Ларин Петр и волшебное зеркало

ГЛАВА 21

— Вот и всё, — повторил капитан Раймонд, но уже с другим выражением. — Это как с крысами: сколько ни гоняй их с корабля, какие заклинания ни читай над их проклятыми норами, этих тварей только делается больше. Ну что, юнга, — обратился он к Петру, — не страшно тебе?

— Не знаю, — честно ответил Пётр. Он чувствовал себя усталым и опустошённым, а главное, никак не мог до конца поверить в то, что надежды больше нет.

— Значит, не страшно, — сказал капитан. — Ну и правильно. Если после этой заварушки в живых останется хоть кто-то, чтобы рассказать, что тут было, о нас с тобой сложат легенды. Эй, свистульки! — обратился он к Свистку и Дудке, которые, обнявшись, сидели на перилах мостика. — Когда нас утопят, двигайтесь курсом норд-норд-ост — хотите, вплавь, а хотите, пешком, по дну. Рано или поздно доберётесь до Южного Архипелага. Поднимитесь на борт любого китобоя или вольного торговца и расскажите капитану, что мы дорого продали свои жизни.

Дудка всхлипнула, а Свисток свирепо вытаращил на капитана чёрные бусинки своих глаз.

— Как не совестно? — возмутился он. — Смотрите, до чего вы довели это несчастное создание! — Он заботливо обнял Дудку и погладил её по голове медной лапкой. — Не плачьте, моя дорогая, капитан просто неудачно пошутил. Сейчас он покажет этим ржавым болванам, что такое настоящий морской волк!

— Пожалуй, я уже показал всё, что мог, — пробормотал капитан. — У меня в запасе не осталось ни одного трюка… Да у меня уже язык не ворочается!

— Для человека, у которого не ворочается язык, ты слишком много болтаешь, — сварливо заявил Свисток. — Раз уж всё равно открываешь рот, мог бы произнести что-то умное!

Готовую завязаться перебранку прервал вперёдсмотрящий.

— С корабля морских пиявок сигналят, что у них вышел запас камней! — крикнул он с мачты.

— Могли бы и не сигналить, — проворчал капитан. — Отправляясь в этот рейс, я забыл погрузить в трюм свою любимую каменоломню. Пускай заряжают катапульту друг другом, так от них будет хоть какой-то прок. У этих коротышек лбы твёрже гранита. Лучшего снаряда просто не придумаешь!

— Перестань меня смешить, длинноногий, — прохрипел одноглазый гном. — Дай умереть спокойно, старый болтун!

Пётр посмотрел на своего двойника. Трёп Нирал сидел на корточках рядом с одноглазым, заботливо поддерживая его голову. Вид у него был совершенно спокойный, как будто вокруг не происходило ничего особенного. Поймав взгляд Петра, Трёп заговорщицки подмигнул и снова склонился над раненым гномом. Пётр присел рядом и осторожно коснулся огромной коричневой ладони сказочного существа, отдавшего за него свою жизнь, — как выяснилось, отдавшего напрасно.

Железные корабли приближались. Они шли неторопливо, ровным строем, и чувствовалось, что они целиком и полностью уверены в победе. Охотники как будто знали, что у дичи уже не осталось сил для того, чтобы защищаться или хотя бы бежать, и потому никуда не спешили. Когда они приблизились на расстояние выстрела из катапульты, морские пиявки выпустили по ним свой последний снаряд. Но что это был за снаряд! Грубо сколоченный деревянный барабан, очень похожий на тот, что был пристроен к катапульте, взлетел в воздух, как воздушный змей, волоча за собой длинный хвост размотавшейся верёвки из акульих жил. Он несколько раз перевернулся и упал в море, развалившись на куски от удара о воду. На волнах закачались разнокалиберные доски и грубо отёсанные жерди, из которых гномы построили изобретённый Трёпом двигатель.

— Тьфу! — сплюнул капитан Раймонд. — Я же говорил, надо было стрелять друг другом. Хоть бы погибли с пользой… Эй, свистулька! Может, споёшь напоследок про «Варяга»?

