Ларин Петр и волшебное зеркало

ГЛАВА 8

Весёлый кит огорчает капитана. Ты слишком бросаешься в глаза. В тумане. Чёрные гиганты. Предъявите дурака! Взятки и угрозы. Железо не плавает. Так держать, юнга!

К вечеру ветер улёгся, на море наступил мёртвый штиль, и паруса на мачтах «Каракатицы» бессильно обвисли. Тем не менее судно продолжало резво бежать вперёд, рассекая острым форштевнем гладкую, как зеркало, поверхность океана. Перед самым закатом Петру удалось увидеть гигантского синего кита, который неожиданно всплыл из морской пучины по левому борту. Кит был совсем не такой, как те, что водятся в земных океанах; больше всего он напоминал картинку из детской книжки. У него была такая же круглая спина, огромные весёлые глаза и широченная, чуть ли не в половину похожего на громадную каплю туловища, дружелюбная улыбка. Заметив корабль, кит приветственно помахал плавником (Пётр не поверил собственным глазам, но что было, то было), а потом перевернулся на спину и трижды ударил по воде огромным хвостом, подняв в воздух целые тучи брызг. Несмотря на одолевавшие его грустные размышления, Пётр засмеялся при виде этого весёлого представления и помахал киту рукой. Но капитан Раймонд, который стоял рядом с ним на мостике и смотрел на кита в большую подзорную трубу, почему-то не развеселился, а, напротив, помрачнел и впал в задумчивость.

Потом огненный шар солнца коснулся воды, и наступили быстротечные южные сумерки. На мачтах «Каракатицы» вспыхнули яркие жемчужно-розовые огни; медный корабельный колокол сам собой прозвенел, отбивая склянки. Судовой кок подал ужин, состоявший из жареной рыбы, приправленной какими-то пряными водорослями, зеленоватого хлеба, отдающего морской капустой, и крепко заваренного настоя каких-то неизвестных Петру трав, заменявших, по всей видимости, чай. Уплетая рыбу и запивая её чаем, Пётр поглядывал на капитана. Старый морской волк вяло ковырялся в своей тарелке и молчал, время от времени поднимая взгляд к горизонту. Он явно чего-то ждал, и вскоре Пётр понял, чего именно.

Когда с ужином было покончено и грязная посуда своим ходом отправилась на камбуз мыться, на горизонте показалась полоска тумана. К этому времени уже почти стемнело, и белёсая пелена была отлично видна на тёмно-синем фоне вечернего неба.

Капитан Раймонд помянул морского дьявола, встал с бочонка, на котором до этого сидел, долго что-то бормотал, недовольно шевеля бородой, и, наконец, сердито продекламировал:

«Каракатица» замедлила ход и, наконец, совершенно остановилась. Поднятые паруса повисли, как тряпки, крупные незнакомые звёзды ярко сияли в окончательно потемневшем небе, споря с горевшими на мачтах корабля фонарями. Почти вся команда «Каракатицы» собралась на носу, с тревогой наблюдая за тем, как с востока на судно надвигается белёсая стена густого тумана. Пётр остановил капитана, который, громко стуча башмаками, расхаживал взад-вперёд по мостику, и спросил:

— Что случилось, капитан? Чем все так озабочены? Неужели вы боитесь обыкновенного тумана?

— Это не обыкновенный туман, — мрачно пыхтя трубкой, ответил капитан. — Тебе ещё многое предстоит узнать, паренёк, прежде чем ты с полным правом сможешь называться хотя бы юнгой. М-да… И вот ещё что, чужестранец. Если… — он странно замялся, теребя разлохмаченную бороду, — в общем, если что, ты лучше помалкивай. Говорить буду я, понятно? Притворись немым… Хотя о чём это я? Немому на корабле делать нечего, от него же никакого проку… Короче, молчи и не отвечай ни на какие вопросы, кто бы их тебе ни задавал. Ты хорошо меня понял?

— В общем, да, — неуверенно сказал Пётр, который, по правде говоря, не понял ровным счётом ничего.

