После того, как Егор сказал Ульяне правду о том, кто он, его дни протекали скучно и однообразно. Ульяна ожидаемо потеряла к нему интерес, но и у Егора ничего не ёкало, когда он видел ее вместе со Львом. Всё встало на свои места.
Егор исправно занимался хозяйством, а в свободное время, что выпадало редко, откровенно хандрил. Вскоре после похорон Жоржа начались приготовления к свадьбе, и тосковать стало некогда. Егор твердо решил, что не будет выполнять работу спустя рукава. В конце концов, Ульяна никому не выдала его тайны, не сдала в сумасшедший дом. Он мог отблагодарить ее только тем, что хорошо выполнял свои обязанности.
За заботами промелькнуло лето. Урожаем, заготовками и дождями запомнилась осень. Православное Рождество Егор впервые в жизни встретил до наступления Нового года, а не после, ведь Россия еще жила по юлианскому календарю.
К Рождеству дед прислал из Москвы подарки: открытку, коробку с фигурными пряниками и несколько мандаринов. Сладости и фрукты Егор отдал детям, жившим в Стожарах. Его мандаринами сложно удивить, а тут они только входили в моду, слыли диковинным угощением даже среди знати.
Егор тоже загодя отправил деду подарок — теплую шубу из беличьего меха. Все же, как ни крути, единственный родственник. Кто еще о нем позаботится?
«Мне еще повезло, — уговаривал себя Егор, когда тоска по родному дому становилась особенно невыносимой. — Сыт, обут, одет. Деньги водятся. Хозяйка добрая…»
Но все чаще видел он сны: дедушку в любимом кресле, с газетой или книгой в руках, бабушку за круглым кухонным столом, с чашкой из знаменитого сервиза «Кобальтовая сетка». А то и Янку — румяную, с блестящими глазами и сладкими губами. В ее взгляде не было прежней ненависти, а только грусть.
«Вернись… — шептала она. — Егорушка, пожалуйста, вернись…»
А он и рад бы послушаться, да не знал, как. Не к ведунье же идти! Она — старая обманщица, да и только.
На венчании Ульяны и Льва Егор присутствовал исключительно из вежливости. Лев лично пригласил его, сказал, что им с Ульяной будет приятно.
— А после вещи собирать? — вздохнул Егор.
— Зачем? — Лев притворился, что не понял его.
— Не знаю. В деревню? — предположил Егор. — Куда вы меня отправите?
— Глупости, — сказал Лев. — Мы с Ульяной будем жить у меня, а Стожарам нужен управляющий. Или ты сам хочешь уехать?
— Хотел бы, да далеко то место, куда мне нужно, — ответил Егор.
— Впрочем, Ульяна всем бумаги выправит, вольные, — продолжил Лев. — И предложит работу, за деньги. Кто хочет остаться — останется, а кто нет — неволить не будем. Поступай, как знаешь. Однако… Полагаю, нам с Ульяной будет спокойнее, если хозяйство в Стожарах останется на тебе.
И все же Егор еще не решил, что делать. Вспомнить бы еще, что дед рассказывал о Старшовых! Ведь он точно знал, остался ли их предок рядом с Громовыми или обустроился где-то в Москве. В одном Егор был уверен: квартира, где он жили с дедушкой и бабушкой, находилась в бывшем доходном доме, что принадлежал их предку. Но позже, перед революцией. Может, это будет сын Егора? Или даже внук?
Гуляли в Стожарах на славу: пир горой, вино рекой, шум, песни и пляски во славу молодых. И ничего, что жених и невеста не здесь. Пили за их здоровье исправно. Собрались крестьяне из всех близлежащих деревень.
И бабка Устинья пришла.
Егор увидел ее издали, но не подошел. Зачем? Одно расстройство. Да и некогда ему. За всем нужно уследить: чтобы еды и питья вдоволь, чтобы не подрался никто, чтобы подарки всем достались.
Бабка Устинья сама его нашла. После, когда старики разошлись по домам, а молодежь грелась у костров и пела песни. Егор присел на лавку за опустевшим столом, чтобы передохнуть.
— Ну что, милок, не справился с заданием? — спросила бабка Устинья, пристраиваясь рядом.