— А может, ты перестанешь болтать и хоть что-нибудь предпримешь? — огрызнулся Свисток. — Что я тебе — филармония?

— Фила — кто? — не понял капитан.

Свисток не успел ответить. Что-то неуловимо переменилось в окружающем мире; Петру почудилось, что воздух беззвучно содрогнулся, и вдруг крайний в шеренге железных кораблей исчез — не утонул, не уплыл в сторону и не взорвался, а именно исчез, мгновенно и бесшумно. В следующий миг раздался ужасный грохот, и прямо из пустоты, кувыркаясь, полетели железные обломки. Над водой пополз чёрный дым, непонятно откуда взявшийся, и внезапно между «Каракатицей» и строем морской гвардии возник каменный остров, из середины которого возносила к небу треугольную вершину белая Парусная скала. На гранитном обрыве чуть левее хорошо знакомого Петру пляжа виднелось чёрное пятно копоти, которое всё ещё дымилось. Вспенивая воду каменным носом, остров Шустрый пошёл прямо на шеренгу железных кораблей, и два из них были пущены на дно раньше, чем гвардейцы успели осознать происходящее.

— О-го-го! — вопил Свисток, приплясывая на перилах мостика. — Э-ге-ге! Вот это волшебник! Вот это чародей! Вот это кораблик!

— Да, кораблик что надо, — согласился капитан Раймонд, извлекая откуда-то свою неразлучную трубку и щёлкая пальцами, чтобы добыть огонь. — Хотя по мне «Каракатица» всё-таки лучше.

— «Каракатица»! — с неимоверным пренебрежением воскликнул Свисток. — Ты посмотри, какая скорость! Какое изящество! А какие размеры!.. Да твоя «Каракатица» — просто свиная лохань по сравнению с островом Шустрым!

Капитан Раймонд набычился, но ответить зарвавшемуся медному болтуну не успел. Перила мостика, на которых, как на трибуне, разглагольствовал Свисток, неожиданно выгнулись дугой и так наподдали хвастунишке, что он ракетой взмыл в небо и перелетел через фальшборт.

— Ай! — воскликнул Пётр, уверенный, что Свисток сейчас пойдёт ко дну и его опять придётся искать по всему океану.

Но в это время одно из вёсел «Каракатицы» взметнулось навстречу падающему в море Свистку, как теннисная ракетка. Раздался звонкий щелчок, когда медная улитка повстречалась с крепкой дубовой лопастью, Свисток опять свечой взмыл в небо и брякнулся под ноги Петру.

— Ух! — сказал он, с трудом распрямляясь. — Вот и видно, что деревенская лохань. У деревенщины всегда так: если сказать нечего, в ход идут кулаки.

Доска палубы, на которой он стоял, начала угрожающе выгибаться, как спина рассерженной кошки.

— Но-но! — поспешно воскликнул Свисток. — Постыдилась бы! У нас разные весовые категории! Будь ты с меня ростом, я бы тебе показал!

Тем не менее он почёл за благо вскарабкаться по ноге Петра и укрыться в кармане его штанов из белой акульей кожи.

Тем временем остров Шустрый доводил до конца столь успешно начатое дело. Скорость и маневренность у него действительно были сказочные, а размеры позволяли давить железные лохани морской гвардии, как яичную скорлупу. Этим он и занимался: догонял, наваливался, пускал ко дну, разворачивался, и снова догонял, и снова давил…

Гвардейцы очень быстро сообразили, что дело плохо, и бросились врассыпную, но Шустрый недаром получил своё имя: он догнал их по одному и по очереди утопил.

— О-хо-хо, — вздохнул капитан Раймонд, наблюдая за тем, как остров неторопливо возвращается из погони по усеянному дохлой рыбой морю. — Хотелось бы мне знать, почему господин волшебник не показал этот фокус двести лет назад…

…Крупные южные звёзды горели над островом Шустрый, отражаясь в спокойной океанской воде. Над краем берегового обрыва, тихонько покачиваясь, возвышались мачты пришвартованных парусников. Было слышно, как вахтенные, перебивая друг друга, напевают каждый свою песню. Матрос, оставшийся на «Каракатице», пел о штормах и рифах, а расхаживавший по палубе своего судёнышка гном глухим немелодичным голосом выводил какую-то длинную заунывную балладу о подземных лабиринтах, золотых кладах и подвигах героев с непроизносимыми именами.

