Ларин Петр и волшебное зеркало

ГЛАВА 14

Ночи в здешних широтах стояли тёплые и даже жаркие. В матросском кубрике было душновато, и Пётр попросил у капитана разрешения заночевать снаружи, на палубе. Капитан Раймонд, который всё ещё не до конца оправился после встречи с белым китом, махнул рукой и сказал, что Пётр может ночевать где хочет — хоть на мостике, хоть в «вороньем гнезде» на верхушке мачты. Воспользовавшись этим, Пётр вынес из кубрика свой гамак и привязал его между правым бортом и грот-мачтой. Покачиваясь в верёвочной колыбели под плеск воды и монотонный напев рулевого, Пётр любовался мохнатыми звёздами и думал о том, что на Островах, в конце-то концов, не так уж и плохо. Тоска по дому немного притупилась; к тому же каким-то образом случилось так, что здесь, на Островах, в нём нуждались, в то время как дома без него легко могли обойтись и обходились все, кого он знал. Разве что ребята вздохнут с сожалением, вспомнив о нём, да шкода Машка пискнет жалобно, пробегая мимо двери его комнаты по своим хулиганским делам…

Даже Свисток, который не упускал случая ядовито пройтись по поводу здешних нравов и порядков, кажется, совсем освоился с морской жизнью. Засыпая, Пётр слышал, как он подпевал рулевому, уютно расположившись на колонке штурвала. Под этот дуэт «Каракатица» весело бежала неведомо куда, сияя в ночи своими жемчужно-розовыми сигнальными огнями.

Петра разбудил топот множества ног, тревожные крики и резкие трели Свистка — вернее, Волшебной Боцманской Дудки, подававшей команду «Свистать всех наверх». Пётр открыл глаза и только собирался сесть в гамаке, как через него кто-то перепрыгнул, едва не задев его по лицу грубым матросским башмаком. За первым матросом через Петра попытался перепрыгнуть второй, но неудачно: он зацепился за гамак, гамак перевернулся, и матрос вместе с сонно моргающим Петром с шумом грохнулся на палубу.

Солнце ещё не взошло. Небо на востоке только-только начало наливаться жемчужным светом, стояли серые предрассветные сумерки. Море было по-прежнему спокойным, но суета на палубе не прекращалась, а это означало, что снова происходит что-то неприятное и даже, может быть, опасное.

Пётр наконец выпутался из гамака, отвязал его от мачты и попытался понять, чем вызван этот кавардак в такой неурочный час. Судно снова неслось с бешеной скоростью, так что только ванты скрипели да хлопали, надуваясь в обратную сторону, прочные паруса из акульей кожи. Камуфляжный жилет дяди Иллариона с вышитым на спине револьвером — боевое знамя «Каракатицы» — даже не развевался, а неподвижно стоял в тугом потоке встречного воздуха, прямой и плоский, как доска. Поскольку разговора о том, чтобы кого-то атаковать, у них с капитаном накануне не было, Пётр решил, что они опять от кого-то улепётывают.

И он не ошибся. Поначалу, снова заметив в руках у матросов багры и вынутые из уключин вёсла, он решил, что вернулся белый кит, однако в следующий миг понял свою ошибку, увидев паруса.

Они были совсем близко и шли наперерез «Каракатице» — два странных, ни на что не похожих корабля, как будто сколоченных как попало из подобранного на ближайшей свалке мусора. На корявых, стоящих вкривь и вкось мачтах реяли лохмотья парусов, кое-как сшитых из грязной, разлохмаченной парусины и не менее грязных клочков кожи. В рваном такелаже висел какой-то мусор — возможно, это были обломки сгнивших и треснувших под собственной тяжестью рей. С низких пузатых бортов свисали куски обшивки, торчали какие-то доски и палки. Вместо палубных надстроек Пётр разглядел накрытые увядшими листьями шалаши из прутьев. У одного корабля бушприт был загнут крючком, а у другого, хоть и был прямым, смотрел куда-то вбок. Глядя на эти плавучие груды мусора, Пётр удивлялся, как они не развалятся на куски, однако те не только не разваливались, но и двигались с удивительной скоростью, намного превосходившей скорость «Каракатицы». Намерения их были ясны, как наступавший день: странные корабли собирались взять «Каракатицу» на абордаж.