— Не захотел, — ответил Егор коротко.
— Чего-сь не захотел?
— Справляться не захотел, — терпеливо пояснил он. — Ломать жизнь Ульяне не захотел. Признаваться в любви нелюбимой не захотел. Выбирайте любой ответ, любой верным будет.
— А что ж, не мила тебе Ульяна? — вроде бы удивилась бабка Устинья.
— Не мила, — твердо сказал Егор. — Янку я люблю. Она моя истинная любовь.
— Понял все-таки… — протянула бабка Устинья. — А я в тебя не верила. Думала, польстишься на богатства княжны.
— Если у вас все, я, пожалуй, пойду. — Егор поднялся. — Дел еще много.
— А ты не спеши, милок. — Бабка Устинья схватила его за рукав. — Сядь от, поговорим.
— О чем? — устало поинтересовался он, опускаясь обратно на лавку.
— Прав ты, касатик. Поцелуй истинной любви может подарить тебе только та, другая… — вздохнула бабка Устинья. — Я те больше скажу, это вот-вот случится. И тогда ты вернешься туда, откуда пришел.
— Вернусь? — Егор горько усмехнулся. — Хватит, бабушка. Я в сказки не верю.
— Пять минут у тебя, — сказала бабка Устинья. — Попрощаться ни с кем не хочешь?
— Попрощаться? — Егор нахмурился. — Вы серьезно?
— Серьезней некуда.
— Погодите… А как же… А тут я исчезну?
— Нет, конечно. Настоящий хозяин этого тела вернется.
— Но он же… Все же поймут, что он — не я! И как же он…
В голове у Егора зашумело, как обычно, когда он пытался представить все эти перемещения души в одном теле.
— Не поймут, — пообещала бабка Устинья. — Он будет помнить, как привез княжну в Стожары, как трудился управляющим — и ничего боле. Ваши разговоры, ваши приключения… это только ваши с княжной воспоминания.
— Обещаете? — сглотнул Егор.
— От те крест. — Бабка Устинья размашисто перекрестилась. — Поспешил бы ты, касатик. Времени мало осталось. А ты, небось, весточку княжне оставить захочешь.
Егор кивнул и бросился в дом. И сам не понял, как опять поверил ведунье. Схватил листок бумаги, перо и чернила, написал Ульяне о том, что возвращается, поблагодарил за все хорошее, что она для него сделала. Только и успел, что запечатать конверт, как в глазах потемнело.
И дернуло Егора сквозь какой-то водоворот, сквозь сполохи света, сквозь пространство и время. Лишь на мгновение перед мысленным взором возникла картина: Янка склоняется над ним, лежащим на больничной койке, и целует в губы. Легко, едва касаясь. А после…
Москва, 2023 год
— Петр Фомич! Аглая Никитична! Он очнулся! Очнулся!
Звонкий голос Янки, отчего-то с рыданиями, привел Егора в чувство. Он пошевелился, но почувствовал какое-то онемение во всем теле. Открыл глаза — и уперся взглядом в белый потолок. Чуть повернул голову — и увидел аппарат с мигающими лампочками и экраном с кардиограммой, капельницу, торчащую из руки.
— Егор! Ты меня слышишь? Ты меня видишь?
Рядом с кроватью появился дедушка, такой знакомый и родной, в обычном костюме и белом халате поверх него. Засуетились и забегали врачи и медсестры. А Янка, к сожалению, исчезла.
— Ты был в коме несколько дней, — сказал дедушка позже, когда врачи измерили все, что могли измерить, а медсестры выкачали из вены с десяток пробирок крови.
— Сколько? — спросил Егор.
Он все еще с трудом ворочал языком, а тело плохо его слушалось, но ему сказали, что это пройдет.
— Десять дней, — вздохнул дедушка. — Ты неудачно ударился головой, когда упал.
Значит, путешествие в прошлое было лишь сном. Странно, что он прожил там столько месяцев: все лето и осень, половину зимы. А здесь прошло всего десять дней.
Всего? Десять дней, что стали адом для его родных.
— Прости, — произнес Егор. — Я не хотел… вас огорчать.
— Все хорошо, Егорушка. Все хорошо, — повторял дедушка, держа его за руку.