В оливковой роще, окружавшей Парусную скалу, пылали дымные костры. Между деревьями были развешаны гамаки; неприхотливые гномы устраивались спать прямо на земле, используя вместо подушек столь милые их сердцам камни, которых на острове Шустром было хоть отбавляй. Кто-то доедал ужин, лениво обгладывая рыбий скелет, кто-то точил ржавую саблю; коренастый гном старательно расчёсывал длинную, до земли, бороду крупным костяным гребнем. Между кострами бродила чайка Маргарита, собирая последние сплетни. Возле самого большого и яркого костра было Шумно, оттуда доносились взрывы хриплого хохота, весёлые выкрики и обрывки мелодий: Свисток развлекал собравшихся исполнением плясовых песен разных стран и народов Земли. Волшебная Дудка Трёпа, примостившись на нижней ветке старой оливы, наслаждалась этим концертом, время от времени подыгрывая Свистку.

В пещере волшебника, освещённой магическим огоньком-обманкой, было сумрачно и уютно. Огонёк висел над столом, за которым разместились Властимир Могучий и капитан Раймонд. Капитан, скрипя пером, заносил в бортовой журнал последние события. Это не было пустой тратой времени: помимо всего прочего, теперь о сегодняшней баталии должны были немедленно узнать все владельцы бесчисленных копий знаменитого бортового журнала. Магия Островов действовала таким образом, что любая копия сама собой пополнялась по мере пополнения оригинала. Достаточно было написать другу письмо, состоящее всего из пары строк, снять с письма копию и отправить эту копию адресату, чтобы больше никогда не тратиться на почтовые расходы: оставалось только постепенно дописывать оригинал, и всё написанное тобой моментально появлялось на чистых страницах копии. Именно так велась вся переписка на Островах. Это было очень удобно, учитывая большие расстояния между островами, тихоходность парусных судов и нерегулярность рейсов.

Властимир Могучий, сидя боком к столу, читал какую-то книгу. На кончике его ястребиного носа криво сидели старомодные очки с круглыми стёклами, дубовый посох стоял в тёмном углу, и в свете зеленоватого волшебного огонька могучий чародей выглядел престарелым учителем ботаники, давно вышедшим на пенсию. Правда, при всей обыденности и даже комичности его внешнего вида густой табачный дым, валом валивший из капитанской трубки, каким-то образом огибал некурящего чародея стороной, ровной струйкой тёк вдоль стены пещеры и, как в трубу дымохода, вытягивался в открытую дверь. Некоторое время лежавший на соломенном тюфяке у стены Пётр развлекался, наблюдая за дымной струйкой, которая по дороге от трубки капитана Раймонда до выхода из пещеры принимала самые затейливые формы. Рядом с Петром, свернувшись калачиком, уютно посапывал его зеркальный двойник, намаявшийся за день Трёп Нирал. Пётр тоже был не прочь уснуть, но ему не спалось: стоило закрыть глаза, как вокруг опять начинала плескаться вода, вспененная винтами стальных катеров, и оживлённый Серым заклинанием белый кит с пастью, набитой дохлой треской, бросался в безнадёжную атаку, устремив вперёд невидящие стекляшки мёртвых глаз…

Вскоре Петру наскучило наблюдать за причудливыми извивами дымной струи. Тогда он повернулся на спину и стал думать, как быть дальше. Но ничего умного придумать ему не удалось, потому что как раз в это время капитан закончил писать, с треском захлопнул журнал, облегчённо вздохнул, потянулся с хрустом и прямо обратился к Властимиру Могучему:

— Итак, Ваше Могущество, что вы обо всём этом думаете?

Старый волшебник, не отрываясь от книги, вопросительно приподнял мохнатую бровь. Капитан сделал вид, что не понял намёка.

