Ларин Петр и волшебное зеркало

ГЛАВА 13

Если секрет, открытый ему капитаном Раймондом, нисколько не удивил Петра, то встреча, оказанная ему аборигенами острова Ремонтного после славной морской виктории, повергла его в тягостное недоумение. Команда «Каракатицы» повела себя именно так, как, по мнению Петра, и должна была повести, то есть выстроилась на шкафуте и приветствовала возвращение шлюпки троекратным «ура». Но вот островитяне, похоже, были больше напуганы, чем обрадованы. Пётр увидел угрюмые лица мужчин и заметил, что некоторые женщины плачут, украдкой вытирая глаза передниками. Длиннобородый староста вздыхал, кряхтел, качал головой и всё время косился на Всевидящее Око.

— Что случилось? — безуспешно пытаясь скрыть обиду, спросил Пётр у капитана Раймонда. — Почему они ведут себя так, словно стряслась беда?

— А как, по-твоему, они должны себя вести? — полюбопытствовал капитан, уминая большим пальцем табак в трубке.

— Что значит как? — удивился Пётр. — Они должны радоваться! Ведь железные солдаты их угнетают, а мы помогли им освободиться! Осталось только сбросить Всевидящее Око с обрыва и жить спокойно…

Капитан щёлкнул пальцами. На кончике его указательного пальца вспыхнул огонёк, капитан погрузил палец в трубку, и та задымилась.

— Они жили спокойно, — помахивая тлеющим пальцем совсем как горящей спичкой, которую надо затушить, сказал капитан. — До твоего появления они жили совершенно спокойно, Ларин Пётр. Гвардейцы приплывали сюда раз в полгода, забирали у старосты заранее приготовленную дань и убирались восвояси, никого пальцем не тронув. А после того как островитяне помогли тебе потопить целый гвардейский патруль, им не поздоровится. И твоя выдумка с сетями им не поможет. Этот фокус можно проделать только один раз. Явившись сюда снова, гвардейцы будут осторожнее и либо уберут сети, либо пройдут по фарватеру, отталкиваясь от подводных камней обыкновенными шестами.

Не обольщайся, Ларин Пётр. Ты никого не освободил. Всё, что ты сделал, — это проявил неуважение к Королеве-Невидимке. О, ты можешь себе это позволить! Ты можешь не бояться впасть в немилость, потому что ты и так в немилости с самой первой минуты своего пребывания на Островах.

На корабль заканчивали грузить провизию и пресную воду. Петру вдруг ужасно захотелось поскорее покинуть гостеприимную бухту острова Ремонтного. Ему было стыдно смотреть островитянам в глаза. Ведь, подстраивая ловушку гвардейцам, он думал только о себе! О том, как себя спасти, а ещё о том, как бы показать железноголовым кузькину мать, — вот о чём он думал! Он наслаждался уважением и почётом, который оказывали ему на Островах, и хотел поскорее доказать, что он именно тот, за кого его принимают, — могучий и мудрый Ларин Пётр, чьё появление предсказано… Короче говоря, он вёл себя в точности как Свисток, который до сих пор расхаживал по судну в обличии боцманской дудки и поглядывал на всех свысока.

— А почему вы мне раньше этого не сказали? — не зная, куда девать глаза, спросил он.

— А что бы от этого изменилось? — возразил капитан, пыхтя трубкой и искоса с большим интересом разглядывая пунцового от стыда и горя Петра. — Предначертание — страшная штука, с ним не поспоришь. Выбор у тебя невелик, Ларин Пётр. Ты можешь погибнуть или выжить, третьего не дано. Если бы ты не попал на Острова, всё было бы иначе. Но ты очутился здесь, и с той самой минуты всё пошло так, как оно идёт. Королева хотела избавиться от тебя и для этого наслала на нас магическую бурю. Ты мог бы спокойно умереть, но ты спасся сам и спас корабль. Уцелев, ты не мог не оказаться на Ремонтном, а раз ты здесь оказался, за тобой просто не могли не пожаловать гвардейцы. Они пришли, чтобы расправиться с тобой, но ты снова выбрал жизнь и сумел отстоять свой выбор. Так о чём же ты жалеешь, чего стыдишься? Ничто на свете не даётся даром, в том числе и победа.

