Ларин Петр и волшебное зеркало

ГЛАВА 4

Ждать пришлось минут двадцать. По истечении этого срока, показавшегося ему вечностью, Пётр услышал за дверью странные звуки: пыхтение, царапанье, какое-то кряхтенье, а потом — тяжёлый металлический стук и приглушённый возглас досады.

— Эй, — негромко позвал он в замочную скважину, — Свисток, ты где? Что там у тебя случилось?

— Что, что, — послышался из-за двери сердитый шёпот. — Упали мы, вот что случилось!

— Кто это — вы? — удивился Пётр.

По правде говоря, он не столько удивился, сколько испугался: а вдруг, помимо Свистка, он нечаянно оживил ещё что-нибудь? Или надо говорить: «кого-нибудь»?

Свисток не дал ему времени на решение этого сложного вопроса.

— Мы — это я и Большой Ключ, — сквозь зубы процедил он. — Видишь ли, Ключ действительно очень большой, а я, если ты помнишь, как раз маленький.

Вообще-то, зубов у свистков не бывает, но Петру показалось, что Волшебный Свисток разговаривает с ним именно сквозь зубы, и притом очень ядовито. Кажется, начинались последствия, о которых предупреждало Дисциплинарное Уложение.

— Извини, — сказал он. — Мне жаль, но я действительно не знал, к кому обратиться.

— Разумеется, — сердито проворчал из-за двери разговорчивый Свисток. — Если бы не крайняя нужда, я бы так и валялся в этом пыльном ящике. Преподобные ноты, с кем я связался! Этот мальчишка вспоминает обо мне только тогда, когда нужно что-нибудь свистнуть. Ещё бы! Ведь на то я и Свисток…

— Извини, — повторил Пётр. — Я действительно в отчаянном положении.

— Это я в отчаянном положении! — резко возразил Свисток. — Этот Ключ раз в десять больше меня, дверь гладкая, а я не штатив и не альпинист, я — Свисток и этим горжусь!

— Ты — Волшебный Свисток, — напомнил Пётр. — Просвисти заклинание Невесомости, и дело в шляпе.

— Интересно, а кто будет в меня дуть? — ядовито осведомился Свисток.

— Интересно, а кто дует в тебя, пока ты болтаешь? — не менее ядовито поинтересовался Пётр, которого болтовня Свистка уже успела утомить.

Похоже, ему удалось поставить Свисток в тупик. За дверью наступила тишина. Пётр уже начал волноваться, не ушёл ли разобиженный Свисток восвояси, но тут в коридоре послышался негромкий мелодичный свист — Свисток выводил заклинание Невесомости.

Потом мелодия оборвалась, и Свисток сердито сказал:

— Ну? Вот он я, болтаюсь в метре от пола, как космонавт посреди орбитальной станции. И что я, по-твоему, должен делать дальше? Никакое заклинание не сможет протолкнуть такой огромный Ключ в такую маленькую замочную скважину! Это всё равно что пытаться протащить верблюда сквозь игольное ушко. К тому же его мало засунуть в замок — надо ещё и повернуть!

— Просто дотронься им до замка, — сказал Пётр, решив до поры до времени не обсуждать со Свистком его манеры.

— Фокусы-покусы, — презрительно фыркнул Свисток. — В этом доме ничего не делается по-человечески. Одни сплошные фокусы!

— Ты на себя посмотри, — посоветовал Пётр. — Сам-то ты кто?

— Вот об этом я и говорю, — вздохнул Свисток. — Ладно, отойди-ка от двери, а то мало ли что…

Пётр отступил на пару шагов, отдавая должное предусмотрительности Свистка. Магия Большого Ключа была изучена не до конца, ею просто пользовались, не зная толком, как она работает. Честно говоря, никто не мог даже с уверенностью сказать, откуда вообще появился в школе Большой Ключ. Он просто был, как и многое другое, и с ним приходилось считаться.