— Как вы полагаете, — настойчиво продолжал он, — мы покончили с морской гвардией?

Чародей вздохнул, закрыл книгу, заложив её пальцем, снял очки и потёр натруженную переносицу. Капитан терпеливо ждал ответа. Чтобы не скучать, он извлёк прямо из воздуха пузатую глиняную флягу, выудил из жилетного кармана потускневший от долгого употребления медный стаканчик, наполнил его до краёв и поднёс было ко рту, но спохватился.

— Не желаете присоединиться? — вежливо спросил он у Властимира Могучего, протягивая стаканчик ему.

В пещере отчётливо запахло ромом. Это был особый ром капитана Раймонда, такой крепкий, что его можно было использовать в качестве растворителя для снятия старой краски. Капитан хвастался, что, если плеснуть этим ромом на хвост дракону, хвост непременно высохнет и отпадёт.

Волшебник повёл крючковатым носом, с сомнением пожевал губами, а потом махнул рукой и с благодарным кивком принял стаканчик. Перед тем как выпить, он покосился на Петра. Пётр поспешно закрыл глаза и притворился спящим, оставив, правда, маленькую щёлочку между веками. Сквозь частый занавес ресниц ему было видно, как чародей одним духом опрокинул стаканчик. Пётр ожидал надсадного кашля, а то и возмущённого вопля, но Властимир Могучий даже не поморщился.

— Недурственно, — объявил он, задумчиво почмокав губами. — Я не пил ничего крепче родниковой воды уже лет семьсот. М-да… Недурственно, капитан! Ин вино ве-ритас, да?

— Истина в вине, — с важным видом перевёл капитан, наполняя стаканчик для себя. — Так как насчёт истины, Ваше Могущество? Прикончили мы железноголовых или нет?

— Сомневаюсь, — всё ещё причмокивая губами и облизываясь, сказал чародей. — Полторы дюжины кораблей… Не маловато ли для королевской гвардии?

— Ад и дьяволы, — сиплым от рома голосом выдохнул капитан. Он снова наполнил стаканчик и, ни о чём не спрашивая, подвинул его к волшебнику. — Так сколько их в таком случае?

— Я думаю, сотни. Может быть, тысячи… Возьмите на полке второй стакан, капитан, это же неудобно — пить из одного…

— Тысячи, — поражённо повторил капитан. — Ад и дьяволы! Но где они прячутся? Откуда они приходят?

— Я полагаю, из ада, который вы так часто поминаете, любезный капитан, — ответил чародей. — Больше им просто неоткуда взяться. Я прожил на свете без малого две тысячи лет, и я не понимаю, как холодное железо может само по себе двигаться, разговаривать и сражаться. Это невозможно, если только внутри железной скорлупы не заперт злобный демон.

— Вот! — воскликнул капитан и в забывчивости грохнул пудовым кулаком по столу, заставив огонёк-обманку испуганно вздрогнуть.

— Тише, тише! — замахал на него руками волшебник. — Дети спят.

— Вот и я об этом говорю, — шёпотом продолжал капитан. — Это демоны, самые настоящие демоны. А Её Величество — ведьма, самая чёрная из всех, каких когда-либо видел свет. Она — воплощение Зла, вы со мной согласны?

— Вполне, — сказал Властимир Могучий и пальцем подвинул поближе к капитану свой пустой стаканчик. — Только ведьма — это мягко сказано.

— Да, — согласился капитан, наполняя стаканы, — да… Дьяволица! Королева преисподней — вот кто она такая! Но в таком случае как можем мы, простые смертные, открыто выступать против неё?

Волшебник ненадолго задумался, вертя в пальцах медный стаканчик.

— У людей нет иного выхода, — сказал он наконец, — если они не хотят, чтобы их собственный мир превратился в ад.

— Раньше вы говорили иначе, — заметил капитан.

— Раньше я и думал иначе, — возразил волшебник. — Да я и сейчас не в восторге от всех этих потасовок, катапульт и утопленников… Но, во-первых, я вижу, что Королева задумала погубить всё живое на Островах ради презренного жёлтого металла, а во-вторых, эти дети… — он кивнул в сторону тюфяка, на котором лежали спящий Трёп и притворявшийся спящим Пётр. — Им удалось меня переубедить.