— На флоте принято отвечать: «Слушаюсь, капитан», — проворчал капитан Раймонд и, не дожидаясь ответа, повернулся к Свистку. — А тебе, свистулька, я очень советую спрятаться подальше и не высовывать наружу свой любопытный нос, пока всё не кончится. Притворись, что тебя нет.

— Ещё чего, — заартачился строптивый Свисток. — С какой это радости? Я…

— Ты отправишься прямиком на дно, если не сделаешь, как я сказал, — предупредил его капитан. — Учти, мне не до шуток. Если ты хоть чуточку предан своему другу…

— Ну, если вы так ставите вопрос… — протянул Свисток. — Что ж, это меняет дело. Но учтите, хоть меня и не видно, я начеку.

С этими словами он свернулся улиткой, спрятал лапки, зажмурился и бесшумно соскользнул в своё укрытие — то есть в карман Петровых брюк.

— Между прочим, — послышался оттуда его приглушённый голос, — здесь намечается дырка. Я могу потеряться!

Пётр не ответил. Он во все глаза смотрел на капитана, озадаченный его загадочным поведением, но капитан уже перестал обращать на него внимание. Он снова стоял у перил мостика, вглядываясь в наползающий туман. Потом он будто спохватился, обернулся к Петру и сказал:

— Тебе лучше спуститься вниз и смешаться с командой, паренёк. И постарайся сделать что-нибудь со своей одеждой. Ты слишком бросаешься в глаза.

«Кому?» — хотел спросить Пётр, но промолчал: капитан явно не был расположен к долгим объяснениям.

Он спустился с мостика и первым делом занялся своей одеждой. Он не знал, что имел в виду капитан, советуя ему не выделяться из команды, но сделал всё, что мог. Для начала Пётр разулся и спрятал кроссовки вместе с носками под бухтой просмоленного каната. Затем он закатал брюки до колен, снял рубашку и обвязал её вокруг головы на манер платков, которые, как он заметил, заменяли половине команды головные уборы. Закончив с этим, он посмотрел на капитана и поймал на себе его одобрительный взгляд. Осторожно ступая босыми ногами по тёплой дощатой палубе, Пётр прошёл на нос. Кто-то подвинулся, давая ему место у фальшборта, и он стал Еместе со всеми смотреть, как надвигается туман.

Честно говоря, смотреть было не на что. Уже совсем стемнело, и носовой фонарь освещал только небольшое пространство перед бушпритом «Каракатицы». Розовый свет фонаря отражался в чёрной воде, и было видно, как на него сплываются рыбы, глупо тараща из-под воды круглые бессмысленные глаза. За продвижением тумана можно было следить только по звёздам, которые одна за другой гасли, проглоченные невидимой серой пеленой. Стоять у фальшборта и смотреть в темноту было скучно да вдобавок ещё и тесно, и Пётр давно ушёл бы, если бы не приказ капитана, велевшего ему находиться в гуще команды. Оглянувшись, он увидел горевший на мостике фонарь — не колдовской, а обычный, масляный — и капитана Раймонда, который беспокойно расхаживал по мостику из конца в конец, время от времени с тревогой вглядываясь в ночную тьму. Собравшиеся на баке матросы молчали. Все они явно ждали чего-то плохого. Чего именно, Пётр не знал, а спрашивать было неловко.

Потом в круг света, отбрасываемый носовым фонарём, бесшумно вползли первые пряди тумана. Косматые, белёсые, они жутковато шевелились над самой поверхностью воды, как щупальца какого-то призрачного морского чудовища. На носу кто-то громко вздохнул и сказал:

— Всё-таки не пронесло.

— Не пронесло, — уныло согласился другой голос.

— Тише вы, балаболки, — угрюмо произнёс бородатый боцман в кожаной безрукавке на голое тело. — Хотите, чтобы, вас услышали?

Разговоры умолкли, и люди начали понуро разбредаться по палубе, потеряв всякий интерес к происходящему. Между тем туман придвинулся вплотную, навис над «Каракатицей» плотной белёсой стеной и вскоре проглотил корабль целиком — от носа до кормы и от ватерлинии до клотика. Розоватый свет фонарей едва пробивался сквозь этот серый кисель; вытянув перед собой руку, Пётр не смог разглядеть собственные пальцы. Туман был сырой и холодный, и голый до пояса Пётр начал мёрзнуть. Заметив это, кто-то из матросов набросил ему на плечи свою брезентовую куртку. Куртка была твёрдая, как жесть, и пахла смолой и рыбой. Пётр благодарно кивнул. Ему сразу стало теплее.