Воздух снова дрогнул, на этот раз гораздо сильнее, чем когда Пётр оживил Свисток. Послышался немелодичный звук, похожий на металлический скрежет, дверь озарилась неярким зелёным светом, в замке что-то щёлкнуло, звякнуло, хрустнуло. Пётр стоял в сторонке, ожидая продолжения, но больше ничего не произошло. Изумрудный свет медленно угас, дверь осталась закрытой. «Ничего не вышло!» — решил Пётр, но тут из-за двери снова послышался слегка шепелявый голосок Свистка.

— Так и будем стоять? — язвительно поинтересовался Свисток. — Или ты ждёшь, что я стану надрываться, открывая перед тобой все двери подряд? Я Свисток, а не привратник!

— И тем гордишься, — закончил за него Пётр, взялся за ручку и открыл дверь.

— Совершенно верно, — с достоинством ответил Свисток, входя в изолятор.

Пётр вздрогнул, увидев его. Свисток остался медным, но теперь напоминал не боцманскую дудку, а металлическую змейку с дюжиной крошечных ножек, расположенных по бокам её трубчатого тела. На обоих концах трубки появились совершенно одинаковые медные губы, а спереди, прямо над губами, прорезались круглые глазёнки — выпуклые, как у краба, очень живые и бойкие.

— Господи, на кого ты похож! — не удержавшись, воскликнул Пётр.

Свисток не обиделся. Он гордо приподнял верхнюю половину туловища, выкатил глазки на тонких медных проволочках и с явным удовольствием оглядел себя со всех сторон.

— Ни на кого, — самодовольно сообщил он. — Ни на кого, кроме себя, единственного и неповторимого.

Он прошёлся по тесной прихожей, смешно семеня многочисленными лапками и тихонько насвистывая что-то среднее между «В лесу родилась ёлочка» и «Боже, царя храни». Вид у него был цветущий, если можно так выразиться, говоря о медном свистке.

— Что это ты такое свистишь? — спросил Пётр.

— Заклинание Хорошего настроения, — откликнулся Свисток, удобно располагаясь в тапочке Петра, как в шезлонге.

— Странно, — сказал Пётр. — Мне казалось, что оно звучит как-то по-другому.

— Ты ничего не понимаешь, — заявил Свисток, скрещивая на металлическом брюшке все шесть пар лапок. — Заклинание Хорошего настроения — это такая штука… Это такая штука! В общем, — деловито закончил он, — неважно, что именно ты свистишь. Главное, чтобы у тебя от этого поднималось настроение, понял?

— Ага, — сказал Пётр.

Манеры Свистка были ниже всякой критики, но приходилось признать, что время от времени он говорит вполне разумные вещи.

— Ну хорошо, — деловито сказал Свисток, сползая с тапочки. — Куда мы теперь направимся? Что нужно свистнуть на этот раз?

— Не знаю, — честно признался Пётр. — Там увидим. А ты что, намерен идти со мной? — спохватился он.

Свисток присвистнул, встал вертикально, опираясь на четыре задние лапки, а остальные восемь опять скрестил перед собой.

— Интересное кино, — обиженно протянул он. — Как дверь открыть, так без Свистка ни туда ни сюда, а как прогуливаться, так Свисток не нужен? Конечно! Кто я такой, чтобы со мной свистаться… то есть считаться?! Так, кусок медной трубки! Бывший топливный шланг от бывшего грузовика, давно пущенного на металлолом… Конечно! Они большие, им видней. Зачем им, таким умным, какой-то Свисток? Дверь-то уже нараспашку!

А Свисток может проваливать куда глаза глядят. Его по дороге сюда чуть было кошка не съела. Ну, так пускай доест. Может, подавится, пучеглазая…

— Погоди, — растерянно пробормотал Пётр, совершенно сбитый с толку этой горестной речью. — Постой, я же совсем не то хотел сказать!

— И не уговаривай, — заявил Свисток и горделиво отставил в сторону ногу. — Никуда я с тобой не пойду. Удалюсь в изгнание. Поселюсь в кустах и буду пересвистывать соловьёв. Они у меня все с ума от зависти сойдут! Хотя, — добавил он, подумав, — какой там у них ум… Свистульки в перьях, только и всего.

