Ларин Петр и волшебное зеркало

ГЛАВА 6

Свисток сильно преуменьшил размеры этих зубов. Вернее, у него просто не хватило рук, чтобы показать, какими они были на самом деле. Пожалуй, попытайся Пётр проделать то же самое, у него бы тоже ничего не вышло, потому что зубы, которые он увидел, выйдя из тоннеля, были не просто большие, а гигантские. Самый маленький из них был больше Петра, а кривые, как турецкие сабли, клыки достигали в длину самое меньшее трёх метров.

Помимо зубов, тут было и всё остальное: огромный, выбеленный ветром и солнцем череп размером с гараж для карьерного самосвала, похожий на железнодорожный состав из нефтяных цистерн позвоночник, гигантские, как шпангоуты океанского лайнера, рёбра и громадные костлявые лапы с такими когтями, что от них не спасла бы даже самая крепкая броня самого современного танка. Это была самая большая груда костей, которую Петру когда-либо приходилось видеть. Однажды он видел в музее скелет динозавра, но рядом с этим скелетом тот был всё равно что мышонок рядом со слоном. Костей было действительно очень много, но первым делом в глаза бросались именно зубы — огромные, плотно сомкнутые, они были похожи на лес сталактитов и сталагмитов в известковой пещере. И с первого взгляда было заметно, что их гораздо больше, чем у собаки или даже у крокодила.

И ещё одно Пётр заметил сразу же, с первого взгляда. С левой стороны нескольких зубов не хватало, и гигантский череп в этом месте треснул и раскололся до самой глазницы. Оставалось только гадать, какая сила сумела одолеть этого клыкастого колосса. Разве что ещё один такой же колосс…

Подумав о ещё одном таком же звере, Пётр испуганно огляделся и только теперь заметил, что попал в довольно интересное, хотя и не слишком приятное местечко. Огромный скелет лежал в большой котловине, со всех сторон окружённой чёрными скалами. Очевидно, в незапамятные времена здесь было его логово: чёрные стенки котловины были отполированы шкурой чудовища до матового блеска. Наверное, оно веками ворочалось тут, устраиваясь на ночлег или поджидая неосторожного путника, выскочившего через тоннель из погибельной Зеркальной ложбины.

Вся котловина была густо усеяна старым, проржавевшим до дыр железом. Тут были помятые шлемы, рваные кольчуги, расколотые пополам щиты и множество самых разнообразных мечей, от лёгких кривых сабель до тяжеленных железяк в человеческий рост, которые нужно было держать двумя руками. Всё это вооружение пролежало здесь десятки, а может быть, и сотни лет. За это время солёный морской воздух привёл его в полную негодность: лезвия мечей истончились, сделались рыжими, пористыми и хрупкими от ржавчины, а когда Пётр дотронулся до деревянного древка торчавшего из песка копья, оно рассыпалось в пыль. Шлемы напоминали проржавевшие насквозь консервные банки, какие можно найти в любом пригородном лесу. Пётр поддел один ногой, и тот откатился, разваливаясь на части.

Всё это напоминало Петру что-то очень знакомое, он только не мог понять, что именно. Он как будто уже видел эту картину, но где?

Свисток раздвинул полы его рубашки между двумя пуговицами и выставил в дырку любопытный нос.

— Ну что, насмотрелся? — пропищал он. — Понял теперь, почему тоннель такой закопчённый?

— Почему? — спросил Пётр, который уже начал понимать, но ещё не мог поверить.

— Ты не понял, кто это такой?! А ты поднимись повыше, тогда сразу всё поймёшь.

Пётр не стал унижаться, требуя у этого хвастуна объяснений, а просто последовал его совету. Стенки котловины были довольно пологие, но при этом очень скользкие, и Петру пришлось изрядно попотеть, прежде чём он поднялся достаточно высоко и сумел увидеть гигантский скелет целиком.

