Издали остров Ремонтный был похож на чудо-юдо рыбу Кит из сказки о Коньке-Горбунке. Он был такой же длинный, горбатый и так же густо порос лесом. Над синеватой щетиной деревьев неподвижно висело странное треугольное облако, и, только оказавшись в какой-нибудь миле от лесистых берегов, Пётр понял, что облако на самом деле было снежной вершиной огромной горы.
Остров имел обрывистые берега и был окружён опасными рифами, сильно затруднявшими судоходство в здешних водах. Лишь один узкий, извилистый проход вёл с внешнего рейда в спокойную бухту, на берегу которой раскинулась маленькая рыбацкая деревушка. Только здесь, на Ремонтном, сохранились запасы драгоценной корабельной сосны. Местные жители были не столько рыбаками и охотниками, сколько искусными корабельными плотниками и ещё более искусными лесоводами. Если бы не их постоянная забота, густые леса острова Ремонтного давным-давно исчезли бы с лица земли, пущенные на мачты, кили и шпангоуты. Не проходило и недели, чтобы к причалу Ремонтного не приставал какой-нибудь нуждавшийся в починке корабль. Тогда на берегу начинали стучать топоры и раздавались голоса мастеровых, выводившие заклинания, а лесники отправлялись в лес и колдовали над свежими пнями, чтобы к следующему утру те снова превратились в молодые, полные сил и жизненных соков сосны.
Капитан Раймонд бросил якорь на рейде. Долго ждать не пришлось: через каких-нибудь полчаса в воздухе раздался свист крыльев, и на воду перед самым носом «Каракатицы» с шумом опустился очень крупный пеликан. Увидев, в каком состоянии находится прибывшее судно, пеликан удивлённо разинул клюв и издал странный икающий звук. Придя в себя, он что-то крикнул капитану, который смотрел на него, перевесившись через фальшборт, повернулся к «Каракатице» хвостом и важно поплыл впереди, указывая дорогу.
«Каракатица» осторожно, будто на цыпочках, двинулась вслед за пернатым лоцманом. Как и предупреждал капитан, проход в рифах оказался чрезвычайно извилистым и таким узким, что, несмотря на все меры предосторожности, «Каракатица» то и дело с очень неприятным скрежетом задевала окованным медью днищем подводные камни.
Капитан мрачно мерил шагами мостик, заложив за спину руки и нещадно дымя трубкой. Свисток, который вовсю пользовался оказываемым ему уважением, расхаживал по перилам мостика, также заложив за спину половину своих лапок и пародируя каждое движение капитана. Он больше не менял форму: получив почётный титул Волшебной Боцманской Дудки, медный хвастунишка изо всех сил старался ему соответствовать. Весело поблёскивая на солнце медными боками, живая боцманская дудка разгуливала по перилам мостика, хитро поглядывая на капитана, но тот не обращал внимания на ухищрения Свистка, с головой уйдя в какие-то мрачные раздумья.
Наконец Пётр не выдержал и спросил, что случилось.
— Ничего хорошего, — был ответ. — Это место — готовая западня. Двигаться дальше на нашем разбитом корыте нельзя, но боюсь, что ремонт дорого нам обойдётся. До сих пор Королева могла рассчитывать на то, что мы благополучно пошли ко дну во время посланного ею шторма, но, как только установленное в деревне Всевидящее Око нас заметит, ближайший патруль морской гвардии устремится сюда со всей скоростью, на которую способна их железная лохань. Остаётся надеяться лишь на то, что мы успеем убраться из этой ловушки раньше, чем они явятся. Но это очень слабая надежда, Ларин Пётр: дважды допустив промашку, на третий раз Королева вряд ли ошибётся. Да что там говорить! Обычно она попадает в яблочко с первого раза. То, что она уже дважды промахнулась, лишний раз доказывает, что ты — это именно ты, а не кто-то другой. Твоё появление предсказано, и предсказание не сулит ей ничего хорошего, оттого-то она и бесится.
— А что говорится в предсказании?
Капитан пожал могучими плечами.
