Ларин Петр и волшебное зеркало

ГЛАВА 5

— Ой-ёй-ёй! — сказал Свисток и протяжно присвистнул.

Он до половины высунулся из кармана и теперь с опаской заглядывал вниз, в стометровую пропасть, судорожно цепляясь за штанину Петра четырьмя передними лапками. Его бойкие глазёнки были вытаращены до предела, а медные губы округлились и вытянулись трубочкой.

— Ага, — сказал Пётр, — проснулся! С добрым утром. А я, признаться, уже успел о тебе позабыть.

— Ты много чего успел, — проворчал Свисток. — Например, втравить меня в историю. Ты куда меня затащил?

— Понятия не имею, — честно признался Пётр. — Видишь, океан…

— Честно говоря, я предпочёл бы море, — заявил Свисток. — А ещё лучше — озеро.

Слушай, может быть, это озеро? Есть же на свете большие озёра! Байкал, например, или это, как его… Иссык-Куль. А?

— Ага, — сказал Пётр. — Ты что, не чувствуешь, какой солёный ветер? Нет, братец, это не Иссык-Куль и тем более не Байкал. Вокруг Байкала тайга, а тут одни камни…

— Камни — это мягко сказано, — объявил Свисток, опять покосившись вниз, на пенное кружево далёкого прибоя. — Ты не мог бы отойти от обрыва? Я боюсь высоты, у меня от неё голова кружится.

— Что у тебя кружится? — удивился Пётр, но от обрыва всё-таки отошёл и присел на источенный солёным морским ветром обломок скалы. Камень ощутимо пригревал сквозь штаны, и чувствовалось, что скоро он начнёт по-настоящему припекать.

Вокруг них действительно не было ничего, кроме серых камней, блёкло-голубого неба с каким-то непривычным жемчужным оттенком и пронзительно-синей воды. Солнце стояло почти в зените, было жарко, и Пётр почувствовал, что ему начинает хотеться пить. Во рту у него пересохло, и он поспешно отогнал от себя видение запотевшей бутылки с кока-колой. В принципе, сотворить немного воды ему было нетрудно, но вода, созданная из ничего, не утоляет жажду, так же как и сотворённая из воздуха пища, как бы она ни была вкусна, не может насытить голодного человека. Пресную воду можно было добыть из морской и даже просто из воздуха, но это был сложный и трудоёмкий процесс, а Петру для начала требовалось разобраться в обстановке.

Свисток тем временем окончательно выбрался из кармана, сполз на землю и прошёлся взад-вперёд, скребя медными лапками по камню.

— Ох-хо-хонюшки, — вздохнул он и озабоченно поскрёб в затылке. — Ну и местечко! Клянусь скрипичным ключом, в ящике директорского стола было уютнее. Океан, говоришь? Да, похоже на то… А какой океан? Тихий или Атлантический? Или этот… Индийский?

— Откуда я знаю? — огрызнулся Пётр. — Скажи спасибо, что не Ледовитый.

— Спасибо, — ядовито сказал Свисток. — Пламенное мерси! Эх!.. Нет, я сам во всём виноват. Не надо было с тобой связываться. Говорила мне мама…

— Кто говорил? — изумился Пётр. — Какая ещё мама?

— А ты не придирайся к словам, — сказал Свисток. — Объясни лучше, что я буду делать, когда ты тут умрёшь от голода и жажды. Бродить по камням в гордом одиночестве? Слуга покорный!

— Ас чего это ты взял, что я умру от голода и жажды? — возмутился Пётр. — Ещё чего не хватало!

— Умрёшь, умрёшь, — уверенно заявил Свисток. — Ведь ясно же, что это необитаемый остров. Тут даже трава не растёт, видишь?

Пётр поморщился. Хорош попутчик! Утешил, нечего сказать! Приободрил, оказал поддержку…

— Ты чего? — настороженно спросил Свисток, поймав на себе задумчивый взгляд Петра. — Ты что так смотришь? Учти, я несъедобный!

— Я думаю, — ответил Пётр. — Думаю, во что бы тебя превратить. Во что-нибудь тихое, молчаливое…

Свисток поспешно юркнул за камень.

— Дисциплинарное Уложение, — напомнил он из укрытия.

