Между добром и злом. 7 том

Глава 24

У Кондрата возникло мимолётное желание развернуться и уйти. Как можно скорее вернуться в больницу, где сейчас лежала Дайлин…

Но мимолётные чувства были безжалостно задушены. Он нужен был здесь и сейчас, иначе все усилия, как его, так и Вайрина были бессмысленны и бесполезны. А Урден после случившегося с Дайлин точно да оставил кого-то. Поэтому он отбросил все мысли и спросил:

— Какие нужны доказательства, что убийство готовил кто-то другой?

— Любые, которые укажут на это прямо, — спокойно ответил незнакомец.

— Хорошо… — протянул Кондрат. — Вы знаете, кто сжёг квартиру?

— Вестимо, те же самые люди, что готовили покушение. Они подчищают концы. Секретной службе это было невыгодно, ведь тогда теряются улики, которые помогли бы выйти на убийц и заказчиков.

— То есть, все подумали на нас, как на тех, кого видели в ней последней.

— Именно.

— А что, если я бы сказал, что никто из специальной службы не сжигал квартиру? — спросил он. — Что, если бы я сказал, что перед тем, как её сожгли, я и её напарница кое-что нашли в ней?

— Вас бы попросили показать, что вы нашли, — ответил незнакомец, проявив явный интерес.

— У меня это забрали, едва я вернулся в центр. Сказали, что выяснят всё, однако с тех пор я не слышал новостей.

— Это очень плохо, мистер Брилль. Поймите правильно, секретная служба заинтересована в том, чтобы вывести всех причастных на чистую воду. Если вы в этом нам поможете, то тем лучше и для вас, и для нас. Поэтому, всё, что бы вы не нашли, должно быть передано секретной службе. Достаньте это, принесите прямо ко двору, и тогда разговор будет совершенно другим.

— Откуда мне знать, что меня не вздёрнут со всеми вместе с моей напарницей?

— Секретная служба ценит тех, кто верен императору, — ответил тот. — Я сообщу кому следует, что вы можете подойти. Вас не тронут. И если на этом всё, то…

— Ещё один вопрос. Кто был тем человеком, кто рассказал вам про группу из пяти человек?

— Один знакомый, — не ответил он прямо.

— Один знакомый… — повторил за ним Кондрат себе под нос. — И про яд вам тоже кто-то знакомый рассказал, верно я понимаю?

— Абсолютно.

И он ушёл. Просто шагнул за какой-то огромный ржавый механизм с облупившейся краской и растворился. Ни шагов, ни теней — человек просто испарился.

— Что скажешь? — спросил Вайрин. — Интересный индивид, да?

— Скажу, что надо вернуться к Дайлин, убедиться, что с ней всё в порядке, а потом…

А потом надо что-то решать. Он и Дайлин сейчас под подозрением, это как пить дать. И в глазах секретной службы всё выглядит достаточно логично.

Манхауз поддерживает принца. Его люди пытаются устроить покушение, что вполне в их силах с такими ресурсами. Но кто-то сдаёт их, секретная служба устраняет рабочую группу, набранную из уголовников, после чего мчится в квартиру главного координатора, где встречает двух сыщиков. Перестрелка, они отступают, а квартира сгорает со всему уликами. И всё это заговор принца против действующего императора.

Проблема любого расследования в том, что, если ты уверен, что кто-то конкретный виноват, то все свои суждения ты будешь подстраивать именно под него. Они уверены, что это всё Манхауз, и все их выводы направленны именно на него. Возможно, они и правы, однако картина гораздо шире, чем кажется. Потому что на деле…

На деле получается, что всё это проворачивала военная разведка, поддерживающая императора, имея широкие связи за границей и людей, которые умеют работать под прикрытием и собирать рабочие группы. И того, кого секретная служба восприняла за координатора помимо всего был ещё и разведчиком. Специальная служба расследований почти в этом не участвовала, разве что Манхауз забрал жетон — единственное доказательство вины, а он и Дайлин просто попались под горячую руку.

