ГЛАВА 20

Что строгал Властимир Могучий. Золото убивает лучше стали. Его нужно добывать, а не подбирать у себя под ногами. Трёп Нирал встаёт на защиту. Где золото, там и Королева, а где Королева, там и её гвардия. Стихия против железа. Когда магия бессильна, сгодятся и фокусы. Не на жизнь, а на смерть. Серое заклинание. Месть мёртвой акулы. Чудеса кораблевождения. Куда пропал чародей?

Пётр почувствовал себя очень неуютно, а Трёп вообще зажмурился, предвкушая скорую расправу. Похоже, двойник Петра и впрямь не напрасно звался Трёпом: он не только много болтал, но и частенько получал трёпки. А повод к хорошей трёпке сейчас имелся, да ещё какой!

Пётр поднялся повыше и, вытянув шею, огляделся по сторонам. Вокруг не было ничего, кроме дохлой рыбы и торчавшего поодаль корабля морских пиявок, похожего на плавучую свалку строительного мусора. Очевидно, Властимир Могучий перенёсся на борт «Каракатицы» силой волшебства. Пётр подумал, что старый волшебник и впрямь могуч: если он спокойно выкидывал такие трюки, удалившись от дел, то какова же была его сила в былые времена, когда он числился практикующим магом?!

— Прошу меня извинить за причинённые неудобства, — своим звучным голосом произнёс Властимир Могучий, — но плыть дальше означает погибнуть. Никто из вас не уйдёт живым от золотого острова.

— Ну я же говорю, — проворчал капитан Раймонд, выплюнув изо рта попавшую туда бороду одноглазого гнома и кое-как поднявшись на ноги. — Все беды на свете от золота. Это мягкий металл, но он убивает лучше самой твёрдой стали.

— Чепуха, — сердито возразил одноглазый, поправляя съехавшую на глаза медную миску. — Золото убивает только длинноногих. Гномам оно не причиняет вреда, потому что гномы и золото — близнецы-братья. Погодите! Вы сказали — золотой остров?

— Из чистого золота, — спокойно подтвердил Властимир Могучий, складывая ладони на рукояти длинного дубового посоха. Посох резал глаза белизной только что оструганной древесины, и Пётр неожиданно понял, что строгал волшебник у себя в пещере, когда они виделись в последний раз. — Глаза у меня уже не те, что раньше, — продолжал чародей, — но я отлично вижу, что Драконий Зуб превратился в гору золота. Даже рифы вокруг него сверкают, как зубцы в короне первого Императора Островов.

— Что за чепуха? — буркнул капитан Раймонд, вытаскивая из-за широкого пояса подзорную трубу и раздвигая её во всю длину. — Золотых островов не бывает.

— Золото?! — в один голос воскликнули оба гнома и тоже вооружились подзорными трубами.

Некоторое время все трое молчали, уставив трубы на сверкающую вдали яркую золотую точку.

— Ад и дьяволы, — растерянно произнёс капитан Раймонд, первым опуская подзорную трубу. — Если это не золото, то что-то очень на него похожее.

— Золото, — уверенно заявил одноглазый и одним движением сложил свою огромную медную трубу. В его голосе отчётливо прозвучало разочарование. — Там, посреди океана, торчит целая гора чистейшего золота, — сообщил он своим матросам, перегнувшись через перила мостика.

Вопреки ожиданиям Петра, по палубе прокатился не ликующий вопль, а вздох глубокого разочарования. Петра удивила такая реакция, но второй капитан морских пиявок мигом развеял его недоумение.

— Тоска, — уныло сказал он. — Скука смертная! На Островах день ото дня становится всё скучнее жить. Ну куда это годится — золотой остров! Золото нужно добывать киркой, лопатой или саблей, а не подбирать прямо у себя под ногами.

— Да, — вздохнул одноглазый. — Надо убираться. Соберём побольше наших, вернёмся сюда, расколем этот остров на куски и по частям утопим в море.

— Забудь об этом, глупец! — громыхнул Властимир Могучий, в гневе пристукнув по палубе концом посоха. — Забудь, говорю тебе! Все вы умрёте раньше, чем успеете отпилить от золотой горы хотя бы кусочек!

— Да кто ты такой, чтобы здесь распоряжаться?! — разъярился одноглазый. — Бывший волшебник, бывший верховный маг… Подумаешь, какая большая птица! Где ты был, когда остров Рудный обрушился вовнутрь и ушёл под воду? Где ты был, когда мы нуждались в твоей помощи и защите? Ты был на своём островке, который сам собой удирает от людей, как заяц от гончих. Возвращайся туда и не мешай нам жить по собственному разумению. Там тебе самое место, глупый трусливый старикашка!