Голос у него был осторожный и слегка подрагивал от испуга. Было непонятно, напуган он на самом деле или просто притворяется. Пётр решил, что притворяется: при всех своих недостатках пустоголовый медный болтунишка был далеко не глуп и понимал, конечно, что Пётр не причинит ему вреда.

— Вылезай, — сказал Пётр, — хватит валять дурака. Надо идти.

— Куда? — поинтересовался Свисток, живо выбираясь из-за камня.

— Куда-нибудь, — Пётр пожал плечами. — Надо найти людей и узнать, куда нас занесло.

— А КАК нас сюда занесло, тебе не интересно? — спросил Свисток, карабкаясь по его штанине.

— Сейчас это неважно, — сказал Пётр. — Все это неспроста. Кто-то очень хотел, чтобы мы очутились здесь. Значит, рано или поздно всё выяснится само собой, если мы не будем просто сидеть на месте.

— Оптимист, — проворчал Свисток, забираясь на насиженное место, в карман.

Пётр решительно повернулся спиной к обрыву и двинулся вперёд, в глубь материка. Он надеялся, что это всё-таки материк, а если даже и остров, то достаточно большой, чтобы на нём жили люди. Мало ли где встречаются пустынные берега! А вдруг вон за той каменной грядой он увидит плодородную долину, населённую приветливыми, хлебосольными аборигенами? В противном случае его действительно не ожидало здесь ничего хорошего. Пётр вспомнил поговорку, гласившую, что, надеясь на лучшее, надо готовиться к худшему, и тихонько вздохнул. Свисток ведь тоже надеялся, что попал на какое-нибудь озеро…

«Интересно, — подумал он, ступая по горячим камням и чувствуя, как беспокойно возится в кармане Свисток, — почему Свисток не предположил, что мы на Финском заливе? Ведь море совсем рядом, но даже в его пустую медную голову не пришло, что это Балтика. Потому что это никакая не Балтика, и даже не похоже. Куда же нас занесло, в самом-то деле?»

Он обернулся и увидел круживших над краем обрыва чаек. Чайки были непривычно крупные, на Балтике таких нет. Одна из них неожиданно резко изменила направление полёта и стремительно пронеслась прямо над его головой. Свисток у него в кармане испуганно пискнул, но его голос потонул в пронзительном крике чайки. В птичьем крике Петру почудился вопрос, но что это был за вопрос и был ли он на самом деле, Пётр не знал. Чайка сделала над ним широкий круг, ещё раз крикнула и улетела в море, камнем упав за край обрыва.

Пётр ещё раз вздохнул и продолжил путь, ориентируясь на маячившую впереди каменную гряду. Гряда была не слишком высокая, и он намеревался вскарабкаться на неё и как следует осмотреться. Боковым зрением он всё время улавливал то слева, то справа от себя какое-то странное поблёс-кивание. Блестело не на земле, а прямо в воздухе, и блеск этот действительно был очень странным: вытянутый в длину, острый и яркий, он напоминал то, как блестят на солнце края только что разрезанного стекла или рёбра алмазных граней. Казалось, Пётр был заключен в толще огромного прозрачного кристалла. Впрочем, стоило ему только повернуть голову, как сверкавшие в воздухе стеклянные грани исчезали, будто их и вовсе не было. Постепенно к Петру вернулось знакомое ощущение присутствия где-то совсем рядом могучего древнего волшебства. Место было дикое, пустынное и на первый взгляд жутко унылое, но никакого уныния Пётр не испытывал. Напротив, он всё время ждал, что с ним вот-вот что-нибудь произойдёт. Он не удивился бы, наткнувшись за очередным поворотом тропы на сложенную из обломков скалы хижину, на пороге которой его встретила бы седая сгорбленная колдунья, которая дала бы ему отведать колдовского отвара и растолковала бы наконец, куда и, главное, зачем его угораздило попасть. Но тропа сворачивала, огибая очередное препятствие, и за поворотом опять не было ничего, кроме всё тех же надоевших, раскалённых солнцем мёртвых камней.

Только теперь он заметил, что уже какое-то время действительно идёт по тропе. Тропа эта более всего напоминала козью тропку, по которой никто не ходил уже по крайней мере лет сто. Но это всё равно была тропа, дорога, проложенная если не людьми, то хотя бы животными, живыми существами, которые, наверное, ходили по ней на водопой…

— Мы идём по тропе, — сообщил он Свистку.

