Ларин Петр и волшебное зеркало

ГЛАВА 12

Гостеприимные островитяне явно торопились поскорее закончить ремонт «Каракатицы» и спровадить опасных гостей от греха подальше. С наступлением темноты работа на борту не только не прекратилась, но, казалось, закипела с удвоенной силой. Плотники бубнили заклинания, топоры стучали, как обезумевшие дятлы, пилы звенели, вгрызаясь острыми зубьями в твёрдую древесину, повсюду сияли яркие зеленоватые огни. В качестве осветительных приборов островитяне использовали очень крупных светлячков, которые сидели внутри жестяных фонарей со слюдяными оконцами и, как показалось Петру, были вполне довольны своим положением. Светлячки были большие, очень упитанные и вовсе не стремились сбежать из своих слюдяных тюрем. Оказалось, что на Ремонтном их научились приручать, и они давно сделались домашними животными, наподобие кошек или собак. Бородатый плотник, который объяснил это Петру, не видел в таком положении вещей ничего странного, и Пётр, подумав, согласился с ним: Острова есть Острова, на них нет ничего невозможного.

Ночевать им пришлось в деревне. Пётр заметил, что, покидая борт, капитан Раймонд оставил все личные вещи в каюте, но прихватил с собой какой-то большой прямоугольный предмет, тщательно обёрнутый просмолённой парусиной, и маленький серебряный ларец, единственным украшением которого служило приделанное к крышке кольцо. Ключ от ларца капитан повесил на шею и спрятал под тельняшкой; тяжёлый свёрток, который капитан нёс под мышкой, был перекрещён крепкой верёвкой, поверх которой красовалась большая восковая печать с изображением герба гильдии Вольных Мореходов. Похоже, это были главные сокровища капитана Раймонда, которыми тот очень дорожил.

Поднимаясь от причала наверх по крутой тропинке, капитан пыхтел и отдувался, и Пётр предложил свою помощь. Он думал, что капитан откажется, и тот действительно слегка заколебался, но потом хмыкнул в бороду и протянул Петру ларец, произнеся при этом довольно странные слова.

— Держи, юнга, — сказал он. — В конце концов, кому, как не тебе, носить эту штуку?

В зеленоватом свете слюдяного фонарика бородатое лицо капитана казалось загадочным, но Пётр слишком устал, чтобы на ночь глядя задаваться новыми вопросами. Он просто протянул руку и взялся за кольцо, приделанное к крышке ларца. Он предполагал, что в ларце находятся корабельная касса или личные сбережения капитана, и приготовился к тому, что ларец окажется очень тяжёлым. Но Пётр ошибся: груз оказался совсем невелик, из чего следовало, что ларец либо пуст, либо содержит в себе что-то совсем лёгкое, почти невесомое.

Команда разместилась в большом общинном амбаре, стоявшем на краю площади, в двух шагах от общинного дерева — огромной, кряжистой сосны, засохшей и лишившейся коры много лет, а может быть, и веков назад. После обильного ужина деревенский староста пригласил капитана и Петра на ночлег к себе в дом, однако капитан отказался — вежливо, но твёрдо. Похоже, он всё ещё ждал появления морской гвардии и хотел быть вместе со своими людьми, когда это случится. Пётр тоже остался в амбаре: он разделял мнение капитана. Кроме того, здесь было веселее.

В амбаре было тепло и сухо. Здесь пахло зерном и мышами, которые тихонько возились в тёмных углах и время от времени принимались возмущённо пищать. Боцман распределил вахты. Вахтенные ушли на берег следить за входом в бухту и наблюдать за ходом ремонтных работ, а остальные матросы, развесив гамаки, улеглись спать. Вскоре амбар огласился разноголосым храпом, заглушавшим мышиную возню. Пётр тоже забрался в гамак, но, несмотря на усталость, ему не спалось. В ушах у него всё ещё стоял шум ветра и плеск волн, и ему казалось, что амбар заметно раскачивается, как судно на океанской волне.

