Ларин Петр и волшебное зеркало

ГЛАВА 19

Весь остаток дня и всю ночь до рассвета на связанных вместе, превратившихся в диковинный плавучий остров кораблях кипела работа. Стучали молотки, визжали пилы, раздавались рифмованные заклинания, гремели, падая на палубу, доски. Оказалось, что трюмы пиратских кораблей набиты строительным материалом: поскольку путь на остров Ремонтный морским пиявкам был заказан, гномы привыкли чиниться самостоятельно, прямо в открытом море, и потому всегда имели при себе изрядный запас досок, брусьев и просмолённой парусины, которой в случае необходимости можно было затянуть небольшую пробоину в борту.

Правда, весь этот материал представлял собой в основном обломки, подобранные гномами в открытом море, и борт «Каракатицы» после такой починки выглядел едва ли не хуже, чем до начала ремонта. О том, чтобы восстановить снесённую выстрелом из катапульты мачту, нечего было и мечтать. Пётр предложил прибегнуть к заклинанию Повтора. Капитан Раймонд долго сомневался, задумчиво шевеля клочковатой бородой, но после вынужден был признать, что на ходовые качества «Каракатицы» отсутствие мачты не повлияет: главное, чтобы кораблю не было стыдно за свой внешний вид. Получив разрешение действовать, Пётр во всех подробностях припомнил, как выглядела «Каракатица» до того, как в неё попал снаряд из катапульты, поднёс к губам Свисток и сыграл мелодию Повтора. Кое-как забитый старыми негодными досками борт «Каракатицы» моментально выровнялся и заблестел свежей голубой краской, а на месте сбитой мачты выросла и на глазах у всех оделась парусами новая.

Увы, повреждённому в бою кораблю гномов уже не могли помочь никакие заклинания. Пробоина в днище была так огромна, что ни магия капитана Раймонда, ни плотницкое искусство гномов так и не сумели её заделать. Корабль почти совсем ушёл под воду, наверху оставалась только его грязная, вся в парусиновых заплатах, похожая на старый покосившийся курятник корма да кончики кривых мачт. Чёрное знамя с изображением перекрещённых кирки и лопаты плоско лежало на поверхности воды; верёвки, которыми тонущий корабль был прочно пришвартован к своему собрату, натянулись, как струны, грозя вот-вот лопнуть. Осознав тщетность своих усилий, команда покинула борт и перешла частично на уцелевший корабль морских пиявок, а частично — на «Каракатицу». Капитан тонущего корабля, тот самый одноглазый гном в огромных ботфортах, подал сигнал, взмахнув огромной ржавой саблей, и низкорослые бородатые матросы разом перерубили канаты. Гибнущее судно вздрогнуло, как больное животное, и начало быстро погружаться. Раздался громкий треск, и изо всех щелей на корме в небо ударили фонтаны мелких брызг — это быстро прибывающая вода вытесняла из трюмов и кают остатки воздуха. Покосившиеся мачты одна за другой скрылись из глаз, и вскоре на поверхности не осталось ничего, кроме расходящихся кругами волн да качавшихся на этих волнах гнилых обломков.

Пётр покосился на капитана затонувшего корабля, ожидая увидеть в его глазах скупые мужские слёзы. Но гном даже и не подумал плакать. Он поправил на голове помятую медную миску, заменявшую ему шлем, откашлялся в огромный тёмно-коричневый кулак и повернулся к капитану Раймонду.

— Жалко, — гулким, как в бочку, голосом прогудел он. — Посудина была дрянная, а вот катапульты жалко. И ещё двигателя.

— Двигателя? — переспросил Трёп, тоже стоявший поблизости.

— Двигателя, двигателя, — не оборачиваясь к нему, раздражённо повторил гном. — Мы его всего год как построили. Хорошая штука! Работает так же, как катапульта. Накручиваешь ремень на барабан… А, теперь это всё неважно! Хорошая была штука. Мы её в море подобрали. Не её, конечно, а пергамент, на котором она была нарисована. Глянули — хорошая вещь! Первым делом сообразили, как из неё катапульту сделать, а потом уж и двигатель соорудили…

— То-то я гляжу, что вы будто на крыльях летите, — буркнул капитан Раймонд. — И камни эти… Раньше за вами такого не водилось. Знать бы, какой дьявол вам этот пергамент подбросил!