— Закон реверса, — пробормотал Пётр. — Надо же, и здесь он работает! Но островитяне…

— У островитян тоже был выбор, — сказал капитан. — Узнав, кто ты такой, они могли прогнать тебя, могли связать и тёпленьким передать в руки гвардейцев. Но они сделали то, что сделали, и никто их не заставлял, кроме их собственной совести. И давай-ка оставим этот разговор, юнга. Скажи мне лучше, куда мы теперь отправимся.

Вот теперь Пётр удивился по-настоящему. Он вытаращил на капитана глаза и невольно разинул рот от изумления. Даже Свисток, который, изнывая от скуки, прогуливался по перилам мостика и безуспешно пытался привлечь к себе внимание окружающих, остановился так резко, что едва не свалился за борт.

— Как это?! — хором воскликнули Свисток и Пётр. — Как это куда? — продолжал Пётр, досадливо отмахнувшись от Свистка. — Почему вы спрашиваете об этом меня?

— Ад и дьяволы, — пробасил капитан. — А кого мне об этом спрашивать? Может быть, этого обросшего мхом бородатого увальня, местного старосту? Или обратиться в Канцелярию морской гвардии? О, они быстро укажут мне дорогу! Нет, Ларин Пётр. У каждого из нас своё предначертание. Тебе предначертано было явиться на Острова, чтобы мутить воду, а мне — подобрать тебя на Острове Скелета и доставить туда, куда ты пожелаешь.

— Хм, — сказал Пётр, которому такая постановка вопроса показалась довольно странной. — Но ведь я ничего здесь не знаю и совершенно не разбираюсь в здешних делах!

— Однако это не мешает тебе совершать решительные поступки, — возразил капитан. — Ты действуешь согласно предначертанию. Вот я и спрашиваю: куда пойдём, Ларин Пётр?

— Откуда я знаю? — сердито огрызнулся Пётр. Матросы на палубе, не дожидаясь команды, с помощью заклинаний поднимали паруса. Стоящий у причала с поднятыми парусами корабль выглядел странно, но Пётр уже начал привыкать к здешним странностям. — Ну, например, я попрошу вас покатать меня по Островам. Что вы мне на это ответите?

— Я отвечу, что у тебя маловато времени для морских круизов, Ларин Пётр, — сказал капитан. — Мы с тобой — законная дичь, опасность подстерегает нас на море и на суше, поэтому надо действовать решительно и быстро. Однако, если ты прикажешь отправиться в круиз, мы так и поступим, потому что тебе виднее. Тебя ведёт предначертание.

— Здорово! — подкравшись к Петру, зашептал ему в ухо Свисток. — Свой собственный корабль! Да все твои знакомые умрут от зависти, когда об этом узнают! Давай прогоним этого грубияна и будем командовать сами. Ты будешь капитаном, а я — боцманом. Ты научишься ругаться и курить табак, а я буду подавать команды. Ты только подумай, какие перед нами открываются возможности! Я почти не сомневаюсь, что, если этот так называемый капитан перестанет возить нас кругами, мы через сутки войдём в гавань Кронштадта, а то и прямо в устье Невы.

Капитан распушил бороду, окутался облаком дыма и проворчал:

— При всём моем уважении к твоему приятелю, Ларин Пётр, я его когда-нибудь утоплю. На Островах нет мест, о которых ты говоришь, глупая свистулька. Нет и никогда не было!

— А что здесь есть? — задиристо осведомился Свисток.

— Много чего, — буркнул капитан, выпуская изо рта новое облако дыма. Он разложил на перилах мостика потрёпанную карту, и Пётр с интересом стал её разглядывать. На карте было множество занятных картинок, совсем как на шкале корабельного оракула. Судя по этой карте, Острова представляли собой именно острова — несколько небольших архипелагов и с десяток крупных островов. Эти клочки суши были беспорядочно разбросаны по безбрежным просторам океана, а почти в самой середине карты Пётр с удивлением увидел обширное белое пятно неровных очертаний. Он читал, что раньше такие пятна можно было найти на любой географической карте в его мире. Они обозначали неисследованные области, куда ещё не добрались храбрые путешественники — например, Северный и Южный полюса Земли, которые долго оставались недосягаемыми. Но здесь всё было иначе: слепое белое пятно располагалось у самого экватора и было со всех сторон окружено островами — правда, на приличном расстоянии.

— А что здесь? — спросил Пётр, за неимением указки ткнув в белое пятно пальцем.

— Мёртвый Материк, — помрачнев, сказал капитан Раймонд. — Запретное место. К берегам Материка нельзя подходить ближе чем на сто миль. Того, кто дерзнёт нарушить этот запрет, ждёт неминуемая смерть.

