Между добром и злом. 7 том

Глава 31

Натариан Барактерианд, император Ангартрода, одной из сильнейших империи в этом мире. Поговаривают, что жёстким он был с самых первых дней своего правления, едва вступил на престол, переняв характер матери, которая была регентом после несчастного случая и до совершеннолетия сына. И если во времена своей молодости его знали как жёсткого, но умного правителя…

Времена меняются. И глядя на императора сейчас, Кондрат не мог даже чуть-чуть разглядеть того, о ком чуть ли не слагали легенды. Нет, перед ним был старик, который грезил предателями и врагами, которые только и ждут момента, чтобы разрушить всю империю, отчего работал по принципу «бей первым».

И сейчас Кондрат ещё отчётливее видел причину стремления Манхауза и других избавиться от императора. После казни это было очевидно — у человека не было ни жалости, ни сомнений, ни адекватности. Лишь жестокость, алчность и упоение собственной исключительностью и избранность. Говорят, что из двух зол приходится выбирать наименьшее. Наверное, это был тот самый случай. С одной стороны понятные и даже благородные цели заговорщиков, но угроза твоим близким, а с другой — спасение твоих близких ценой общего будущего многих людей. Никто не хочет становиться жертвой, но все хотят стать теми, кто сделает мир лучше…

Кондрат сделал выбор и не жалел о нём, но… не мог не признать, что они были правы. С таким императором всем им дорога только в ад. И сегодняшняя казнь, абсолютно бессмысленная по своей жестокости, была наглядным олицетворением происходящего.

Его не повысили. Нет, Кондрат мягко отказался от предложения сменить свой род деятельности, чему император, казалось, ни капельки не расстроился. Наоборот, наделил особыми полномочиями, сказав, что он теперь будет его доверенным сыщиком, если вдруг понадобятся его экстраординарные услуги. Личный сыщик императора. И это помимо карт-бланша на разные нововведения в сфере криминалистики.

Он должен был чувствовать воодушевление, но покинул императора скорее озадаченным и каким-то опустошённым. Оттого меньше всего он хотел говорить с кем-то сейчас, будь это даже принцесса, но отказаться возможности не было. Особенно, когда к тебе обращаются напрямую.

— Признаться честно, мне как-то рассказывали о вас, что вы неординарный человек, но я даже представить не могла насколько, — произнесла она.

— Благодарю, Ваша Светлость. Слышать такое от вас — высшая похвала.

— Будет вам, —­ отмахнулась она. — Знаете, мой отец редко приглашает ого-то поговорить тет-а-тет. Чем вы завоевали такое доверие?

— Тем, что хорошо работаю, — ответил Кондрат искренне.

— Звучит так, будто это ваше проклятие, мистер Брилль, — склонила она голову слегка набок, будто пытаясь разглядеть его под другим углом. — Хотите сказать, что не рады такой чести?

Да как сказать ей, и не ляпнуть чего? Ирония в том, что, сдав заговорщиков и разрушив их план, выведя всех на чистую воду, Кондрат завоевал доверие того, кого бы меньше всего хотел видеть рядом с собой. Доказал делом, а не словом, рискуя всем, что для него важнее закон и верность, чем близкие связи и возможные выгоды одному из тех, кого раньше сам ловил и сажал.

Кондрат всегда говорил, что его не интересует политика, что он всегда старается держаться от неё подальше, занимаясь своим делом…

Но лишь до тех пор, пока эта самая политика не постучится в его дверь.

— Рад больше, чем вы можете представить, Ваша Светлость. Просто после всего пережитого… я выбился из сил.

— Понимаю. Вы отлично поработали, мистер Брилль, вы можете собой гордиться. Сегодня вы уничтожили страшных врагов империи, сделав наши улицы чище и… что-то не так?

Она внимательно впилась взглядом в лицо Кондрата, ясно что-то заметив на его абсолютно непроницаемом лице. Даже сам Кондрат на мгновение растерялся.

— Что? — не понял он.

— Вы скривились при моих словах, будто я сказала что-то не то.

— Наверное, просто усталость.

— Нет-нет, я же вижу, что вы несогласны со мной. Тогда может расскажете, что сами думаете по этому поводу?

— Ваша Светлость, я ничего не имел…

— Я настаиваю, — Льен настойчиво подняла голос.