Трёп начал бочком пятиться в сторонку. Свисток открыл было рот, но Пётр украдкой показал ему кулак, и медный хвастунишка промолчал.

— Ну ладно, — продолжал капитан Раймонд, пыхтя неизменной трубочкой, — кто старое помянет… Вообще-то, эти ваши катапульты — действительно неплохая штука. Вы их ещё не опробовали на гвардейцах?

— Пока не довелось, — буркнул одноглазый гном, копаясь в огромной бороде, достававшей ему почти до пояса. — Честно говоря, не люблю я с ними связываться.

С ними да ещё с китобоями… То ли дело вы, вольные мореходы!

Капитан Раймонд набычился и покосился на знамя Большого Илла, трепетавшее на верхушке мачты. Гном заметил этот взгляд и усмехнулся.

— Всё правильно, — прогудел он. — Этот флажок мы уважаем, другого такого на всех Островах нет.

— Ещё бы вам его не уважать, — сказал капитан Раймонд. — Может, расскажешь, где ты свой второй глаз оставил? Ну, давай, объясни, почему вы больше на берегу не разбойничаете. Не хочешь?

Гном покачал головой и дотронулся до чёрной повязки, которая закрывала его левую глазницу.

— Мне скрывать нечего, — ответил он. — Всё правильно. Глаз я оставил в гавани Баралонги, и благодарить за это надо вот его родственника, — он ткнул корявым пальцем в сторону Петра. — Откуда нам было знать, что Большой Илл в городе? Насилу ноги унесли… Я тебе так скажу, длинноногий. Если бы в тот раз всё пошло по-другому, если бы знали мы, что Большой Илл на берегу, разве мы бы с ним драться полезли? Да мы в ту пору только и думали, как бы с ним сговориться и дать этой железноголовой своре такого пинка, чтобы духу их на Островах не осталось! Ну, да прошлого не вернёшь…

— А может, попробуем? — предложил капитан Раймонд.

— А что толку? Большого Илла нет, его племянник — мальчишка… вернее, двое мальчишек, но это ничего не меняет. А этот старый трус, именующий себя Властимиром Могучим, по-прежнему прячется на своём невидимом острове, и помощи от него не дождёшься.

— Неправда! — неожиданно выкрикнул Трёп. — Он не трус! Он просто не хочет, чтобы на Островах снова лилась кровь!

Пётр был удивлён этой выходкой своего двойника. До сих пор Трёп отзывался о старике, как он называл Властимира Могучего, весьма непочтительно, едва ли не теми же словами, что и гном, а теперь вдруг решительно встал на его защиту.

Гном внимательно посмотрел на него своим единственным глазом, покопался в бороде и пожал широкими костлявыми плечами.

— Кровь на Островах всё равно льётся, — возразил он. — Каждый день, каждую минуту. И твой старый учитель не может этого не знать.

— Он знает, — тихонько, почти шёпотом, согласился Трёп. — А ещё он знает, что, если кто-то осмелится открыто выступить против Королевы, капли крови превратятся в ручьи, ручьи — в реки, реки — в моря, а моря сольются в океаны. Она не остановится ни перед чем и будет сражаться за власть, пока Острова совсем не обезлюдеют. Поэтому он и отказался помочь Петру. Он надеется, что без его поддержки вы передумаете и разойдётесь по домам. Он не верит в пророчество Большого Илла.

— А ты? — окутываясь дымом своей трубки, спросил у него капитан.

— А я здесь, — просто ответил Трёп. — И мой зеркальный брат тоже здесь благодаря мне.