Картина в общем понятна, но, если в скором времени они не найдут опровержение и реальных виновников, и за ним, и за Дайлин придут, потому что считают их одними из участников. За Манхаузом тоже придут, но самое худшее, придут за принцем со всеми вытекающими. Кондрату уже успели рассказать о скверном характере императора, и головы полетят во все стороны. Не ради справедливости, но ради страха. Чтобы другие боялись повторить подобный подвиг, вспомнив, что они не единственные в этом мире. В любом случае, задача была ясно и понятна, хотя всё равно Кондрата мучал вопрос.

А кто конкретно рассказал секретной службе о яде и о рабочей группе в столице?

Боль…

Боль-боль-боль…

Так пробуждалась Дайлин.

Болела голова, болела лицо, болела шея. Настолько, что, открыв глаза, она даже не смогла оглядеться — каждое движение отзывалось адской болью. Да и видела она как-то странно, как-то… иначе. Только поднеся руку к лицу и потрогав его, Дайлин осознала, что вся её правая сторона была перебинтована. Хотелось спросить, что за чертовщина, но язык не поворачивался, в горло будто песка насыпали. Хотелось пить, но ещё сильнее хотелось закрыть глаза и провалиться обратно в темноту, в которой она провела всё это время. Никаких вопросов по поводу того, что с ней или где она, хотелось просто спать.

Дайлин сама не заметила, как провалилась во тьму, чтобы вынырнуть обратно в реальность. Обстановка изменилась.

Теперь в помещении было темнее, заметно темнее, и первая осознанная мысль, которая проскочила у неё в голове — вечер. На улице вечер.

Ей было всё так же плохо. Голову было поворачивать так больно, что хотелось плакать, но зато сознание немного прочистилось. В её затуманенном разуме появился вопрос, что произошло, и где она сейчас. И как ответ, в голове начали всплывать картины недавнего для Дайлин прошлого. Была квартира, в которую она пришла с Кондратом, была какая-то шкатулка, а потом кто-то пришёл…

И всё, остальное как обрубило. Почему-то вспоминалось напряжённое, даже напуганное лицо Кондрата, который что-то ей говорил, кровь на его руках и…

И всё, больше Дайлин ничего не могла вспомнить. Но уже по тому, что всплыло в памяти, можно было с уверенностью сказать, что ничем хорошим это не закончилось. Рука ещё раз потрогала перебинтованную шею и часть лица. Её ранили? В лицо? Что с лицом?

Для любой девушки внешность была самым важным, особенно для незамужней. Можно говорить что угодно, но встречают всегда по обёртке, и Дайлин, успевавшая познакомиться с этим миром, давно это усвоило. Это парней шрамы красят, говоря об их подвигах, но почему-то к женщинам отношение было диаметрально противоположным…

Паника уже начала подкрадываться к горлу, но вместо того, чтобы поддаться ей, Дайлин сделала то, чем учил её Кондрат — сосредоточилась на совершенно других вещах.

Она попыталась сесть, и у неё это отлично получилось, пусть шея пару раз стрельнула болью. Ноги двигались, руки двигались, шея… было больно, но тем не менее понятно, что она не прикована к постели. А ещё никаких других повреждений она и увидела. Про лицо Дайлин старалась не думать вообще. Сейчас надо было думать о…

О жажде! Пить хотелось так сильно, что горло дерёт. И хотелось позвать кого-нибудь, чтобы принесли воды, но из горла вырывались лишь хрипы. Больно. Больно даже говорить. Судя по помещению и её больничному халату, она сейчас в больнице, но время позднее, и не было слышно ни звука, поэтому надеяться, что кто-нибудь сейчас к ней заглянет и поможет, не приходилось.

Дайлин легла обратно и укрылась, уставившись в потолок. И она даже не заметила, как провалилась в полудрёму. Но зато сквозь покров дремоты она услышала, как скрипнула дверь. Кто-то вошёл её проведать, судя по тяжёлым шагам. Но прежде, чем она успела проснуться и вынырнуть из тёплых объятий сонливости… её лица коснулось что-то мягкое.

Дайлин даже не пошевелилась. Просто не поняла, что происходит. А потом давление усилилось. На нос, на раны. Стало больно. Но что ещё хуже, стало почти невозможно дышать! Да её же душили! Кто-то пришёл и начал её душить!