— Не смей так говорить! — закричал Трёп. Соскользнув по вантам, он бросился на мостик и встал между старым волшебником и одноглазым. Его распухшее ухо алело в лучах солнца, кулаки сжались, как будто он собирался как следует вздуть гнома. — Видно, твоя борода вдесятеро длиннее ума, если ты смеешь оскорблять Властимира Могучего!

— Спасибо, малыш, — сказал волшебник, ласково кладя ему на плечо ладонь и аккуратно отодвигая Трёпа в сторону. — Я не нуждаюсь в твоей защите, тем более что этот коротышка во многом прав. Что же, — обратился он к гному, — живи своим умом, обитатель пещер. Отправляйся к острову и попробуй шутки ради хотя бы прикоснуться к нему. Поверь, ты позавидуешь той рыбе, что сейчас плавает вокруг нас кверху брюхом.

— Ну и что со мной будет? — спросил одноглазый, на глазах утрачивая боевой пыл.

— Ничего особенного, — сказал ему Властимир Могучий. — Сначала ты почувствуешь слабость и тошноту, потом у тебя выпадут волосы…

— Ив бороде тоже?

— Все до единого, по всему телу. Потом твоё тело покроется незаживающими язвами, кровь превратится в гной, и ты умрёшь в страшных мучениях.

«Радиация, — подумал Пётр. — Странно, откуда на Островах могла взяться радиация?»

— Сказки, — неуверенно сказал одноглазый. — С чего это я стану умирать? Золото не бывает ядовитым! Сказки!

— Сказки? — Властимир Могучий покачал головой. — А то, что гранитная скала в одночасье превратилась в сплошной кусок чистого золота, не сказки?

— Золото я, по крайней мере, вижу, — проворчал одноглазый.

— Ну так отправляйся к острову и убедись, что я сказал правду, глупый гном! — рассердился волшебник. — Говорю тебе, пока мы здесь спорим, это проклятое золото уже начало потихонечку нас убивать.

— Но почему?!

— Потому, что в этом мире, как и в любом другом, существует равновесие вещей. Нельзя по собственному желанию превратить одну вещь в другую без последствий. Кто-то превратил в золото целую гору гранита, а последствия… Посмотри вокруг, они повсюду. Эта рыба — как ты думаешь, отчего она умерла? Что могло убить белого кита, не оставив на нём ни царапины? Кто-то совершил очень необдуманный поступок, воспользовавшись Тёмными заклинаниями, и мне кажется, я знаю, кто это был.

— Тут долго думать не приходится, — сказал капитан Раймонд. — Где золото, там и Её Величество, а где она, там и её прихвостень, Кассиус Кранк.

— Бедняга Кассиус, — вздохнул чародей. — Он думает, что действует во имя любви. На самом же деле им движут коварные силы Зла, которые он выпустил на свободу, впервые обратившись к Тёмным книгам. Он всего лишь марионетка в их руках, и мне его искренне жаль.

— А вот мне — ни капельки, — кровожадно сказал одноглазый гном. — Ишь, чего выдумал, умник — превращать гранит в золото! Этак любой дурак разбогатеет!

— Меня беспокоит не это, — проворчал капитан Раймонд, снова принимаясь разглядывать золотой остров в подзорную трубу. — Меня беспокоит Её Величество. Похоже, она окончательно свихнулась из-за золота, если отважилась на такое страшное дело. Теперь она не остановится, пока не превратит в золото все Острова.

— А также все рифы, мели и корабли, — мрачно сказал одноглазый, задумчиво копаясь в бороде. — Скоро мы все будем плавать брюхом кверху, как эти рыбы.

— Даже скорее, чем ты думаешь, — сказал капитан Раймонд, не отрываясь от подзорной трубы. — Я кое-что забыл. Её Величеству сопутствует не только Кассиус Кранк. Там, где она, там и морская гвардия.

Одноглазый раздвинул подзорную трубу, впопыхах поднеся её сначала к чёрной повязке и только потом — к здоровому глазу.

— Ого! — воскликнул он. — Да их там целая стая! Они нас заметили и направляются прямо сюда. Раз, два, три… Десять железных кораблей! Да нет, не десять — двенадцать, полная дюжина! По шесть железных лоханей на каждый из наших парусников — это, пожалуй, многовато даже для гнома.