У него перехватило дыхание, и он едва не скатился кубарем на дно ложбины. Он действительно всё понял, но по-прежнему не мог поверить собственным глазам. Однако сомневаться не приходилось. Скелет превосходно сохранился — морские птицы просто не могли растащить такие громадные кости, а других зверей здесь, очевидно, не было. Поэтому Пётр имел отличную возможность полюбоваться и на носорожьи рога, торчавшие из переносицы мёртвого зверя, и на зубчатый гребень вдоль всей его спины, и даже на стреловидный наконечник длинного гибкого хвоста. Но главное, у скелета были крылья! Широкие, перепончатые, с острыми кривыми когтями на концах, они были широко раскинуты, как будто перед смертью дракон пытался взлететь.

Отсюда, с высоты, было видно, что дракон лежит на боку, вытянув длинную шею в сторону тоннеля и бессильно откинув задние лапы. Вход в тоннель выглядел сильно оплавившимся, и теперь Пётр действительно понял, откуда на стенках тоннеля столько копоти. В незапамятные времена здесь произошла великая битва, которую дракон проиграл. Но Пётр по-прежнему не мог себе представить, с какой силой нужно было ударить, чтобы несокрушимый, как гранитная скала, череп крылатой рептилии раскололся, будто гнилой орех.

Но теперь он, по крайней мере, сообразил, что именно напоминала ему вся эта картина. Гравюру из старинной книжки, вот что! Там, на дне котловины, лежал скелет так называемого дракона-воина — жуткого чудовища, способного в одиночку сокрушить любую крепость. Это был самый страшный из крылатых драконов — так, по крайней мере, утверждали старинные рукописи, которым в наше время перестали верить даже дети. Никто и никогда не видел драконьих скелетов ни целиком, ни по частям, и драконов давно объявили выдумкой. Пётр остро пожалел о том, что у него нет с собой фотоаппарата, а ещё лучше — видеокамеры. Ведь он совершил самое настоящее открытие!

На противоположном конце котловины, почти напротив тоннеля, виднелась широкая расселина, полого спускавшаяся к морю. Сверху Пётр хорошо видел крошечный песчаный пляж и лазурную воду окружённой высокими скалистыми стенами бухты. Значит, они всё-таки были на острове! И вряд ли кто-то из людей отважился жить по соседству с логовом мёртвого дракона… Выходит, рассчитывать им по-прежнему приходилось только на себя.

— Пошевеливайся, — торопил его Свисток. — Или ты хочешь дождаться его детишек и внучат?

— Да нет здесь никого, успокойся, — сказал ему Пётр. — Лет двести не было и ещё столько же не будет…

Тем не менее он сел на скользкий склон и съехал по нему, как по ледяной горке, до самого низа, под встревоженное верещание Свистка. Свистку не терпелось поскорее покинуть это страшное место, но Пётр вернулся к драконьей морде — ему хотелось напоследок ещё раз полюбоваться огромными зубами.

И вот тут-то, уже собираясь уходить, он заметил кое-что, чего не видел раньше. Чуть ниже огромной драконьей глазницы к шершавой, обглоданной солнцем и ветром кости прилип какой-то серый комочек. Кость была изрыта продольными бороздами и трещинами, в ней было множество каких-то дырочек и ямок, так что серый комочек было очень легко проглядеть, но Пётр его заметил и почти сразу понял, что это такое. Честно говоря, он ожидал чего-нибудь именно в этом роде, потому что по-прежнему не мог представить себе чудо-богатыря, одним ударом лишившего дракона чуть ли не половины зубов и расколовшего толстый драконий череп.

Он подпрыгнул, пытаясь дотянуться до серого комочка, но не сумел — тот был слишком высоко. Свисток возмущённо пискнул, но Пётр не обратил на его протесты внимания. Он поставил ногу на торчавший из нижней челюсти обломок клыка, ухватился за шершавый край верхней челюсти, подтянулся и вскоре уже стоял на краю широкой, как магистральная труба газопровода, драконьей ноздри. Ему показалось, что оттуда всё ещё тянет гарью, но этого, конечно, просто не могло быть.

— Сумасшедший, — ворчал у него за пазухой Свисток. — Ну, и зачем мы сюда вскарабкались? Может быть, ты хочешь сфотографироваться на память? Или нацарапать что-нибудь вроде: «Петя и Свистя здесь были»?