— Им вообще многое удалось за эти несколько дней, — согласился капитан. — Давайте-ка выпьем за их здоровье, старина Влас…

Пётр перестал слушать. Взрослые оставались взрослыми, независимо от того, жили они на Островах, в России или в Тимбукту. Вольные мореходы, верховные волшебники, водители троллейбусов и инженеры-экономисты — все они были одним лыком шиты и одинаково подходили к решению любых проблем. Вместо того чтобы подумать и принять какое-то решение, они будут пить ром и хвалить друг друга за храбрость и прозорливость, а потом махнут на всё рукой и расползутся по койкам, потому что утро вечера мудренее… Их можно было понять, они устали всю жизнь нести на своих плечах тяжкий груз ответственности, и всё же… Всё же, при всём своем уважении к капитану и Властимиру Могучему, Пётр понимал, что рассчитывать на них не стоит. Они по-прежнему были уверены, что внутри железных кораблей рычат и плюются зловонным дымом ужасные демоны, а морские гвардейцы оживлены силой самой чёрной на свете магии. Ни дать ни взять две суеверные старухи… Да нет, хуже! Где отыщешь в наше время старуху, которая всерьёз полагала бы, что внутри моторной лодки сидит чёрт с рогами?

Пётр окончательно закрыл глаза и сосредоточился, надеясь получить знак от дяди. Его беспокоило то, что тот перестал являться к нему даже во сне. Раньше такие видения случались довольно часто, а теперь вдруг прекратились, как будто…

Пётр суеверно не стал додумывать эту мысль до конца. Он не хотел верить в то, что дяди Иллариона больше нет в живых. Гораздо больше ему нравилось думать, что дядя перестал подавать ему знаки потому, что он, Пётр, был на правильном пути. Ну а если бы дядя действительно погиб, Петру оставалось бы только примкнуть к одному из экипажей морских пиявок — гномы, по крайней мере, не боялись работать руками и умели метко стрелять. Они целиком посвятили себя мести; это была армия, с которой Пётр не побоялся бы выступить против войска настоящих демонов.

Но ведь он точно знал, что никакими демонами тут и не пахнет! Железные корабли заправлялись самым обыкновенным бензином, а внутри одетых в чёрные латы кровожадных гигантов находились компактные источники электрической энергии, которые они наверняка где-то подзаряжали. И делалось это где угодно, но только не в аду…

Где-то на Островах существовала огромная база железных кораблей, и поблизости от неё наверняка возвышался блистающий роскошью дворец Её Величества Королевы-Невидимки. Невидимки? Ну нет! Конечно, на Островах всё возможно, но настоящие невидимки редко прибегают к помощи ржавой военной техники и железных роботов, вооружённых пружинными ружьями большой убойной силы. «Техника, техника, — думал Пётр, лежа на спине с закрытыми глазами. — На Островах технику считают суеверием, бабушкиными сказками. Островитяне в ней не нуждаются, им вполне хватает простенького колдовства, примитивной ремесленной магии. И так, если верить капитану Раймонду, здесь повсюду, от Северных Скал до Южного Архипелага. Острова хорошо освоены и густо заселены, и никто на Островах не знает, откуда приходят и куда уходят железные корабли. Обычно они передвигаются по ночам, скрывшись за пеленой тумана, чтобы никто не мог их выследить, узнать их курс и отыскать их базу… И при этом на всех морских картах можно видеть огромное белое пятно — Мёртвый Материк, к берегам которого уже тысячу лет не приставал ни один корабль. Те, кто пытался разведать эти неизвестные берега, не возвращались… Почему? Кто населяет Мёртвый Материк — драконы, чудовища, какие-нибудь вурдалаки или железноголовые?»