— Послушайте…

— Мистер Брилль, я как принцесса Льен Барактерианд говорю вам ответить на мой вопрос. Хотите сказать, что сегодняшние враги империи заслуживали чего-то другого?

— Что вы хотите услышать, Ваше Сиятельство? — вздохнул Кондрат устало. — Я скажу то, что вы хотите услышать, вы ведь понимаете это так же хорошо, как и я. Потому что я не имею права сказать вам того, чего вы не хотите услышать, иначе моя голова слетит быстрее, чем я сам успею моргнуть.

— Но… если бы я хотела услышать правду? — негромко спросила Льен.

— Правду о чём? О чистых улицах империи? Но Ваше Сиятельство, ответьте честно, вы хоть были, там, на улицах, чтобы так говорить?

— Конечно, я выходила в город, — слегка возмутилась она.

— Куда? На главные улицы? Вы видите только верхушку, чистоту над облаками, а у подножья всё темно. Как в самой империи, так и в её политической жизни.

— А вам видно?

— Слишком много. Но кто я, я просто цепной пёс, который пытается громким лаяньем удержать всё это подальше от вас.

— Я открыта к новому мнению, — не согласилась принцесса.

— Тогда однажды прогуляйтесь не по главным улицам города, а по трущобам, где процветает детская проституция и торговля наркотиками, люди едва сводят концы с концами, а бандиты рулят целым районами. Это очень отрезвляет.

Кондрат знал, о чём говорил. Это он жил в центральном районе, и видел лишь спокойствие, обеспеченность и благополучие. Но стоило сойти с главной дороги, как картина радикально менялась, просто это было всегда чем-то… на фоне. И это лишь одно из многочисленных проблем. Всё выглядит крепко и твёрдо лишь до момента, пока ты не углубляешься в детали, потому что дьявол там и прячется.

Льен внимательно смотрела на Кондрата, после чего вздохнула, будто сдаваясь.

— Понятно… Тогда… тогда вы можете идти. Уверена, что работы у вас будет очень много.

— Благодарю, Ваша Светлость. Было честью с вами пообщаться, — поклонился Кондрат и пошёл прочь под пристальный взгляд девушки, который сверлил его спину.

Но Кондрату было всё равно. Один разговор с принцессой ничего не изменит. И потому, что он не сказал ничего такого криминального, и потому, что она лишь принцесса и, несмотря на статус, её мнение никого не интересует и никто её слушать не будет.

Ему вернули все вещи. Даже бронежилет, и тот вернули, хотя определённые вопросы вещь вызывал. Кондрат с невозмутимым видом, который был его коньком, сказал, что это просто телогрейка, а вдаваться в подробности стража, которой было лень работать, не стала. Рутина отупляет.

Что касается пистолета, то тот пока был у Вайрина, с самого начала, ещё при задержании Кондрат передал ему его, чтобы тот не попал в руки стражи и не вызвал ещё больше вопросов. Поэтому Кондрат покинул замок в своём обычном одеянии, оставив наряды на кровати. Ему они были не нужны. Ему казалось, что они буквально впитали этот запах палённого мяса и крови.

Оказавшись на улице, Кондрат вздохнул полной грудью и огляделся.

Ангартрод жил той же жизнью, что и раньше. Ездили кареты, ходили люди, бегали курьеры и торговали магазины. Мир проглотил и не заметил трагедии, которая произошла за стенами этого замка. Безумный грязный неотёсанный мир, который поездом мчался к обрыву, даже не обращая на это внимания. Это не проявлялось вот так открыто, ты не посмотришь на улицы и не скажешь, что да, всё ужасно. Такое проявлялось в совершенно другом: политический кризис, месть за прошлые грехи, заговоры, решение вопросов убийствами. Чего стоила история с дирижаблем, который наглядно демонстрировал, насколько люди ожесточились, готовые решать вопросы стали радикально. А ведь это был не единичный случай. Люди жили, смеялись, веселились, но сама империя стонала. А скоро будет война, и смеха на улицах станет меньше. Так было двадцать лет назад, так будет сейчас.

Даже не смотря на солнце, Кондрат чувствовал себя будто под тучами. Не хотелось идти никуда. Просто стоять и смотреть на мирную жизнь, будто пытаясь украсть её частичку самому себе. Минут пять он просто стоял и пялился в никуда, после чего вздохнул и пошёл прочь.