Повернувшись на бок, Пётр стал наблюдать за капитаном. Капитан Раймонд не спешил ложиться. Из какого-то дома для него принесли небольшой дощатый столик и колченогий табурет. Теперь, когда все уснули, капитан уселся за стол, поставил на край столешницы слюдяной фонарь со светлячком внутри и положил перед собой принесённый с корабля тяжёлый прямоугольный свёрток. Задумчиво попыхивая трубкой, он сломал восковую печать, развязал верёвку и откинул край парусины. Пётр увидел огромную толстую книгу в коричневом кожаном переплёте. Переплёт был изрядно потрёпан и засален, на нём виднелись белёсые разводы морской соли, а прямо посередине тусклым серебром горел адмиралтейский якорь — герб гильдии Вольных Мореходов. Капитан раскрыл книгу на середине, перевернул несколько страниц, достал откуда-то медную чернильницу и снял с неё затейливую крышку. Потом он что-то пробормотал, и в руке у него откуда ни возьмись очутилось большое белое перо. Капитан вынул из ножен кортик, ловко срезал у пера кончик, пощупал его пальцем, удовлетворённо кивнул, обмакнул перо в чернильницу, на мгновение задумался и принялся писать, старательно выводя диковинные местные буквы. Лицо у него сделалось скорбное, как у всех пишущих, косматые брови сдвинулись к переносице, глаза скосились, а язык высунулся наружу от старательности. Видно было, что капитан не привык писать от руки; очевидно, в обычных условиях он просто диктовал вслух, наблюдая за тем, как перо само собой бегает по бумаге. Но теперь такой способ не годился: кругом было полно народу, и капитан то ли не хотел будить спящих, то ли писал что-то секретное, не предназначенное для чужих ушей.

— Ад и дьяволы, — бормотал он себе под нос, не прерывая письма, — как же пишется «широта» — «шЕрота» или «шЫрота»? «Е» или «Ы»?

Петра так и подмывало помочь, сказав, что слово «широта» пишется через «и», но он промолчал. Капитан был занят важным делом — он заполнял бортжурнал.

— А, какая разница! — буркнул капитан и со стуком обмакнул перо в чернильницу. — Как ни напиши, всё равно каждому ясно, что широта — это не долгота…

И он опять заскрипел пером по пергаменту. Под этот скрип Пётр заснул и проснулся, когда в открытые двери амбара уже било яркое утреннее солнце.

Ночь прошла спокойно. Свисток, который не нуждался в отдыхе и отлично видел в темноте, до самого утра просидел на самой высокой сосне над обрывом. С её верхушки отлично просматривалась вся бухта, но Свисток так и не увидел ни малейших признаков зловещего тумана, который предвещал приближение морской гвардии. Он лично сообщил об этом Петру, забравшись к нему в гамак и удобно расположившись у него на груди.

— Что бы вы все без меня делали? — закончил он свой доклад, любовно полируя медное брюшко свистнутым где-то кусочком мягкой замши. — Ты бы точно пропал, соня. Должен тебе заметить, что Ларину Петру, появление которого предсказано, не пристало столько дрыхнуть.

Пётр обозвал его болтуном и выбрался из гамака.

Умывшись и наскоро перекусив остатками вчерашнего обильного ужина, он отправился на берег и удивлённо присвистнул, увидев «Каракатицу». Все три её мачты уже гордо возвышались над палубой, и мастеровые как раз заканчивали натягивать новый такелаж. Молчаливые местные женщины, расстелив на пляже извлечённые из трюма китовые кожи, кроили паруса: на складах Ремонтного как раз закончилась парусина, за ней надо было идти на Тубангу, а Тубан-га, насколько понял Пётр, была последним местом, куда капитану Раймонду хотелось вести своё судно. Там, на Тубанге, «Каракатицу» с нетерпением поджидали морские гвардейцы. За последние дни у железноголовых слуг Королевы-Невидимки накопилась к капитану Раймонду масса вопросов, и бравый покоритель морских просторов, похоже, вовсе не горел желанием на эти вопросы отвечать.

Капитан обнаружился здесь же, на краю обрыва. Он о чём-то беседовал с бородатым старшиной плотницкой артели. Заметив Петра, капитан кивнул своему собеседнику, похлопал его по плечу, и тот отправился на причал, на ходу засучивая рукава своей длинной домотканой рубахи.

— С добрым утром, капитан Раймонд, — сказал Пётр, когда капитан подошёл и остановился рядом, дымя своей неразлучной трубкой.

— Если оно доброе, — скептически заметил капитан.

Вид у него был усталый и озабоченный, глаза покраснели от бессонницы, а борода выглядела даже более взлохмаченной, чем обычно, — похоже, капитан всю ночь теребил и тормошил её, предаваясь мрачным раздумьям.

— Удивительное всё-таки место — Острова, — сказал Пётр. — Никогда бы не подумал, что всего за одну ночь можно отремонтировать такое покалеченное судно!