Потянулись тоскливые, ничем не заполненные минуты. Все по-прежнему чего-то ждали. Петру было тяжелее всех, потому что он не знал, чего ждёт. Кроме того, поведение капитана, которое при свете звёзд показалось ему просто загадочным, теперь, в тумане, стало выглядеть попросту пугающим. Похоже, Свисток придерживался того же мнения, потому что не подавал никаких признаков жизни, как будто его и впрямь здесь не было.

Потом в серой туманной мгле возник странный рокочущий звук, показавшийся Петру удивительно знакомым. Капитан Раймонд на мостике вполголоса помянул чёрта; со стороны камбуза донёсся протяжный тоскливый вздох толстого кока. Звук приблизился, стал громче, и вскоре в тумане загорелся красный фонарь. Он трижды вспыхнул и погас; капитан отдал команду, бородатый боцман с огромной неохотой пробормотал заклинание, и на грот-мачте «Каракатицы» потух розовый фонарь, а на его месте разгорелся ярко-зелёный.

Тогда странный металлический рокот в тумане стих, и снова стал слышен негромкий плеск волн. Пётр заметил, что туман уходит, рваным серым одеялом сползая от носа к корме. Наконец палуба полностью очистилась от косматых сырых прядей, и в то же мгновение впереди вспыхнул ослепительно яркий свет. На палубе «Каракатицы» стало светлее, чем днём. Каждый гвоздь в обшивке, каждая деталь такелажа были видны до мельчайших подробностей, как сквозь увеличительное стекло. Слепящее световое пятно медленно приближалось; на него было больно смотреть, и Пётр поневоле отвернулся.

— Постройте команду, капитан, — раздался в тишине громкий, как из мощного репродуктора, голос.

Голос был какой-то металлический, совершенно лишённый интонации и даже слегка дребезжащий, как будто говорили в дырявое жестяное ведро. От него закладывало уши и почему-то хотелось сжаться в комочек и сделаться незаметным. Свисток в кармане у Петра при звуках этого голоса беспокойно шевельнулся и опять затих, затаился.

— Да уж не без этого, — проворчал капитан. — Команде построиться на деке! — зычно приказал он и стал спускаться с мостика, тяжело топая своими грубыми башмаками. Лицо у него было хмурое и даже злое, но, как только капитан очутился на палубе и повернулся лицом в ту сторону, откуда доносился металлический голос, на нём расцвела льстивая улыбка.

Команда живо выстроилась на квартердеке лицом к левому борту. Петру, как самому низкорослому, досталось место на левом фланге, в самом конце шеренги, и он подумал, что, стоя здесь, вряд ли сумеет затеряться среди других матросов. Источник нестерпимо яркого света приблизился вплотную, скользнул в сторону, и Пётр успел разглядеть низкий тёмный силуэт другого корабля, прежде чем тот с глухим стуком коснулся борта «Каракатицы». На единственной короткой мачте неизвестного судна горел мощный фонарь, который вернее было бы назвать прожектором. Теперь его луч был направлен вдоль борта «Каракатицы», упираясь в плотную стену тумана, неподвижно стоявшую в десятке метров за её кормой.

Теперь, когда корабли стояли борт о борт, Петру была видна только эта мачта — совсем короткая, заметно скошенная назад и совершенно лишённая такелажа. Ни рей, ни парусов не было на этом сером наклонном шесте, а был только фонарь в цилиндрическом жес-I тяном корпусе да ещё какая-то плоская металлическая тарелка на самом верху. Всё это выглядело очень знакомо, но Пётр решил, что скорее всего ошибается: того, что ему почудилось, здесь, на Островах, просто не могло быть.