По-прежнему не обращая внимания на его воркотню, Пётр потянулся вперёд, ухватившись рукой за край глазницы. Старая, иссечённая трещинами, изъеденная океанской солью кость неожиданно обломилась с громким сухим треском, однако Пётр успел схватить маленький серый комочек и крепко стиснуть его в кулаке. Как он и ожидал, комочек оказался твёрдым и увесистым. Он был свинцовый; это была пуля.

В следующее мгновение он упал на четвереньки в мягкий белый песок. Свисток вывалился у него из-за пазухи, отлетел в сторону и с глухим звоном ударился о ржавый шлем крестоносца, похожий на старое жестяное ведро.

— Ты что?! — возмущённо завопил он тоненьким фальцетом. — Ты что делаешь, а?! А если бы мы упали на меч?

Пётр опять не ответил. Он всё ещё стоял на четвереньках, глядя прямо перед собой в разрытый песок. Это продолжалось так долго, что Свисток забеспокоился.

— Эй, ты чего? — взволнованно спросил он, подбегая поближе. Его тоненькие лапки увязали в песке, губы сочувственно округлились. — Сильно ушибся?

Пётр отрицательно покачал головой, поднял что-то с песка и показал Свистку.

— Знаешь, что это? — спросил он.

— Медь, — без запинки ответил тот. — Медная трубочка. Свистулька. Совсем как я, только я красивее. Смотри, она же вся позеленела! Брось её, и пойдём отсюда. Ну, ты чего? Старых свистулек не видел?

— Сам ты свистулька, — сказал ему Пётр. — А это гильза. Гильза от револьвера… — Он поднёс гильзу к глазам, пытаясь разобрать заросшую ярью-медянкой надпись на донышке. — Ну да, точно, от револьвера. От бельгийского револьвера тридцать восьмого калибра…

Он сел на песок, сжимая в одном кулаке гильзу, а в другом пулю. Свисток озабоченно бегал вокруг, осторожно дёргая его за штанину.

— Ну что с тобой? — суетливо спрашивал он. — Ну хорошо, ну не свистулька, а гильза… Ну и что? Может, всё-таки пойдём? Здесь же совсем нечего делать!

Пётр не отвечал. Он закрыл глаза и снова, совсем как вчера, увидел человека в камуфляжных штанах и пятнистой безрукавке на голое тело, с забинтованным плечом. В левой руке у человека был тупоносый револьвер, а в правой — последняя осколочная граната…

…А прямо перед человеком был дракон. Он был огромен и свиреп, этот древний ящер-воин, его бронированная чешуя была тускло-чёрной с прозеленью, глаза сверкали яростным жёлтым огнём, а в широко раздутых ноздрях клубилось дымно-оранжевое пламя, готовое в любую минуту выплеснуться наружу испепеляющей всё на своём пути струёй. Солнечные блики сверкали на острых кончиках отполированных драконьих рогов, меж оскаленных клыков извивался раздвоенный змеиный язык. Дракон не спешил. Он был уверен в победе, потому что был рождён для того, чтобы побеждать, и никогда не слышал, что бывает иначе. Дракон питался гигантскими синими китами, вылавливая их из океана так же легко, как пеликан ловит на тёплой отмели мелкую рыбёшку, а человек был для него просто лакомством, редкостным деликатесом, который оставалось только проглотить…

Земля дрогнула, когда гигантская лапа опустилась на песок, раздавив ржавый рыцарский нагрудник, как яичную скорлупу. Человек отлетел в сторону и упал. Лёжа на песке, он вскинул руку с револьвером и дважды нажал на курок. Выстрелы были похожи на хлопки детских пистонов. Дракон досадливо дёрнул огромной головой, когда пуля ужалила его чуть пониже левого глаза, и издал громовой рык, странно похожий на издевательский хохот. Длинная струя дымного пламени вырвалась из его пасти и с шипением ударила в то место, где только что лежал человек. Но человека там уже не было — он успел откатиться в сторону, потому что привык иметь дело с противниками хоть и менее громоздкими, но зато гораздо более проворными, чем дракон. Он уже понял, что стрелять в дракона бесполезно и что у него есть один-единственный шанс победить в этой неравной схватке. Нужно было только не проворонить момент…