— Это другое дело, — пряча в бороде усмешку, пробасил капитан. — Зачем нам Властимир Могучий, если с нами ты? В крайнем случае, если из нашей затеи ничего не выйдет, ты превратишь всех нас в невидимок, а своего зеркального братца отправишь домой. Ведь если тебе удалось свистнуть у Королевы одно зеркало, тебе ничего не стоит свистнуть и второе!

Трёп вздохнул и развёл руками.

— Если честно, я уже пробовал, — признался он. — Просто так, на всякий случай. Мне подумалось, что будет лучше, если ключ от Выхода окажется не у Королевы, а в пещере старика на острове Шустром… И у меня ничего не вышло, — закончил он, снова разведя руками.

— А как ты сделал это в первый раз? — задумчиво хмуря кустистые брови, спросил гном.

— Не знаю, — признался Трёп. — Просто подумал, что было бы неплохо свистнуть у Её Величества ключ от Входа, и подул в Дудку.

— И всё?

— Всё, — кивнул Трёп.

— Тогда дело в Дудке, — сказал гном.

— Точно, — согласился капитан Раймонд.

— Похоже на то, — поддакнул Пётр, а Трёп только молча кивнул.

— Ничего подобного! — выкрикнула Дудка откуда-то сверху. — Я тоже ничего не знаю!

Все задрали головы. Дудка уютно примостилась на вантах пониже нок-реи, а рядом с ней поблёскивал заново отполированными медными боками Свисток.

— Это как же понимать? — сдвигая на затылок свой медный тазик, сердито прогудел гном.

— А я не знаю! — с вызовом повторила Дудка. — Мелодия получилась сама собой, я даже не успела её запомнить… Понимаете, — оживлённо просвистела она, спускаясь пониже, чтобы слушателям не приходилось так высоко задирать головы, — когда хочешь что-нибудь свистнуть, надо хотя бы приблизительно представлять, где оно находится.

— Факт, — авторитетно подтвердил Свисток, которого никто ни о чём не спрашивал.

— Ну и что? — спросил капитан Раймонд.

— А то, что никто даже приблизительно не знает, где находится Королева! — объявила Дудка. — И я в том числе. Потому-то я и не понимаю, как мне удалось свистнуть у неё зеркальце.

— Может, это Властимир? — предположил гном.

— Нет, — покачал головой Трёп. — Он тоже не представляет, где может скрываться Королева. Разве что у неё есть собственный невидимый остров… Сто лет назад, когда я попал на Шустрый, старик частенько пытался отыскать Её Величество с помощью магического кристалла, но так и не сумел.

— Ну, тогда это Предначертание, — объявил капитан Раймонд. — Просто Предначертание, которое правит Островами и которое решило наконец, что пророчеству Большого Илла пора сбыться.

— Да, — согласился гном, — это всё объясняет. Предначертание! Ну, тогда волноваться не о чем. Как говорится, чему быть, того не миновать. Можно сниматься с якоря.

— Погодите! — закричал Пётр. — Да вы что, с ума тут все посходили? Предначертание! Как у вас всё просто! Раз Предначертание, значит, всё понятно? Так, что ли?

— Именно так, — сказал капитан Раймонд. — А как же ещё? Что тут непонятного? Мне интересно другое: зачем это Влас-тимиру Могучему понадобилось искать Королеву?

— Он надеялся узнать её имя, — сказал Трёп. — Тогда она стала бы уязвимой для его волшебства.

— Дельная мысль, — одобрил гном. — Узнать имя и стереть её в порошок, а порошок развеять по ветру! Дельная мысль. Только что толку? Она не такая дура, чтобы писать своё имя мелом на стенах дворца.

— Властимир Могучий не собирался стирать её в порошок! Он хотел сделать её доброй и справедливой! — возразил Трёп.

— Да? — вяло удивился гном. — Ну и зря. А как же месть? Впрочем, теперь это уже безразлично.

— Да, — согласился с ним капитан, и они вдвоём отправились на мостик — пора было трогаться с места и хоть куда-нибудь двигаться.