На носу каждого из них возвышалась какая-то непонятная постройка из неотёсанных брёвен, связанных обрывками каната. Постройки эти напоминали невысокие бревенчатые башни, вроде сторожевых вышек. Приглядевшись, Пётр похолодел: диковинные корабли были вооружены примитивными катапультами, и как раз сейчас экипаж одного из них закатывал в чашу катапульты здоровенный булыжник, весивший никак не меньше двухсот килограммов. Оборванные и грязные коренастые коротышки, до самых глаз заросшие косматыми бородами, дико вопя, развернули своё орудие, кто-то дёрнул рычаг, и камень, описав в воздухе крутую дугу, со свистом устремился прямиком на «Каракатицу».

— Камню незачем летать, — скороговоркой прокричал с мостика голос капитана Раймонда, — камню надобно лежать! Ром — лекарство, чай — отрава… Упади-ка, братец, справа!

Камень на мгновение застыл в воздухе, словно не зная, как поступить, а потом изменил направление полёта и с громким плеском обрушился в воду по правому борту. На палубу хлынул водопад солёных брызг, «Каракатицу» слегка качнуло. На атакующих кораблях дико завопили, завыли, потрясая грязными кулаками, в которых были зажаты кривые абордажные сабли и короткие дротики, и ещё один булыжник, втрое больше и тяжелее предыдущего, вылетев из корзины, ринулся вперёд.

— Коль не хочешь ром ты пить, — закричал капитан, — есть ли смысл меня топить? Что делить нам, не пойму… Отправляйся за корму!

Капитан сочинял свои заклинания наспех и потому не успел рассчитать всё как следует. Огромный обломок скалы, который норовил разнести вдребезги нос «Каракатицы», действительно изменил курс, резко вильнув в воздухе, и упал в воду далеко за кормой. Однако капитан немного запоздал, и камень прошёл точнёхонько над палубой «Каракатицы», снеся по дороге бизань-мачту, которая с грохотом и треском рухнула за борт. Несколько матросов, не дожидаясь команды, бросились туда и быстро перерубили уцелевшие верёвки, освободив судно от мёртвого груза. Комель мачты грузно соскользнул с развороченного фальшборта, и та закачалась на волнах, стремительно удаляясь от несущейся во весь опор «Каракатицы».

— Ад и дьяволы! — взревел приведённый этим зрелищем в неописуемую ярость капитан Раймонд. — Сколько можно?!

Косматые коротышки на палубе ближайшего к «Каракатице» пиратского корабля с воплями опустили в корзину катапульты очередной камень и принялись энергично вертеть лебёдку, натягивая сплетённый из китовых жил ремень. Пётр даже загляделся: впервые за всё время своего пребывания на Островах он видел людей, которые сами, по собственной инициативе, делали что-то руками, не прибегая к помощи заклинаний.

— Вас не трогал я, друзья! — проревел с мостика рассвирепевший капитан Раймонд. — В нашем споре правый — я! Вам не встретить новый день… Хрястъ — корзина! Хлоп — ремень!

Пока он выкрикивал эти стихи, катапульта выстрелила. Её длинный рычаг начал описывать стремительную дугу, готовясь со страшной силой выбросить из корзины свой смертоносный груз, и в этот самый момент приводивший его в движение ремень лопнул со звуком, похожим на выстрел из ружья. Одновременно с этим сплетённая из толстых веток корзина неожиданно рассыпалась, и огромный камень, неловко подпрыгнув, с чудовищным треском рухнул на палубу пиратского корабля. В воздух взлетели обломки гнилых досок, судно содрогнулось ст носа до кормы, резко замедлило ход и прямо на глазах начало погружаться, зарываясь кривым бушпритом в спокойную синюю воду.

Капитан и команда «Каракатицы» разразились торжествующими воплями; с пиратских кораблей им ответил злобный звериный вой. Пётр поймал за рукав боцмана, который с рёвом потрясал в воздухе багром, и спросил, кто это такие.

— Самые злобные твари на всём океане, паренёк, — ответил боцман, — морские пиявки.

— Пиявки? — удивился Пётр. — Но они так похожи на людей!

— Вообще-то, они гномы, — объяснил бородатый боцман. — Пиявки — это прозвище, которое они получили за свою кровожадность.