Дракон со свистом втянул в себя воздух — видимо, ему требовалось какое-то время, чтобы собраться с силами для нового огненного плевка. Человек хладнокровно ждал, следя за каждым его движением спокойными серыми глазами. Неожиданно дракон пригнул голову к самой земле и сделал стремительный змеиный выпад шеей. Его чудовищная пасть разинулась и сомкнулась с громким костяным лязгом, но человек снова отскочил, успев сделать быстрое движение правой рукой. Дракон поднял голову, высматривая добычу и всё ещё не веря, что она опять ускользнула, и тут между челюстями у него что-то громко треснуло. Сверкнуло бледное пламя, драконья голова резко подпрыгнула, из пасти повалил дым — не чёрная драконья копоть, а желтовато-серый тротиловый дымок. Целую секунду дракон молчал, замерев в странной позе, а потом дико заревел и принялся метаться по котловине, беспорядочно молотя перепончатыми когтистыми крыльями и хлеща во все стороны страшным хвостом с костяным стреловидным наконечником. Один из ударов хвоста задел человека по ноге, и тот кубарем покатился по земле в вихре песка и ржавых обломков, оставшихся здесь от прежних паладинов, проигравших неравный бой.

Это продолжалось долго — час, а может быть, и больше. Потом тяжёлая драконья голова с гулким грохотом упала на песок, заставив землю содрогнуться, и наступила тишина. Тогда человек медленно поднялся из-за камня, протёр запорошённые песком глаза, вложил в кобуру свой чёрный тупоносый револьвер и, заметно прихрамывая, пошёл в сторону расселины, что вела к морю…

…Пётр ещё немного посидел с закрытыми глазами. Ему хотелось узнать, что было дальше, куда его дядя отправился, покинув остров, но видение, как и в прошлый раз, побледнело и рассеялось. Эти видения явно не зависели от желаний Петра, они приходили и уходили сами по себе и показывали только то, что считали нужным показать.

— Что с тобой? — донёсся до него встревоженный голос Свистка. — Почему ты плачешь? Ты что-нибудь себе сломал?

Пётр сердито утёр глаза тыльной стороной ладони, шмыгнул носом и дал себе страшную клятву больше не плакать — никогда, ни за что.

— Нет, — сказал он. — Со мной всё в порядке, успокойся. Просто здесь был мой дядя. Эта гильза и эта пуля — из его револьвера. Это он убил дракона.

— Этой свистулькой? — усомнился Свисток.

— У него была граната. Граната, понимаешь? Которая взрывается… И он скормил её дракону.

— Ого, — с уважением сказал Свисток. — Вот так гостинец! Ловкий парень твой дядечка!

Пётр только глянул на него, и Свисток увял.

— Извини, — сказал он почти нормальным тоном. — Я имел в виду, он настоящий герой. Только… Ты не сердись, но всё-таки… Ты говоришь, он пропал полтора года назад. И ты же говоришь, что этим костям самое меньшее лет двести. Так как, скажи на милость, твой дядя мог убить дракона, который умер двести лет назад?

Пётр сердито пожал плечами. Он сам только что подумал о том же, и бестактный Свисток, как всегда, ухитрился с завидной точностью попасть в самое больное место.

— Откуда я знаю? — сказал Пётр. — Может быть, здесь время идёт совсем по-другому.

— Где, на Байкале? — переспросил упрямый Свисток.

— Отстань, — сказал Пётр. — Я знаю не больше твоего. А ещё я знаю, что двести лет назад никаких револьверов не было и в помине. Что же, по-твоему, дядя Илларион развлекался, стреляя по костям? Да ты на гильзу посмотри! Её же насквозь проело. Она пролежала здесь не полтора года, а самое меньшее полтораста. А если не веришь, слазь к дракону в пасть. Вот увидишь, там полно железа — маленьких таких, острых осколочков. Ну, давай, полезай!