— Медленно, — поморщившись, сказал капитан, — слишком медленно. Мастера совершили настоящее чудо, но этого всё равно мало. Железные лохани морской гвардии могут передвигаться со страшной скоростью. Я ждал их появления всю ночь и продолжаю ждать с минуты на минуту. Я весь извёлся, Ларин Пётр. Уж скорей бы, что ли! Смерть не так страшна, как её ожидание.

— Тогда к чему этот ремонт? — спросил Пётр, заметив маляров, которые уже начали покрывать свежей небесно-голубой краской отремонтированные борта «Каракатицы». — К чему эти мачты, паруса, такелаж? Ведь вы всё равно ими не пользуетесь. Так зачем тратить драгоценное время, восстанавливая бесполезные украшения?

— Это не бесполезные украшения, — возразил капитан, — а неотъемлемая принадлежность судна. Без них корабль просто не сдвинется с места. Сюда, на Ремонтный, мы добрались с помощью Аварийного Заклинания. Это могучее заклинание, но оно действует недолго и полностью теряет силу, как только повреждённое судно причаливает к пирсу Ремонтного. Запомни, юнга, корабль — это живое существо, которое требует заботы, любви и уважения. Ты ведь тоже не обрадуешься, если тебя заставят разгуливать по улице голышом, правда? А если тебе при этом ещё и ноги оторвать, то ты никуда не сможешь пойти даже при очень большом желании. То же и с кораблём. Мачты и паруса — его ноги, краска — одежда, которая защищает его от непогоды и нескромных взглядов. Поэтому ни одно судно не уходит от причала Ремонтного, пока в его палубу не будет вбит последний гвоздь, а на борт не ляжет последний мазок краски.

— Понятно, — вздохнул Пётр. Он решил сменить тему и поинтересовался: — А это ничего, что паруса для «Каракатицы» шьют из китовых кож? Тот кит, который предупредил нас о приближении морских гвардейцев, был такой симпатичный…

— Это был синий кит, — ответил капитан. — Синие киты дружелюбны и, в отличие от остальных своих собратьев, наделены разумом. Они — мудрецы морских глубин, и убить одного из них — великий грех и тягчайшее преступление. Китобои охотятся на совсем других китов. Мы называем их китами за их огромные размеры, но чужеземец, о котором я тебе рассказывал, называл этих тварей акулами и поражался тому, какие они у нас громадные. Они действительно велики. Белый кит, о котором мы с тобой сейчас говорим, может запросто перекусить пополам небольшое судно. Зато у них дьявольски вкусная печень, очень прочная и красивая кожа, из которой шьют отменное платье, и чертовски крепкие зубы, идущие на изготовление различных орудий и украшений. Нам очень повезло, что до встречи с тобой мы заглянули в главный торговый порт гильдии Китобоев и загрузились их товаром. Иначе пришлось бы нам торчать здесь до тех пор, пока какое-нибудь случайное судно не доставило бы с Тубанги парусину. Впрочем, — снова помрачнев, добавил он, — это мало что меняет. Счёт времени сейчас идёт не на дни и недели, а на часы и минуты.

— Не тревожьтесь так, капитан, — сказал Пётр. — По правде говоря, мне будет даже жаль, если мы успеем покинуть Ремонтный до появления гвардейцев.

Капитан искоса посмотрел на него и сердито пыхнул трубкой.

— Экий ты, право, мальчишка, — проворчал он. — Я вижу, ты что-то задумал, но не могу понять что. Боюсь, ты сильно недооцениваешь противника. Я видел, как рыбаки по твоей просьбе перегораживали фарватер сетями, но железный корабль — не селёдка. Однажды я наблюдал, как один из них прошёл прямо сквозь китобойное судно, как сквозь пустое место. А китобойные суда не чета моей «Каракатице». Их строят из самой прочной древесины и сверху донизу оковывают медью, так что даже белому киту они оказываются не по зубам. А эта плоская железная лохань разнесла китобоя в мелкие щепки и пошла себе дальше как ни в чём не бывало! Это было… — капитан осекся, смущённо дёрнул себя за бороду и закончил, глядя в сторону: — Короче говоря, что бы ты ни задумал, тебе не стоит особенно рассчитывать на успех.

— Посмотрим, — сказал Пётр и замолчал.

