Мажор на побегушках, или Жестокая дворянка (СИ)

Глава седьмая, в которой героиня организует заговор

Ульяне едва хватило сил изобразить если не радость, то хотя бы благодарность за «родственную поддержку». А вот духу высказать Ольге Леонидовне и Жоржу все, что накопилось, не достало. Все же вдова князя! Ульяна очень боялась, что скандал вокруг имени Белозерских бросит тень на отца. А в том, что неповиновение и строптивость Ольга Леонидовна с братом не простят, Ульяна не сомневалась.

Может, и не хватало ей смелости и решительности урожденной княжны, но так уж распорядилась судьба. Ульяна не знала, отчего так долго отец называл ее воспитанницей, и лишь перед самой смертью признал родной дочерью. Об этом ей никто не рассказывал: или не знали, или не хотели ворошить прошлое. Петр Фомич так прямо и сказал, мол, забудьте и примите, как есть, не принесет то знание радости.

Оттого Ульяна и чувствовала себя не на своем месте. Оттого и не могла категорически противиться произволу названных родственников. Приходилось приспосабливаться, лукавить и притворяться. Вот и еще причина уехать в Стожары, как можно быстрее! Но теперь это ничего не изменит…

Ночь Ульяна провела в молитве: просила наставить на путь истинный, подсказать решение. О здравии раба божьего Георгия молилась. О заступничестве просила святую Иулианию, свою небесную покровительницу. И уж в который раз думала о том, не зря ли отказалась от мысли уйти в монастырь.

Если вспомнить, то хорошо Ульяне жилось лишь в Стожарах: вольготно, весело, беззаботно. А хуже всего было после выпуска из института. Тогда Ульяна даже на улицу выходить боялась, тогда и появилось желание спрятаться от мирской жизни в монастыре.

Но не с такими мыслями уходят служить Богу. Как-то все наладилось, Ульяна приспособилась к жизни, исправно выполняла обязанности гувернантки… До нового поворота — завещания князя Белозерского.

Утро Ульяна встретила в саду. Летом светало рано, но дом еще спал, даже слуги не начали кипучую деятельность, досматривали сны. Завернувшись в шаль, Ульяна сидела в беседке, слушала пение птиц и размышляла, нет ли способа избежать компании Ольги Леонидовны и Жоржа. Да так задумалась, что не заметила, как к беседке кто-то подошел.

— Ваша светлость?

От неожиданности Ульяна чуть не подпрыгнула на месте. Удалось сдержаться, но сердце бешено заколотилось от испуга. Впрочем, он длился недолго.

— Егор? — удивилась она. — Что-то случилось?

— Нет, — ответил он, подходя ближе.

— Ты как себя чувствуешь?

— Норм. То есть, хорошо, спасибо.

— Тебе легче? — Она сделала вид, что не заметила непонятного слова.

— Определенно. А вы почему здесь?

Егор остановился буквально в двух шагах от Ульяны, и она чувствовала необъяснимую тревогу. Вроде бы и нет повода бояться этого мужчины. И есть повод, ведь у него не все в порядке с головой.

— Я должна отчитываться? — спросила Ульяна высокомерно.

Гувернанткой она научилась твердо разговаривать со слугами, не позволяла себе забыть, что ее положение все же выше, чем у крепостных.

— Нет, ваша светлость, — мирно произнес Егор. — Это я к вам… с отчетом. Правда, не думал, что встречу вас так рано.

Говорил он складно, и это немного успокоило Ульяну. Похоже, приступ безумия благополучно закончился.

— С каким еще отчетом? — вздохнула Ульяна. — Я ни о чем не просила.

— Знаю.

Она вдруг поняла, отчего рядом с Егором тревожно. Он вел себя не так, как обычный слуга. Наглецов и без него хватало, но все же рядом с ней все стояли, опустив глаза долу, говорили чаще робко, словно боясь чего-то. А этот мужчина вел себя, как свободный и уверенный в себе человек. Наверное, это из-за того, что учился он в университете. Но вот почему князь не дал вольную ни ему, ни Петру Фомичу, если так ценил, Ульяна не понимала.

— Я вас напугал, ваша светлость. — В голосе Егора Ульяне слышалась насмешка. — Неподобающим поведением. Мне жаль. Этого больше не повториться.