— Гномы?! — Пётр был сражён. — А что гномы делают в океане? Никогда не думал, что гнома можно загнать на борт корабля!

— Да они и сами не думали, — сказал боцман. — Жили себе на острове Рудном, копали потихонечку золотишко — так, забавы ради, потому что гномам это по всем правилам полагается. А потом пришла Королева и обложила их данью. Очень ей почему-то золото нравится, нашей Королеве. Дань всё росла и росла — из года в год, из месяца в месяц. Отдавать было трудно, а не отдавать — нельзя, потому что с морской гвардией не очень-то поспоришь. Ну они и вкалывали день и ночь. Весь остров изрыли своими штольнями, опустились ниже уровня моря. Был остров, а стал сыр с дырочками. Одна оболочка от него осталась, а потом и та рухнула, обвалилась, и осталась на месте острова Рудного одна только вода. Ну а гномам, которые не потонули, куда деваться? Собрали они обломки, что поверху плавали, сколотили кое-как корабли да и ударились с горя в разбой.

— Ничего себе, — сказал Пётр. — А почему они на нас напали? Ведь «Каракатица» сейчас выглядит точь-в-точь как гвардейский корабль!

— А им это безразлично, — сказал боцман. — Морские пиявки никого не боятся. Тем более что гвардейские корабли сами железные, а внутри золотом набиты — какой до половины, а некоторые так и доверху. А для гномов железо и золото — самые разлюбезные вещи. Вот они захватят гвардейскую лохань, за железо подержатся, золотишком побренчат да и утопят всё это к дьяволу, чтоб, значит, Королеве не досталось. Очень она их за это не любит. Ну а они, понятное дело, — её…

— А медь? — вмешался в их беседу Свисток, осторожно подползая по фальшборту. — С медью они что делают? Металл-то полезный!

— Тоже топят, если попадётся, — равнодушно сказал боцман. — Смотри, смотри, они уже рядом!

— Ой-ёй-ёй, — сказал Свисток, увидев вблизи корабль морских пиявок, и живо юркнул к Петру в карман.

— Эй, Ларин Пётр! — зычно прокричал с мостика капитан. — Снимай своё заклинание! Нам от них не уйти, а я не желаю драться в обличье железного болвана!

— Слышал? — сказал Пётр, обращаясь к своему карману.

Свисток не ответил и не вылез наружу, но над кораблём пронеслась короткая переливчатая трель. Магическая пелена спала с «Каракатицы», и краски наступающего дня засверкали вокруг в полную силу. Пётр даже зажмурился, и тут ещё один булыжник, который капитан Раймонд то ли не заметил, то ли не успел вовремя отклонить, ударил «Каракатицу» в правый борт. Раздался ужасный треск и грохот, и последнее, что услышал Пётр перед тем, как упасть в воду, был вопль капитана Раймонда: «Ад и дьяволы!»

Синяя океанская вода с негромким плеском расступилась, приняв в себя летящего вверх тормашками, ничего не соображающего и не успевшего даже толком испугаться Петра. Он погрузился в неё с головой. Вода была голубовато-прозрачная, чистая, как слеза, и тёплая, как парное молоко. Пётр отчаянно заработал руками и ногами и пробкой выскочил на поверхность.

Пока он отфыркивался, отплёвывался и тряс головой, «Каракатица» уже была далеко. Отыскав её взглядом, Пётр увидел, как корабль морских пиявок подошёл к судну капитана Раймонда вплотную. В воздух взвились крепкие верёвки, к концам которых были привязаны острые стальные крючья. Эти крючья со стуком впились в борт «Каракатицы», и свирепые морские гномы принялись дружно тянуть верёвки, подтаскивая свою уродливую лохань поближе к «Каракатице». При этом оба судна продолжали нестись во весь опор и превратились в крошечную чёрную точку даже раньше, чем гномы пошли на абордаж. Прошла ещё пара секунд, и чёрная точка исчезла, скрывшись за горизонтом. Пётр остался один.

Он огляделся. Второго корабля морских пиявок тоже не было видно — он то ли утонул, то ли малым ходом удалился в другую сторону, чтобы заделать чудовищную дыру в днище, пробитую выпавшим из катапульты камнем. Вокруг Петра, покачиваясь, плавали обломки выкрашенных в голубой цвет досок, но все они были слишком малы, чтобы выдержать его вес. О том, чтобы сделать из них что-то вроде плота, нечего было и думать; Пётр попытался хотя бы собрать их в охапку, но проклятые щепки ускользали от него, как живые, расплываясь в разные стороны, всё дальше друг от друга.