— А кто наложил запрет? — спросил Пётр. — Королева?

— Жизнь, — ответил капитан. — Вернее, неведомая древняя сила, перед которой меркнет даже могущество Королевы-Невидимки. Немало смельчаков пыталось нарушить этот запрет, и никто из них не вернулся, чтобы рассказать о том, что видел.

— Давай туда не поедем, — доверительно сказал Петру Свисток. — Чего мы там не видели?

— Итак? — сказал капитан и выжидательно уставился на Петра.

Пётр с трудом удержался от того, чтобы снова пожать плечами. Похоже было на то, что капитан Раймонд и впрямь ждал от него указаний, как будто они невзначай поменялись местами: Пётр сделался взрослым, а седобородый капитан превратился в этакого пай-мальчика, не могущего шагу ступить без подсказки старших. Пожалуй, это было далеко не так приятно, как представлялось порой Петру в его детских мечтах. Честно говоря, это было совсем неприятно, и Петру захотелось попросить капитана перестать притворяться.

Увы, капитан не притворялся: пыхтя трубкой и теребя у пояса рукоять тяжёлого морского кортика, он выжидательно смотрел на Петра, и вид у него при этом был самый серьёзный. Нужно было что-то решать.

Пётр уже хотел ткнуть пальцем в первую попавшуюся точку на карте, но тут ему вспомнились слова деревенского старосты, который советовал найти какого-то Властимира Могучего, и он объявил капитану, что ему необходимо повидаться с этим чародеем.

— Лучше бы ты захотел сделаться морским царём, — вздохнул капитан.

— Я понимаю, что выполнить мою просьбу трудно, — сказал Пётр. — Староста сказал, что адрес Властимира Могучего никому не известен и что никто не знает, где его искать. Но другой просьбы у меня нет, извините.

— Ну, я-то не деревенский староста, — усмехнулся капитан. — Я знаю точный адрес Властимира Могучего. Этот волшебник живёт на острове Шустром, у подножия Парусной скалы. Беда в том, юнга, что никому не известен адрес самого острова.

— То есть как это? — изумился Пётр.

— А так, что остров Шустрый не стоит на месте. Он плавает по океану, и притом не всегда в том направлении, в каком гонят его ветра и течения. Иногда он по собственной воле выбирает курс, иногда Властимир Могучий сам направляет его куда-нибудь…

Поговаривают, что днём этот остров невидим, а по ночам его укрывает туман, так что его невозможно заметить, даже находясь в двух шагах от него. Поверь мне, юнга, остров Шустрый — лучшее место для того, кто удалился в изгнание и не желает видеться с людьми!

— Выходит, найти его будет сложно?

— Выходит, что найти его попросту нельзя, — поправил капитан. — Никто не отыщет Властимира Могучего до тех пор, пока Властимир Могучий сам не отыщет его. Королева-Невидимка, например, ищет его уже не первую сотню лет, и всё без толку. Остров Шустрый потому так и называется, что угнаться за ним не так-то просто.

Пётр вздохнул.

— В таком случае я не знаю, куда нам плыть.

— Я тоже, — пискнул Свисток. — Впрочем, мне и тут неплохо.

— Я тоже не знаю, — сказал капитан. — Впервые в жизни не знаю, куда мне вести мою «Каракатицу»… Одно я знаю наверняка, Ларин Пётр: никуда не приплывёт тот, кто просто сидит на причале и ждёт неизвестно чего.

— Это совет? — спросил Пётр.

— Понимай как хочешь, — сказал капитан. — Тебе решать, парень.

— Но это дорога в никуда!

— Я не знаю места с таким названием, — откликнулся капитан. — Тот, кто идёт, рано или поздно обязательно куда-то приходит.

— В таком случае мы отплываем, — решительно сказал Пётр, и Свисток у него на плече горестно вздохнул: он не очень-то любил морские путешествия, поскольку в своей прошлой жизни был топливным шлангом грузовика и привык передвигаться по суше.

Капитан подал команду, а потом, подумав, снял с шеи затейливый медный ключ на серебряной цепочке и открыл ларец, который вчера вечером нёс Пётр. Там, в ларце, лежал какой-то парусиновый свёрток. Капитан взял свёрток под мышку, подошёл к грот-мачте, повозился там и начал тянуть какой-то фал, быстро перебирая руками. Реявший на верхушке мачты вымпел дрогнул и стал опускаться, а вместо него к самому клотику взлетел другой — пятнисто-зелёный, похожий на что-то очень знакомое.