Внизу глухо залязгало, заскрежетало железо. Над бортом «Каракатицы» появился конец металлической лестницы, оснащённый двумя крюками. Крюки со стуком вцепились в белый фальшборт, как когти какого-то хищника, и тот тяжело заскрипел, когда кто-то, до поры невидимый, стал подниматься по лестнице.

Этот кто-то оказался двухметровым гигантом, с головы до ног закованным в чёрную стальную броню. Броня маслянисто поблёскивала в свете фонарей, и Пётр заметил, что на ней дрожат мелкие капельки осевшего тумана. Гигант тяжело ступил на палубу, и та застонала под его тяжестью. Вслед за первым гигантом через фальшборт перебрался второй, за вторым — третий.

Они были одного роста, и доспехи их тоже выглядели совершенно одинаковыми. Только у того, кто первым поднялся на борт, на чёрном стальном наплечнике ярко поблёскивали две латунные полоски, здорово похожие на сержантские лычки. Двое других держали в руках длинные металлические трубки, и Пётр с удивлением разглядел торчавшие сбоку этих трубок плоские чёрные штуковины, напоминавшие обоймы. Такая же трубка, только немного покороче, была намертво прикреплена к левому предплечью «сержанта», как мысленно окрестил верзилу с нашивками Пётр.

Забрала чёрных конических шлемов были опущены, и Пётр невольно вздрогнул, разглядев тлеющие в их чёрных прорезях красноватые огоньки глаз. Если внутри воронёных доспехов скрывались люди, то это были, судя по всему, очень странные и неприятные типы. Да и поведение капитана Раймонда красноречиво свидетельствовало о том же: грубоватый капитан был сама предупредительность и буквально расстилался перед закованными в железо гостями.

— Кх-уда следуете? — не утруждая себя приветствием, кашляющим металлическим голосом спросил «сержант».

На капитана он при этом не смотрел. Недобрые огоньки, горевшие в прорезях шлема, неторопливо обшаривали замершую по стойке «смирно» шеренгу матросов. Двое других молча стояли у него за спиной, держа свои страшные трубки наперевес.

— На Тубангу, господин Старший Морской Гвардеец, — торопливо ответил капитан, сгибаясь в угодливом поклоне.

— Гх-руз? — по-прежнему не глядя на него, прокашлял господин Старший Морской Гвардеец.

— Китовые кожи и сельскохозяйственные орудия, господин Старший Морской Гвардеец, — отрапортовал капитан, сопроводив свои слова новым поклоном.

— Пх-редъявите судовую роль.

Капитан был готов к этому требованию. Свёрнутый в трубку список экипажа уже торчал из-за левого отворота его расшитого потускневшим серебром жилета. Теперь капитан с готовностью выхватил его оттуда и протянул чёрному латнику. Гвардеец небрежно принял у него свиток, развернул мятый, засаленный пергамент и бросил на список всего один мимолётный взгляд.

— Здесь значится двадцать чх-еловек, — проскрежетал он, — а в строю дх-вадцать один. Кх-то лишний?

Спрашивая про лишнего, он немного приподнял левую руку, а вместе с ней приподнялся и ствол прикреплённой к предплечью зловещей трубки. Похоже, господин Старший Морской Гвардеец привык обходиться без лишних церемоний. У Петра похолодело в животе и ослабели колени, а Свисток у него в кармане дёрнулся, как от удара током.

— Не лишний, — торопливо заговорил капитан, — совсем не лишний, господин Старший Морской Гвардеец! Это юнга. Я взял его на борт неделю назад, на Сератонге. Видите ли, господин Старший Морской Гвардеец, у меня там живёт троюродный брат, и этот мальчишка — его сын. Брат очень просил приставить мальца к морскому ремеслу, и я не мог отказать ему в этой просьбе. Всё-таки родственник…

— Пх-очему не внесли в судовую роль? — дребезжащим голосом перебил его гвардеец. — Это нарушение установленного пх-орядка.

— Виноват, господин Старший Морской Гвардеец, — кланяясь как заведённый, скороговоркой забормотал капитан, — как есть виноват! Не извольте гневаться, но мальчишка оказался сущим дураком, абсолютно неспособным к морскому ремеслу. Я думаю списать его на берег в первом же порту. Родство родством, но зачем мне на борту дармоед?