Наконец он бросил это бесполезное занятие, перевернулся на спину и лёг, широко раскинув руки и ноги. Солёная океанская вода держала отлично, Пётр лежал на ней, как на диване, и думал о том, что будет с ним дальше.

В общем-то, думать было нечего. Он выпал за борт посреди безбрежного океана, по которому можно было неделями плыть на самом быстроходном корабле, не встретив ни единого клочка суши. К тому же капитан Раймонд нарочно проложил курс «Каракатицы» таким образом, чтобы он проходил как можно дальше от Островов. Пётр был один в открытом море, и рассчитывать ему приходилось только на себя.

Поначалу он надеялся, что на «Каракатице» заметят его отсутствие и, конечно же, поспешат вернуться за ним, Лариным Петром, чьё появление было предсказано его дядей, Большим Иллом. Они просто не могли, не имели права оставить его здесь! Ведь он был ключевой фигурой событий, которые только-только начались, событий, которые могли изменить всю жизнь на Островах. Кроме того, Пётр был гостем капитана Раймонда, а капитан никогда не упускал случая поговорить о законах морского гостеприимства. И ещё он, Пётр, как ни крути, являлся подростком, мальчишкой, о котором взрослые обязаны хоть как-то заботиться. Они могут не покупать ему конфет и не гладить по головке, — ещё чего! — но они не имеют права бросать его одного в открытом океане.

Короче говоря, капитан Раймонд должен был немедля бросить всё, развернуть «Каракатицу» и вернуться, чтобы подобрать своего драгоценного пассажира. Он бы, наверное, так и поступил, если бы не морские пиявки. Пётр вспомнил абордажные крючья, крепко впившиеся в борт «Каракатицы», и банду свирепых бородатых коротышек, вооружённых ржавыми кривыми саблями и короткими острыми дротиками. А у команды «Каракатицы» были только багры, парочка топоров да кортик капитана Раймонда… Пожалуй, капитану сейчас было не до спасательных операций; пожалуй, «Каракатица» была обречена и могла уцелеть только чудом. Конечно, на Островах всё возможно, на то они и Острова, но, честно говоря, Пётр не видел способа, который помог бы капитану Раймонду и его команде избежать неминуемой гибели.

Словом, ждать возвращения «Каракатицы» не стоило. У Петра защипало глаза и защекотало в носу, но он вспомнил про обещание, данное им самому себе на Острове Скелета, и не стал плакать. Капитан Раймонд и его команда были его друзьями, и их гибель стала для Петра огромным потрясением, но он решил, что успеет оплакать их позднее — тогда, когда у него будет на это время. К тому же Пётр знал от своего дяди, капитана спецназа: если друзья погибли случайно, их действительно стоит оплакивать; но если их убили на войне, за них полагается мстить.

Однако прежде чем мстить, ему следовало добраться хоть до какой-нибудь суши. Например, вернуться на остров Ремонтный. Петра не очень-то тянуло обратно, но Ремонтный был единственным островом, местоположение которого он знал хотя бы приблизительно. Кроме того, к причалу Ремонтного часто приставали корабли, в том числе, наверное, и бесстрашные китобои, которые, судя по рассказам капитана Раймонда, в своё время не боялись вступить в открытый бой с морской гвардией. Пётр вздохнул, вспомнив о бортовом журнале «Каракатицы». Эта огромная книга наверняка содержала множество сведений о дяде Илларионе. Пару раз капитан намекал, что все копии древней рукописи, содержавшей пророчество Большого Илла, были сделаны именно с бортового журнала «Каракатицы». Да и могло ли быть иначе? Ведь капитан сражался бок о бок с дядей Петра, а по вечерам, скрипя пером, старательно заносил в свой журнал все события минувшего дня. Легендарная рукопись, которую искал Пётр, всё время была рядом с ним, буквально в двух шагах, а он так и не нашёл времени заглянуть в неё хоть одним глазком. А теперь уже поздно: рукопись вот-вот отправится на дно вместе с разграбленной, обезображенной «Каракатицей»…

Он снова вздохнул. Наверное, деревенский староста в чём-то был прав, говоря, что Петру не нужно искать эту рукопись. Он должен был действовать, и действовать быстро, иначе никакие рукописи ему вскорости не понадобятся.