— Ага, — сказал Свисток, — сейчас. Только галоши надену… Да нет, я тебе верю. Мне просто жалко расставаться с мыслью, что мы на Байкале…

Пётр встал, вытер лицо насухо подолом рубашки, отчего тот сразу сделался серым, и решительно зашагал к расщелине — туда же, куда ушёл его дядя. Ушёл два века назад… Нет, в это было просто невозможно поверить. И не поверить тоже было невозможно…

Всю дорогу до моря Свисток помалкивал — понимал, наверное, что Петру сейчас не до шуток. Ступив на песчаный пляж, он заметно повеселел и даже принялся насвистывать — на этот раз какой-то энергичный военный марш. Пётр хотел было осмотреть пляж в поисках следов, но сразу понял, что это бесполезно: во время прилива пляж наверняка целиком уходил под воду и волны бились прямо в отвесные скалы, обрамлявшие бухту с трёх сторон. Так что, даже если дядя Илларион оставил здесь весточку, её давно смыло океанской водой.

Тогда он сел на песок в двух шагах от линии прибоя и стал смотреть вдаль. Делать было нечего, оставалось только ждать неизвестно чего. Можно было, конечно, заняться опреснением морской воды, но Пётр решил, что это успеется. Он неожиданно почувствовал себя усталым и разбитым. Его веки отяжелели, он прилёг на бок, свернулся калачиком, немного повозился, устраиваясь поудобнее на тёплом песке, и даже не заметил, как провалился в сон.

Его разбудила тревожная трель Свистка. Он вскочил, не понимая, где находится, протёр кулаками глаза и увидел метрах в пятидесяти от берега вёсельную шлюпку, которая полным ходом шла прямо к нему. Свисток укрылся за его ногой и, осторожно выглянув оттуда, свистящим шёпотом спросил:

— Пираты?

Пётр пригляделся. Шлюпка была выкрашена в весёлый ярко-голубой цвет с белоснежной каймой, на корме развевался разноцветный вымпел. Рядом с вымпелом сидел какой-то человек и приветливо махал Петру широкополой шляпой. Пётр вежливо помахал ему в ответ, и только теперь до него дошло, что человек в шлюпке один. При этом шума мотора слышно не было, зато торчавшие по бокам шлюпки восемь пар длинных деревянных вёсел ритмично поднимались и опускались, вспарывая прозрачную воду бухты. Пётр решил было, что человек приводит вёсла в движение с помо> щью какого-то мудрёного механического устройства, но нет: моряк сидел на корме в свободной позе, облокотившись одной рукой о румпель, а в другой держа свою широкополую шляпу.

— Какие пираты? — ответил Пётр на вопрос Свистка. — Видишь, он совсем один и даже без оружия.

Свисток вскарабкался по его ноге до колена и, приложив переднюю лапку козырьком к своим рачьим глазкам, внимательно вгляделся в приближающуюся шлюпку.

— Ура! — закричал он, спрыгивая на песок и пускаясь в пляс. — Спасены!

И он засвистел что-то развесёлое.

Шлюпка приблизилась к берегу. Человек на корме что-то негромко произнёс — Петру показалось, что это были какие-то стихи, — и все восемь пар вёсел разом поднялись в воздух, сверкая на солнце мокрыми лопастями. Тяжёлый нос шлюпки с шорохом врезался в прибрежный песок. Пётр подался вперёд, чтобы помочь своему спасителю вытащить шлюпку на берег, но остановился, увидев, что моряк не торопится соскакивать в воду. Он по-прежнему сидел облокотившись о румпель и улыбался Петру, держа шляпу на отлёте, как фокусник, готовящийся выудить из неё живого кролика или парочку голубей. Да он и был, наверное, фокусником, потому что шлюпка сама собой до половины выползла на берег, а вёсла с деревянным стуком легли вдоль бортов.

Убедившись, что всё в порядке, человек выпрямился на корме во весь рост и снова помахал Петру шляпой. Он был лыс как колено, редкие седые кудряшки обрамляли блестящую загорелую макушку, а широкое кирпично-красное лицо окаймляла седая борода, имевшая такой вид, будто её ровняли топором, и притом не слишком аккуратно. В ухе у человека покачивалась тяжёлая серебряная серьга, в зубах дымилась короткая глиняная трубка. На человеке были просторные кожаные штаны до колен, полосатые чулки и грубые кожаные башмаки с серебряными пряжками. Тельняшка в широкую красно-белую полоску туго обтягивала его объёмистый живот, а поверх тельняшки красовался потрёпанный жилет, расшитый потускневшим серебряным позументом. Шея моряка была небрежно обмотана цветастым платком, концы которого торчали под левым ухом, а на широком кожаном поясе болтался тяжёлый кортик в поцарапанных кожаных ножнах.