— Скх-ормите его рыбам, — посоветовал гвардеец и издал протяжный металлический скрежет, означавший, по всей видимости, смех. Капитан тоже угодливо захихикал, но гвардеец оборвал его, небрежным жестом ткнув ему в руки судовую роль. — Пх-редъя-вите дх-урака. Впх-рочем, я сам вижу.

Грохоча железом, он неторопливо двинулся вдоль шеренги. Доски палубы гнулись и скрипели у него под ногами, чёрные латы скрежетали, а недобрые красные огоньки, мерцавшие в прорезях конического шлема, казалось, разгорелись ярче, когда он остановился прямо напротив Петра.

— Кх-то такой? Гх-овори, я пх-риказываю! Пётр молчал, изо всех сил тараща глаза. Только это он сейчас и мог — молчать и глупо таращиться. Данные капитаном Раймондом инструкции оказались излишними: при всём своём желании Пётр не сумел бы издать ни единого звука, пока на него смотрели эти жуткие красные глаза.

— Действительно, дх-урак, — прокашлял наконец гвардеец и повернулся к Петру спиной. — Тем не менее вы обх-язаны внести его в судовую роль. Пх-отом, кх-огда решите, кх-ак с ним поступить, вычеркнете.

— Слушаюсь, господин Старший Морской Гвардеец, — забормотал капитан, кланяясь и приседая. — Будет сделано, господин Старший Морской Гвардеец!

Скрипя досками и громыхая доспехами, гвардеец двинулся обратно. Облегчение, которое испытал при этом Пётр, было так велико, что он едва устоял на ногах. Казалось бы, ничего особенно страшного с ним не произошло, но от черного латника веяло таким равнодушным злом, что внутри у Петра всё смёрзлось в крошечный ледяной комок.

Неожиданно гвардеец остановился и принялся с отчётливым скрежетом вертеть головой во все стороны, явно что-то высматривая. Похоже, капитану было отлично известно, что он ищет: бравый морской волк заметно приуныл, перестал льстиво улыбаться и даже как будто слегка уменьшился в размерах.

— Пх-озвольте, — прогромыхал гвардеец, и в его бесстрастном металлическом голосе Петру послышалось что-то вроде удивления. — А кх-де Всх-евидящее Око?

Капитан совсем сник. Похоже, это был именно тот вопрос, который он более всего опасался услышать.

— Прошу меня простить, господин Старший Морской Гвардеец, — разведя руками, сокрушённо сказал он. — На траверзе Белых Близнецов мы попали в дьявольский шторм. Клянусь, я не знаю, как это вышло, но Всевидящее Око сорвало с мачты, и оно упало в море. Мы пытались его выловить, но оно камнем ушло на дно. Я очень сожалею, господин Старший Морской Гвардеец.

— Ты будешь сожалеть ещё сильнее, кх-огда тебя вышвырнут из гх-ильдии, а твою пх-осудину сожгут на рейде! — отбросив напускную вежливость, загрохотал гвардеец.

Капитан вдруг гордо выпрямился и скрестил на груди толстые волосатые руки.

— Такие вопросы может решать только Совет гильдии, — заявил он, воинственно задрав клочковатую седую бороду.

— Вашу гх-ильдию давно пх-ора разогнать! — рявкнул гвардеец. — Р-р-распусти-лись, мх-ерзавцы!

Боевой пыл капитана угас так же внезапно, как и вспыхнул. Толстяк опустил руки по швам и снова согнулся в поклоне.

— Как вам будет угодно, господин Старший Морской Гвардеец, — покладисто согласился он.

— Кх-ак будет угодно Кх-оролеве, — остывая, поправил гвардеец.

— Да здравствует Её Величество, — сказал капитан.

— Да здравствует Королева! — в двадцать глоток рявкнула команда, заставив Петра испуганно подскочить на месте.

— На Тх-убанге пх-олучите новое Всевидящее Око, — проскрежетал гвардеец. — Закрепите его кх-ак следует. Вы взяты на учёт, кх-апитан. В следующий раз за малейшее нарушение пх-орядка я пх-росто пущу вас ко дну вместе с вашей пх-осудиной.