Пётр перевернулся на живот и посмотрел вниз. Вода была прозрачная, и он отлично видел сквозь неё собственные руки и ноги. Кроме рук и ног, он не увидел ничего — только бездонную океанскую синь, над которой он парил, как птица в небе. Его пробрала зябкая дрожь, когда он окончательно понял, что теперь между ним и бездной нет даже зыбкой палубы утлого деревянного судёнышка. Где-то там, в холодных глубинах, шныряли в поисках добычи гигантские белые акулы. Да и кроме акул, в океане, должно быть, обитала масса жутких чудовищ — может быть, не таких больших, но не менее кровожадных и отвратительных. Петра охватило желание немедленно плыть изо всех сил куда глаза глядят, вопя при этом во всё горло, но он взял себя в руки.

Добраться до Ремонтного вплавь нечего было и думать. Рассчитывать на встречу со случайным кораблём тоже не приходилось, разве что морские пиявки, возвращаясь из набега, нечаянно наткнутся на него. Но, пожалуй, лучше было утонуть, чем попасть в плен к озлобленным и жестоким гномам, лишившимся собственного острова и оставшимся не только без крыши над головой, но и без земли под ногами. Всё равно утопят, только, наверное, ещё и помучают перед тем, как бросить за борт…

Петру нужен был собственный корабль. Без корабля ему не выжить — хоть сейчас вытягивай руки по швам и отправляйся прямиком на дно. Корабля у него не было, но зато имелось кое-что другое, а именно Волшебный Свисток и сбитая с «Каракатицы» мачта, которой Пётр не видел, но которая наверняка всё ещё плавала где-то неподалёку. Свисток высвистел бы это крепкое сосновое бревно, заставил его приблизиться, а дальше Пётр с его помощью надеялся направить мачту в сторону Ремонтного. Конечно, она поплывёт далеко не так быстро, как «Каракатица», но всё-таки поплывёт. На ней можно будет сидеть верхом и даже лежать на распластанных в воде парусах из акульей шкуры, не боясь утонуть во сне. Питаться можно будет сырой рыбой, которая в здешних краях настолько глупа, что ловится не на крючок с наживкой, а на нескладные самодельные стишки… Словом, перспективы были хоть и не особенно радужные, но всё-таки не такие непроглядно чёрные, какими казались всего минуту назад.

Пётр засунул руку в карман. В кармане было пусто, хотя ему и казалось, что Свисток юркнул именно сюда. Пётр проверил второй карман, поискал в нагрудном карманчике рубашки, но тщетно — Свисток как сквозь землю провалился.

«Нет, — подумал Пётр, заново обшаривая карманы, в которых по-прежнему ничего не было, кроме солёной морской воды, — он не провалился сквозь землю. Он выпал из кармана, пока я отдыхал лёжа на спине, и утонул, потому что медные свистки не умеют плавать, даже если они волшебные».

Вот теперь ему стало по-настоящему одиноко и страшно. Он был совершенно один в безбрежном чужом океане, в чужом мире, дорогу из которого так и не сумел найти. Даже своего единственного верного друга, вместе с ним прошедшего сквозь волшебные зеркальные Ворота, он ухитрился потерять. Потерять? Да нет, не потерять, а погубить по собственной небрежности! Он ведь даже не вспомнил о Свистке, когда лежал на спине раскинув руки и ждал возвращения «Каракатицы», которая никогда не вернётся.