И снова магическая сила стихотворных заклинаний погнала «Каракатицу» навстречу неизвестности. Снова светило солнце, плескалась и сверкала за бортом синяя океанская волна и весело посвистывал в туго натянутых вантах встречный ветерок, заставлявший белоснежные паруса «Каракатицы» надуваться в обратную сторону. На верхушке мачты трещало и хлопало пятнистое знамя Большого Илла, а справа от «Каракатицы» пенил воду дощатыми лопастями гребного колеса похожий на плавучий курятник корабль морских пиявок. Он то совсем скрывался в волнах, оставляя на виду лишь верхушки своих кривых мачт, то пробкой выскакивал на самый гребень пологой водяной горы, чтобы тут же скатиться с неё в очередную глубокую впадину и снова исчезнуть из вида.

На палубе было тесно. Между занятыми делом членами судовой команды сидели, стояли и бесцельно бродили от борта к борту десятка полтора вооружённых гномов, оставшихся без своего корабля и оттого ещё более угрюмых, чем обычно. Никто не знал, куда направляются объявленные вне закона корабли; не знали этого даже их капитаны. Незадолго до полудня с корабля морских пиявок прибыл второй капитан гномов, и все три морехода уединились на мостике, чтобы сообща проложить дальнейший курс. С носовой палубы было видно, как они размахивают руками и стучат пудовыми кулаками по дубовым перилам, а лёгкий морской ветерок время от времени доносил оттуда звуки оживлённой перебранки.

Капитаны никак не могли прийти к единому мнению. Капитан Раймонд настаивал на том, что присутствие на борту его судна целых двух племянников Большого Илла налагает на него некий священный долг. Правда, объяснить, в чём заключается этот долг, храбрый морской волк так и не сумел, потому что сам этого не знал. Оба капитана морских пиявок в один голос твердили, что всё это ерунда. Раз Предначертание привело сюда Ларина Петра, говорили они, то пускай оно, Предначертание, само и разбирается, что с ним делать дальше. Чему быть, того не миновать, говорили он. А может, Предначертанию угодно, чтобы Ларин Пётр вместе со своим двойником, капитаном Раймондом и «Каракатицей» присоединился к свободному братству морских пиявок и совершал набеги на корабли морской гвардии, нарушая установленный Королевой порядок? Главное — оставаться свободным, говорили они. А уж Предначертание твоё тебя само как-нибудь отыщет…

«Не конопатьте мне мозги! — кричал им в ответ капитан Раймонд. — Вы, старые бородатые кильки, только и думаете, кого бы пустить ко дну, а на Предначертание вам плевать с верхушки мачты! Разбой — вот ваше Предначертание! Гвардейские лохани — это, конечно, хорошо. А как насчёт вольных мореходов, китобоев и рыбаков? Неужто вы перестанете нападать на них только потому, что я буду с вами заодно?» — «Ну, это как получится», — сказал одноглазый гном. «Ещё чего», — прямо заявил второй капитан пиявок, отличавшийся от первого только одеждой да тем, что оба глаза у него были на месте. «А за бородатых килек придётся извиниться, — с угрозой добавил одноглазый, — не то убедишься, что и у килек иногда бывают зубы». — «Ого! — воскликнул капитан Раймонд с презрительным хохотом. — Вот так угроза! Ну-ка, ну-ка, покажи, что там у тебя за зубы?»

Назревала драка. Пётр встал, собираясь вмешаться, хотя ему не очень-то этого хотелось. С того момента, как он вернулся на корабль, отношение к нему как-то незаметно переменилось. Больше никто не спрашивал у него, куда плыть и что делать дальше; из Ларина Петра, чьё появление было предсказано, он превратился в обычного мальчишку, в пассажира, в гостя, хотя и приятного во всех отношениях, но совершенно бесполезного. Очевидно, даже капитан Раймонд рассчитывал не столько на самого Петра и его Предначертание, сколько на помощь Власти-мира Могучего. А теперь, когда старый волшебник наотрез отказался вмешаться в ход событий, все поняли то, что Пётр знал с самого начала: слова, произнесённые его дядей двести лет назад, были продиктованы не каким-то мистическим провидением будущего, а обыкновенной надеждой. Ну вот он и пришёл, как было предсказано, а толку от него никакого, одни лишь неприятности. Так что, спрашивается, он мог сказать троим бородачам, собиравшимся затеять драку на капитанском мостике? Что хотел посоветовать? Да и имел ли он хоть какое-то право давать им советы?..