— Будет исполнено, господин Старший Морской Гвардеец, — с очередным поклоном пообещал капитан Раймонд. — Не извольте беспокоиться.

— Я никогда не беспокоюсь, — заявил чёрный латник, и это было похоже на правду. — Сами бх-еспокойтесь.

— Так точно, господин Старший Морской Гвардеец.

Всё было сказано, но гвардеец почему-то медлил, как будто чего-то ждал. Капитан вдруг засуетился, хлопнул себя по лбу, по локоть запустил руку в карман своих коротких кожаных штанов, вынул оттуда тяжело звякнувший кошелёк и опустил его в протянутую железную ладонь. Гвардеец не шевельнулся. Капитан посмотрел на него, вздохнул, крякнул, полез в другой карман и положил рядом с первым кошельком второй, побольше и потяжелее.

— Пх-риятного пх-утешествия, — с явной издёвкой пожелал гвардеец.

Он повесил оба кошелька на специальный крючок у пояса. Пётр заметил, что крючок отполирован до блеска — очевидно, гвардеец частенько вешал на него самые различные кошельки и мешочки со звонкой монетой. Кивнув своим молчаливым подчинённым, чёрный громила стал спускаться по трапу, громко лязгая железными подошвами по железным ступенькам. Пётр мысленно пожелал ему свалиться в воду, но тот, конечно, никуда не свалился — через несколько секунд стало слышно, как он с грохотом и лязгом спрыгнул на палубу своего судна.

Двое других гвардейцев всё так же молча последовали за своим командиром.

— Разойдись, — негромко скомандовал капитан Раймонд, растирая натруженную поклонами поясницу. — Приказываю всем выпить по кружке рому! Всем, кроме юнги, черт бы его побрал, — поправился он и вынул из кармана неразлучную трубку.

Внизу, у самой воды, раздался глухой металлический рёв. Покинув разбредающийся строй, Пётр подбежал к самому борту и перевесился через него. Он понимал, что это опасно, но знал, что не успокоится, пока не увидит судно гвардейцев.

И он его увидел.

Оно было низкое, широкое и уродливое, целиком склёпанное из ржавого железа со следами серо-зелёной краски. Зализанная, как башня танка, палубная надстройка слепо таращилась в туманную мглу узкими амбразурами, прорезанными в толстой броне, единственная мачта была заметно наклонена назад, а на плоской железной палубе неправдоподобно ровными рядами стояли чёрные фигуры гвардейцев. Они застыли в совершенно одинаковых позах, неподвижные, как манекены, и держали наперевес свои длинные стреляющие трубки.

Утробный рёв перешёл в мерный рокот, вода за кормой стального корабля вскипела, и над ней знакомо потянулся сизый дымок. Металлическая посудина легко отчалила от борта «Каракатицы» и пошла, вспенивая чёрную воду, прямо на стену тумана. Пётр широко распахнул глаза, увидев, что туман, до этого неподвижно стоявший на месте, начал пятиться перед кораблём гвардейцев с такой же скоростью, с какой тот удалялся от «Каракатицы». А следом за ржавой посудиной, держась от неё на одном и том же расстоянии, шла вторая стена тумана. Вот она наползла на «Каракатицу», разом приглушив звуки и заставив померкнуть огни фонарей, и вскоре судно капитана Раймонда опять погрузилось в мутный серый кисель.

— Дьявольские солдаты, — послышался над ухом у Петра усталый голос капитана. — Дьявольские корабли… Слышал, как рычит демон, сидящий внутри этой ржавой жестянки? Видел дым, который валит у него из ноздрей? Он воняет пеклом — вот что я тебе скажу.

— Это не демон, — осторожно возразил Пётр.

— Демон, демон, — сказал капитан. — Кто же, если не демон? Где это видано, чтобы железо плавало по воде? И этот туман… Они всегда приходят в тумане. Они возят его с собой, понял? Каждая такая посудина окружена кольцом тумана, и туман этот движется вместе с ней, не обгоняя и не отставая.

Пётр не стал спорить. У него было слишком много вопросов к капитану, чтобы тратить время, знакомя его с азами современного кораблестроения.