Пётр пригляделся и ахнул. У вымпела, который поднял капитан Раймонд, были накладные карманы и два круглых отверстия, похожих на проймы жилета. Да это и был жилет — старый, вылинявший, местами прожжённый насквозь жилет камуфляжной расцветки, на котором чья-то рука старательно и неумело вышила серебром изображение тупоносого бельгийского револьвера.

Закончив подъём флага, капитан отступил на шаг и поднёс к полям шляпы два пальца, отдавая честь. Пётр огляделся. Команда стояла навытяжку. Лица у всех были суровые и решительные, а у бородатого боцмана подозрительно поблёскивали глаза — казалось, он вот-вот заплачет.

Капитан повернулся в сторону торчавшего на шесте над обрывом Всевидящего Ока и погрозил ему кулаком.

— Помнишь знамя Большого Илла?! — крикнул он в ту сторону и обернулся к Петру. — Это знамя твоего дяди, парень. Теперь, когда оно снова развевается на мачте «Каракатицы», отступать нам некуда. Мы объявили войну Королеве-Невидимке, и ей это уже известно.

…К тому времени, как кок трижды ударил в гонг, созывая команду на обед, снежная вершина, венчавшая остров Ремонтный, уже дат но скрылась из вида. «Каракатицу» опять окружала синяя вода, которой не было ни конца, ни края. Корабль словно попал в середину сверкающего стеклянного шара, нижняя половина которого была окрашена в густо-синий цвет, а верхняя — в ярко-голубой. Когда Пётр думал о том, сколько метров, а может быть, и километров воды лежит под дубовым килем «Каракатицы», ему делалось не по себе. Он восхищался отвагой мореходов, всю жизнь бороздивших океан на борту утлой деревянной скорлупки, с которой мог расправиться любой мало-мальски приличный шторм.

Пётр присутствовал при прокладке курса и обратил внимание на то, что капитан Раймонд прочертил маршрут «Каракатицы» таким образом, что тот пролегал вдали от населённых островов. Это было резонно: Властимир Могучий сторонился людей, да и шансов наткнуться на патруль морской гвардии в открытом море было меньше, чем вблизи берегов.

Едва они закончили обед, как вперёдсмотрящий крикнул, что видит какую-то большую птицу. Пётр почему-то решил, что речь идёт о Маргарите, но тут капитан посмотрел на приближавшуюся чёрную точку в подзорную трубу и разразился крепкими морскими проклятьями.

— Это дракон! — ответил он на вопрос Петра о причинах своего плохого настроения. — Ад и дьяволы, юнга! За пару дней знакомства с тобой я нажил больше неприятностей, чем за последние двести лет! В последний раз у меня было столько хлопот, когда мы с твоим дядей пытались выбить железноголовых с Островов.

— Постойте, — сказал Пётр. — Как дракон? Почему дракон? Ведь вы сами сказали, что на Острове Ворот жил последний из них и дядя Илларион убил его два века назад!

— Ничего подобного я не говорил, — возразил капитан. — Я сказал, что на острове жил последний дракон-воин. А тварь, которую ты сейчас видишь, зовётся драконом-охотником, хотя я бы назвал его драконом-прилипалой. Драконы-охотники часто сопутствуют белым китам. Они высматривают с воздуха добычу и выводят на неё кита, а кит в благодарность за это позволяет им поживиться объедками со своего стола. Разрази меня гром! Не удивлюсь, если эту парочку подослала к нам Королева!

Чёрная точка приблизилась, и Пётр разглядел длинное извивающееся тело с раздвоенным хвостом, узкие чешуйчатые крылья, лапы с длинными кривыми когтями и зубастую морду — тоже длинную, узкую, очень похожую на морду небольшого крокодила. Брюхо у дракона было грязно-жёлтое с бурыми разводами, а спина тёмная, почти чёрная. По сравнению с драконом-воином, скелет которого Пётр видел на острове, кружившая над кораблём крылатая тварь выглядела мелкой козявкой. В этом драконе было всего метров пять от носа до кончика хвоста — крупный крылатый крокодил, да и только.

Дракон описал над кораблём три или четыре круга, выпустил из разинутой пасти облако чёрного дыма, неуклюже развернулся в воздухе и улетел прочь.

— Ну вот, — сказал капитан Раймонд. — Минут через десять жди белого кита.