Свисток завозился в кармане, высунулся наружу и подозрительно огляделся по сторонам.

— Ну и что? — спросил он сварливо.

— Её кто-то проложил, — терпеливо объяснил Пётр. — Может быть, даже люди.

— Людоеды, — уверенно поправил его Свисток.

— Почему обязательно людоеды?

— Потому что, кроме людей, здесь абсолютно нечего есть, — объявил Свисток.

— Тьфу ты, — сказал Пётр с досадой. Когда Свисток молчал, становилось скучно и хотелось, чтобы он заговорил, а когда он начинал разговаривать, сразу же начинало хотеться, чтобы он замолчал.

Тропа сделала петлю, огибая гигантский обломок скалы, формой и размерами напоминавший кремлёвскую новогоднюю ёлку, и нырнула в неглубокую ложбину. Пётр зажмурился, ослеплённый ударившим в глаза блеском. Ему показалось, что он угодил на свалку, куда годами ссыпали битое стекло, но это было не стекло, а слюда. Её было здесь великое множество, куски и пласты блестящего минерала валялись повсюду, а то и стояли торчком, отражая солнечный свет. Поначалу Петру показалось, что они разбросаны беспорядочно, но очень быстро он убедился, что это не так: многочисленные обломки слюды кто-то старательно расположил таким образом, что они, как огромная линза, собирали солнечный свет и отбрасывали его прямиком на тропу.

В тот самый миг, как он это сообразил, Свисток беспокойно завозился у него в кармане и спросил:

— А ты заметил, что у тебя дымятся брюки?

Пётр бросил быстрый взгляд на свою одежду и увидел лёгкий голубоватый дымок, поднимавшийся от его шерстяных форменных брюк. Рубашка на нём была светлая и нагревалась медленнее, чем тёмные штаны, однако, когда Пётр шевельнулся и лёгкая материя на миг коснулась его кожи, он едва не взвыл от боли.

Свисток пронзительно затрубил тревогу, но Пётр в этом уже не нуждался. Он во весь дух припустил по тропе, почти уверенный, что его одежда и волосы уже полыхают ясным пламенем. Злой блеск отражённого слюдой солнца бил ему в глаза, в воздухе пахло палёной шерстью, справа и слева плясали и переливались призрачные алмазные грани, Свисток в кармане верещал, как будто его резали. Ложбину замыкала огромная скала, в которой ветры и дожди пробили что-то вроде полукруглой сводчатой арки, напоминавшей ворота. Не снижая скорости, Пётр влетел в эту арку и остановился, почувствовав на лице дуновение прохлады.

В каменном тоннеле царил приятный полумрак, под ногами вместо надоевшего камня лежал мягкий белый песочек. Это было в высшей степени приятное место, особенно после испепеляющего зноя предательской ложбины, которую Пётр немедленно окрестил Зеркальной. Вот только пахло здесь нехорошо — примерно так, как пахнет из печной трубы, когда на улице дует сильный ветер.

Пётр поморщился от этого неприятного запаха и осмотрел свою одежду. Вопреки его ожиданиям, одежда оказалась цела, даже брюки ни капельки не обгорели. Волосы тоже были на месте, и Пётр удивился: откуда же в таком случае так сильно пахнет печной гарью?

— Что это было? — спросил он.

— Микроволновая печь, — буркнул Свисток. — Днём она включена на полную мощность, а вечером, когда солнце сядет, сюда приходят местные людоеды и собирают жареных путешественников.

— Ты очень мрачный тип, — сообщил ему Пётр. — С чего бы это?

— Как знать? — философски отвечал Свисток. — Может быть, до того, как сделаться топливным шлангом грузовика, я был трубой в похоронном оркестре? Когда медь отправляют на переплавку, у неё не спрашивают, кем она была раньше и кем хотела бы стать в будущем… Кстати, — деловито добавил он, — на твоём месте я бы не прислонялся к этой стенке. Рубашку испачкаешь… Ну вот, уже испачкал. Беда с этой молодёжью! Посмотри на себя. Ты же настоящий трубочист!

