Глава 5. Иерархия в отряде Краме
Фурсу не спалось.
После изматывающих тренировок, что каждый день с самого раннего утра устраивал им Краме, у него жутко ныли натруженные ноги, и болело всё тело, но не это не давало ему сомкнуть глаз. Одна и та же мысль буравила его изо дня в день после того, как они с Краме покинули храм на острове и отправились в Дремен на поиски годных для их похода поисковиков и ловцов.
Он никак не мог вспомнить многих важных вещей, и от этого ему было как-то совсем не по себе… Например: откуда он знает Краме, как с ним познакомился и почему должен слепо ему подчиняться во всём… Фурс прекрасно помнил, как они с бывшим капитаном выбирались из пустыни, и он, сам измученный до предела, почти всю дорогу тащил его израненного на себе, но как они попали в эту самую пустыню и зачем, — не помнил абсолютно.
Короткими урывками к нему иногда возвращались частички памяти, и тогда он вспоминал, как летел на воздухолете в окружении каких-то грозных и молчаливых воинов, но как попал на тот воздухолет, — нет. Хорошо помнил, что когда-то он принадлежал к воинственному ордену «Око Меркула», и что его, как и Краме, изгнали…
А за что?..
О том, что они должны собрать отряд головорезов и отправиться за Хребет в поисках какого-то древнего корабля, он узнал от Краме, когда они оба покидали Храмовый остров, а о каких-то там преступниках, выкравших карту в одном из храмов, он услышал впервые от Краме в тот же день, как и все остальные в этом лагере.
Провалы в памяти и неопределенность мучали его каждый раз, как он оставался наедине с самим собой. Он пытался хоть что-то вспомнить о своей прошлой жизни, но тщетно… Урывками всплывали какие-то фрагменты, но соединить их между собою, пока не представлялось возможным. Он даже как-то раз обратился с этим к Краме. Тот, скупо улыбнувшись, только похлопал Фурса по плечу и сказал, что потеря памяти — это последствия перенесенной им тяжелой болезни, и что со временем она обязательно восстановится…
Хорошо если так!
Но бывший лейтенант чувствовал себя с каждым днем всё лучше, а провалы в памяти и не собирались никуда уходить…
Одно он понимал сейчас четко и ясно: теперь его судьба неразрывно связана с Краме, и им обоим предстоит выполнить задание, от которого будет полностью зависеть их дальнейшая жизнь.
Видимо, храму очень хотелось заполучить те самые приборы с разбившегося корабля древних и жестоко наказать преступников, раз они вливают в это мероприятие столько средств.
Одна только экипировка и оружие, доставленное им в лагерь, показывала, насколько на Храмовом острове заинтересованы в успешном исходе их похода.
Всему отряду выдали крепкие нагрудники с мигающим зеленым огоньком между нагрудных пластин. Они одевались поверх одежд поисковиков, и Краме сообщил всем, что преступники вооружены особым оружием, и в случае столкновения с ними нагрудники надежно их всех защитят. На голову полагались удобные крепкие шлемы с забралом, не ограничивающим обзор. Эти шлемы, вообще, не разломить никаким оружием. Пробовали все по очереди, и ни у кого ничего не получилось.
А что касалось индивидуального оружия, то у некоторых оно осталось прежним, с каким они и пришли в лагерь, а вот некоторым его заменили на то, что привезли из храма. Это оружие резало и рубило абсолютно всё, кроме выданных им шлемов и нагрудников.
Из дальнобойного Краме выдал всем небольшие компактные, но необычайно мощные арбалеты и по тридцать крепких болтов к ним.
С раннего утра и до позднего вечера бывший капитан без устали обучал отряд различным тактикам и ведению поединков в группах и порознь. И стоит отдать ему должное, он был прекрасным учителем, твердо знающим свое дело. Правда, его методика обучения граничила с неприкрытой жестокостью, но она давала быстрый и почти всегда положительный результат.
Теперь абсолютно все в отряде подтянули и без того серьезные навыки и стали еще более ловкими, быстрыми и непредсказуемыми.