— А кто они такие? — спросил Пётр.

— Морская гвардия Её Величества Королевы-Невидимки, — с непонятной горечью сообщил капитан. — Это всё, что о них известно. Никто не знает, откуда они приходят и куда уходят со своей добычей. Они следят за порядком на Островах — вернее, делают вид, что следят за порядком, а на самом деле только и ищут, к чему бы придраться, чтобы получить свою мзду. Хотя я никак не возьму в толк, зачем этим железным болванам золото! Известно также, что с ними шутки плохи и что они никогда не бросают слов на ветер, обещая кого-нибудь утопить. Так что придётся мне на Тубанге приколачивать к мачте новое Всевидящее Око…

— А что такое Всевидящее Око? — спросил Пётр.

— Всевидящее Око — это всевидящее око, — объяснил капитан. — Это глаз самой Королевы. Насколько я понимаю, это обыкновенный магический кристалл, но выглядит он как настоящий глаз — правда, большой, размером с хороший арбуз. Они повсюду, эти глаза. Днём и ночью Королева наблюдает за нами, заботится о нас… — Он длинно сплюнул через борт. Пётр не видел этого из-за темноты и тумана, но звук смачного плевка ни с чем невозможно было спутать. Этот звук сказал Петру едва ли не больше, чем вся предыдущая речь капитана. — Забота Королевы-Невидимки о своих подданных так велика и горяча, что того, кто пытается от неё уклониться, действительно могут утопить. И поделом, — добавил капитан, немного подумав.

— А зачем вы сказали гвардейцам, что я ваш родственник? Ведь вы же, наверное, здорово рисковали, говоря неправду. Мне показалось, что эти железные болваны шутить не любят.

— Потому-то я и врал, — просто сказал капитан. — Видишь ли, Королеве-Невидимке почему-то очень не нравятся пришельцы с той стороны. Ведь недаром она поселила на Острове Ворот последнего в наших краях дракона-воина! Надо сказать, парень, тебе крупно повезло, что наше Всевидящее Око утонуло во время шторма.

— А оно на самом деле утонуло во время шторма? — после недолгих колебаний отважился спросить Пётр.

— Ну-у, как тебе сказать, — замялся капитан. — В общем, оно и впрямь утонуло.

— Поня-а-атно, — протянул Пётр.

— Ну а раз ты такой сообразительный, — сказал капитан, — то должен понимать, что есть вещи, о которых лучше помалкивать. Отправляйся-ка ты в кубрик. Утро вечера мудренее.

Он постучал трубкой о фальшборт, вытряхивая из неё горячий пепел, и повернулся, чтобы уйти. Пётр остановил его, поймав за рукав.

— Спасибо, капитан Раймонд, — сказал он. — Не понимаю, зачем вы со мной возитесь. Ведь я же вам совсем-совсем не нравлюсь!

Капитан крякнул и шумно почесал бороду.

— Во-первых, это неважно, — сказал он. — А во-вторых… Во-вторых, я ещё не составил о тебе определённого мнения. Отправляйся в кубрик, юнга, и ложись спать. Это приказ!

— Спокойной ночи, — сказал Пётр и побрёл в кубрик.

Пожилой матрос по имени Сван помог ему найти свободный гамак. Пётр улёгся, укрывшись брезентовой матросской курткой, и неожиданно для себя самого провалился в глубокий сон. Во сне он опять увидел дядю Иллариона. Дядя ничего ему не сказал, но подмигнул с самым заговорщицким видом, из чего следовало, что в целом он одобряет действия Петра. Его взгляд словно говорил: «Так держать, юнга!» И Пётр мысленно ответил ему: «Есть так держать!»

В то самое время, когда Пётр карабкался в подвешенный к потолку кубрика верёвочный гамак, туман ушёл, следуя за железным кораблём гвардейцев. Ночное небо очистилось, и в нём засияли мохнатые, как астры, южные звёзды. Вахтенный нараспев произнёс заклинание, и «Каракатица», неслышно тронувшись с места, тихо пошла вперёд, призрачно белея во тьме поднятыми парусами и оставляя позади себя слабо мерцающий пенный след.