Дайлин тут же забилась. Она вцепилась пальцами в руки убийцы, но ногти воткнулись лишь в плотную кожу верхней одежды. Всем телом Дайлин начала извиваться, даже пыталась лягнуть того, кто медленно и неумолимо отнимал у неё жизнь, однако сил совсем не было, лишь слабые попытки. Да и будь она полна сил, куда ей было сопротивляться убийце, который навалился с подушкой сверху?

Хватка не ослабевала в отличие от её попыток. Воздуха не хватало, лёгкие горели огнём, паника захватывала всё сильнее и сильнее, делая её сопротивления всё отчаяннее и вместе с тем слабее. Она не могла бороться на равных с тем, кто тем более напал первым исподтишка.

А надо ли?

Говорят, что человек проявляет себя лишь в те мгновения, когда речь идёт о его жизни. Проявляет себя, как человек, который паникует и не может ничего сделать, кроме как визжать и биться в истерике от страха. Или тот, кто способен в последние секунды собственной жизни собраться и дать бой неприятелю.

И в последние секунды утекающей жизни Дайлин внезапно вспомнила одно важное правило, которое ей пытались однажды вталдычить — нет честной драки, это не спорт, есть только те, кто вышел победителем и проиграл. А в драке все способы хорошие.

И её ладони разжались, отпустив руки убийцы. Но не для того, чтобы сдаться, а чтобы нащупать его тело, опуститься ниже и проникнуть меж полами пальто к брюкам, где найти самую главную уязвимость любого мужчины. На ней её острые коготки и сжались. Ни брюки, ни нижнее бельё не спасло от такой хватки, а Дайлин начала их ещё и выкручивать, словно пытаясь вырвать с корнем.

Давление тут же пропала, и она, кажется, даже услышала намёки на первое сопрано. Сбросив с лица подушку, Дайлин резко села, сделав несколько глубоких вдохов. Она не обратила внимания ни на прострелившую боль шею, ни на отдышку — всё её внимание было обращено на человека, словно тень или призрак дурного сна стоявшего прямо напротив её кровати. Только сейчас он корчился от боли, явно не ожидавший такого сопротивления.

Пользуясь неожиданностью, Дайлин бросилась прямо на него… и рухнула на пол. Ноги просто отказались её подчиняться после столь долгого пребывания в постели. И вместо того, чтобы прыгнуть на него, она врезалась ему в живот и повисла на пальто, утягивая за собой. Мгновение, и они оба оказались на полу.

Не успела Дайлин что-либо предпринять после неудачной атаки, как незнакомец оказался сверху. Его большие крепкие ладони сошлись на её шее, и Дайлин опять душили. Шею пронзила парализующая боль. Казалось, что ей пытаются раздавить шею. Сознание начало стремительно угасать.

Ей не хватало силы сбить его хватку с шеи, как бы она не лупила. Её руки просто физически не могли дотянуться до его лица. И будто подчиняясь какому-то внутреннему голосу, она внезапно просунул своих руки прямо меж его, после чего резко развела в стороны, ударив ровно по сгибам локтя противника. Его руки от неожиданности подогнулись, и убийца оказался едва ли не нос к носу к Дайлин, после чего она сделала то, что оставалось в этой непростой ситуации.

Ткнула ему пальцами прямо в глаза.

Ткнула что было сил ногтями прямо в эти блестящие, как стёкла, и такие же пустые бездушные глаза.

Эффект был мгновенным. Он вскрикнул как девчонка и отпрянул назад. Не услышать его было невозможно. Дайлин, воспользовавшись заминкой, открыла рот… и смогла выдавить вместо крика о помощи лишь хрип. Ноги оставались всё такими же ватными и не послушными, поэтому она поползла прочь из палаты, пока незадачливые убийца шипел и слепо пытался встать, держась за глаза.

Дверь была открыта, и было достаточно толкнуть, чтобы оказаться снаружи. Здесь, прямо напротив двери сидел и мирно спал какой-то мужчина. Нет, не просто спал, казалось, что он застыл восковой фигурой. Быстро перебирая ногами, она подползла к нему, дёрнула за ногу и… ничего.

Человек был без сознания.

А потом раздался грубый тихий голос.

— Ты издеваешься? — ещё один человек в плаще, что и первый. — Ты не можешь справиться с бабой?