Фурс вздохнул и сел на высокой лежанке, свесив ноги. Его обоняния коснулся едва уловимый звериный запах, доносившийся из-за крепкой деревянной перегородки. Легкая улыбка тронула губы бывшего лейтенанта, и он с облегчением выдохнул. Еще вчера ночью там, за стеной, обитала пара ужасных хищников, вгонявших его своим рыком и воем в неподдельный ужас, а сейчас от них остался только лишь еле заметный запах…
Вчера к вечеру в их лагере произошла пара событий, которые подвели черту под созданием иерархии в самом отряде. Народ в нём собрался непростой, каждый мнил себя великим, но вчерашний день всех расставил по своим местам.
Хитрый Краме всё предвидел и знал заранее…
Собрав отряд перед своим домом, он предложил всем выбрать себе двух командиров среди ловцов и поисковиков. И предупредил, что каждый из выбранных получит еще по десять полновесных гротов и увеличенную долю в добыче, и что все остальные должны будут беспрекословно выполнять их приказы, но сами они будут подчиняться только ему одному…
После этого он битый час стоял на крыльце и с улыбкой наблюдал за тем, как матерые поисковики и ловцы с пеной у рта грызутся между собою, доказывая друг другу, кто из них более достоин… Продолжалось это до тех пор, пока он не поднял руку и не гаркнул так, что все разом замолкли.
Насладившись произведенным эффектом, Краме медленно опустил руку и, сверля взглядом еще мгновение назад готовую загрызть друг друга толпу, обронил уже более спокойным голосом:
— Довольно! Я не хочу сам назначать командиров, дабы вы не подумали, что у меня тут появились любимчики. Уверяю… у меня их среди вас точно нет, поэтому…
Все притихли затаив дыхание, стараясь не пропустить ни единого слова.
— Поэтому я предлагаю, — чуть повысив голос, выкрикнул он, — выявить достойнейшего в поединке, но не между собою, а с обожравшимися человечины горгуди. Их как раз у меня тут есть парочка, и я собирался завтра на рассвете выпустить их на волю. Так что… есть мужчины среди вас?
Перед домом вмиг стало так тихо, что, казалось, было слышно порыкивание и нетерпеливое повизгивание тех самых горгуди на заднем дворе.
— Я специально их не кормил с того самого момента, как парочка из вас выразила полное несогласие со мной. Теперь они крайне злы и голодны… Ну же!
Краме ждал еще минуту и, так и не дождавшись, разочарованно махнул рукой и, уже было развернувшись, хотел пойти в дом, но тут всё-таки нашлось двое смельчаков.
От ловцов неожиданно в круг вышел тот самый Смуэл, которому на вид дашь не больше шестнадцати лет, а от поисковиков вызвался сам Варт.
Краме широко улыбнулся и тут же огласил условия поединка:
— Никакого бергата и других зелий, отпугивающих хищников. Драться со зверем нужно только один на один и по очереди. С собою иметь только один вид оружия. Какое угодно, только не меч, арбалет или игломет. Никто из толпы не имеет права прийти поединщику на помощь.
Правила просты и всем понятны, осталось только определиться, кто начнет первым.
Первым в круг вышел Варт.
Одет он был в походный костюм поисковика из крепкой кожи ящера, на голове повязан цветастый платок, на руках перчатки из грубой кожи шипастого абаста. Против клыков горгуди так себе защита… но всё же лучше, чем совсем ничего…
Никто не сомневался, какое оружие выберет себе Варт.
Широко расставив ноги, он одним движением распустил плетенный из кусков кожи кнут, и все увидели, что в него по всей длине искусно вплетена тончайшая проволока с заточенными до бритвенной остроты краями, а на самом конце виднелся небольшой шипастый шарик, отливающий серебристым металлом. Длина кнута оказалась неожиданно большой — метра четыре с половиной, и когда боец распустил его, то он зазмеился позади него, словно живой.
Отведя руку с кнутом назад, он слегка согнул колени и замер, готовый в любой момент применить свое достаточно смертоносное и редкое в этих краях оружие.
