Петра выпустили из изолятора сразу после завтрака.
Он вернулся в школу в седьмом часу утра. Окно изолятора было распахнуто настежь, и Большой Ключ всё так же стоял в углу. За окном уже рассвело. Пётр слышал тарахтение грузовика, подвозившего на школьную кухню продукты, шаги и голоса преподавателей в коридоре второго этажа. Возвращать Ключ на место было уже поздно, да и особенного смысла Пётр в этом не видел. Здесь, в школе, прошла всего одна ночь, тогда как странствия Петра по Островам длились добрых полтора месяца. Он похудел, загорел и окреп, его лицо обветрилось, а волосы отросли и выгорели на солнце. К тому же па нём всё ещё оставалась грязная и рваная шёлковая рубашка, некогда принадлежавшая младшему сыну правителя Тубанги, а также штаны и сапоги из белой акульей кожи — тоже потрёпанные, затёртые, уже не белые, а скорее бледносерые. Принимая всё это во внимание, ему вряд ли стоило пытаться сделать вид, будто он провёл минувшую ночь в постели или за чтением Дисциплинарного Уложения. Поэтому он просто притворил дверь, закрыл окно на задвижку и, не раздеваясь, прилёг на кровать. Сон к нему не шёл, и Пётр даже обрадовался, когда вместе с завтраком на столе сама собой появилась записка, отпечатанная на хорошо знакомой ему машинке. В записке ему предлагалось явиться в кабинет директора, прихватив с собой Большой Ключ и беглый Волшебный Свисток.
По дороге Свисток мрачно насвистывал похоронный марш, и в конце концов Пётр попросил его перестать дурачиться. «Ладно», — сказал Свисток, но дурачиться, разумеется, не перестал, принявшись вместо похоронного марша напевать «Варяга» — любимую песню капитана Раймонда. Пётр не стал ему мешать: после всего, что произошло с ними на Островах, Свисток, как и сам Пётр, просто не мог воспринимать здешние неприятности всерьёз. Опасные приключения многому научили их обоих, и Петру больше не казалось, что жизнь кончится, если его прогонят из школы.
В приёмной директора Пётр сдал пишущей машинке Большой Ключ и помог Свистку выбраться из кармана. «Не полезу!» — задиристо объявил Свисток, увидев выдвинувшийся ему навстречу ящик письменного стола. Как ни странно, пишущая машинка не стала спорить, и Свисток с видом победителя устроился в кресле для посетителей. Его медные бока, побывавшие во множестве передряг, потускнели и покрылись царапинами, но он глядел именинником и озирался по сторонам с видом мореплавателя, вернувшегося домой из кругосветного путешествия.
Дверь кабинета сама собой открылась перед Петром, и он вошёл.
Разговор с Ильёй Даниловичем Преображенским получился совсем не таким, каким его представлял Пётр. Он ожидал расспросов, упрёков и даже исключения из школы, но всё вышло иначе. О печальном происшествии с украденным экзаменационным заданием директор почти не упоминал, сказав лишь, что Валерка ужасно утомил администрацию своими требованиями прогнать его из школы если не вместо Петра, то хотя бы вместе с ним. Пётр в ответ лишь улыбнулся и молча кивнул: за эту ночь, за эти полтора месяца, он научился по-настоящему разбираться в людях и ничуть не удивился, узнав о поведении Валерки. Хорошее всегда хорошо, а плохое — плохо…
Никаких расспросов тоже не было. «Ты возмужал», — заметил директор, и это было всё. Похоже, его совсем не интересовало, зачем Пётр похитил Большой Ключ и где он провёл эту ночь. На заваленном бумагами письменном столе директора лежал какой-то пергаментный свиток, и, разговаривая с Петром, директор время от времени прикасался к свитку рукой, будто проверяя, не исчез ли он.
«Я получил письмо издалека, — сказал Илья Данилович. — Вместе с письмом была доставлена посылка. Она для тебя. Возьми». Он обернулся, взял стоявший в углу за креслом длинный свёрток и через стол протянул его Петру.
Свёрток оказался довольно увесистым. «Взгляни», — сказал директор, и Пётр развернул мешковину.
Внутри оказался посох из чёрного дерева. Его нижний заострённый конец был обит железом, а на верхнем красовалась искусно вырезанная фигурка злобного демона с распростёртыми крыльями. Драгоценные камни, вделанные в глазницы демона, отливали недобрым красноватым блеском.
«Занятная вещица, — сказал Илья Данилович, — не правда ли? В ней чувствуется след былой силы, но теперь это просто сувенир на память. Меня просили передать, что на Островах тебя помнят».
Пётр задохнулся. «Помнят?» — спросил он.
Директор кивнул.
Пётр открыл и снова закрыл рот. Он о многом хотел спросить, но что толку? Время на Островах идёт совсем иначе, чем здесь, и, пока в кабинете директора длилась беседа, там пролетели дни, а может быть, и недели. А главное, если бы на Островах вновь объявился Большой Илл, друзья нашли бы способ сообщить об этом Петру. Так к чему вопросы? Главное, что всё хорошо закончилось…
«Нам удалось отыскать твою тётю, Карину Вениаминовну, — сказал директор, делая вид, что не заметил выступивших на глазах Петра слёз. — Мы рассказали ей о вчерашнем происшествии. Она сразу же приехала, но очень просила оставить тебя в школе». — «Она здесь?!» — изумился Пётр. — «Была здесь, — с каким-то странным выражением лица сказал Илья Данилович. — Если хочешь с ней увидеться, ты должен поспешить. По-моему, она куда-то очень торопилась».