Он чуть было не сел обратно на бухту каната, с которой только что поднялся, но тут увидел, что творится на корабле. Все замерли неподвижно, изо всех сил прислушиваясь к тому, что происходило на мостике. Команда «Каракатицы» сбилась в одну кучку, ощетинившись топорами и баграми, а гномы со своими саблями и дротиками стояли напротив. Лица у всех были угрюмые. Драться никому особенно не хотелось, но все понимали: если капитаны сцепятся, драться придётся. Да и вековая вражда вольных мореходов и морских пиявок, наверное, давала себя знать. Словом, Пётр понял, что вмешаться придётся и не так уж важно, какие слова он при этом произнесёт.

Он шагнул вперёд, и Трёп, который понял его без слов, с огромной неохотой поднялся и встал с ним рядом. Трудно было даже предположить, чем закончится эта вылазка. В горячке спора разгневанные капитаны могли угостить зеркальных двойников кулаком, а то и саблей. Особенно Пётр опасался гномов: коротышки были на голову ниже его ростом, но обладали неимоверной физической силой и славились своим свирепым нравом. Плавая по океану, они не прибегали к помощи магии: все заклинания, которые они знали, и все стихи, которые могли сочинить, имели отношение только к земле, а точнее, к подземным штольням, где гномы веками добывали золото. Они думали только о земле, которой у них больше не было, и потому стали ни на что не годными магами. Им пришлось заново осваивать давно забытое на Островах морское ремесло, и они были единственными в этом мире настоящими моряками, жизнь которых зависела не от умело подобранной рифмы, а от их собственного умения и капризов океана. Они были сильны, бесстрашны и обозлены до предела, поэтому попадать им под горячую руку было очень опасно.

Между тем одноглазый гном уже положил огромную коричневую ладонь на рукоять своей ржавой абордажной сабли. Пётр понял, что вряд ли успеет добежать до мостика и встать между капитанами раньше, чем начнётся драка. Но тут с верхушки мачты раздался отчаянный крик вперёдсмотрящего: «Прямо по курсу белый кит!»

Ссора была забыта. И матросы «Каракатицы», и гномы, смешавшись в кучу, устремились на нос корабля, едва не затоптав Петра и Трёпа. К фальшборту было не протиснуться, поэтому двойники забрались на ванты и оттуда стали смотреть вперёд поверх голов толпившихся на носу людей и гномов.

Впереди действительно был белый кит. Он покачивался на волнах кверху брюхом, как дохлый окунь, и вода плескалась в его оскаленной пасти. А вокруг этого страшного хищника болталось огромное количество мелкой рыбёшки. Море так и пестрело серебристыми рыбьими животами, а далеко впереди оно вообще казалось белым, как будто посреди жаркого лета его неожиданно сковал лёд.

Но это был не лёд. Морское течение и встречный ветер несли навстречу «Каракатице» миллионы рыбьих трупов. Среди плавающей кверху брюхом рыбы то и дело попадались мёртвые чайки, похожие на комки мокрых перьев. Дохлый белый кит проплыл мимо борта «Каракатицы», огромный, как атомная подлодка, и неподвижный, как бревно; на воде комками полупрозрачного студня колыхались мёртвые разноцветные медузы.

— Ад и дьяволы! — поражённо произнёс капитан Раймонд. — Что это? Я хожу по морю четыре столетия, а такого ещё не видывал!

— Море умерло, — негромко сказал кто-то, и его голос разнёсся по всему кораблю.

— Нужно убираться отсюда, — решил капитан. — Эй вы, бездельники! К повороту!

— Погоди, — остановил его одноглазый гном. — Там, впереди, что-то есть. Видишь искру на горизонте?

— Какой знакомый блеск, — сказал второй капитан морских пиявок. — Так блестит золото.