На корабле началась суета. Зазвучали команды, матросы забегали как угорелые, занимая свои места. Мрачные гномы стали у бортов, держа наготове свои бесполезные против железных гвардейцев сабли и дротики. Капитан уцелевшего корабля морских пиявок спешно отбыл к себе на борт — его шлюпка понеслась как стрела, и через минуту он уже командовал своими матросами, воинственно размахивая саблей и поминутно оглядываясь через плечо.

Корабли развернулись и устремились прочь от золотого острова, подгоняемые попутным ветром, парусами, вёслами и заклинаниями, а также изобретённым Трёпом Ниралом двигателем. Они летели, словно на крыльях, но железные корабли гвардейцев двигались быстрее. Вскоре позади возник знакомый железный рокот. Поначалу похожий на комариное пение, он быстро приближался, постепенно превращаясь в надсадный рёв, от которого закладывало уши.

Прошло совсем немного времени, прежде чем железные корабли стали видны невооружённым глазом. Они шли на огромной скорости, вытянувшись в линию, концы которой подковой загибались вперёд. Железные носы были высоко задраны, вода расходилась из-под них высокими пенными усами. Это здорово напоминало атаку торпедных катеров, которую Пётр как-то видел по телевизору в старом фильме про войну. Не нужно было долго гадать, чем закончится эта атака: железноголовые намеревались взять «Каракатицу» и корабль морских пиявок в кольцо, чтобы без помех разделаться с ними или захватить в плен. Пётр подумал, что плен хуже смерти: караулившие золотую гору гвардейцы наверняка приняли дозу радиации, способную в считанные секунды убить взрослого африканского слона.

Он неожиданно понял, откуда взялась радиация — точнее, не понял, а вспомнил, потому что об этом им говорили в школе. Разумеется, начинающие волшебники не допускались к практическим экспериментам с трансмутацией элементов, но кое-какие теоретические знания по этому вопросу им всё же дали. «Трансмутация, или взаимопревращение, химических элементов, — вспомнил Пётр, — приводит к активному выделению всех видов излучения, от светового и теплового до жёсткой гамма-радиации, ввиду чего производить подобные эксперименты без крайней необходимости не рекомендуется».

Между тем железные корабли быстро приближались, постепенно сжимая кольцо. Неожиданно прямо перед ними море вспучилось огромной водяной горой, которая с рёвом и грохотом обрушилась на центр стальной подковы, сломав строй нападавших и разметав катера в разные стороны. Один из них перевернулся, и Пётр с чувством глубокого удовлетворения увидел голубые вспышки коротких замыканий, когда чёрные гвардейцы Её Величества горохом посыпались в воду.

Но железноголовые и не думали сдаваться. Уцелевшие корабли снова начали сбиваться в стаю, выравнивая строй и неумолимо приближаясь. В это время на левом фланге подковы совершенно неожиданно возник огромный водоворот. Гигантская водяная воронка, бешено вращаясь, с ужасным рёвом всосала в себя один железный корабль, потом ещё один… Крутясь, свистя и ревя, водоворот двинулся вдоль шеренги гвардейских катеров, и те бросились врассыпную, уходя от неминуемой гибели.

Пётр оглянулся на капитанский мостик. Рядом с капитаном Раймондом стоял одноглазый гном, а над ними обоими башней возвышался Властимир Могучий, ставший, казалось, вдвое выше. Его фигура в развевающейся мантии была озарена ореолом ослепительно-белого света, и такой же слепящий свет исходил от его дубового посоха, направленного, как ружьё, на строй атакующих чёрных гвардейцев.

Водоворот исчез — ему было не угнаться за вёрткими скоростными катерами, которые носились зигзагами, как ласточки перед грозой. Очевидно, сравнение с ласточками перед грозой пришло на ум и Властимиру Могучему, потому что небо вдруг нахмурилось, подул свежий ветерок, и из мгновенно собравшейся тёмной тучи ударила ветвистая молния. От ужасного раската грома, казалось, вздрогнуло само небо; молния вонзилась в палубу железного корабля точно как булавка в спину жука, и объятый пламенем, потерявший управление катер боком поплыл неведомо куда. Столбом поднимавшийся от него жирный чёрный дым заволакивал небо и стелился по воде; ближайшему катеру пришлось резко свернуть в сторону, чтобы обогнуть этот плавучий костёр, и Пётр увидел, как один из стоявших на его палубе гвардейцев, не удержавшись на ногах, вверх тормашками полетел в воду.