Ему хотелось о многом расспросить капитана, но он понимал, что вряд ли получит ответ. Он видел, каким сделалось лицо старого морского волка, когда тот рассказывал о гибели китобойного судна. В этом рассказе Петру почудился отголосок давних морских сражений; в голосе капитана слышалась горькая гордость человека, которого победили в неравном бою, но так и не сумели поставить на колени. Пётр подумал о том, что за века странствий в бортовом журнале «Каракатицы» должна была накопиться масса удивительных историй, и решил, что непременно уговорит капитана познакомить его с этими историями — не сейчас, а попозже, когда подвернётся более удобный момент для такого разговора.

Капитан неожиданно крякнул, вынул из кармана подзорную трубу, раздвинул её во всю длину и навёл на горловину бухты.

— Ну вот, — сказал он, — легки на помине. Ты, кажется, сказал «посмотрим»?

Что ж, смотри, любуйся! Сегодня они даже не прячутся за туманом, совсем как раньше, когда…

Он опять осекся и махнул рукой. Пётр посмотрел на выход из бухты и без подзорной трубы увидел железный корабль, который осторожно пробирался по длинному извилистому фарватеру. Налетевший с моря ветерок донёс до них знакомый металлический рокот.

— Они идут без лоцмана, — заметил Пётр.

— Ещё бы! — с досадой воскликнул капитан. — Демону, который сидит внутри этого жестяного корыта, не нужен проводник. Он в сговоре с морскими чертями и может не бояться подводных камней.

— Вы знаете, что такое эхолот? — спросил у него Пётр.

— Не знаю и знать не хочу! — был ответ. — Я знаю одно: капитан должен погибнуть вместе со своим судном!

Сказав так, капитан убрал подзорную трубу и, придерживая на голове свою широкополую шляпу, со всех ног припустил с обрыва вниз, на причал, где стояла обречённая «Каракатица». Недолго думая, Пётр бросился следом.

Команда «Каракатицы» в полном составе уже была на борту. Плотники разбежались, побросав топоры и складные метры, которые тихонько расползались по углам, норовя забиться в какую-нибудь щель. Доносившийся со стороны открытого моря рокот постепенно усиливался, приближаясь. Капитан приказал своим людям построиться и прошёлся вдоль короткой шеренги, скрипя башмаками и дымя трубкой.

— Матросы, — сказал он, остановившись перед строем, — настал наш смертный час.

— Опять? — пискнул Свисток.

Капитан даже не взглянул в его сторону.

— Я не могу приказывать, — продолжал он, — но настоятельно советую вам покинуть судно и спрятаться в лесу. Может быть, эти чёрные дьяволы не сумеют вас отыскать, а гильдия не осудит вас за то, о чём не узнает. С вами было приятно служить. Я кончил. Вольно, разойдись!

Никто не шелохнулся. Потом вперёд выступил боцман.

— Команда приняла решение остаться на борту, капитан, — угрюмо доложил он и вернулся в строй.

— Тем хуже для вас, — буркнул капитан и выпрямился. — В таком случае слушай мою команду! Приказываю…

— Капитан, — перебил его Пётр, — я…

— Ну, что тебе ещё? Беги на берег, мальчуган, тебе ещё рано играть в эти игры.

— Да послушайте же! — сердито крикнул Пётр. — Поверьте, я знаю, что говорю! Велите спустить на воду шлюпку! Я выйду им навстречу, и вы увидите, что будет!

Капитан задумался, теребя бороду. Металлический рокот становился всё слышнее.

— Ты храбрый мальчуган, — сказал капитан Раймонд. — Ив твоих словах есть резон. От Всевидящего Ока не спрячешься. Железные дьяволы прочешут лес и всё равно тебя разыщут. Да! Ты выглядишь как мальчик, но говоришь как мужчина. Ты прав. Я пойду с тобой. Возможно, утопив нас, эти железные болваны пощадят судно и экипаж. Шлюпку на воду!

— Ия! — завопил Свисток. — И я с вами! Погибать, так с музыкой!

Пётр посмотрел на него, потом перевёл взгляд на капитана и с трудом сдержал улыбку. Капитан Раймонд стоял выпятив грудь и сжимал рукоять кортика, как будто собирался взять корабль гвардейцев на абордаж. В глазах у него поблёскивали слёзы, борода воинственно топорщилась. Зато Свисток откровенно валял дурака, развлекаясь на всю катушку. В отличие от капитана, он отлично знал, что будет дальше, поскольку в прежней жизни сам был важной деталью двигателя внутреннего сгорания и хорошо разбирался в механике.