— Какое золото! — рассердился капитан Раймонд. — Помешались вы на этом золоте прямо как Королева. Вы лучше сюда посмотрите!

С этими словами он постучал пальцем по выпуклому стеклу корабельного оракула. Витая бронзовая стрелка магического прибора указывала на изображение человеческого черепа с двумя окрещёнными костями, расположенное в самом низу круглой шкалы.

— Магические штучки, — скривился одноглазый гном. — Откуда мне знать, что эта стекляшка тебе не подыгрывает?

— Мы, гномы, — добавил второй гном, — не верим волшебству длинноногих. Оно насквозь лживо. Из-за него мы обречены вечно скитаться по морю, которое нам ненавистно, столетиями не выходя на столь милый нашему сердцу твёрдый берег. Золото! Клянусь подземными духами, я готов рискнуть головой ради того, чтобы ещё хотя бы раз увидеть, как блестит среди камней золотая жила!

— Точно, — согласился одноглазый. — Ты прав, брат. Этот блеск очень похож на блеск золотой жилы. Да какой!

— Ничего не понимаю, — пробормотал капитан Раймонд, разглядывая карту. — Если мы не сбились с курса, перед нами должен находиться Драконий Зуб. Это просто обломок гранитной скалы, торчащий посреди океана. Сроду там не было никакого золота…

— А теперь есть, — упрямо заявил одноглазый, и в его единственном зрачке вспыхнула алчная золотая искра. — Мы поплывём прямо туда и разберёмся, что это за золото и откуда оно взялось.

— Да! — с жаром поддержал его второй гном. — Мы его осмотрим, пощупаем и отковыряем пару кусочков на память…

— Чёрта с два! — проревел капитан Раймонд. — Корабельный оракул сулит беду. Да посмотрите вокруг! Мы плывём не по воде, а по дохлой рыбе. Её что-то убило, и будь я проклят, если пойду вперёд из-за вашей жадности. На этом судне командую я!

— Ну, это легко поправить, — сказал одноглазый.

— Запросто, — поддержал его второй гном.

— Что ж, — сказал капитан Раймонд и с лязгом выхватил из ножен тяжёлый кортик, — тогда давайте танцевать. Видно, таково Предначертание: погибнуть либо от руки неумытого гнома, либо от колдовства, сумевшего управиться даже с белым китом.

— Прекратите! — закричал сидевший на вантах Пётр.

— Отставить! — завопил Трёп, а Свисток и Дудка засвистели на разные голоса, пытаясь предотвратить кровопролитие.

Однако весь этот шум разом покрыл звучный голос, прозвучавший, казалось, со всех сторон.

— Остановитесь! — тоном не терпящим возражений приказал голос.

Сила его была такова, что свирепый огонь в глазах трёх капитанов мгновенно угас, клинки будто сами собой скользнули в ножны, а сжатые в кулаки ладони разжались. Хотя капитан Раймонд не подавал никаких команд, «Каракатица» вдруг остановилась так резко, словно налетела на мель. На палубе все попадали, смешавшись в кучу, а Петру и Трёпу пришлось изо всех сил вцепиться в ванты, чтобы не свалиться с мачты. Свисток не удержался, сорвался со своего насеста и со свистом, похожим на звук падающего снаряда, шлёпнулся в копошившуюся на носу «Каракатицы» кучу людей и гномов.

Корабль морских пиявок тоже замер как вкопанный, и оттуда послышались изумлённые крики сбитых с ног гномов. Над ухом у Петра раздался тяжёлый вздох, и, повернув голову на этот звук, он увидел Трёпа, который с крайне кислым выражением лица прикрывал ладонью распухшее ухо. Наверное, Трёп прикрыл бы и второе, но для этого ему пришлось бы выпустить верёвку, за которую он держался. Вид у нерадивого ученика чародея был такой удручённый, что Пётр понял всё даже раньше, чем посреди капитанского мостика возникла одетая в просторную фиолетовую мантию высокая фигура с развевающейся по ветру длинной седой бородой.