— Рекомендую всем запрятаться в хижины и наблюдать за поединком через окна, чтобы не отвлекать поединщиков, а еще лучше залезть на крыши во избежание, так сказать… — презрительно выкрикнул в толпу Краме и, развернувшись, спокойно направился на задний двор выпускать первого зверя.
Все тут же последовали совету командира и стали карабкаться на крыши домов.
Не успел последний залезть наверх, как на вдруг образовавшуюся арену выскочил рычащий и роняющий пену зверь. Судя по более светлому окрасу шерсти и кисточке на конце хвоста, перед Вартом сейчас была самка горгуди. Заметив одиноко стоявшего человека, она тут же припала к земле и, оскалив ужасающих размеров клыки, рыкнула грозно и устрашающе. Почти распластавшись, она быстро начала сокращать с Вартом дистанцию, шустро перебирая всеми четырьмя лапами.
Неуловимо быстрое движение кистью, и металлический шарик на конце кнута устремился прямо в морду уже готового к решающему прыжку зверя. Этот выпад для горгуди оказался полной неожиданностью и стоил ей выбитого первым же ударом глаза. Оглушительно взревев, зверь волчком закрутился на месте, разбрызгивая в разные стороны крупные капли крови, но тут Варт, не давая ей опомниться, ударил хлестко еще раз. Теперь точный и выверенный удар пришелся по передней лапе зверя, серьезно поубавив у нее прыти, и заставил на какое-то время замереть на месте, подняв поврежденную лапу над землей.
Теперь Варт не спешил. Он медленно отвел руку за спину и, чуть шевельнув кистью, распустил кнут на полную длину.
Оба замерли друг перед другом, готовясь к решающей схватке: расчетливый, холодный человек, в котором не было ни капли страха, и яростно бьющий себя хвостом по бокам, израненный, обезумевший от боли и неистовой злобы зверь.
Уже никто из сидящих на крышах зрителей не сомневался в благополучном для Варта исходе поединка, уж больно виртуозно он владел своим смертоносным оружием, и все только гадали — он сразу убьет самку горгуди или всё-таки поиграет с ней в смертельную игру, постепенно калеча и лишая конечностей. Вон как она уже тяжело припадает на поврежденную лапу, да и на ее серой шерсти прибавилось темных кровавых пятен.
Варт, не спуская глаз с клыкастого противника, шагнул назад, и зверь тут же решился на атаку. Из-за поврежденной лапы это получилось не так быстро, но, по всей видимости, на это и рассчитывал опытный поисковик. Чуть замешкавшись, самка прыгнула на Варта распластавшись в воздухе, и тот, отскочив в сторону, как-то хитро крутанул кнутом, что в воздухе из него образовалась петля. Голова зверя залетела в созданную Виртом ловушку из кнута, и тот дернул за него что было силы, включив в это движение вес всего своего тела.
Над импровизированной ареной раздался вздох удивления, восхищения, и все, наблюдавшие за поединком, повскакивали на ноги, рискуя рухнуть с покатых крыш.
Нарвавшись на неожиданное препятствие, тушу самки перевернуло в воздухе, и она, уже обезглавленная, рухнула в пыль, так и не достигнув цели.
Несколько мгновений над полем боя висела мертвая тишина, а потом все начали кричать, поздравляя Варта, и от избытка чувств хлопать в ладоши.
Победитель, не обращая внимания на крики, резко дернул рукой и в воздухе, раздался оглушительный щелчок кнута. От него во все стороны полетели мелкие капли крови, орошая и так залитую кровью арену. Очистив таким образом свое оружие, Варт не спеша свернул его кольцами и с вопросом посмотрел на Краме, спокойно стоявшего на крыльце.
Дождавшись от него кивка, он спокойно развернулся и с достоинством победителя направился к ближайшему дому…
Воспоминания вчерашнего дня так нахлынули на Фурса, что он встал с лежанки и, продев босые ноги в сапоги, вышел на крыльцо.