И он издал трель, которой действительно мог бы позавидовать любой соловей.

— Да погоди же! — с досадой воскликнул Пётр. — Что ты заладил: изгнание, изгнание… Ты свисток или попугай? Вот зарастёшь ярью-медянкой, позеленеешь с головы до ног, как Медный Всадник, узнаешь тогда, что такое изгнание! Кто тебя будет пастой ГОИ чистить? И вообще, нечего старших перебивать! Я просто хотел сказать, что благодарен тебе за то, что ты согласен составить мне компанию. Ведь это может быть опасно…

— Опасно? — голос Свистка дрогнул и дал петуха. — Опасно, ты говоришь? А насколько опасно?

— Не знаю, — развёл руками Пётр. — Думаю, очень опасно.

Свисток неожиданно выгнулся подковой, так, что его передние губы очутились как раз напротив задних.

— Фью! — свистнули передние губы.

— Фью-фью, — ответили задние.

— Фью-фью-фью? — настаивали передние.

— Фьюить! — решительно заявили задние, и хвостовая часть Свистка опустилась, со стуком коснувшись пола медными лапками.

— Занятно, — задумчиво сказал Свисток. — А что ещё, кроме смертельной опасности, поджидает нас в этом путешествии?

— Тайна, — сказал Пётр.

— Вот это по мне! — бодро заявил Свисток и весело присвистнул. — Тайна! Где бабушка Дуся прячет земляничное варенье? Решено! Мы немедленно отправляемся в путь! За мной! Вперёд!

И он решительно направился к открытой двери, слаженно топоча своими ножками, — сначала шестью левыми, потом шестью правыми, потом опять левыми, и так далее. Пётр шагнул было следом, но спохватился.

— Постой, — сказал он. — Через дверь… как-то… На выходе охранник, дядя Дима, да и в коридоре… Мало ли на кого мы наткнёмся?

Свисток отчётливо, как на плацу, повернулся кругом и замер, тараща на Петра круглые бусинки глаз.

— Да, — сказал он, — действительно. Охранник… Ну, охранник, это ладно. Но вот кошка… А что, нам надо наружу, на улицу?

— В парк, — уточнил Пётр.

— У-у-у, — загрустил Свисток, — в парк… А паук как же?

— Какой паук? — спросил Пётр.

Он знал какой.

— А фиолетовый, — сказал Свисток. — Большой такой, в жёлтую крапинку… Пироги с вареньем любит.

— А, — сказал Пётр, — этот… Даже не знаю, что тебе ответить. Не понимаю, откуда он взялся. Я, помнится, хотел наколдовать как раз пирог с яблочным повидлом, а получился почему-то паук, который такими пирогами питается… Ты не знаешь, с чего бы это?

— Ну, это… того… — засмущался Свисток. — Это, как его… Да ладно! Уже и пошутить нельзя! Ты шуток, что ли, не понимаешь?

— Я-то понимаю, — заверил его Пётр. — Но вот пауки, насколько мне известно, полностью лишены чувства юмора. А у тебя как раз цвет такой… золотистый. Знаешь, как у яблочного повидла. Ну просто точь-в-точь.

— Но-но! — испуганно сказал Свисток и попятился поближе к двери в ванную. — Забыл Дисциплинарное Уложение? Ты несёшь за меня полную ответственность! За все мои дела и поступки, а также за все мыслимые и немыслимые последствия…

— Да какие там последствия, — мстительно сказал Пётр. — Подумаешь, беглый волшебный паук проглотил беглый волшебный свисток. Будет фиолетовый паук со свистком, только и всего. И потом паук — это не моя работа, а твоя. Это ты несёшь ответственность за все его дела и поступки. Сначала он тебя слопает, а потом ты за это будешь отвечать. Здорово, правда?

— Это кому как, — пробормотал Свисток.

Его медный блеск заметно потускнел, и Пётр подумал, что так, наверное, бледнеют медные свистки. Ему стало жаль этого болтуна, да и время не стояло на месте — башенные часы в актовом зале как раз начали бить полночь.