Бело-голубая шлюпка с плеском коснулась днищем поверхности воды. Когда Пётр стал спускаться в неё по трапу, боцман, принявший командование кораблём, с торжественным и скорбным видом отдал ему честь. Капитан занял привычное место у румпеля и прочёл заклинание. Свисток загудел на всю бухту, как отчаливающий от пристани теплоход, вёсла дружно погрузились в спокойную воду бухты, и шлюпка плавно пошла вперёд, навстречу кораблю гвардейцев.

Пётр стоял на носу, подставив лицо солёному морскому ветру, и думал о том, правильно ли он всё рассчитал. Ему казалось, что правильно, но всё-таки это были Острова, где всё возможно. Да, здесь всякое могло случиться; возможно, капитан был прав, говоря, что они идут навстречу верной смерти. Но он был прав и в другом: прятаться от гвардейцев в лесу было бесполезно.

Размышления Петра прервал Свисток. Он забежал вперёд, на самый нос, принял картинную позу и запел «Варяга»:

— Что он поёт? — спросил капитан.

— Это старая морская песня, — объяснил ему Пётр. — Про крейсер, который окружили враги. Они требовали сдаться, но моряки затопили корабль и погибли вместе с ним.

— Вот это были матросы! — восхищённо воскликнул капитан. — Их бы к нам, на Острова. Они бы показали этим железным болванам кузькину мать!

Пётр удивлённо обернулся, но поля капитанской шляпы были низко опущены, и он ничего не разглядел, кроме всклокоченной седой бороды и дымящейся трубки.

Свисток продолжал дурачиться, и Петру захотелось столкнуть его в воду — песня была слишком хороша, чтобы позволить маленькому кривляке её портить.

Рокот впереди нарастал, и вскоре они увидели, как из-за мыса показался покрытый рыжими потёками ржавчины клёпаный железный нос. Корабль гвардейцев выбрался из-за мыса целиком, и Всевидящее Око уставилось на шлюпку с верхушки его мачты. На плоской палубе ровными рядами застыли гвардейцы; на носу, как башня, возвышалась фигура командира. Зрелище было жутковатое, и Пётр ощутил предательскую дрожь в коленках. Даже Свисток замолчал, оборвав песню на полуслове, и предусмотрительно сполз на дно шлюпки.

— Вот и всё, парень, — сказал с кормы капитан. — Перед смертью я должен открыть тебе один секрет…

— Ещё успеете, — перебил его Пётр. — Ведите шлюпку, капитан. Полный вперёд!

Капитан проворчал, что бегать от смерти не стоит, но и торопиться незачем, однако спорить не стал и прочёл заклинание. Шлюпка пошла быстрее. Стоявший на носу железного корабля гигант в чёрных доспехах поднял кверху огромную ладонь, а потом вытянул руку вперёд, указывая на шлюпку. Рокот мотора перешёл в надсадный рёв, и бронированный катер устремился на беззащитную деревянную скорлупку. Несмотря на спешку, он не пошёл напрямик, продолжая следовать всем поворотам и изгибам сложного фарватера. На резких виражах палуба сильно кренилась, и стоявшие на ней гвардейцы совершенно одинаковым движением наклоняли туловища в противоположную сторону. Да, это были идеальные солдаты — слишком хорошие, чтобы быть настоящими.

Внезапно что-то изменилось. Рёв мотора сделался прерывистым, неровным; потом раздался странный металлический кашель, внутри железного корабля что-то лязгнуло, чихнуло, и наступила тишина, нарушаемая только плеском воды.

В этой ватной тишине набравший разгон железный корабль продолжал двигаться по инерции, постепенно теряя скорость. Чёрный гигант на носу растерянно вертел во все стороны похожей на перевёрнутое пожарное ведро головой, а потерявшее управление судно неслось по прямой, никуда не сворачивая, и было совершенно ясно, чем должно кончиться это плаванье в утыканном острыми рифами проливе.

— Ад и дьяволы! — вскричал капитан Раймонд. — Лопни моя селезёнка, если я понимаю, что тут творится!

В следующее мгновение железный корабль с ужасающим скрежетом налетел на рифы. Толстое стальное днище выдержало удар, но судно прочно засело среди острых камней, задрав к небу левый борт и выставив на всеобщее обозрение обросший ракушками и водорослями киль. Палуба накренилась, встав почти вертикально, и чёрные гвардейцы, смешавшись в одну беспорядочную кучу, с громким плеском посыпались в воду, как вываленный из кузова самосвала металлолом. В небо взлетел чудовищный фонтан брызг; Пётр услышал знакомый треск и увидел в воде голубоватое мерцание бесчисленных коротких замыканий. «Вот тебе и колдовской мир, — подумал он. — Вот тебе и демоны!» Над водой поднялось облако пара, и снова наступила тишина. Всё было кончено.