То, что он увидел при тусклом свете Гуаса, повергло его в шок. Ровно по центру единственной улицы, прямо перед домом, где они жили вместе с Краме, виднелся шест и чья-то голова, насаженная на него сверху. В темноте не разобрать чья, и Фурс уже было хотел подойти поближе, но в этот момент, Гуас вышел из-за туч и осветил страшную картину.
На шест была нанизана голова одного из ловцов по имени Рульф. Вчера после поединка Смуэля еще с одним горгуди, он таинственно исчез, прихватив с собой всю экипировку и оружие, выданное ему Краме. Обнаружили пропажу только на вечерней перекличке и тут же организовали погоню. Возглавил ее сам Смуэл, и вот результат: отрубленная голова, высунутый язык и пустые глазницы…
В отряде шептались, что этот опытный ловец с лицом и телом юноши необычайно жесток и крайне опасен. Подтверждение этим слухам Фурс увидел вчера воочию сам, во время поединка Смуэля с огромным самцом горгуди.
О… что это был за поединок!..
Никакого сравнения с той бойней, что устроил до него Варт своим кнутом…
Находясь сейчас в том самом месте, где вчера всё и происходило, он вспомнил тот фееричный бой до мельчайших подробностей.
Как только Варт покинул импровизированную арену, на его место вышел Смуэл и ловким движением сбросил с себя куртку, оставшись с обнаженным торсом. Затем он поднял в приветственном жесте руку и по-звериному оскалился.
Краме на это только хмыкнул и отправился выпускать оставшегося зверя из загона.
Перед зрителями, подняв руки в приветственном жесте, стоял полуобнаженный Смуэл и беззаботно улыбался в ожидании противника. Выглядело это красиво и немного жутковато, если учесть то, кто сейчас должен выскочить к нему из-за дома. Опытный ловец явно играл на публику, завоевывая к себе всё больше и больше симпатий как ловцов, так и поисковиков.
Еще не было на импровизированной арене хищника, а зрители вокруг уже одобрительно шумели и подбадривали смельчака залихватским свистом и выкриками.
Неяркое вечернее светило играло веселыми бликами на неожиданно мощных рельефных мышцах бойца. Он выглядел крепким, как корабельный гвоздь, и спокойным, как будто сейчас ему предстоял не смертный поединок с хищным зверем, питавшимся в последнее время только человечной, а увеселительная прогулка по набережной какого-нибудь портового городка.
Тело Смуэля было обнажено по пояс, кроме рук. Его кисти и предплечья защищали крепкие наручи из толстых кожаных ремней, как у профессионального кулачного бойца. От этого мускулистые руки Смуэля казались еще более грозными, а внимательный взгляд Фурса отметил, что ремни на его руках сделаны из грубой кожи бородавочника Хапучи, — такая не по зубам не то что самому свирепому горгуди, но и многим ящерам, обитающим в джунглях.
В правой руке обратным хватом был зажат небольшой кинжал с широким листообразным лезвием размером с ладонь и шириной в три пальца.
Фурс, глядя на него, начал невольно прикидывать в голове шансы смельчака с таким вооружением против свирепого людоеда.
В памяти откуда-то всплыли наставления орденского инструктора Грыка:
«Слабое место у горгуди — это его с виду страшная, клыкастая, но на самом деле хрупкая и слабая нижняя челюсть. Любой вывих или перелом челюсти от удара дубиной или другим предметом гарантировано ослабит противника, и тогда появится шанс! Лишившись зубов, горгуди обречен на смерть от голода и невозможности защищаться. Но у него еще есть острейшие когти, особенно на задних лапах. Как правило, горгуди любят запрыгивать на жертву и, вцепившись зубами в шею или голову, рвать когтями незащищенное тело…»
Наконец, зрители на крышах домов поутихли и в ожидании боя замолчали разом, как по команде. В оглушительной тишине было слышно, как лязгнула щеколда, как со скрипом открылась дверка загона, злобная ругань Краме, и тут же грозный, быстро приближающийся рык.