— Тупая шалава… она мне глаза выткнула… ­— прошипел второй. — Грёбанная шлюха…

— Не верится…

— Сам попробуй! — рыкнул тот негромко.

— Ладно, плевать помоги её затащить обратно.

Дайлин пыталась кричать, но горло лишь хрипело. Она пыталась ползти на руках, но смогла преодолеть метра три, прежде чем её поймали и поволокли обратно в палату. Цеплялась ногтями за стыки каменных плит и ломала их. Её заволокли обратно в комнату и придавили к полу, закрыв за собой дверь.

— Поправь кровать. Надо сделать как положено…

— Да какой! Сначала придушим, потом заправим, а то сейчас брыкаться опять будет… — прорычал обиженный.

— И то верно, — согласился второй.

Дайлин продолжала хрипеть в попытках закричать прежде, чем тот самый с проткнутыми глазами взял подушку с кровати и навис над ней.

— Держи её крепче, — сказал он второму, после чего прошипел. — Спокойной ночи, сука…

И её накрыли подушкой. Придавили так, что затылок с болью вжался в пол. Сколько она сможет продержаться без дыхания, вырываясь? Недолго, минута, может две, а потом просто задохнётся, раздираемая болью в груди от кислородного голодания. Значит так она умрёт? Просто будет задушена подушкой в собственной палате?

Она сопротивлялась, но попробуй дай отпор, когда на тебе сидит вот такая девяностокилограммовая туша, а другая душит подушкой. Она бы плакала от бессилия, если бы на это было время. Её содрогания становились всё слабее, лёгкие горели всё мучительнее и сильнее, и казалось мир прощается, когда всё резко изменилось.

Какой-то громкий голос, после чего вскрик и выстрел. Его было слышно даже через подушку в умирающем сознании. Хватка тут же ослабла. Тело, которое прижимало её к полу, обмякло. Дайлин сорвала с лица подушку и быстро окинула взглядом помещение. Один из убийц сейчас лежал на ней мешком, но второй…

Он вскинул пистолет и выстрелил куда-то в проход. Послышался вскрик, но Дайлин не обратила на него никакого внимания. Она лихорадочно рылась в пальто подстреленного человека, пока пальцы не нащупали холодную деревянную рукоять. Ловким движением она выдернула пистолет ровно в тот момент, когда убийца обратил свой взгляд на неё.

Оба замерли на секунду.

В его глазах появилось удивление, но убийца среагировал быстро. В то же мгновение он бросился прямо на Дайлин, надеясь перехватить пистолет.

Ещё один выстрел огласил больницу.

Кондрата разбудил настойчивый стук и ругань за дверью.

Первая его реакция? Кондрат достал пистолет. При чём достал он пистолет не простой, а тот самый, что одолжил Дайлин. Сейчас ей, пока она в больнице, он ни к чему, а вот ему может пригодиться отстреливаться от целой армии. Но подойдя к двери, всё напряжение сняло как рукой.

— Это я, Кондрат, открывай быстрее! — раздался голос Вайрина.

Но лишь на время.

— Быстрее, собирайся, — запыхавшись, ввалился он в квартиру.

— Что случилось? — и в это же мгновение Кондрат догадался. А Вайрин лишь озвучил его мысли.

— Как ты и думал, за Дайлин пришли.

Больше слов не требовалось. Не прошло и пяти минут, как он уже был одет и сидел в экипаже рядом с Вайрином.

— Поверить не могу, мы ведь только сегодня днём были там! — сокрушался тот. — Там же даже охрану поставили, и, вашу мать, на тебе! В центре города! Посреди дня!

— Ночи, — подсказал Кондрат глухо, не сильно прислушиваясь.

— Да, ночи! В наше время даже в туалет нормально не сходишь, чтобы с тобой приключение не случилось!

Какие там приключения были у Вайрина с ночными подходами в туалет, его интересовало меньше всего. Все мысли крутили вокруг Дайлин, которую они навестили только сегодня днём. И действительно, у её дверей была охрана. Кондрат даже не поленился зайти к Урдену и предупредить об опасности. Ему он доверял больше в свете последних событий, чем Манхаузу, потому что тот был лично заинтересован в безопасности Дайлин, когда второй ввязался в сложную политическую игру. Но по итогу…