Он представил себе Свисток — крохотную медную улитку, которая сейчас, наверное, ползала в кромешной темноте, на огромной глубине, по покрытому толстым слоем ила океанскому дну, отыскивая путь на поверхность. Свисток не мог захлебнуться, потому что у него не было лёгких. Потеряв своего приятеля, Пётр обрёк его на многолетние странствия в полном опасностей подводном мире. Может быть, когда-нибудь бедняга сумеет добрести по дну до какого-нибудь острова или рыбаки, вспоров брюхо глубоководной рыбины, с удивлением извлекут оттуда позеленевшую медную штуковину, которая скажет им: «Привет, ребята! Как бы мне найти Ларина Петра? Я — Волшебная Боцманская Дудка и тем горжусь…» А может быть, он так и будет бродить, распугивая глупых рыб и сам пугаясь морских чудовищ, пока ярь-медянка окончательно не съест его маленькие медные лапки, и тогда он навеки останется на дне, а песок и ил будут медленно затягивать его, пока не похоронят совсем…

Пётр посмотрел вниз, как будто надеялся пронизать взглядом синюю бездну, в которой бесследно скрылся его верный товарищ. Увы, он ничего не увидел, кроме смутной тени, проскользнувшей в глубине. Свисток канул безвозвратно. Даже если он сумеет выбраться, Петру вряд ли удастся разыскать его в пёстром мире Островов. Да и как они станут искать друг друга, если сам Пётр вот-вот пойдёт ко дну? Бедняга Свисток! Каково-то ему будет случайно наткнуться в глубине на тело своего утонувшего хозяина?

Неожиданно Петра словно током ударило: он вспомнил о тени, которую только что видел прямо под собой. А что если это акула?!

Он снова посмотрел вниз и похолодел: прямо под его ногами из бездны стремительно поднималось что-то огромное, тёмное, горбатое и неимоверно страшное. Очертаний всплывающего гиганта Пётр пока не различал, но размеры его наводили на мысль о поднимающемся из морской пучины новом острове, пока не обозначенном на картах. Но острова вырастают совсем не так. Их либо строят по миллиметру в год трудолюбивые коралловые полипы, либо выталкивают наружу землетрясения и извержения вулканов. Не бывает так, чтобы остров поднимался из глубины так, как этот — стремительно и бесшумно…

Охваченный паничёским страхом, Пётр бешено забил по воде руками и ногами, пытаясь убежать от поднимающегося на поверхность кошмарного чудовища. Но куда там! Жуткая тварь, приближавшаяся к Петру снизу, из-под воды, была слишком громадна и двигалась чересчур стремительно, чтобы от неё можно было ускользнуть даже на самом быстром корабле. Сначала нога, а потом и рука Петра по очереди задели что-то скользкое и одновременно шероховатое. По инерции Пётр ещё некоторое время пытался плыть, колотя руками по упругой шкуре морского чудища, а потом воды под ним не осталось. Вода стекала с его одежды, струилась по мокрой синевато-серой шкуре и с плеском падала обратно в море. Непреодолимая сила подняла Петра высоко в воздух — пожалуй, даже выше, чем когда он стоял на палубе «Каракатицы». Горизонт сразу раздвинулся, и Пётр увидел вдали качавшуюся на волнах мачту, распластавшую по воде паруса из белой акульей кожи.

Да, именно из белой! Только сейчас Пётр сообразил, что шкура чудовища, на спине которого он лежал, была совсем другого цвета. Она была серая с синеватым оттенком, а может, и наоборот — синяя с серым. Это была не белая акула, а совсем другой зверь, намного превосходивший её размерами. Пётр припомнил, что уже встречал на Островах похожее животное, и немного успокоился.

Он огляделся и обнаружил, что лежит, распластавшись на животе, на округлой верхушке чего-то, что напоминало огромный холм из сплошного сине-серого камня. В тот самый момент, когда Пётр оглянулся, вода позади него с плеском расступилась, из неё поднялся гигантский хвост с двумя горизонтальными лопастями и с громоподобным плеском опустился обратно в море. В эту же минуту впереди, чуть ниже по склону холма, открылось круглое отверстие, и из него прямо в небо ударил высокий фонтан мелких брызг. У Петра не осталось никаких сомнений: он лежал на спине гигантского синего кита, одного из тех, кого капитан Раймонд назвал мудрецами морских глубин.

Значит, его жизнь находилась вне опасности — если, конечно, кит спас его нарочно, а не просто случайно поднялся на поверхность, чтобы немного подышать. Ведь такая громадина могла просто не заметить, что у неё на спине кто-то есть. Вот сейчас наберёт побольше воздуха да и нырнёт себе обратно в глубину, где он — самый сильный и мудрый и где его никто не посмеет обидеть…

Кит снова ударил по воде огромным хвостовым плавником и начал плавно погружаться.