Гром грохотал, как артиллерийская канонада, бледные вспышки атмосферного электричества слепили глаза, море курилось горячим паром там, где в него вонзались ветвистые зигзаги молний. Увы, стихия буйствовала напрасно: закованные в чёрные латы рулевые стальных катеров обладали отменной реакцией, и, как только они сообразили, что молнии охотятся за их кораблями, железные судёнышки начали уворачиваться от огненных стрел Властимира Могучего с непостижимой ловкостью.

Постепенно гроза начала стихать, и, посмотрев на мостик, Пётр понял, что старый волшебник мало-помалу теряет силы. Настоящая большая магия требует огромного напряжения ума и воли. Это труднее, чем таскать мешки с песком или ворочать огромные камни; не раз бывало, что маг, слишком щедро тративший свои силы, лишался разума, а то и вовсе умирал от изнеможения. И, похоже, Властимир Могучий был к этому близок: он заметно пошатывался и с видимым трудом удерживал на весу свой посох. Свет, исходивший от посоха, слабел буквально на глазах; молнии вспыхивали всё реже, магические волны, то и дело вздымавшиеся посреди спокойного моря, бессильно перекатывались через палубы железных катеров, не принося им никакого вреда, а многочисленные водовороты и вовсе ни на что не годились — железные корабли проскакивали их с ходу, даже не сворачивая в сторону.

Пётр соскользнул по вантам и бросился к мостику. На бегу он махнул рукой, и верный Свисток прыгнул откуда-то прямо к нему на ладонь. Он был отличным товарищем, этот медный хвастунишка. Он мог часами молоть чепуху, ныть и жаловаться, когда всё было спокойно, но в минуты настоящей опасности на него можно было положиться.

Гроза закончилась, море успокоилось. На мостике Трёп отпаивал водой из кожаного бурдюка совершенно обессилевшего чародея. Властимир Могучий полулежал на палубе, всё ещё сжимая в правой руке посох, глаза его были закрыты, по измождённому лицу ручьями струился пот. Старый волшебник сделал всё, что мог, и не его вина, что ему не удалось расправиться со всеми кораблями морской гвардии. Холодное железо неуязвимо для магии, и старый волшебник был вынужден прибегнуть к помощи стихии, управлять которой — работа не из лёгких.

Капитан Раймонд бормотал заклинания, пытаясь заставить и без того летевшую с безумной скоростью «Каракатицу» двигаться ещё быстрее. Гном стоял рядом, сжимая в коричневом кулаке бесполезную саблю, и с ненавистью сверлил приближавшиеся железные корабли своим единственным глазом. Гвардейские катера выровняли строй, опять вытянувшись широкой подковой, и концы этой подковы уже начали смыкаться, готовясь взять беглецов в железное кольцо.

Пётр понял, что пришёл его черёд. Властимир Могучий временно выбыл из игры, а от капитана Раймонда было мало проку: он мог только управлять кораблём. Пётр уже разобрался в том, как действует магия Островов. Вольные мореходы с детства учились водить корабли, плотники — управляться с топорами и пилами, гномы — добывать и плавить руду, а гончары — лепить горшки. Каждый из островитян был силен в своём собственном ремесле, творя настоящие чудеса, и только профессиональные волшебники вроде Властимира Могучего или Кассиуса Кранка владели секретами Большой Магии. Пётр был ещё слишком юн, чтобы равняться с настоящими чародеями; по сути дела, пока что все его профессиональные навыки сводились к умению показывать фокусы. Но в сложившейся ситуации не приходилось выбирать. «Фокусы так фокусы», — решил Пётр и, поднеся к губам Свисток, сыграл уже не раз выручавшее его заклинание Повтора.

На пути одного из железных кораблей неожиданно возник острый риф. Свисток отлично сделал своё дело: камень был как настоящий. Прозрачная вода плескалась о его иззубренные, покрытые тонким зелёным налётом водорослей бока, на поверхности покачивалась парочка прибитых волнами дохлых рыбин, а под водой медленно колыхались длинные пряди какой-то морской травы, выросшей в расщелинах камня.

Расчё. __казался верным. Рулево му, который управлял несущимся на бешеной скорости кораблём, было некогда думать о том, мираж перед ним или настоящий риф, воздвигнутый с помощью могучего волшебства. Железноголовый кормчий резко крутанул штурвал, корабль свернул почти под прямым углом, огибая неожиданно возникшее на пути препятствие, и устремился наперерез соседнему катеру. Тому тоже пришлось свернуть, чтобы избежать столкновения, а это, в свою очередь, заставило ещё один железный корабль изменить курс. Левый фланг стальной подковы смялся, смешавшись в беспорядочную кучу, два катера на большой скорости столкнулись бортами, и около десятка закованных в чёрные латы гигантов очутились в воде, где сразу же пошли ко дну.

