют закончили шить только вчера вечером, он не испытан и не представлен командованию. Выход же в море и поиск уже утверждён высоким командованием. И тут вдруг нарисовался мичманец, который сейчас всех научит, как это делать правильно. Вообще-то, у меня нет желания слететь с командования катером и превратиться в мальчика для битья.
«Ноль второй» набрал ход и встал на крыло, выйдя на крейсерскую скорость в двадцать четыре узла, парашют наполнился ветром, и его купол повис за кормой. Я устроился в подвесной, подал знак боцману, тот в свою очередь гальванёру, который врубил электромотор лебёдки, стравливая верёвку. Мои ноги оторвались от палубы, и я начал подниматься над свинцовыми водами зимнего Жёлтого моря.
Матросы наблюдали за происходящим с интересом, даже машинист и кочегар вылезли в люки, чтобы поглазеть на эдакую невидаль. На палубе крейсера также наблюдается оживление. Это ведь мой первый подъём, и для них настоящее событие. Для меня же всего лишь аттракцион, будоражащий кровь.
Мне нравились подобные покатушки и в прошлую бытность. Там эта забава появилась только в шестидесятые годы. Тут же даже аэростаты являются событием, не говоря уж о самолётах, которые сейчас чисто несуразные этажерки. Есть, конечно же, воздушные змеи, но это ведь всего лишь детская забава. Правда, в первую мировую именно с их помощью будут поднимать в небо наблюдателей. Вернее, должны были бы, но теперь уж вряд ли.
Забравшись достаточно высоко, я провернулся вокруг оси, осматривая горизонт. На востоке отчётливо рассмотрел корабли нашего отряда, ведущие поиск и практически идущие цепью.
— Казарцев, — произнёс я в гарнитуру, сделав полный оборот.
— Слушаю, ваш бродь.
— Передай на «Новик», по курсу двести шестьдесят пять градусов на удалении двадцать пять миль наблюдаю пароход. Больше в радиусе тридцати миль дымов не вижу. Джонки по курсу триста десять и сто пятьдесят два. И обычная активность на внешнем рейде Порт-Артура.
— Слушаюсь, — продублировав моё сообщение, ответил он.
Я видел, как телефон взял гальванёр, а сигнальщик переместился к прожектору, начав передавать световой код на крейсер. Вскоре с того просемафорили, мол, приняли. И приказ возвращаться. Катер повернул обратно, а меня подтянули к кокпиту и свернули купол. Тем временем «Новик» изменил курс, явно намереваясь проверить обнаруженное судно на предмет контрабанды…
— Что это было? — когда мы подошли вплотную к борту крейсера, спросил Эссен.
— Парашют как средство наблюдения. Получается подняться до восьмидесяти сажен, — ответил я.
— И откуда это взялось?
— У вас никогда ветер не пытался вырвать из рук зонт? А в детстве не играли с воздушным змеем? — вопросом на вопрос ответил я.
— Но это не зонт и не воздушный змей, — заметил он.
— Я их просто скрестил, — задорно ответил я.
— Странный вы, мичман, всё же.
— Согласен, довольно необычный, — продолжая излучать жизнерадостность, произнёс я.
— А почему раньше молчали? Весь наш поиск при таком раскладе получается бесполезным метанием.
— Ну, это ведь был мой первый подъём, могло ничего и не получиться.
— Как полагаете, сможете нагнать тот пароход?
— Имею полные угольные короба, машины в полном порядке, волнение два бала, условия просто идеальные. На то, чтобы его догнать, мне потребуется меньше часа.
— Вы, кажется, уже производили досмотр?
— Так точно.
— Тогда догоняйте его. Мы идём следом.
— Есть. Снегирёв, курс двести шестьдесят пять, самый полный.
— Есть курс двести шестьдесят пять, самый полный, — ответил рулевой, и я почувствовал, как катер начал ускоряться, плавно встав на крыло.
Погода просто идеальная. В лицо бьёт упругий и достаточно холодный ветер, высекая из глаз слёзы. Зато никаких тебе солёных брызг и промозглой сырости. Одно лишь удовольствие от быстрого бега по морской глади.