— Ладно, — великодушно сказал Пётр, — полезай ко мне в карман.

— А паук? — осторожно спросил Свисток.

— Паука я беру на себя, — ответил Пётр. — Тем более что его никто не видел уже целых полгода.

— Меня поджидает, — уверенно сказал Свисток. — Затаился где-нибудь в кустах и ждёт. Знаю я этих пучеглазых, мохноногих…

— Никто тебя не неволит, — сказал ему Пётр. — Можешь отправляться обратно в ящик.

— Друг называется, — заметил Свисток.

Пётр промолчал, поняв, что в противном случае они будут разговаривать до самого утра, по-прежнему стоя на месте. Свисток задумчиво почесал лапкой затылок — вернее, место позади глаз, вздохнул с присвистом и решительно начал карабкаться по штанине Петра. Пётр наклонился, подхватил его и посадил в карман. Свисток немного повозился там, устраиваясь поудобнее и покалывая Петра сквозь ткань брюк медными лапками, а потом затих. Пётр запустил в карман руку и осторожно потрогал его. Свисток был как свисток — металлическая штуковина, формой напоминавшая то ли улитку, то ли боцманскую дудку.

— Тебе удобно? — спросил Пётр.

— Сойдёт, — приглушённо послышалось из кармана. — Не «Хилтон», конечно, но для сельской местности сойдёт.

Пётр невольно улыбнулся, несмотря на снедавшие его тревогу и нетерпение. Часы в актовом зале хрипло ударили в последний раз и замолчали. Наступила полночь — время, когда на старой графской фабрике сами собой творились странные и жутковатые вещи. По ночам в школе действительно бывало страшновато. Несколько десятков наделённых магическими способностями мальчишек и девчонок вместе с преподавателями и воспитателями создавали такое напряжение психодинамического поля, что привидения буквально лезли из стен, как лезут из клумбы дождевые черви после сильного ливня. Здесь можно было встретить полупрозрачных дам в кружевах и кринолинах, блестящих гвардейских офицеров, сквозь которых виднелись стены и окна, тучных царедворцев, увешанных колючими звёздами орденов и с головы до ног перевитых лентами, а также нежить помельче — заблудившихся домовых, русалок из соседнего озера, растерянных леших, которые до сих пор не могли понять, куда подевались росшие здесь в незапамятные времена леса, и прочую чепуху в этом же роде. Однажды ночью Петра остановил по дороге в туалет бледный призрак в потёртой кожаной тужурке, хромовых галифе и пыльной будёновке с синей кавалерийской звездой во лбу. Бренча шпорами, скрипя засаленной кожей и стуча ножнами сабли о деревянную кобуру маузера, призрак поинтересовался, сколько лет назад победила Мировая революция. Пётр не нашёлся с ответом. Врать ему не хотелось, а огорчать несчастное привидение не хотелось ещё больше. От растерянности он осенил привидение крестным знамением и бросился бежать, не дожидаясь, пока оно рассеется. Привидение, однако, и не подумало рассеиваться: обозвав Петра поповским прихвостнем и мракобесом, оно выхватило саблю, прорубило дыру в стене и скрылось в неизвестном направлении. Между прочим, дыру потом заделывали целую неделю, а Пётр всю эту неделю думал, как хорошо, что у привидения не оказалось при себе трёхдюймовой пушки…

Словом, по ночам не территории бывшего графского поместья иногда бывало жутковато, и Пётр вынужден был отдать должное отваге Волшебного Свистка, который рискнул после наступления темноты в одиночку бродить по скупо освещённым сводчатым коридорам, волоча на себе украденный в учительской Большой Ключ. За это ему можно было простить многое: и излишнюю болтливость, и откровенное самодовольство, и не слишком умную шутку с фиолетовым пауком, и многое, многое другое. По крайней мере, одушевлённый Петром предмет оказался верным товарищем и весёлым, жизнерадостным существом. Он был рад своему одушевлению, а значит, хоть в чём-то Пётр не ошибся и кое-какие из мыслимых и немыслимых последствий одушевления ему всё-таки удалось предугадать.