Пётр, который прислонился плечом к стене тоннеля, встал ровно и, вывернув шею, попытался заглянуть себе за спину. Рубашка на плече действительно была испачкана чем-то чёрным. Пётр попытался стряхнуть грязь, но только размазал пятно и испачкал ладонь.

— Поросёнок, — сказал Свисток и очень натурально хрюкнул.

Пётр не обратил на него внимания. Он с растущей тревогой осматривал стены и свод тоннеля, которые, как оказалось, были сплошь покрыты толстым слоем жирной копоти; она и издавала так не понравившийся ему сразу запах печной гари. Копоти было так много, как будто здесь когда-то сожгли сто тысяч бочек с бензином. Правда, самих бочек нигде не было видно: короткий тоннель просматривался из конца в конец, и в нём ничего не было, кроме Петра со Свистком да парочки случайных камней, тоже густо покрытых копотью.

— Нравится? — ядовито осведомился Свисток. — Как ты думаешь, что здесь было?

— Костёр, наверное, кто-нибудь разводил, — неуверенно ответил Пётр.

— А дрова? — не отставал зловредный Свисток.

Он был прав. Пётр путешествовал в здешних краях уже часа полтора, и за всё это время ему не встретилось не то что кустика, но даже и чахлой травинки. При помощи магии он мог бы, наверное, развести костёр даже из самых сырых дров, но обойтись совсем без топлива было нельзя — камни не горят.

— А что дрова? — сердито огрызнулся он. — Обломки кораблекрушения, например. Чем не дрова?

— Гений, — язвительно восхитился Свисток. — Значит, кто-то разбился о скалы там, под обрывом, а потом вскарабкался по стометровой отвесной стене, держа под мышкой обломки собственного корабля?

Пётр промолчал. Свисток опять был прав. К тому же даже тысяча костров, горевших здесь тысячу лет, не сумела бы так закоптить стены и сводчатый потолок.

— Странно, — сказал он, так и найдя объяснения этому непонятному явлению.

— Ничего странного, — объявил Свисток. — Обыкновенное гиблое место. Из лощины с зеркалами нас загнали сюда… и, наверное, не нас первых. Знаешь, как это называется? Из огня да в полымя. А всё из-за тебя.

— Перестань ныть, — сказал ему Пётр. — Мне всё это тоже не очень-то нравится. Ты можешь что-нибудь предложить?

— Да, — с готовностью откликнулся Свисток. — Я предлагаю уносить отсюда ноги, да поживее.

— Ну а я что делаю? — рассердился Пётр. — Я только тем и занят, что ищу дорогу отсюда.

— Ищешь дорогу, а находишь только новые неприятности, — поддел его Свисток. — Ну хорошо, раз ты такой штурман, говори, куда мы двинемся теперь.

Пётр пожал плечами. Вообще-то, он об этом ещё не задумывался, но ответ на вопрос Свистка казался ему очевидным.

— Как куда? — сказал он. — Вперёд!

— Да-а? — с огромным сомнением протянул Свисток. — Вперёд? А что там, впереди, ты знаешь?

— Я знаю, что позади, — ответил Пётр. — Там Зеркальная ложбина. Солнце уже в зените, так что я не уверен, что мне удастся ещё раз пробежать по этой сковородке и не зажариться. Да и куда бежать? За ложбиной обрыв, на котором мы с тобой уже были и где нам совершенно нечего делать. Ни вправо, ни влево дороги нет…

— Вот как раз это мне больше всего и не нравится, — признался Свисток. — Всё будто нарочно подстроено.

— Да, — согласился Пётр, — похоже. Странно всё это. Все эти зеркала…

— Какие зеркала? — спросил Свисток, который ничего не знал про письмо. — Это не зеркала, это обыкновенная слюда. И не надо забивать мне голову бабушкиными сказками! Это озеро Байкал, понял? Или, в самом крайнем случае, Балтийское море.

— Почему ты так решил? — спросил Пётр.

— Потому, что я так хочу! — объявил Свисток. — Потому что, если это не Байкал, не Балтика и не Иссык-Куль, нам с тобой не поздоровится. Что ты об этом думаешь, ученик чародея?

— Неважно, — сказал Пётр. — Ну что, идём?

Свисток немного помялся, а потом решительно махнул медной лапкой.