Пётр не заметил, как уснул. Спал он беспокойно — не столько спал, сколько дремал вполглаза. Сквозь сон до него доносился хриплый голос капитана Раймонда, немелодично, но с большим чувством выводивший слова полюбившейся песни:

Властимир Могучий шипел на него, требуя тишины, но тут же, забывшись, старческим дребезжащим тенорком подхватывал рефрен:

Проснулся Пётр глубокой ночью. В пещере было темно, огонёк-обманка давно погас, и в темноте раздавался сочный храп капитана, решительно заглушавший все остальные звуки. Сквозь дверной проём виднелось красноватое мерцание потухшего костра, над которым в чёрном небе горели две яркие звезды, крупные и мохнатые, как осенние астры. Трёп по-прежнему сладко посапывал рядом с ним; под овечьей шкурой, которой кто-то укрыл Петра, пока он спал, было тепло и уютно.

Пётр чувствовал себя отлично выспавшимся, бодрым и готовым к немедленным решительным действиям. Он проснулся с готовым планом; ему казалось, что он разгадал тайну железных кораблей. Оставалось только проверить эту догадку, и Пётр решил, что сделает это один, без лишнего шума, и не станет подвергать опасности никого из своих новых друзей.

Он тенью выскользнул из-под овчины, нашарил в темноте свои сапоги и, взяв их под мышку, на цыпочках выбрался из пещеры. На улице он обулся и осторожно, чтобы никого не разбудить, миновал спящий лагерь. Никто его не окликнул, никто не попытался остановить. Даже Свисток куда-то запропастился — видимо, гулял по берегу моря в обнимку с Дудкой, рассказывая ей небылицы. На мгновение Петру стало одиноко, но искать Свисток в кромешной темноте было некогда, а прибегать к помощи магии Пётр не отважился: рядом был Властимир Могучий, которому ничего не стоило засечь посланный Петром телепатический сигнал даже во сне и догадаться, что дело тут нечисто. «Что ж, — решил Пётр, — один так один. В конце концов, так даже лучше».

Он решительно повернулся спиной к призрачно белевшей в темноте Парусной скале и зашагал через оливковую рощу туда, где над обрывом покачивались неразличимые во мраке мачты кораблей.

Добравшись до берега, он приготовился сотворить заклинание Сна, но это не понадобилось: горевшие на мачтах ♦Каракатицы» розовые огни освещали мирно спавших вахтенных. Бородатый гном подложил под голову принесённый с берега обломок скалы, а вахтенный ♦Каракатицы» удобно устроился на бухте каната. Шлюпка, на которой капитан Раймонд вечером объезжал ♦Каракатицу» в поисках новых повреждений, всё ещё покачивалась между высоким бортом парусника и скалистым берегом, привязанная длинным фалом к выступу кормовой надстройки. Остров Шустрый медленно дрейфовал на северо-восток, увлекая за собой надёжно пришвартованные корабли.

Пётр осторожно спустился с крутого берегового откоса, без единого всплеска погрузился в воду и поплыл к шлюпке. Вскарабкаться на борт, не наделав при этом шума, оказалось труднее, чем он думал. Справившись с этой нелёгкой задачей, Пётр первым делом проверил рундучок под задней банкой — то есть, выражаясь сухопутным языком, сундучок под скамейкой. Аварийный запас провизии, состоявший из бочонка пресной воды и мешка с сухарями и вяленой рыбой, был на месте. На месте оказались и карта, и компас, и даже маленькая копия установленного на мостике корабельного оракула. Пётр не стал сверяться с оракулом — он был по горло сыт магией, да и темень стояла такая, что не было видно собственной руки. Закрыв рундучок, Пётр вынул из висевших на поясе ножен короткий кинжал, доставшийся ему вместе с костюмом, пробрался на нос шлюпки и двумя движениями перерезал фал.

Шлюпка тихонько закачалась на волнах. Она оставалась на месте, в то время как остров Шустрый продолжал медленно плыть на северо-восток, увлекаемый то ли подводным течением, то ли собственной волей, то ли приказанием Властимира Могучего. Петру было недосуг в этом разбираться. Дождавшись, пока чёрный силуэт острова окончательно растает в ночи, он вставил в уключины пару тяжёлых шлюпочных вёсел и стал грести, торопясь до утра уйти как можно дальше от этого места.