Свисток издал резкую насмешливую трель, подхваченную Дудкой Трёпа, капитан Раймонд одобрительно кивнул, а Трёп, всё ещё сидевший на корточках возле Властимира Могучего, показал Петру большой палец. Однако Пётр не испытал особенной радости от своего успеха: он вдруг в полной мере осознал, что вступил в настоящий бой, в схватку не на жизнь, а на смерть. Это не было игрой, которую Пётр мог бросить в любой момент, просто сказав: «Чур, я больше не играю». Здесь он мог победить или умереть — только так, и никак не иначе. Третьего пути не было, и Пётр только теперь понял, что так будет всё время, пока он находится на Островах. Королева-Невидимка с самого начала записала его в число своих смертельных врагов, а с врагами эта дама не церемонилась — если могла, она их уничтожала. Она охотилась за Петром, как за зайцем, и не собиралась оставлять его в покое. Он не мог даже махнуть рукой на поиски волшебного зеркальца и остаться на Островах, как предлагал когда-то капитан Раймонд, потому что рано или поздно Королева всё равно отыскала бы его и уничтожила. Ему оставалось одно — драться до победы, и Пётр неожиданно ощутил на своих плечах давящую тяжесть Предначертания.

Но вместе с этой тяжестью в него неожиданно вошла сила. Пётр почувствовал, что может всё — ну, пусть не всё, но многое. Он зажмурился, сосредоточился, снова поднёс к губам Волшебный Свисток и дунул что было мочи.

Низкий переливчатый звук пролетел над морем. Мрачная, угрожающая мелодия леденила сердце и заставляла шевелиться волосы на голове. Борода одноглазого гнома встала дыбом, капитан Раймонд вздрогнул и запнулся на середине заклинания, а Властимир Могучий открыл глаза и протянул к Петру дрожащую от слабости руку, словно пытаясь его остановить.

Пётр и сам чувствовал, что зашёл слишком далеко, вплотную подойдя к границе, за которой Белая магия кончается и начинается Чёрная. Трель, которую он извлёк из Свистка, относилась к разряду так называемых Серых заклинаний, таивших в себе большую опасность для мага, который имел неосторожность ими воспользоваться. Даже медный Свисток в руке у Петра, казалось, покрылся знобкими пупырышками от страха. Пётр вспомнил о судьбе несчастного Кас-сиуса Кранка, которого сгубили именно Серые заклинания; это была скользкая тропа, которая вела вниз, только вниз, в царство вечного холода и непроницаемой тьмы, где никогда не бывает света.

А ещё ему вспомнились слова дяди Иллариона, который однажды сказал: «Само по себе оружие — это просто кусок мёртвого металла. Только от человека, который держит его в руках, зависит, добру оно служит или злу, защищает людей от беды или сеет смерть и разрушение». Магия была таким же оружием, как сабля или винтовка, и Пётр, отбросив сомнения, повторил Серое заклинание.

И заклинание подействовало. Оставшийся далеко позади мёртвый белый кит вдруг шевельнул громадным хвостом и медленно, словно нехотя, перевернулся со спины на живот. Его открытые глаза были неподвижны, жуткая пасть застыла в мёртвом оскале. Гигантский зомби пошевелил треугольными плавниками, разворачиваясь в нужном направлении, медленно тронулся с места и поплыл, стремительно набирая скорость, вслед уходящим кораблям.

Пётр всё дул в Свисток, выводя дрожащую варварскую мелодию. Между тем железные корабли приблизились почти вплотную, и стоявшие на их палубах гвардейцы открыли огонь из своих пружинных ружей. Короткие стальные стрелы градом посыпались со всех сторон, с глухим стуком вонзаясь в палубу и перила мостика. Мачта позади мостика расцвела стальными колючками, сделавшись похожей на кактус, на шкафуте послышались стоны раненых и сочные морские проклятия. Стрела сбила шляпу с головы капитана Раймонда, другая чиркнула по медной кирасе одноглазого гнома, оставив на пятнистом от окисла металле глубокую блестящую борозду. Звякнуло разбитое стекло, и ещё одна стрела пробила круглую шкалу корабельного оракула. Бурдюк в руках у Трёпа тоже был пробит навылет, и двойник Петра с удивлением смотрел на две струйки воды, бившие из простреленных кожаных боков.