— Ничего. — Ульяна поежилась. — Ты же был болен.

Неужели господь услышал ее молитвы? Хоть за Егора можно не переживать.

От странного облегчения на глазах выступили слезы. Ульяна быстро отвернулась, но Егор успел их заметить. И как разглядел в утренних сумерках!

— Вы… плачете? — спросил он растерянно. — Из-за меня?

— Ох, конечно же, нет! — воскликнула Ульяна. — Как будто без тебя проблем мало!

— Так поделитесь ими со мной, — предложил Егор. — Я же ваш управляющий. Я могу помочь?

— Тут только чудо поможет…

— Расскажите. Авось пригожусь.

И говорил он не так, как слуги. Кто жил в барском доме, привыкали к правильной речи. Тот же Петр Фомич умел благородно изъясняться. Но все же какие-то словечки, впитанные с молоком матери, выдавали происхождение. А Егор словно подбирал слова, но и когда забывался, деревенским олухом не выглядел.

Ульяна сдалась, поделилась с Егором своей бедой. Все равно больше не с кем. Петр Фомич тоже выслушал бы, но его трудно застать одного, без чужих ушей. И, пожалуй, расстроился бы он, а в его возрасте это ни к чему.

— Значит, вам нужно, чтобы мачеха с сыном остались в Москве? — по-деловому уточнил Егор, едва Ульяна замолчала.

— Да где угодно! Только бы не ехали со мной в Стожары…

— Я подумаю, что можно сделать.

Ульяна испугалась, так грозно это прозвучало.

— Только без вредительства, — предупредила она.

— Переговоры мирным путем? — усмехнулся Егор.

— Не получится с ними договориться…

— Посмотрим. Обещать ничего не буду, но постараюсь.

— Только так, чтобы и ты не пострадал.

Егор одарил ее заинтересованным взглядом и определенно воздержался от какого-то замечания.

— Ваша светлость, может, пару слов скажете о мачехе? Что она за человек? Я и у дворовых расспросить могу, но это будет дольше и подозрительнее.

— А что ты хочешь о ней знать? — удивилась Ульяна.

— Слабые места ищу. Какие у нее привычки, характер… И о сыне ее расскажите.

— Осмотри-ка все вокруг, — велела Ульяна. — Не сидит ли кто в кустах.

Навряд ли Егор успел вступить в сговор с кем-то из соглядатаев Ольги Леонидовны. А его она подозревала, но все же отчего-то доверилась.

— В кустах?! — удивился Егор.

— В кустах, — кивнула Ульяна. — Вроде спят все, но я не хочу рисковать. Ты ж вот не спал.

— Да я выспался, благодаря травкам. А сейчас деда уложил. Кровать-то у нас одна.

— В людской места не нашлось? Я распоряжусь.

— Я и не искал…

Егор осекся, махнул рукой и полез в кусты. Они затрещали, распугивая птиц и тревожа комаров. Вернулся Егор, отряхиваясь от утренней росы.

— Никого, — сообщил он.

Только тогда Ульяна рискнула дать честную характеристику Ольге Леонидовне и Жоржу.

— Она жадная, — понизив голос, сказала Ульяна. — Прижимистая. Но для сына ничего не жалеет. А еще суеверная. Сглазу боится, в приметы верит. А он… с виду галантный, воспитанный, но мне говорили, он игрок. Вроде как матушкино состояние промотал. Но это, пожалуй, сплетни…

Она покраснела, так непривычно было говорить гадости, пусть и правдивые. Да и кому! Почти незнакомому человеку, мажордому…

— Не смущайтесь вы так, ваша светлость, — подбодрил ее Егор. — Кое-какая мысль есть, как вам помочь. Обещать не буду, но постараюсь. Сколько времени до отъезда?

— Да откуда мне знать, — вздохнула Ульяна. — Сейчас же все переиграют, сборы начнутся…

Она махнула рукой и вдруг чихнула.

— Э, да вы замерзли, — заметил Егор. — Идите в дом.

«Пожалею или нет, доверившись ему? — размышляла Ульяна, крадучись пробираясь в свою комнату. — Да чего уж теперь! Назад пути нет».