— Здравствуй, странник! — хриплым морским голосом приветствовал он Петра, не выпуская из зубов своей трубки. — Добро пожаловать на борт! Поторопись, ибо близится время прилива, и мне будет тяжело выгребать против течения.

— Что-то я не заметил, чтобы он сильно надрывался на вёслах, — прошипел Петру на ухо Свисток, который, оказывается, уже успел вскарабкаться к нему на плечо. — Подозрительный тип!

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался Пётр и нерешительно шагнул вперёд.

— Добро пожаловать, странник, — просипел моряк, пробираясь на нос шлюпки и протягивая ему широкую, как лопата, ладонь. Он разговаривал по-русски правильно, но с каким-то непривычным акцентом и чересчур медленно, как будто ему приходилось тщательно выбирать слова. Да и вид у него был какой-то нерусский; честно говоря, моряк здорово напоминал ряженого. — Давненько, давненько не подбирал я на этом берегу путников с той стороны, — продолжал моряк, попыхивая трубкой. — Я уж думал, что больше никогда не встречу здесь чужеземца, а вот, поди ж ты… Ну, полезай, юнга! Капитан Раймонд приветствует тебя!

— Здравствуйте, капитан Раймонд, — повторил Пётр и тоже представился: — Меня зовут Ларин Пётр.

Протянутая рука капитана Раймонда дрогнула и опустилась. Улыбка сбежала с его лица, седые брови нахмурились над выцветшими глазами, а прокуренные усы встопорщились. Некоторое время капитан сосредоточенно сопел трубкой, как будто обдумывая какой-то сложный вопрос, а потом неопределённо пожал широкими плечами.

— Ну что ж, бывает и такое, — как-то уклончиво произнёс он. — Ларин Пётр так Ларин Пётр… Да, бывает, бывает… Хорошо, Ларин Пётр, полезай в шлюпку! Капитан Раймонд никогда не отказывал в гостеприимстве странникам с той стороны, так зачем изменять доброй традиции? Надо же, — добавил он в усы, явно адресуясь к самому себе, — Ларин Пётр! Да, дела…

И снова протянул Петру руку.

Чувствуя, что происходит какое-то недоразумение, но не зная, как поправить дело, Пётр взялся за эту руку и залез в шлюпку. Рука у капитана оказалась неожиданно мягкая, без единой мозоли, и Пётр подумал, что Свисток прав: капитан Раймонд явно не утруждал себя греблей.

Усадив Петра на покрытую потёртым ковром скамью, капитан Раймонд вернулся на корму, принял там прежнюю позу, нахмурился, поскрёб мизинцем лысину под шляпой, вздохнул, крякнул, снова вздохнул и вдруг продекламировал:

В то же мгновение лежавшие вдоль бортов вёсла взлетели в воздух, описали в небе короткую дугу, упёрлись в песок и одним слаженным движением столкнули шлюпку в воду. Судёнышко закачалось на мелкой спокойной волне, а вёсла замерли параллельно воде в ожидании новой команды.

Эй, скорлупка, не ленись, Носом в море развернись!

Стишки были так себе, но шлюпка послушно развернулась носом в открытое море. Вёсла левого борта при этом остались висеть параллельно воде, а вёсла правого принялись так энергично грести, что поворот осуществился с поистине волшебной скоростью и чёткостью. Пётр смотрел во все глаза, стараясь разглядеть скрытый механизм, при помощи которого весёлый капитан заставлял своё судёнышко двигаться, но в шлюпке не было никого и ничего, кроме Петра, капитана Раймонда, Волшебного Свистка, нескольких скамеек и восьми пар тяжёлых шлюпочных вёсел, которые с такой готовностью выполняли команды капитана, словно, находились в руках у опытных, бывалых матросов.