— Откуда мне знать? Я не книжник, я мореход. Мне известно лишь то, что я тебе уже рассказал: где-то в старых книгах наших колдунов сказано, что однажды с той стороны на Острова явится некто по имени Ларин Пётр и с ним будет Волшебная Боцманская Дудка. А о том, что будет дальше, разные люди говорят по-разному. И, как мне кажется, все они врут почём зря. Одно я знаю наверняка, Ларин Пётр: если железный корабль морской гвардии запрёт нас в этой бухте, деваться нам будет некуда. Тут не помогут ни мои заклинания, ни твоя дудка. Нас перебьют всех до единого, а «Каракатицу» сожгут, как вязанку дров.
Пётр вздохнул. Теперь капитан именовал его не иначе как Ларин Пётр; это звучало как королевский титул и, так же как титул, налагало на его обладателя огромную ответственность. Именно так Пётр себя сейчас и чувствовал: как король, взошедший на престол в то время, когда его королевство со всех сторон осадили враги, и вместо пиров и почестей получивший одни только заботы и тревоги.
— Ну и капитан нам достался! — вмешался в их беседу Свисток. — Нытик какой-то, а не капитан! Не дрейфь, старый осьминог, с тобой сам Ларин Пётр, чьё появление предсказано, и Волшебная Боцманская Дудка! Уж мы тебя в обиду не дадим!
Шея капитана налилась кровью, большие волосатые кулаки гневно сжались. Старый морской волк запыхтел, как готовящийся закипеть чайник, борода его затряслась, но он сдержался и ничего не сказал: капитан умел помнить добро и не хотел ссориться с Волшебной Боцманской Дудкой, которая не так давно спасла его корабль от неминуемой гибели.
— Молчи-молчи, — подзуживал его окончательно распоясавшийся Свисток. — Зачем попусту болтать языком, если сказать нечего? Эх ты, лысый морской ёж! Что бы ты без нас делал?
— Замолчи, — сказал ему Пётр, — или мне придётся тебе помочь.
— Вольно, юнга! — скомандовал Свисток, но вовремя понял, что слишком далеко зашёл, и прикусил язык.
Между тем разбитая «Каракатица» осторожно обогнула лесистый мыс, и перед путниками открылась деревня. Крутая каменистая тропка вела от деревянного причала к лепившимся над обрывом бревенчатым хижинам, крытым тёсом. Под обрывом, на узкой полоске галечного пляжа, сохли рыбацкие сети. Сети были прочные, с крупной ячеёй: рыба в здешних местах водилась большая и сильная. Глядя на эти сети, Пётр задумчиво закусил нижнюю губу.
— Как бы мне повидать здешнего старосту? — спросил он у капитана, когда «Каракатица» устало привалилась к причалу и они сошли на берег.
— Проще простого, — сказал капитан. — Ступай за мной. Мне тоже надо встретиться с этим старым пройдохой, чтобы договориться насчёт ремонта. Заодно спросишь его про предсказание. Старик это отрицает, но я по глазам вижу, что он — колдун. Не теперешний выскочка, кое-как затвердивший пару-тройку заклинаний, а ещё из старых, настоящих… В общем, книги у него должны быть, надо только как следует потрясти старого хрыча за бороду. Только будь осторожен и держись подальше от Всевидящего Ока. В прошлый раз, когда мы заходили сюда сменить подгнивший шпангоут, оно было установлено на площади, прямо на общинном дереве. Не надо, чтобы Королева тебя видела. По крайней мере, тогда я смогу наврать, что тебя смыло за борт во время шторма, а мы спаслись только чудом…
Капитан осекся на полуслове и резко остановился, сделав странное движение, как будто хотел спрятать Петра за спину. Тропа вывела их на край обрыва, и они почти налетели на врытый в каменистую землю железный столб. С верхушки столба на них внимательно уставился глаз.
Глаз был огромный, размером с большой астраханский арбуз, и прятался в морщинистом кожаном мешке серовато-коричневого цвета. У него были веки и даже ресницы; глаз был карий, выглядел совсем как настоящий и произвёл на Петра крайне отталкивающее впечатление.
— Какая гадость, — сказал Пётр. — Это и есть Всевидящее Око Королевы?