Смуэл метнулся к крыльцу одного из ближних домов и затаился за столбом, подпиравшим крышу, давая выскочившему на простор зверю осмотреться и увидеть обезглавленную тушу поверженной самки. Горгуди хоть и крайне кровожадны, но далеко не глупы, и Смуэл сознательно давал зверю почувствовать запах смерти, настигшей в этом месте его подругу. Это должно вызвать в нём ярость и желание кинутся на обидчика, но этот горгуди оказался совсем не таким…
Самец был намного мощнее и больше размером погибшей самки. Его бугристые мышцы так и перекатывались под гладкошерстной, переливающейся серебристым металлом шкурой. Грозный звериный рык раскатом грома прокатился над притихшим зрителями. И каждый из них, включая Фурса, содрогнулся, инстинктивно чувствуя древний ужас слабого, беззащитного человека перед могучим беспощадно-хищным зверем, для которого безоружный человек — всегда такая легкая добыча!
Все замерли, завороженно глядя, как Смуэл каким-то легким, скользящим шагом вышел из-за дома, и как горгуди не бросился к нему, а сделал всего лишь несколько бесшумных, крадущихся шагов, сокращая с ним дистанцию.
Вот он остановился, присел на широко расставленные задние лапы. Со звериной грацией мышцы горгуди сгруппировались, вмиг подготовив могучее тело для сокрушительного прыжка. Между ними всего метра три. Опытный боец чувствует смрадный запах из пасти самца, но не показывает страха! Он так же замер на месте, как и зверь, и спокойно смотрел на порыкивающего хищника, готового прыгнуть на него в любой момент.
Что-то неуловимо меняется в облике Смуэля, с его губ исчезает улыбка, и на смену ей приходит звериный оскал и такой же утробный рык, как и у горгуди. От него идет волна смертельной опасности, и зверь чувствует это. Он начинает нервно бить себя хвостом по бокам и, выпуская когти, еще ниже прижимается к земле.
Ловец дергается вправо, затем резко влево и быстро приседает, касаясь руками земли… миг и он устремляется навстречу зверю. Горгуди реагирует мгновенно и, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами, устремляется вперед.
Прыжок…
Готовый к такому развитию событий Смуэл резко отскакивает в сторону, и над деревней слышен оглушительный визг и скулеж раненого зверя. С правой стороны, возле самой холки самца, торчит рукоять Смуэловского кинжала.
Боец резко разрывает дистанцию и отбегает от раненого зверя подальше. Тот устремляется за ним, но клинок, торчащий в его теле, не дает ему настигнуть беглеца. Видимо, широкое лезвие разрезало не только мышцы, но и застряло в кости, принося зверю неимоверные страдания и боль.
Заметно, что Смуэлом овладевает какой-то бесшабашный кураж! Все движения уверенны. Главное — измотать, дать горгуди истечь кровью, а затем нанести решающий удар…
Игра в догонялки продолжалась минуть пять. Зверь окончательно обессилел, его движение стали вялыми, и кровь из раны уже не била как раньше тоненьким фонтанчиком, а просто стекала по шкуре крупными каплями и падала на землю. Бока его вздымались, как кузнечные меха, и вскоре раненый и изможденный самец остановился окончательно.
Смуэл осторожно подкрался к нему, готовый в любой момент снова отскочить в сторону и пуститься наутек. Зверь хоть и ранен, но всё еще смертельно опасен. Его маленькие злые глазки буравят противника, следя за каждым его движением. Собрав последние силы, зверь делает отчаянный рывок, и ему удается вцепиться в левую руку бойца. Но почему-то у Фурса, да и, наверное, у всех остальных, следивших за поединком, сложилось впечатление, будто бы Смуэл сам засунул ему руку в пасть. Зверь вяло мотнул башкой, пытаясь повалить противника на землю, но тот уже ловко оседлал его сзади и, выдернув нож из холки правой рукой, резко замахнувшись, снова вонзил его в основание черепа горгуди. Тот на последнем издыхании разинул пасть, и боец смог быстро высвободить затянутую в кожаные ремни руку и снова отскочить в сторону. То, как Смуэл свободно двигал рукой, она, по всей видимости, была совсем не повреждена.