Капитан немного подумал, крякнул, поморщился, будто от непосильной тяжести, и громко объявил:

Петру показалось, что он сочиняет свои стишки прямо на ходу. Приходилось признать невероятное: капитан управлял шлюпкой при помощи примитивной стихотворной ворожбы, от которой все уважающие себя волшебники отказались много столетий назад ввиду её малой эффективности. Соль тут была в том, что стихотворные заклинания не должны повторяться. С помощью умело подобранных слов можно было заставить шлюпку плыть, но только однажды. В следующий раз приходилось сочинять новое заклинание, а поскольку далеко не все маги были заодно и поэтами, то от этого вида волшебства пришлось отказаться. Похоже, капитан Раймонд недаром кряхтел, чесал в затылке и жаловался на то, что ему тяжело выгребать против течения!

Вёсла погрузились в прозрачную воду и разом оттолкнули её назад. Шлюпка пошла легко, как по воздуху, вдоль бортов зажурчала вспененная океанская вода. Постепенно она темнела, пока не сделалась густосиней, ультрамариновой. Мимо шлюпки, лениво шевеля щупальцами, проплыла большая розовая медуза. Повисший было вымпел на корме ожил, затрепетал, и Пётр увидел, что на нём изображён серебряный якорь на красно-синем поле.

— Это флаг вашей страны? — спросил он, чтобы не молчать.

— Страны? — капитан Раймонд удивлённо поднял седые брови. — Ах да! Страны… Нет, это не флаг страны. Это флаг моей гильдии — гильдии Вольных Мореходов.

Он произнёс это с такой гордостью, что Пётр понял: капитан очень дорожит своей принадлежностью к гильдии и ни на что её не променяет.

Шлюпка миновала узкое горло бухты, и Пётр увидел стоявший на рейде корабль. Это был трехмачтовый парусник, оснащённый, помимо парусов, множеством длинных вёсел, расположенных вдоль бортов в три ряда. Он напоминал странную смесь фрегата и античной галеры; ещё более странным Петру показалось то обстоятельство, что корабль стоял на месте с поднятыми парусами. С моря тянуло ровным крепким ветерком, паруса раздувались, но судно стояло неподвижно, как скала. Оно было красивым, как все парусные суда, но из-за этих поднятых ни к селу ни к городу парусов казалось каким-то ненастоящим.

Впереди родимый борт. Не зевать, держать на норд!

Повинуясь новому заклинанию, румпель под локтем капитана слегка сместился, шлюпка изменила курс и пошла к кораблю.

— Фокусы-покусы, — завистливо пробормотал Свисток.

Капитан остро глянул на него из-под лохматых бровей и кашлянул в кулак.

— Твой приятель — забавный парень, — сказал он Петру. — Разве что немного болтлив. Он, случайно, не называет себя Волшебной Боцманской Дудкой?

— Я — Свисток и тем горжусь, — объявил Свисток и оскорблённо замолчал, с независимым видом глазея по сторонам.

— И то хлеб, — непонятно отозвался капитан и, спохватившись, скороговоркой произнёс:

Вёсла вспахали воду, шлюпка замедлила ход и плавно причалила к высокому борту корабля. Сверху послышался чей-то голос:

— С ума можно сойти, — пробормотал Свисток.

— Твоя правда, братец, — сказал капитан, у которого, похоже, был отменный слух. — Ну, да тут уж ничего не попишешь. Лёгкой работы на свете не бывает. Даже самозванцем, наверное, быть не так-то просто. Правда, Ларин Пётр? — обратился он к Петру.

— Не знаю, — сухо сказал Пётр, которому намёки капитана нравились всё меньше. — Не пробовал.

— Ну да, ну да, — кивая, согласился капитан, — конечно. Что ж, добро пожаловать на борт «Каракатицы»!

Сверху, разворачиваясь на лету, упал верёвочный штормтрап. Пётр оглянулся на капитана. Как воспитанный молодой человек, он собирался уступить старшему дорогу, но капитан Раймонд опередил его. Сняв шляпу, бородатый мореход сделал ею широкий приглашающий жест в сторону трапа. Глаза у него были хитрые, улыбка двусмысленная, а радушный жест, которым он указал на трап, показался Петру издевательским. Впрочем, отступать было некуда, и Пётр, ухватившись за нижнюю ступеньку, ловко полез по трапу наверх.

— Озеро Байкал, — пробормотал он по дороге, и Свисток впервые промолчал, не найдясь с ответом.