— Оно самое, — упавшим голосом подтвердил капитан. — И оно тебя засекло. Ад и дьяволы! Но кто же мог предположить, что они его переставят? Пошли, юнга. Нечего здесь торчать. Нам надо торопиться.
Пока он говорил, глаз дважды моргнул и прищурился, как будто пытаясь получше их разглядеть. Пройдя вслед за широко шагавшим капитаном полтора десятка метров, Пётр обернулся. Глаз был повёрнут в их сторону и внимательно смотрел им вслед.
— Теперь жди гостей, — на ходу бормотал капитан, теребя бороду. — Эх, Ларин Пётр, Ларин Пётр! Не знаю, что там говорится в предсказании, но пока что ты приносишь несчастье не Королеве-Невидимке, а мне.
Характеристика, данная капитаном деревенскому старосте, оказалась на удивление меткой. Старик производил странное впечатление: то он вёл себя как мудрец, проводящий дни и ночи за чтением тайных рукописей, то вдруг принимался вести себя как торговец с рыбного рынка и отчаянно набивал цену. Правда, когда отчаявшийся добиться толку капитан сказал, кого он привёл с собой, вопрос об оплате ремонтных работ решился моментально: староста переломился пополам в низком поклоне, коснувшись длинной седой бородой неметёного пола, и так, не разгибаясь, объявил, что судно, везущее Ларина Петра, будет отремонтировано бесплатно.
— Наконец-то ты начинаешь приносить пользу, — буркнул капитан.
Староста продолжал стоять согнувшись, и Пётр не сразу сообразил, что древний старец просто не может выпрямиться. Им с капитаном пришлось вдвоём разгибать страдающего застарелым радикулитом мудреца, и это слегка подпортило торжественный момент. Затем заметно повеселевший капитан удалился, тихонько дудя в бороду какую-то морскую песенку, а Пётр остался: ему ещё нужно было кое-что обсудить со старостой.
Начал он с просьбы, которая в данный момент казалась ему более важной, чем какие-то старинные предсказания. Выслушав эту просьбу, староста очень удивился, но перечить Ларину Петру не отважился и сразу же послал вниз, на причал, мальчишку — передать рыбакам распоряжение.
Честно говоря, Пётр не понял, как относится к нему староста. Возможно, он вовсе не был рад его появлению на острове Ремонтном, но опасался спорить с магической силой древнего предсказания. В конце концов, причин для искренней радости у старика действительно было мало: он наверняка понимал, что вслед за Петром на остров придёт морская гвардия, и очень боялся последствий этого неизбежного события.
На какой-то миг Пётр потерял уверенность в том, что поступает правильно. Он подвергал опасности множество ни в чём не повинных людей, а ради чего, спрашивается? Чтобы свергнуть власть жестокой Королевы-Невидимки? Это было просто смешно. Что бы там ни говорилось в старых книгах, Пётр вовсе не ощущал себя достаточно сильным для того, чтобы схватиться хотя бы с одним из железных гигантов, не говоря уже о самой Королеве. Ведь он был всего-навсего мальчишкой со средними магическими способностями, которые в здешних краях стоили очень немногого.
Вместе со старостой он вышел на край обрыва, чтобы посмотреть, как выполняется его просьба. В лесу уже вовсю стучали топоры, по палубе «Каракатицы» бродили бородатые озабоченные плотники в длинных подпоясанных рубахах с засученными рукавами. Они подгоняли складные плотницкие метры, которые сами собой ползали вдоль покалеченных бортов, производя замеры. По фальшборту разгуливал, блестя начищенной медью, неугомонный Свисток. Судя по всему, он подавал плотникам ценные советы. Плотники показывали на него пальцами и изумлённо качали головами, а медный хвастунишка открыто наслаждался повышенным вниманием к своей персоне.
Рыбаки уже вышли в море. Их утлые лодчонки, как ткацкие челноки, сновали по узкому проходу в рифах, перегораживая его крепкими сетями. Пётр заметил капитана Раймонда, который, стоя на краю причала и дымя трубкой, наблюдал за рыбаками. По тому, как были приподняты капитанские плечи, Пётр догадался, что капитан пребывает в тягостном недоумении. В этом не было ничего удивительного: приверженный традициям парусного флота, капитан ровным счётом ничего не знал о двигателях внутреннего сгорания и гребных винтах.