Он выглянул в коридор. В коридоре было тихо и пусто, но это ровным счётом ничего не значило. Буквально за секунду до встречи Петра с воинственным призраком в пыльном суконном шлеме в коридоре было точно так же тихо и пусто. Да Пётр и не собирался идти коридором; его интересовало совсем другое.

Он опустил глаза и увидел Большой Ключ. Ключ был серебряный, потемневший от времени и действительно очень большой — с полметра, наверное, а то и больше. В темноте он светился неярким белым светом, а формой напоминал обыкновенный французский ключ — плоский, с разновеликими треугольными зубчиками, продольными бороздками и круглой головкой, на которой можно было без труда прочесть выбитый номер — 57072756. Оставалось только гадать, каким образом тщедушный Свисток дотащил эту громадину до изолятора. Впрочем, у Петра имелись кое-какие мысли на этот счёт. Пустотелый хитрец наверняка использовал заклинание Невесомости и даже не вспотел, доставляя свою непосильную ношу со второго этажа на первый. Наверняка так оно и было, иначе Свисток просто не сумел бы сдвинуть Ключ с места. А разыгранный им под дверью изолятора спектакль предназначался, по всей видимости, для того, чтобы разжалобить Петра.

«Надо бы с ним построже, — озабоченно подумал Пётр, — не то совсем разбалуется. Нянчись потом с ним как с писаной торбой…»

Он наклонился, поднатужился и поднял Ключ. Ключ весил, наверное, тонну. Ну, может, и не тонну, но килограммов десять-двенадцать наверняка. Кряхтя и постанывая от натуги, Пётр взял его наперевес, как ружьё, и пошёл через весь изолятор к окну.

— Тяжело? — с деланным сочувствием осведомился из кармана Свисток. — Может, помочь? Заклинание Невесомости или, к примеру, Уменьшительная Трель?

Предложение было заманчивое, но тон, которым это предложение было сделано, показался Петру чересчур наигранным.

— Спасибо, — почти простонал он, с огромным трудом удерживая на весу тяжеленную железку, — сам справлюсь. Без фокусов-покусов, понимаешь…

— Как хочешь, — ответил Свисток, и в его голосе Петру послышалась неуверенность. Похоже, медный хвастунишка сомневался в способности своего хозяина справиться даже с такой простой задачей, как открывание окна.

«Я тебе это припомню», — подумал Пётр, быстро прошёл через весь изолятор и коснулся концом Ключа оконной рамы.

Послышался знакомый скрежет, как будто где-то рядом отпирали огромный и ржавый амбарный замок, окно озарилось зелёным светом. Пётр с облегчением поставил Ключ в угол, прислонив его к стене, отодвинул шпингалет и открыл окно.

В старом парке, разбитом ещё в позапрошлом веке, было пустынно и тихо. Лунный свет серебрил чисто выметенные ветром аллеи, огромные деревья мрачно чернели со всех сторон, как стоящие на страже темнокожие великаны. Пётр не слышал ничего, кроме своего учащённого дыхания и скрипа гравия под подошвами кроссовок. Даже болтливый Свисток окончательно умолк, затаился в кармане, приняв свою первоначальную форму, как будто никакого одушевления и в помине не было. Теперь это был просто свисток — затейливо свёрнутый обрезок медной трубки. Запустив руку в карман и пощупав его, Пётр не нашёл ни колючих лапок, ни любопытных глазёнок, ни болтливых медных губок. Помня о фиолетовом пауке, который, очень может статься, всё ещё бродил где-то здесь, подстерегая добычу, Свисток почёл за благо притвориться мёртвым куском металла. Сколько Пётр ни теребил его, сколько ни щекотал пальцами медные бока, всё было тщетно — Свисток молчал и не шевелился.

— Эх ты, трусишка, — сказал ему Пётр и решительно зашагал к пруду.