— Эх! — залихватски воскликнул он. — Двум смертям не бывать, а одной не миновать! Только знаешь что, — добавил он тоном ниже, — давай-ка я схожу вперёд, разведаю, что да как… Всё-таки я, во-первых, очень маленький, незаметный, а во-вторых, несъедобный.

Пётр опешил.

— А не боишься? — спросил он осторожно.

— Можно подумать, ты сам не боишься, — блеснул проницательностью Свисток. — Просто у меня гораздо больше шансов, понял?

Пётр пожал плечами.

Не дожидаясь другого ответа, Свисток соскользнул на землю, вытянулся в змейку и вдруг нырнул в песок — в точности так, как другие ныряют в воду. Песчинки расступились перед ним и снова сомкнулись. Пётр увидел, как на поверхности песка возник и начал быстро перемещаться в сторону выхода из тоннеля маленький бугорок.

Из бугорка торчали любопытные глазёнки на тоненьких медных проволочках. Они так и стреляли по сторонам, но в тоннеле по-прежнему было тихо, пустынно и сильно пахло гарью.

Вскоре песчаный бурунчик, обозначавший продвижение отважного Свистка, скрылся из вида. Пётр немного постоял на месте, дивясь неожиданной храбрости своего болтливого попутчика, а потом потихоньку двинулся вперёд. Он чувствовал себя ужасно глупо, без дела стоя на одном месте, да и Свистку могла понадобиться помощь.

Это случилось даже раньше, чем рассчитывал Пётр. Впереди внезапно послышался громкий шорох, и он увидел что-то вроде маленького песчаного смерча, приближавшегося к нему с огромной скоростью. Песок разлетался во все стороны, как вода из-под носа быстроходного катера, и в самой середине этого песчаного вихря что-то поблёскивало ярким блеском начищенной меди. Петру было совсем нетрудно догадаться, что это было.

Последние полтора метра Свисток пулей пролетел по воздуху, вцепился в штанину Петра своими медными лапками и вскарабкался ему на плечо так стремительно, словно был не Свистком, а белкой. При этом он не переставал тоненько свистеть, как закипающий чайник, и мелко дрожать. Очутившись у Петра на плече, он первым делом попытался юркнуть ему за воротник, но Пётр пресек эту попытку, поймав его за медный хвостик.

— Что случилось? — спросил он. — Кто там? Это опасно?

Свисток перестал дрожать.

— Н-не з-з-знаю, — ответил он, заикаясь. — С-с-с-с-страшно. 3-з-з-зубы. В-вот такие, п-понял?

И он во всю ширину раскинул свои тоненькие лапки, показывая, какие там, впереди, были зубы. Судя по этому жесту, зубы были размером с собачьи, не слишком крупные, но и не маленькие. Собак Пётр не боялся, да и волков тоже, потому что умел с ними ладить. С любым зверем можно договориться, если, конечно, он ПРОСТО зверь…

— Надо посмотреть, — сказал Пётр.

В глубине души он рассчитывал, что Свисток станет его отговаривать, потому что идти вперёд ему как-то вдруг расхотелось. Но тот лишь сказал: «Как хочешь», после чего свернулся клубочком и всё-таки провалился за воротник Петровой рубашки, явно не желая принимать участие в предстоящем приключении.

Пётр пожал плечами и двинулся вперёд. Поведение Свистка его немного успокоило. Если бы на той стороне тоннеля его подстерегала настоящая опасность, Свисток бы его предупредил или, по крайней мере, отказался идти вперёд. Но медный болтун лежал смирно, затаившись у него за пазухой, и Пётр глубоко вдохнул и выдохнул, чтобы успокоиться: ему не хотелось, чтобы Свисток слышал, как часто бьётся его сердце.

Песок бесшумно подавался под подошвами его кроссовок, запах гари не усиливался и не ослабевал. Вдоль тоннеля тянуло ровным тёплым ветерком, и по-прежнему не было слышно ни звука. Светлое пятно выхода постепенно увеличивалось, росло, приближалось, и Пётр поневоле замедлял шаги, ожидая услышать злобное рычание зверя и увидеть оскаленные клыки.

Потом тоннель кончился. Пётр крадучись сделал ещё один, последний шаг, выглянул наружу и остолбенел, увидев зубы, о которых говорил ему Свисток.