— И что тогда? — спросил Пётр.

— Тогда он нас сожрёт, — сообщил капитан. — Надо было позволить тому гвардейцу нас подстрелить! Тогда, по крайней мере, мы умерли бы сразу, не мучаясь. А теперь нам придётся медленно задыхаться в брюхе у самого мерзкого из существующих в природе чудовищ… — Он поднёс к губам знакомый Петру рупор и объявил: — Матросы! Настал наш…

Он запнулся, покосился на Свисток, смущённо откашлялся и продолжал:

— Короче говоря, свистать всех наверх! Надо попытаться уйти от белого кита. Хотя это ещё никому не удавалось, — тихонько добавил он, опустив рупор.

По всему кораблю снова зазвучали заклинания. Пётр никогда в жизни не слышал такого количества скверных стихов, произносимых к тому же со всех сторон одновременно. Ванты заскрипели, паруса из белой акульей шкуры надулись, вёсла заработали в бешеном темпе, и «Каракатица» понеслась вперёд с немыслимой скоростью. По бокам её острого носа выросли высокие пенные усы, совсем как у идущего полным ходом железного катера морской гвардии. Наверное, эти усы и навели Петра на спасительную мысль.

— Нам не уйти, — пробормотал капитан Раймонд, на минуту переставая творить заклинания. — И ещё эти паруса, будь они прокляты! Мозгов у белого кита не больше, чем у селёдки, но даже он сумеет отличить шкуру одного из своих собратьев от доброй ту-бангской парусины. И хоть бы один китобой оказался поблизости! Хоть бы какой-нибудь островок! На берегу эта тварь нас нипочём бы не достала…

— Хватит болтать! — взвизгнул Свисток так пронзительно, что и капитан, и Пётр невольно вздрогнули. — Делайте что-нибудь! Вам-то хорошо, вы умрёте и всё, а мне предстоит сотни лет томиться в брюхе у вонючей рыбины. Что я там буду делать?

— Свистеть, — сказал ему Пётр. — Паука со свистом не получилось, зато теперь в здешнем океане появится поющая акула.

— Это шутка? — с отвращением спросил Свисток. — Если да, то должен заметить, что страх плохо повлиял на твоё чувство юмора.

Капитан промолчал, но покосился на Петра с удивлением: похоже, он не понимал, как мальчишка может шутить перед лицом неминуемой гибели. Пётр не стал ничего объяснять.

— Иди сюда, — сказал он Свистку. — У меня, кажется, есть идея. Только, будь добр, прими свой нормальный вид. Для того, что я задумал, боцманская дудка не годится.

— Ещё чего! — возразил Свисток. — Я приложил огромные усилия, чтобы получить право называться Волшебной Боцманской Дудкой. Я — Боцманская Дудка и тем горжусь! И я не позволю… Мама!

Издав панический вопль, Свисток стремительно развернулся в прямую линию и свернулся по-старому, приняв свою первоначальную форму. В следующее мгновение медная загогулина скользнула в ладонь Петра и затаилась там, сложив колкие лапки и втянув глаза.

Пётр оглянулся через плечо и увидел причину, которая заставила Свисток так быстро изменить решение. Причина была треугольная и белая, как парус гоночной яхты. Это был гигантский плавник, который с фантастической быстротой приближался к «Каракатице» с правого борта, идя наперерез обречённому кораблю. Плавник разрезал воду, а под ним угадывалось чудовищное тело размером с атомную подводную лодку. Да, больше всего зто напоминало то, как всплывает подводная лодка, разве что торчавший из воды плавник был не чёрным, как боевая рубка субмарины, а белоснежным.

По команде капитана Раймонда матросы бросились к правому борту. «Каракатица» ощетинилась острыми баграми и длинными тяжёлыми вёслами, но эта жалкая защита выглядела просто смешно, стоило только посмотреть на приближавшийся плавник. Белый как полотно капитан выхватил из ножен бесполезный кортик, готовясь подороже продать жизнь.

Тогда Пётр поднёс Свисток к губам и просвистел заклинание Повтора — то самое, которое показывал Валерке на берегу тихого Царскосельского пруда. Нежная переливчатая мелодия разлилась над палубой, но ничего не произошло.