Ему было немного страшновато, но поведение Свистка заставляло его держать себя в руках. Со страхом всегда легче справиться, когда рядом есть кто-то, кто трусит сильнее тебя, кто-то, кому надо подавать пример. Кроме того, Пётр не сомневался, что если он хоть как-то проявит свой страх, то позже, когда опасность минует, Свисток непременно ему это припомнит и будет припоминать долго — характерец у медного болтуна оказался вздорный, и Петру вовсе не хотелось выслушивать его насмешки.

Впрочем, до пруда они добрались без приключений. Пётр легко отыскал место, где накануне Валерка играл со своим корабликом. Плоский кусок гранита, на котором они вчера сидели, лежал на прежнем месте, в двух шагах от берега. Он был мокрый после недавнего дождя, но Пётр и не собирался сидеть — ему и без того было прохладно, чтобы не сказать холодно. Из одежды на нём было только то, в чём его посадили под замок — брюки, кроссовки и рубашка с коротким рукавом. Даже спичек, чтобы развести костерок, у него не было. Да и какой может быть костёр, если кругом всё мокрое, хоть выжимай?

Взобравшись на камень, Пётр огляделся. На берегу по-прежнему никого не было. «А может, не по-прежнему? — вдруг подумал Пётр. — А может — уже?»

Он страшно перепугался, решив, что опоздал и что неизвестный автор письма ушёл, не дождавшись его. Или его спугнуло присутствие Свистка? Ведь не зря же он настаивал на том, чтобы Пётр явился к пруду один! Впрочем, Свисток по-прежнему не подавал признаков жизни, и со стороны заметить его присутствие было, наверное, невозможно. Или возможно?..

Пётр почувствовал нарастающую растерянность. Неужели он стал жертвой чьей-то не слишком умной шутки? А вдруг это действительно розыгрыш? Если так, то Пётр оказался в очень неприятном положении. Чтобы явиться сюда, он нарушил категорический запрет директора, сбежал из-под ареста, произнёс запрещённое заклинание Одушевления и совершил кражу со взломом — то есть натворил таких дел, по сравнению с которыми его вчерашняя провинность выглядела обыкновенной детской шалостью. А что в итоге? Да ничего. Пустой берег, тихий пруд, знобкий ночной холодок да вчерашняя гнилая коряга, наполовину выброшенная из воды сильным ночным ветром…

Пётр вздохнул, ещё раз огляделся по сторонам и присел на корточки, обхватив руками колени. Пожалуй, всё было кончено. Он вспоминал, как хорошо бывало ему когда-то, как он радовался, попав в эту школу, какие строил планы, какие надежды питал… И вот всё рухнуло. И, главное, из-за чего? Из-за Валеркиной робости и чьей-то дурацкой шутки…

Потом он вспомнил о маме, об отце, о пропавшем без вести дяде Илларионе, о бабушке, которая до сих пор без сознания лежала в больнице, и в носу у него предательски защипало. Но, подумав об отце, он вспомнил и кое-что ещё. «Бери что хочешь, но не забудь заплатить», — часто повторял отец, и лишь теперь Пётр по-настоящему начал понимать, что он имел в виду. Человек должен сам отвечать за свои поступки, а не искать виноватых. В конце концов, Валерка не просил его воровать конверт с экзаменационным заданием. Наоборот, он был против, но Пётр его переупрямил. Ну ещё бы! Переупрямить Валерку мог кто угодно, и гордиться тут было нечем. А что касается розыгрыша…

Пётр припомнил способ, которым загадочное письмо попало в запертый Большим Ключом изолятор, и странное видение, на миг явившееся ему в зеркале. Для розыгрыша всё это было чересчур сложно. Пожалуй, с такой задачкой справился бы далеко не каждый из преподавателей школы. Что уж говорить об учениках! Все они кое-что умели — кто-то больше, кто-то меньше, — но преодолеть заклинание Большого Ключа не сумел бы ни один из них. Значит, письмо всё-таки не было розыгрышем. Значит, автор этого послания действительно знал что-то важное и хотел поделиться этим знанием с Петром…

И ведь в письме вовсе не было сказано, что на берегу Петра будет кто-то дожидаться! Возможно, неизвестный грамотей оставил здесь какой-то знак, а Пётр теряет время, предаваясь горестным размышлениям и жалея себя!