Британца мы настигли через сорок минут, выйдя на пересечку его курса. Поначалу он решил нас проигнорировать, но плюхнувшийся у него перед носом снаряд дал понять, что шутить с ним никто не собирается.
Когда Снегирёв подвёл катер к опущенному трапу, я в сопровождении шестерых матросов, вооружённых дробовиками, поднялся на палубу. Может, в глазах британцев мы и выглядели несерьёзно, но это оружие в тесноте судна куда предпочтительней. Дистанция боя здесь буквально в упор, а благодаря разлёту картечи нет надобности в точном прицеле.
— Шкипер сухогруза «Эбби» Джоб Перри. С кем имею честь? — держась весьма уверенно, поинтересовался капитан.
— Мичман российского Императорского флота Кошелев.
— Официально заявляю, что ваши действия походят на обычное пиратство. Стрелять из пушки по британскому судну, это неслыханно. Я буду жаловаться на ваши действия, — всё ещё гоношась, заявил англичанин.
— Ваше право, сэр. А пока ввиду начавшейся войны между Россией и Японией согласно международному морскому праву ваше судно подлежит досмотру. Прошу вас предоставить ваши судовые бумаги.
— Это британское судно.
— Не собираюсь это оспаривать. Если на борту нет контрабанды, то вам не о чем переживать, — пожал я плечами.
— Я требую…
— Сэр, просто предоставьте судовые бумаги. Требовать будете в британском парламенте.
— Это неслыханно, я…
— Мне применить силу? — перебил я англичанина.
Этого не потребовалось. Какой бы несуразностью не выглядели в руках военных моряков дробовики, тем не менее это оружие. Под бортом грузовика примостился вооружённый до зубов катер. Так что шкипер счёл за лучшее подчиниться силе.
В перечень находящегося в трюме груза я вчитываться не стал. Он оказался достаточно обширным. Меня интересовал лишь порт назначения. И того, что груз шёл в Японию, хватило, чтобы счесть его контрабандным. О чем я и объявил шкиперу, предоставив команде возможность собрать вещи.
Через полчаса подошёл «Новик», выдерживавший полный ход. Эссен выслушал мой доклад и подтвердил решение о конфискации «Эбби». Посчитав же, что увести его в Порт-Артур не представляется возможным, он приказал потопить пароход.
Я решил использовать его как мишень на полигоне и, отведя катер в сторону, провёл атаку. Заложив разворот, мы пустили метательную мину из кормового аппарата. Сигарообразный оперённый снаряд скользнул в воду хищной рыбкой и, промчавшись под водой до борта грузовика, взметнул ввысь огромный фонтан воды.
Время уже поджимало, и приняв на борт команду британца, «Новик» направился к точке рандеву у скалы Энкаунтер. Куда благополучно и прибыл спустя полтора часа. Отряд уже собрался и поджидал припозднившийся крейсер, а с его приходом взял курс на Артур, до которого было порядка тридцати миль.
Я в очередной раз поднял в небо наблюдателя, чтобы осмотреться на предмет обнаружения противника. Так-то из материалов о действиях российского флота в русско-японскую войну я помнил о том, что этот выход пройдёт без происшествий. Но расслабляться не стоило, чему есть множество причин.
Это не тот же мир, а параллельный, с некоторыми отличиями. Сведения, почерпнутые мною, были не из архивных документов, а из работ историков с неизвестным уровнем знаний. Наконец, моё вмешательство уже могло повлиять на ход боевых действий, внеся хотя бы незначительные изменения.
В этот раз я решил пристроить в подвесной сигнальщика и по совместительству моего негласного вестового. Не стоит замыкать всё на себя. Испытал, убедился, что всё работает, и хватит, пришла пора делегировать обязанности подчинённым. С другой стороны, я видел, как блестели глаза Казарцева, и по-детски немой упрёк в его взгляде. Он словно восклицал о том, что наблюдение за горизонтом это обязанности сигнальщика. Ну и такой момент, что стоит прогнать через парашют всю команду. Вон какие обиженные физии. Ну, чисто дети.
— Курс примерно шестьдесят, дистанция около двадцати миль, множество кораблей. Похоже, весь флот Того идёт, — доложил по телефону Казарцев.