Дернувшись всем телом, поверженный горгуди издал жалобный предсмертный рык и, завалившись на бок, затих навсегда.
Под восторженные крики и улюлюканье зрителей Смуэл поднял руки и поприветствовал наблюдающего за поединком с крыльца своего дома Краме. На губах того блуждала легкая улыбка, но взгляд оставался серьезным и пронзительным.
Еще Фурс заметил, что не все рукоплескали отважному бойцу. Особенно это было заметно среди ловцов, парочка стояла и хмуро смотрела на победителя, и бывший лейтенант хорошо запомнил, что один из них как раз и был этот самый Рульф, чья голова сейчас оказалась нанизанной на шест посреди улицы.
Фурс посмотрел в небо и ухмыльнулся. До рассвета остался всего какой-то час, и Краме снова выгонит всех на занятия. Страшно подумать, что он придумает сегодня…
Увольнительная
На следующий день после тех поединков, Краме вызвал к себе обоих командиров и объявил им, что вынужден отправиться на день или два по делам и надеется на них, как на своих ближайших помощников.
Выдав каждому по небольшому кошелю, набитому звонкими монетами, он сообщил им, что в них ровно по одному полноценному гроту на каждого члена команды, и что он разрешает (естественно, под ответственность Смуэля и Варта) на сутки покинуть лагерь любому из них, кому они сами доверяют и уверены, что те не сбегут. При этом он запретил убирать голову Рульфа с шеста посреди улицы, дабы все видели, что будет с теми, кто ровно через сутки не вернется в лагерь. Им же, как и Фурсу, покидать лагерь запрещено, и в качестве компенсации он выдал им еще по два полноценных грота и по бутылке дорогого выдержанного дрэги.
— Если будет совсем уж скучно, можете притащить к себе девок из соседней деревни. Но не обижать, и чтобы к моему приезду здесь никого посторонних не было. Всем всё понятно⁈
Варт и Смуэл переглянулись и кивнули. Что тут непонятного…
Как только они вышли из дома, Краме оседлал своего ездового ящера и, воткнув тому в бока острые стремена, умчался за ворота.
Все с облегчением выдохнули.
Наконец-то долгожданный отдых от изнурительных тренировок по тактике и другим, как считал Краме, необходимым дисциплинам.
Сорем, да и другие члены команды не переставали удивляться неистощимым знаниям и умениям бывшего капитана в таких дисциплинах, о существовании которых многие в отряде даже и не догадывались, и это несмотря на свой богатый жизненный опыт!
Непревзойденный боец, он также хорошо разбирался во всём, что касалось подготовки следопыта, ловца, оказания квалифицированной медицинской помощи и многом-многом другом… Каждый из присутствующих в лагере перенимал от него для себя что-то новое и впитывал эти знания, словно губка.
Краме бегло говорил на мертвом языке Древних и знал многие наречия, которые использовали люди по эту сторону Хребта и по ту… Еще он прекрасно знал тонкости быта этих народов и их основные законы, необходимые для человека, попавшего в их среду.
Процесс обучения был построен жестко, иногда даже жестоко, но был настолько эффективным, что необходимые знания усваивались чуть ли не с первого раза и навсегда.
Сорем втянулся в процесс без труда и только получал от этих занятий истинное удовольствие, каждый раз находя для себя что-то новое. Примерно в таком режиме он прожил свои первые двадцать лет под жесткой рукой отца, своих дядей и деда, и сейчас ему было не привыкать…
Особенно ему нравились вечерние посиделки всего отряда у костра в специально отведенном для этого месте. Каждый раз Краме выкатывал небольшой бочонок пенного патака и, разлив его по кружкам, подкидывал какую-нибудь тему для разговора из разряда, — когда и какое зелье лучше всего применять в том или ином случае, или как лучше и быстрее обнаружить след после проливного дождя, или что-нибудь в этом духе…
Это тоже своего рода был процесс обучения, но выстроен только несколько необычно: пока поисковики и следопыты начинали отчаянно спорить, доказывая свою правоту в том или ином вопросе, другие сидели молча, внимательно слушая и анализируя…
Собравшись, Сорем закинул за спину свой рюкзак и уже хотел было покинуть комнату, как зашел Варт.