Пётр посмотрел на Всевидящее Око. Как он и ожидал, Око внимательно разглядывало его, не обращая никакого внимания на то, что творилось в бухте. Это было просто чудесно, и Пётр нарочно торчал на краю обрыва до тех пор, пока рыбаки не закончили свою работу.
Только после того как последняя рыбацкая лодка ткнулась острым носом в галечный пляж, Пётр обратился к старосте со своей второй просьбой — поведать ему о предсказании. Старик вздохнул, покосился на Всевидящее Око, взял Петра за рукав и увлёк его к своей избе.
— Видишь ли, Ларин Пётр, — едва ли не виновато объяснял он по дороге, — сто лет назад в деревне случился большой пожар, и хранившаяся в моём доме копия интересующей тебя рукописи сгорела почти целиком. Память у меня уже не та, что в молодости. Я помню только, что рукопись повествовала о подвигах великого чужеземного воина по прозвищу Большой Илл, но рассказать тебе, что это были за подвиги, уже не сумею — всё позабыл, да и не так уж это важно… Главное, — добавил он, заметив, как вытянулось лицо Петра, — главное, что страница, на которой начертано сделанное Большим Иллом пророчество, чудом уцелела. Она у меня дома, и я с радостью познакомлю тебя с пророчеством Большого Илла.
Пётр шёл за ним не в силах произнести ни слова. «Большой Илл, — стучало у него в голове, — Большой Илл… Илл — Илларион? Ох, не знаю… На Островах всё может случиться, это верно, но всё-таки…»
Они вернулись в приземистую и темноватую избу старосты, и тот достал откуда-то высокий, сильно запылённый глиняный горшок.
Невнятной скороговоркой пробормотав заклинание, он снял с горшка явно заговорённую крышку, по плечо запустил руку в горловину и вынул оттуда сильно обгоревший листок пергамента, сверху донизу покрытый какими-то выцветшими закорючками. Очевидно, это была местная письменность, которой Пётр не знал.
Впрочем, староста и не собирался отдавать своё сокровище в чужие руки. Порывшись в складках своего просторного зеленоватого балахона, он извлёк оттуда огромные очки с круглыми стёклами, зацепил за уши верёвочные дужки и, поднеся пергамент к самому носу, кашлянул в сухой сморщенный кулачок.
— Итак, — сказал он, — приступим. Тут, видишь ли, обгорело, поэтому фраза начинается с середины… Гм… Да… Ага, вот. — Он начал читать, и его голос вдруг сделался низким и подвывающим; таким голосом обычно разговаривают артисты на радио, озвучивая роль Волка в сказке про Красную Шапочку: — «И тогда Большой Илл остановился и сказал прямо в прекрасное и холодное лицо Королевы дерзкие слова. «Погоди, — грозным голосом возгласил Большой Илл, — вот придёт Петька, он тебе покажет кузькину мать!» И с тех пор…» — Он замолчал и закончил нормальным голосом: — А дальше ничего нет, всё сгорело.
Пётр сел, растерянно хлопая глазами.
— Как? Как там написано?
— Прочесть ещё раз? — удивлённо спросил староста.
— Пожалуйста, если вам не трудно…
Староста поправил на носу очки, которые были чуть поменьше детского велосипеда, и прочёл, на сей раз обойдясь без подвывания и иных драматических эффектов:
— Погоди, вот придёт Петька, он тебе покажет кузькину мать.
— Спасибо, — пролепетал Пётр, — вы мне очень помогли… А откуда известно, что Петька — это я, Ларин Пётр?
Старик пожал плечами.
— Не помню, — признался он. — Это было в рукописи, но она сгорела. Тебе надо поискать другой экземпляр. Только… Если ты позволишь, Ларин Пётр, я дам тебе совет. Не трать время на поиски этой рукописи. Я не могу вспомнить всего, о чём там говорилось, но я точно помню, чего там не было. Там не было написано ни слова о том, что ты должен делать и куда идти. Рукопись повествовала о том, что было, а не о том, что будет. Юности не пристало рыться в прошлом, она должна идти вперёд. Не изучать историю чужих подвигов, а совершать собственные — вот твоё призвание!