— Эй, эй, погодите! — завопил Пётр, колотя кулаками по мокрой шершавой шкуре. — Постойте! А как же я? Я тут! Одну минуточку!

Кит покосился на него громадным чёрнофиолетовым глазом и подмигнул. Обычно киты никому не подмигивают; возможно, и этот кит даже не думал подмигивать, а просто моргнул, но Пётр готов был поспорить на что угодно, что кит именно подмигнул, и не кому-нибудь, а ему, Петру. Морской гигант погрузился ещё немного, и подмигивающий глаз скрылся под водой. Из широкого дыхала вылетела ещё одна струя воды и пара, и кит поплыл, выставив из воды круглый горб, на котором лежал Пётр.

Он больше не погружался. Круглый горб его спины стремительно рассекал воду, позади тянулся расходящийся пенный след, как за кораблём. Пётр приподнялся на руках, а потом осторожно сел, поджав ноги. Исполинская туша размеренно поднималась и опускалась в такт мощным движениям огромного хвоста. Слышалось только журчание рассекаемой круглым лбом воды да редкие мощные выдохи. Сидеть верхом на ките было непривычно. Пару раз Пётр катался без седла на лошади, и сейчас у него возникло точно такое же чувство, как тогда, только гораздо более сильное. Было странно и не очень приятно ощущать, как под толстой кожей мерно сокращаются мощные мускулы и всё это происходит прямо под тобой и ни капельки от тебя не зависит. Автомобиль или корабль тоже намного больше человека, и он тоже вибрирует, рычит и быстро передвигается в пространстве, но при этом он остаётся всё таким же мёртвым, неодушевлённым куском металла. Кит же, в отличие от корабля, был живой; сидеть на нём, как на каком-нибудь диване, было неловко, а спрыгнуть — боязно. Да и куда прыгать-то — обратно в океан? Но очень скоро Пётр пообвык и начал получать удовольствие от стремительного движения и плавного покачивания огромного животного.

Кит плыл строго по прямой. Очевидно, он точно знал, куда держит путь. Пётр понадеялся, что путь этот приведёт их к обломкам погибшей «Каракатицы» — а вдруг там есть уцелевшие? Но потом он сориентировался по солнцу и понял, что кит направляется совсем в другую сторону. Пётр стал гадать, какова цель этого молчаливого путешествия, но не успел ничего придумать, поскольку путешествие вдруг закончилось так же неожиданно, как и началось.

Внезапно яркий свет поднявшегося над горизонтом солнца мигнул и потускнел совсем как вчера, когда Пётр просвистел заклинание Повтора и «Каракатицу» окружила невидимая магическая пелена, до неузнаваемости исказившая её очертания. Кит остановился и трижды ударил хвостом по воде, окатив уже успевшего слегка подсохнуть Петра фонтанами брызг. Пётр протёр глаза, гадая, что может означать эта шутка морского мудреца, и вдруг увидел прямо перед собой, в какой-нибудь полусотне метров, остров.

Остров был невелик, с невысокими обрывистыми берегами. Он имел продолговатую форму, отдалённо напоминавшую обводы военного корабля, и так же, как у корабля, скалистый берег с одного края был слегка приподнят и выдавался в море острым клином, похожим на корабельный нос. Посреди острова возвышалась треугольная гора белого камня, издали здорово похожая на поднятый парус или на плавник белого кита. У подножия горы раскинулась небольшая роща; в одном месте Пётр разглядел ручеёк, который падал в море с обрывистого берега.

Пётр припомнил карту, которую видел в каюте капитана Раймонда, когда тот прокладывал курс. Если капитан не сбился с пути, что было маловероятно, то в этом районе не должно было быть никаких островов. Острову здесь просто неоткуда было взяться. И потом почему он возник так внезапно? Откуда появился на совершенно пустом месте?

Пётр повернул голову и посмотрел на солнце. Солнечный диск виднелся словно сквозь дымчатые очки. Он был круглый, маленький и плоский, как монетка, и совсем не слепил глаза. На нём даже можно было разглядеть какие-то пятна, но Пётр не стал любоваться этой знакомой картиной. Всё было ясно: мудрый синий кит доставил его прямиком на окружённый заклинанием Невидимости остров Шустрый, где у подножия Парусной скалы проживал удалившийся от дел волшебник Властимир Могучий.