— Спускайте его, — приказал я, и Дубовский врубил лебёдку, сматывая верёвку.
Илья не имеет в голове компьютера, как я, а потому может лишь примерно определить дистанцию и направление. Уже немало. Но в то же время недостаточно. Впрочем, даже на основе этих сведений можно докладывать Моласу о возможной опасности. А то глядишь, ещё и от Артура отрежут. За мной-то не угонятся, а вот крейсера вполне себе могут зажать.
Пока сигнальщика спускали в кокпит, я встал к прожектору и отстучал сообщение на флагман. Вскоре на его мачтах взметнулся сигнал «увеличить ход». Правильное решение.
Устроившись в подвесной, я сумел определить более точно дистанцию, направление и даже примерную скорость. Впрочем, крейсерский ход не мог быть больше одиннадцати узлов. Ведь они пока ещё не видят наших дымов, как и мы не увидели бы их, не имей возможности поднять наблюдателя на высоту птичьего полёта.
Противник обнаружил нас уже на подступах к Артуру. Крейсера выдвинулись вперёд, чтобы перехватить и связать наш отряд боем. Но самураи не преуспели в этом. Дело ограничилось обменом парой-тройкой залпов без попаданий с обеих сторон. После чего японцы предпочли отвернуть, не желая попадать под огонь наших береговых батарей.
Броненосцы же вышли на привычную дистанцию для обстрела внутреннего рейда, «Ретвизана» и города. Предполагалось, что действовать они будут, по обыкновению, совершенно безнаказанно. Но вдруг ожила батарея Электрического утёса. «Микаса» сразу же был взят под накрытие, хотя попаданий и не случилось.
Только с третьего залпа на палубе японского флагмана рванул фугас. Судя по всему, Степанов воспользовался моим советом и переснарядил-таки сегментные снаряды. Как сумел рассчитать под них и таблицы стрельбы. Четвёртый залп, и сразу два попадания. С противника этого оказалось достаточно, и он предпочёл отвернуть в море…
— И что это за акробатика под куполом цирка? — поинтересовался вызвавший меня к себе Молас.
— Подъём на высоту наблюдателя с помощью парашюта, ваше превосходительство. Не требует никаких особых навыков, главное, чтобы обслуга на палубе не подвела, и сам наблюдатель не оскандалился, — ответил я.
— Насколько сложно изготовить этот самый парашют?
— Ничего сложного, швеи, трудившиеся над ним, уже имеют необходимый опыт и выкройки. Хотя и влетит в копеечку. Всё сплошь шёлк, даже стропы из шёлковых верёвок.
— Какая нужна скорость, чтобы поднимать наблюдателя?
— В безветренную погоду не менее двадцати восьми узлов. При наличии ветра, в зависимости от встречного потока возможно и с крейсеров.
— Чертежи предоставить можете?
— Вот здесь пояснительная записка с расчётами, — с готовностью выложил я листы бумаги.
— Какой-то вы странный, мичман Кошелев, — глянув на меня, покачал головой Молас.
— Не скажу, что обычный, ваше превосходительство, но и не гений. Всё это известно уже несколько веков. Я просто объединил в одно целое.
— Не слышали поговорку: «Всё гениальное просто»?
— Слышал. Но это точно не про меня.
— Однако именно вы решили скрестить зонт и воздушного змея.
На это мне ответить нечего. Можно до бесконечности заниматься бесполезным словоблудием. Мне же хочется двигаться дальше. Тем паче, что, получив сегодня плюху на предельной дистанции, Того наверняка в ближайшее время организует обстрел из-за Ляотешаня. И мне хотелось бы к тому моменту находиться неподалёку.
— Ваше превосходительство, прошу вашего разрешения на ежедневные выходы в Голубиную бухту для продолжения ходовых испытаний и проведения учений по пуску мин.
Я выложил перед контр-адмиралом рапорт и учебный план. Тот изучил бумаги, одобрительно кивнул и поставил резолюцию. Иного я и не ожидал, если, конечно, его превосходительство намерен воспользоваться моими успехами. Впрочем, чего это я. Конечно же, он не собирается упускать такую возможность. Тем паче в преддверии прибытия в крепость адмирала Макарова.