— Спасибо, — сказал Пётр. — Вот так совет! Поди туда — не знаю куда…
— Я всего лишь скромный деревенский староста. Какого совета ты от меня ждёшь?
Тебе нужно обратиться к настоящему волшебнику. Лучше всего было бы посоветоваться с Властимиром Могучим, но он давно отошёл от дел, и никто не знает, на каком из тысяч островов живёт этот всесильный чародей.
— Спасибо, — ещё раз поблагодарил Пётр и встал. — Имя — это уже кое-что, хотя я бы предпочёл точный адрес. — Скажите, — спохватился он, — а больше в предсказании ничего не говорилось? Мне рассказывали, будто там упоминалась Волшебная Боцманская Дудка…
Староста покачал головой, снял очки и бережно опустил пергамент в горшок.
— Возможно, Дудка упоминается в другой рукописи, — сказал он. — Лично мне кажется, что это обычная легенда. Пророчество уже двести лет передаётся из уст в уста и успело обрасти такими подробностями, которым подивился бы сам Большой Илл. Моряки говорят о Боцманской Дудке, рыбаки — о Волшебной Удочке, а плотники — о Весёлом Топоре. Не думай об этом, Ларин Пётр. На Островах всё возможно.
Попрощавшись со старостой, Пётр выбрался из деревни и присел над обрывом, прислонившись спиной к стволу корабельной сосны. Внизу ствол был тёмно-серый, шершавый, изрытый глубокими бороздами и трещинами, а наверху — гладкий, медно-рыжий и прямой, как стрела. Он был тёплый, и от него знакомо пахло живичным скипидаром. Сосна была совершенно такая же, как те, что росли в лесу вокруг школы, разве что выше и стройнее, и Петру опять захотелось всплакнуть. Всё было так сложно, так запутано! Даже пророчество, на которое он так рассчитывал, ничего ему не объяснило, кроме одного: похоже, легендарный Большой Илл действительно был дядей Петра, пропавшим без вести и почему-то очутившимся здесь капитаном спецназа. Полушутливая угроза показать кузькину мать была одним из его любимых выражений. А с другой стороны, так мог выразиться кто угодно. И какой-то Петька, упоминавшийся в пророчестве, тоже мог оказаться кем угодно, а вовсе не Петром Лариным. Да и что это было за пророчество? Обыкновенная пустая угроза, которую какой-то впечатлительный островитянин двести лет назад зачем-то записал на пергаменте…
Всё это выглядело глупым, случайным и бесполезным: и пророчество, на поверку оказавшееся обычной байкой, и почёт, который островитяне оказывали Петру, и то, что он задумал… Пётр чувствовал себя самозванцем, от которого, как верно подметил капитан Раймонд, всем доставались одни неприятности. Больше всего на свете ему сейчас хотелось расплакаться и переложить все свои заботы на кого-нибудь из взрослых. Пускай бы его пожалели, приголубили, позаботились о нём; пускай бы сказали: «Не плачь, мальчик, посиди здесь, мы что-нибудь придумаем. Вот, съешь конфетку, всё будет хорошо». Но он понимал, что это невозможно. Взрослые в этом мире, похоже, не могли как следует позаботиться даже о себе самих. Да и в мире, из которого пришёл Пётр, если разобраться, всё было точно так же. Рассчитывать на взрослых было нечего, да они и не собирались принимать за него решения. Наоборот, все смотрели на Петра с надеждой и ждали от него помощи. А раз так, он должен был помочь, и неважно, что там сказано и чего не сказано в пророчестве.
Пётр встал и отряхнул с брюк приставшие сосновые иголки. Его взгляд снова упал на вход в бухту. Глаза Петра сердито прищурились, и он тихонько пробормотал:
— Ну, погодите! Я вам покажу кузькину мать.
После этого он глубоко вздохнул и стал спускаться с обрыва по крутой извилистой тропке. Он торопился: нужно было сходить на корабль и проследить за Свистком, чтобы он не наболтал лишнего и кого-нибудь ненароком не обидел.