Время было проведать Дайлин. Прошлая встреча была уж слишком скомканной.

После случившегося её перевели в другую больницу и выставили дополнительную охрану, которая, с учётом обстоятельства что до этого, что сейчас была бесполезна. Но главное, что ей теперь никто не угрожал, и она пришла в себя. Всё же, лёжа в коме, есть Дайлин не могла и в этом мире в такой ситуации люди рано или поздно умирали, что называли довольно поэтично — объятия смерти.

Его пропустили к ней без всяких вопросов. Охрана смотрела на Кондрата очень косо, но был виден в их глазах страх, нежелание вообще сталкиваться с ним лишний раз. История о произошедшем уже широко разошлась среди других. Теперь каждый знал, что Кондрат — знакомый самого императора. А это аргумент в любом споре, и никто ему не припомнит всех тех, кого он убил, что просто выполняли свою работу.

Дайлин встретила его с поникшим видом. Вернее, она была даже не поникшей, а апатичной. Сидела, смотрела в стену напротив пустым взглядом, и Кондрат видел, как она немного ожила, включилась, когда он вошёл в палату.

— Кондрат, это ты… — улыбнулась она. — А я уже думала, что ты забыл обо мне.

— Нет, я сидел в темнице, — отозвался Кондрат, невесело усмехнувшись.

— Сидел… в темнице? — переспросила Дайлин. На её лице мелькнуло удивление. Хоть какая-то настоящая эмоция. — Как это?

— Очень много произошло за эти шесть дней, Дайлин, — вздохнул Кондрат, сев на край кровати.

— Тебе не говорили, что ты умеешь интриговать?

— Нет. Хочешь послушать?

Дайлин закивала.

История вышла долгой. Не потому что событий было много, но из-за того, что Кондрат рассказывал всё в подробностях, будто читал подробный отчёт о произошедшем. Он просто не мог иначе. Даже сказку про кашу из топора он бы прочёл как историю о мошенничестве в малом размере, а про золотую рыбку как похищении с целью выкупа и шантаже.

И тем не менее история стоила того. Действительно необычная и трудно представляемая. Дайлин поверить не могла, что за одну ночь настолько кардинально всё изменилось. Теперь не было ни Урдена, ни Манхауза, ни много других знакомых ей людей. Специальная служба попадала практически под полный контроль императора, как его личная игрушка.

— Вот так… — закончил Кондрат, пожав плечами.

— Поверить не могу, если честно, что всё так обернулось, Кондрат…

— Времена меняются.

— И наступают новые, — пробормотала она.

— Именно, — согласился он, после чего взглянул на Дайлин. — А у тебя как дела?

С неё уже сняли бинты, обнажив затягивающиеся раны, которые тем не менее оставят после себя шрамы. Не сказать, что всё было плохо. Просто на правой стороне на уровне скулы под глазом виднелись следы, как ссадины, будто её протащили лицом по земле. Плюс порезы по щекам, на лбу и на шее. Всё не настолько плохо, насколько могло быть, но это так считал Кондрат. Ему и половину лица отрежь, он будет нормально себя чувствовать, если это не мешает жить.

Но Дайлин не была прожжённым потерявшем любой интерес к жизни мужиком, который не мог отличить цвет малинового щербета от цвета розовой фукси. Она была юной, в глубине души мечтательной и очень ранимой, которая до сих пор мечтала о удивительной встрече, прекрасной свадьбе и…

— Меня бросил мой мужчина, — негромко ответила Дайлин.

— Это который…

— Тот с очками, да, — кивнула она.

— Но у вас ничего не было в плане интима, верно? — уточнил Кондрат.

Дайлин покраснела, не тот вопрос, который можно задавать девушке, но она слишком хорошо знала Кондрата, который не имел ввиду ничего пошлого.

— Нет… — глухо отозвалась Дайлин.

— Тогда найдёшь другого, делов-то, ­— развёл он руками.

— Ты не понимаешь, Кондрат, — каждое слово давалась ей всё сложнее и сложнее. — Посмотри, кого ты видишь?

— Девушку?

— А ещё?

— Дайлин.

— Ты издеваешься?

— Нет.

— Что ты видишь на моём лице⁈ — указала она руками на себя.

— Нос.