Пётр бежал изо всех сил и догнал Карину-Скарлатину возле самых ворот парка. Карина, как обычно, была стройна, красива и шикарно одета, а за воротами её поджидал знакомый чёрный «Ягуар». Но Пётр заметил, как она вздрогнула, услышав его оклик, и с трудом сдержал улыбку.
— Здравствуйте, — сказал Пётр, подходя к ней по дорожке, на которой блестели оставшиеся после ночного дождя лужи. Старый парк негромко шумел у него за спиной, но теперь в этом шуме Петру слышалось одобрение.
— Здравствуй, — со своей обычной холодноватой улыбкой сказала Карина, глядя на него сверху вниз. На её лице застыло всегдашнее выражение снисходительного превосходства, но длинные, тяжёлые от туши ресницы тревожно подрагивали, как будто Карине было тяжело смотреть на своего племянника, а отвести взгляд она почему-то не решалась. — Ас каких это пор ты обращаешься ко мне на «вы»?
— С некоторых, — дерзко сказал Пётр. — И потом, я просто стараюсь быть вежливым со старшими. Разве это плохо?
— Ты странно говоришь, — медленно произнесла Карина, хмуря тонкие брови, — и ещё более странно выглядишь. Что за дикий наряд?
— Мы готовимся к осеннему балу, — сказал Пётр, глядя на неё в упор. — Это маскарадный костюм. Я буду изображать младшего сына правителя острова Тубанга.
Карина вздрогнула, но тут же взяла себя в руки.
— Никогда о таком не слышала, — сказала она. — Это из какой-то сказки?
— Вроде того, — ответил Пётр.
— Что ж, веселись, — Карина снисходительно улыбнулась и тут же сделала строгое лицо. — Только постарайся сделать так, чтобы меня больше не вызывали к директору из-за твоих проделок. Знал бы ты, чего мне стоило уговорить его не выгонять тебя из школы!
— Не сомневаюсь, — сказал Пётр. — Наверное, это было тяжело. Обещаю, что в следующий раз буду умнее и больше не допущу ошибки.
Карина резко запрокинула голову, взгляд её тёмных глаз сделался холодным и настороженным.
— Что ты имеешь в виду?
— Ничего особенного, — ответил Пётр. — А вы?
Холодный огонь в глазах Карины погас, она опустила взгляд и отступила на шаг.
— Ты так бежал, — сказала она, нетерпеливо притопывая острым носком туфли. — Что-то хотел сказать? Понимаешь, я спешу, поэтому…
— Да-да, — сказал Пётр, — конечно, я понимаю. Я просто… вот, возьмите. Это ваше.
И он протянул Карине серебристую дамскую сумочку.
Карина шарахнулась от сумочки, как от змеи. Напускное добродушие слетело с её лица, как ненужная маска, густо накрашенные губы исказились в злобной гримасе, обнажив острые белые зубы.
— Ты… Ты… — Карина задохнулась. — Мы ещё поговорим об этом, гадёныш!
— Конечно, — сказал Пётр. — Обязательно. И не забудьте позвать старину Каса!
Карина вырвала из его рук сумочку, резко повернулась и быстро пошла к воротам. Острые каблуки её туфель гневно стучали по плитам дорожки. Она шла всё быстрее, а потом, не выдержав, побежала. Дверца машины захлопнулась за ней с громким стуком, «Ягуар» взревел мотором, завизжал покрышками и, пулей сорвавшись с места, стремительно скрылся за поворотом.
Проводив машину взглядом, Пётр повернулся к воротам спиной и зашагал к кирпичному зданию бывшей графской фабрики. По дороге за ним увязался фиолетовый паук и бежал следом до самых дверей, подпрыгивая, путаясь в собственных лапах и выпрашивая пирожок с яблочным повидлом. Похлопывая его по пушистой спине, Пётр думал о дяде, затерявшемся где-то в бесконечных зеркальных мирах-отражениях. Бесконечность — это очень много, но Пётр почти не грустил. В ушах у него звучал хриплый голос капитана Раймонда, снова и снова повторявший: «Тот, кто не стоит на месте, рано или поздно куда-нибудь приходит». Пётр соглашался со старым морским волком и думал о том, что если два человека идут навстречу друг другу, то и бесконечность — это не так уж много.
Потом все эти мысли вылетели у него из головы, потому что дверь школы распахнулась, и на крыльцо гурьбой высыпали ребята. Пётр увидел Соню Туманову, Лёвку, Тараса, сладкоежку Лизу. Впереди всех, пыхтя и отдуваясь, торопился Валерка. Шкода Машка сидела у него на плече, радостно вереща и размахивая коричневыми лапками. Пётр засмеялся и побежал им навстречу. У него было что порассказать друзьям.