Он вскочил и сразу увидел справа от себя, в траве, серебристую искру лунного луча, отражённого каким-то гладким предметом. Это мягкое голубоватое сияние сразу напомнило ему серебряный блеск Большого Ключа. У Петра перехватило дыхание. Он напомнил себе, что это может быть что угодно — например, брошенная кем-нибудь из туристов пустая бутылка. Но вход посторонним на территорию школы был строго воспрещён. И потом Пётр всей кожей ощущал присутствие здесь, на берегу пруда, могучего волшебства. Волосы у него на затылке знакомо шевелились, норовя встать дыбом, по коже бегали мурашки, и ночной холодок явно был здесь ни при чём. Он соскочил с камня и, путаясь кроссовками в высокой мокрой траве, побежал на этот чудесный блеск.

Он остановился и присел. В траве лежало обыкновенное карманное зеркальце в дешёвой оправе из розовой пластмассы. Такими обычно пользуются девчонки, совсем маленькие девочки, когда играют в парикмахерскую. Они расчёсывают своим куклам их искусственные волосы, а потом подносят к их глупым резиновым лицам вот такое зеркальце и говорят: «Смотри, как красиво! Правда, ты теперь самая красивая?»

Разочарование было таким сильным, что Пётр едва удержался от слёз. Он протянул руку и поднял зеркальце. Как только круглая стекляшка чуть-чуть переместилась, серебристый лунный отблеск погас, волшебство ушло. Конечно, это было не то. Совсем не то! Просто сюда, на берег, приходила какая-то маленькая девочка и обронила зеркальце.

Потом она, наверное, плакала и повсюду искала своё сокровище, но недолго. Подумаешь, зеркальце! Мама новое купит…

Пётр зачем-то поднёс зеркальце к лицу и посмотрелся в него — просто так, механически. Так уж устроен человек, что, если у него в ладони лежит зеркало, он в него обязательно заглянет хоть одним глазком, даже если совсем не интересуется своей внешностью. Вот и Пётр заглянул в зеркало и увидел там именно то, что и ожидал увидеть, а именно собственное огорчённое и растерянное лицо с растрёпанными волосами. Вид у его отражения был настолько глупый, что Пётр не удержался и показал зеркалу язык. Отражение ответило ему тем же, и вдруг черты его дрогнули, исказились, а в следующее мгновение Пётр зажмурился, ослеплённый ударившим из зеркала нестерпимо ярким солнечным светом.

Через некоторое время он осторожно открыл глаза и тут же зажмурил их снова, но увиденное мгновенно отпечаталось у него в мозгу и продолжало маячить перед его внутренним взором, как фотография. Того, что он увидел, просто не могло быть, но…

Вот именно — но! Пётр всем телом ощущал солнечное тепло, его лица касался тугой солоноватый ветерок, а в ушах, как эхо, отдавался глухой рокот прибоя. Он снова открыл глаза. Прохладная ночь каким-то непонятным образом превратилась в яркий солнечный день, пологий травянистый бережок, на котором стоял Пётр, преобразился в отвесную каменную стену головокружительной высоты, а на месте тихого пруда теперь раскинулась безбрежная водная гладь, при одном взгляде на которую как-то сразу чувствовалось, что это даже не море, а самый настоящий океан.

Пётр всей грудью вдохнул солёный морской воздух, наклонился и пощупал камень у себя под ногами. Камень был серый, шершавый и очень тёплый, почти горячий. Он был самый что ни на есть настоящий и ощутимо вздрагивал от ударов волн, неутомимо бившихся о подножие гигантской скалы.

«Ну что же, — подумал Пётр. — По крайней мере, теперь ясно, что это не розыгрыш. Интересно, что будет дальше?»

Спохватившись, он посмотрел вниз, на свою ладонь. Ладонь была пуста. Зеркальце в розовой пластмассовой оправе исчезло, словно его и вовсе не было.