Тут Дайлин даже не знала, как реагировать. Хотелось смеяться и плакать. Собственно, выбирать не пришлось. Она начала смеяться, громко, задорно и звонко, как должны смеяться молодые, но её смех становился истерическим, постепенно переходя в рыдания, громкие и безудержные.

— Дайлин… — пробормотал Кондрат.

Но Дайлин вместо слов подалась вперёд и обняла его.

Ей было плохо, ей было больно, грустно и обидно. И ей некому было выговориться, некому было пожаловаться и выплакаться, рассказать всё, что её так тревожило, особенно сейчас. Даже обнять, чтобы не чувствовать себя такой одинокой и потерянной, и то, некого было. И именно сейчас Дайлин была рада напарнику, который воспринимал её не как девушку, но как товарища, друга, словно Вайрин, но куда более взрослый, с которым ты чувствовала себя как за каменной стеной, как чувствует себя ребёнок, когда рядом крепкая спина отца.

Его можно было обнять, не боясь, что он воспримет это как-то превратно. Что он попробует к тебе полезть. Можно было почувствовать себя хоть в какой-то безопасности с человеком, которого никогда не покидала уверенность в то время, как вокруг будто собрались все бедствия мира, чтобы сломить тебя.

Дайлин просто не могла пережить это всё в одиночку.

— Я никому не нужна… — взвыла она ему в плечо. — Из-за шрамов я никогда не найду себе никого…

— Дайлин…

— Посмотри на меня, Кондрат! Посмотри на моё лицо! Я уродина и никому теперь не нужна! Меня просто выбросили, и я всегда буду одна!

— Не одна.

— Я умру в одиночестве никем не любимая, я буду совсем одна…

Кондрат хотел возразить, но вспомнил слова одной сотрудницы, работающей в его прошлом мире, что женщинам важно выговориться, а не получать советы. Иногда надо просто стравить давление.

Оставалось лишь обнимать Дайлин, слушая её страхи и боль, пока они не переросли в нечленораздельные всхлипы. И лишь когда её рыдания пошли на спад, Кондрат негромко сказал.

— Ты не выглядишь уродиной, Дайлин. Это шрамы, я понимаю, краше они не делают, но и не делают тебя уродиной.

— От меня отказались…

— Если от тебя отказались потому, что у тебя появились шрамы, значит такой человек тебе не нужен. Бросивший тебя в трудный момент при первой же проблеме — плохой попутчик по жизни.

— Я никому не буду нужна… — всхлипнула Дайлин.

— Они не настолько страшны, как тебе кажется. Благодаря твоей красоте они как… татуировка, придают тебе даже какого-то шарма, какой-то экзотичности. Настоящий мужчина оценит тебя по достоинству. Если справится с тобой, конечно.

— Справится? — пробормотала она, взглянув на Кондрата из-за его же плеча.

— Ты девушка с характером, ему будет сложно покорить тебя. Я даже удивился, когда увидел твоего партнёра, сразу понял, что он тебе не пара.

— Ты так думаешь? — слабо улыбнулась она.

— Он? Покорил тебя? Он покорил только мамину юбку, прячась за ней, — фыркнул Кондрат раздражённо, заставив Дайлин тихо хихикнуть. — Ты необычна, Дайлин, и тот, кто тебя встретит, думаю, он будет безумно рад, что ему попалась такая, как ты.

— Откуда ты знаешь, что так будет?

— Потому что я уже пожил жизнь, и знаю, как это бывает. Не поверю, что ты не найдёшь свою половинку.

Дайлин шмыгнула носом, глядя Кондрату в глаза, после чего прижалась головой к его груди.

— Спасибо, Кондрат… — пробормотала она. — Ты не представляешь, как это много значит для меня…

— Честно признаться, после всего случившегося я теперь в сомнениях, что всё получится…

— Раньше ты не сомневался.

— Раньше всё было иначе, но теперь положение шаткое. Ты сама видишь, что происходит вокруг. Чем дальше, тем больше рисков и неясностей. На кон поставлено абсолютно всё.

— Просто следуем плану, и всё пройдёт гладко.

— Ага, да только с появлением этого Брилль во дворце ситуация теперь обострилась. Ты видела, какой это человек. Он может всё испортить…

— Он не испортит.

— Я не был бы так уверен. Мы уже видели, на что он способен. Этот человек…

— Посмотри в мои глаза и поверь мне, ОН не станет нам помехой…