— Ну вот и всё, — сказал он. — А вы говорите — демоны…

— Лопни моя селезёнка, — слабым голосом откликнулся с кормы капитан. — Демон сошёл с ума и совершил самоубийство… Ад и дьяволы! Стоило прожить жизнь, чтобы это увидеть! Такого не проделывал даже Большой Илл! Уж я-то знаю…

И он опять осекся, бросив взгляд на Всевидящее Око, которое изумлённо моргало на верхушке покосившейся железной мачты.

— Нет здесь никаких демонов, — устало сказал капитану Пётр. — Если вы подведёте шлюпку поближе, я вам это докажу.

Капитан немного поколебался, но в конце концов гордость морского волка взяла верх. Ему было стыдно праздновать труса на глазах у мальчишки, и вскоре шлюпка с негромким стуком ударилась днищем о камень. Железный корабль был так близко, что до него можно было дотронуться веслом. Он него пахло тиной, ржавчиной и соляркой, по воде расползались радужные пятна пролитого топлива. Пётр показал капитану обмотанные рыбацкими сетями гребные винты и в общих чертах объяснил, как они действуют.

— Тысяча морских чертей! — воскликнул изумлённый капитан. — Ай да голова! Ты всё-таки показал им кузькину мать, Ларин Пётр!

Пётр не успел ответить. Неожиданно послышался громкий плеск, и из-за кормы перевёрнутого катера, оступаясь на скользких подводных камнях, вышел гвардеец. Он брёл по пояс в воде, двигаясь неуверенно и заторможенно, как сломанная заводная игрушка. Каждое его движение сопровождалось громким треском электрических разрядов, из щелей чёрных лат дождём сыпались голубые искры, как от электросварки; на чёрном наплечнике поблёскивали три латунные полоски — знаки различия.

— Вы пх-пшшш-ззз-окойники, — объявил он и неуверенными рывками поднял левую руку, к предплечью которой была прикреплена стреляющая трубка.

Раздался звонкий металлический щелчок и сразу же — тупой деревянный стук. Капитан Раймонд с неожиданным проворством выхватил из уключины тяжёлое весло и со всего маху хватил им гвардейца по уху — точнее, по тому месту, где должно было располагаться ухо, если бы гвардеец был человеком. Весло с треском переломилось пополам, гвардеец качнулся, теряя равновесие, взмахнул железными руками, сорвался с камня и, булькнув, погрузился в воду. Послышался негромкий треск, в последний раз полыхнула голубая молния, взлетело облачко пара, и по воде пошли круги.

— Сам ты покойник, господин Самый Старший Морской Гвардеец, — напутствовал железного солдата капитан Раймонд и бросил в воду обломок весла. — Давно я не испытывал такого удовольствия, парень!

Пётр не ответил. Он смотрел на короткий, сантиметров пятнадцати в длину, и очень острый стальной стержень, пробивший насквозь правый борт шлюпки и торчавший в левом. Капитан наклонился, расшатал стержень, с усилием выдернул его из борта, осмотрел со всех сторон и выбросил в море.

— Дьявольские игрушки, — проворчал он в бороду. — Славная работа, паренёк. Твой дядя мог бы гордиться тобой.

Пётр поднял на него глаза.

— Да-да, — сказал капитан, — твой дядя, Большой Илл. Никто из нас не мог толком выговорить его имя, вот мы и прозвали его так. Он был великий воин, и я горжусь знакомством с ним. Хо! Мне есть чем гордиться. Ведь это я подобрал его на Драконьем острове, и мы славно погуляли по Островам. Ох, и задали же мы перцу железноголовым! А теперь у меня на борту племянник Большого Илла, Ларин Пётр, чьё появление было предсказано его геройским дядей. Морские дьяволы, я горд вдвойне! Погоди-ка, парень, — сказал он другим тоном и, наклонившись, заглянул Петру в лицо. — Да ты, кажется, совсем не удивлён? Ведь я открыл тебе великий секрет! Неужто тебе не удивительно?

— Ни капельки, — сказал Пётр. — Я уже давно обо всём догадался.