— Ты в Дремен? — спросил он.
Сорем кивнул, подтягивая лямки рюкзака и слегка подпрыгнув на месте.
— Принеси мне пищевых гранул, — попросил Варт, протягивая Сорему желтоватую монету номиналом в полноценный грот. — Не могу больше жрать эту баланду, желудок уже не держит… выбери на все деньги самых лучших, ну, как для себя.
Сорем, чуть улыбнувшись, кивнул и, взяв деньги, направился на выход седлать своего ящера.
Ехать до Дремена не так чтобы и далеко — чуть больше двадцати километров, и часа за три он планировал достичь городских стен.
Километров через пять Сорем выехал на основной тракт и дал волю ящеру, обгоняя попутные повозки и одиноких всадников.
В этот раз, вопреки семейным традициям, за обеденным столом находилось всего двое — Сорем и его родной дядя, седовласый Самол.
— Так ты считаешь, — старик отодвинул в сторону пустую тарелку и заинтересованно посмотрел на племянника, — что отряд с нашим мальчиком уже перевалил Хребет, и храмовые ищейки вот-вот обнаружат их?
Прожевав хорошо прожаренный кусок мяса, Сорем коротко кивнул и ответил:
— Да. Мне кажется, Краме только и ждет какого-то особого сигнала от тех, кто стоит над ним. Варт сказал нам, что сегодня он куда-то срочно уехал на пару дней, может, уже скоро…
Самол встал из-за стола и с задумчивым видом похлопал по плечу жующего Сорема.
— Ты молодец, племянник! Мой брат Скрим и твоя мать Ирика гордились бы тобою, если бы остались живы… Ты когда обратно?
— Завтра, как только откроют городские ворота. До деревни три часа хода, и я обещал Варту, что не задержусь.
Самол кивнул и снова похлопал племянника по плечу.
— Тогда не будем терять времени. Пойдем в хранилище…
В хранилище Сорем бывал редко, всего с десяток раз за всю свою жизнь, хотя доступ сюда, как и у любого другого мужчины их рода, был абсолютно свободным, — в присутствии старшего, конечно…
В этот раз его дядя Самол направился прямиком к скрытому в стене сейфу, где хранились особо ценные экспонаты, и поманил племянника за собою.
Железный сейф был огромен, выше человеческого роста и в ширину чуть более метра. Внутри него находились отдельные полки, некоторые из которых закрывались на хитрые замки и тоже представляли собой небольшие мини-сейфы.
К одной из таких полок Самол подобрал ключ и вытащил изнутри небольшую продолговатую коробочку размером с ладонь. Поставив ее на стол перед племянником, он торжественно открыл крышку и достал из нее какое-то плоское, идеальное отполированное устройство.
— Вот… — благоговейным шепотом провозгласил он, — самое ценное, что есть в этом хранилище… кладезь древних знаний…
Пальцы Самола слегка подрагивали, когда он держал прибор в руках.
— Скрепя сердце передаю его тебе, племянник, но… пообещай мне, что обязательно вернешь… Обещаешь?
Сорем заинтересованно посмотрел на прибор в руках Самола, затем решительно кивнул.
— Обещаю, дядя! Клянусь!
Самол ткнул пальцем в черный как смоль прибор, и одна из его сторон засветилась ярко-голубым цветом.
— На этом приборе указаны координаты точно такого же наладонника, как и у нашего Марка. Если будешь хотя бы на дистанции в сто километров от него, то при помощи этого прибора ты не только сможешь связаться с ним и услышать голос, где бы он ни был, но и увидеть его. Предупреждаю, на большем расстоянии он может и не сработать. Ты понял? И еще… Если Краме увидит наладонник, он всё поймет, и тебе конец… Уяснил?
Дождавшись от племянника утверждающего кивка, он вздохнул и проговорил:
— Ну, тогда запоминай последовательность…