Сначала Пётр решил, что опять что-то перепутал и заклинание не сработало. Потом он заметил, что яркий солнечный день как-то потускнел. Не то чтобы сделался пасмурным, нет, — солнце сияло на прежнем месте, и море по-прежнему сверкало под его лучами, — но весь этот блеск и сверкание словно потеряли силу, как будто Пётр смотрел сквозь противо-солнечные очки с дымчатыми стёклами.

— Даже солнце померкло, — уныло пробормотал капитан Раймонд. — Это тень смерти коснулась нашего корабля!

Чудовищная белая акула поднялась на поверхность, на ходу переворачиваясь кверху брюхом, как делают многие акулы, готовясь схватить добычу. Её размерам позавидовал бы любой из земных китов, но это была именно акула. Пётр разглядел широкую зубастую пасть, искривлённую в вечной плотоядной ухмылке, и тупые холодные глазки по бокам приплюснутой, похожей на огромное зубило головы. Вблизи было заметно, что акулья голова покрыта глубокими шрамами, а острый передний плавник надорван в двух местах. Брюхо у акулы было бледное, серовато-серебристое. Петра при виде этой твари пробрала нервная дрожь: ей действительно ничего не стоило перекусить «Каракатицу» пополам, как гнилую ветку. Дракон-охотник парил над «Каракатицей», сужая круги, и вдруг неуверенно качнулся в воздухе, забил крыльями, с трудом выровнял полёт и торопливо полетел прочь.

Акула тоже повела себя довольно странно. Её разинутая пасть неожиданно захлопнулась, и Пётр мог бы поклясться, что разглядел на тупой и злобной акульей морде выражение удивления и испуга. Гигантская рыбина растопырила плавники и отчаянно забила хвостом, тормозя своё неудержимое движение, а потом перевернулась обратно на брюхо, стремительно скользнула прямо перед носом «Каракатицы», в последний раз ударила хвостом по воде, подняв целую тучу брызг, и ушла в глубину.

Капитан Раймонд, который стоял зажмурившись и крепко стиснув оскаленные зубы, осторожно открыл один глаз.

— Мы уже умерли? — поинтересовался он у Петра.

— Нет, — сказал Пётр. — Акула ушла.

— Как ушла? Почему ушла? Белый кит ушёл, не тронув добычу?

— Белый кит решил, что железный корабль морской гвардии будет ему не по зубам, — сообщил Пётр.

— Где? — испугался капитан. — Где морская гвардия?

— Её здесь нет, — терпеливо объяснил Пётр. — Просто белый кит её увидел… И дракон-охотник тоже.

— Тогда почему я её не вижу? — недоверчиво спросил капитан.

— Потому что мы находимся в зоне действия заклинания Повтора. Заклинание укрывает нас, заставляя всех, кто находится снаружи, принимать «Каракатицу» за железный корабль, но мы видим друг друга и корабль такими, каковы мы есть на самом деле. Не верите? Тогда велите принести зеркало и полюбуйтесь на себя.

Капитан окликнул матроса и велел принести из своей каюты зеркало. Зеркало ему немедленно доставили. Оно было сделано из полированного серебра и тускло блестело в лучах пригашенного магической плёнкой солнца.

Зеркало поставили перед капитаном, прислонив к перилам мостика. Капитан взглянул в него и испуганно отпрянул, увидев громоздкую фигуру морского гвардейца, закованную в чёрные латы, с двумя латунными полосками на правом наплечнике.

— Как вы себе нравитесь, господин Старший Морской Гвардеец? — насмешливо пропищал Свисток. — Главное, не свалитесь в воду от восторга! Вы ведь сами говорили, что железо не плавает!

Капитан свирепо покосился на него, но промолчал. Он снял шляпу и, отдуваясь, вытер вспотевшую лысину кончиком шейного платка.

— Ловко, — сказал он Петру, снова нахлобучивая шляпу на макушку. — Для чужеземца, пришедшего с той стороны, ты разбираешься в магии даже слишком хорошо. Можно подумать, что ты родился и вырос на Островах.

Пётр скромно потупился, а бестактный Свисток не упустил случая заметить:

— Это ещё полбеды. Главное, чтобы ты здесь не состарился.

Пётр оставил очередную выходку своего приятеля без внимания. Капитан был прав: порой Свисток вёл себя так, что его хотелось сбросить за борт, но при всех своих недостатках он был верным товарищем и в критических ситуациях неизменно оказывался на высоте.

…Рассекая острым форштевнем сапфировую океанскую воду, замаскированная под железный корабль морской гвардии «Каракатица» продолжала двигаться вперёд по маршруту, который никуда не вёл.