И тут мёртвая акула догнала корабли гвардейцев. Живые акулы обычно сторонятся стальных кораблей морской гвардии, но гигантскому зомби, ожившему мертвецу, было нечего терять и нечего бояться. Громадная плоская голова поддела ближайший катер под корму и резко поднялась из воды. Железный корабль взлетел в воздух, крутясь, как бумеранг, и рассыпая во все стороны чёрные фигурки гвардейцев с нелепо растопыренными руками и ногами. Он ещё не коснулся воды, а гигантский акулий хвост уже хлестнул по соседнему катеру, перевернув его, как детский игрушечный кораблик, сделанный из мыльницы.

Железные корабли, которых осталось только шесть из двенадцати, веером брызнули в разные стороны, развернулись и с рёвом устремились на нового грозного врага. Белые киты трусливы и перед лицом серьёзного противника обычно обращаются в позорное бегство, но зомби, из мёртвой пасти которого торчали хвосты и головы набившейся туда по дороге дохлой рыбы, бесстрашно принял вызов и вступил в неравную схватку. На огромной акульей морде виднелись глубокие рваные шрамы, оставленные винтами перевёрнутого минуту назад катера, и Пётр заметил, что они не кровоточат: огромный хищник действительно был мёртв.

В следующий миг в акулу вонзились сотни стальных стрел, а спустя минуту место побоища уже осталось далеко позади. Пётр опустил Свисток и устало закрыл глаза. Его качнуло, и подскочивший Трёп помог ему сесть прямо на палубу. Только теперь Пётр почувствовал, как он устал. Тело казалось набитым ватой, руки и ноги мелко дрожали, а в ушах стоял какой-то неопределённый шум.

— Ну, парень, ты и отмочил, — с опасливым восхищением сказал Свисток. Он тоже дрожал и с трудом держался на медных лапках. — Думается, на такое отважился бы далеко не каждый из твоих учителей. Всё хорошо, что хорошо кончается, но ты всё-таки больше так не шути. Когда ты в меня дул, я чувствовал себя одной из труб Страшного Суда.

— Ещё ничего не кончилось, — раздался голос Властимира Могучего. Старик с трудом поднялся, опираясь на свой посох, и, приложив ладонь козырьком к морщинистому лбу, стал смотреть назад, где взлетавшие к небу фонтаны воды обозначали место смертельной битвы между мёртвым белым китом и железными гвардейцами, которые никогда не были живыми. — Если зомби разделается с железноголовыми, он примется за нас. Конечно, я сумею с ним справиться, благо он сделан не из железа, а из плоти, крови, костей и магии, но всё же… Всё же, Ларин Пётр, тебе не стоит впредь пользоваться Серыми заклинаниями. Они дают великую силу, но отбирают разум и делают каменным сердце…

— Брось, чародей, — неожиданно вступился за Петра одноглазый гном. — Парень спас всех нас от неминуемой гибели там, где ты сам оказался бессилен. Он — настоящий герой, и теперь я начинаю верить в пророчество Большого Илла. Слава Ларину Петру, чьё появление было предсказано! — закричал он, вскинув над головой саблю.

— Слава! Слава! Слава! — заревели внизу, на палубе, десятки лужёных глоток.

Даже Трёп и капитан Раймонд кричали вместе со всеми. Заслуженная похвала была приятна, но Пётр понимал, что в этом споре прав Властимир Могучий. Перед его глазами огнём горели слова, напечатанные на самой первой странице Дисциплинарного Уложения Практикующих Магов: «Дурные средства ведут к плохому концу; сумерки предвещают тьму; будьте осторожны, выбирая дорогу!»

Он не успел додумать эту мысль до конца, потому что позади опять возник нарастающий рёв моторов. Все оглянулись. Железные корабли снова приближались, пеня воду ржавыми носами. Их осталось только четыре, причём залитая водой и усеянная дохлой рыбой палуба одного из них была пуста, но и этого было чересчур много для двух деревянных парусников, вооружённых одной-единственной катапультой.

В это время со стороны корабля гномов донёсся громкий треск, за которым последовал взрыв неразборчивых воплей и отборной брани. Сколоченная из старых кривых досок посудина сразу потеряла ход, в её кильватерной струе закачались какие-то обломки, в которых Пётр без труда узнал остатки гребного колеса. Сконструированный Трёпом и построенный гномами двигатель вышёл из строя, а болтавшиеся на мачтах дырявые лохмотья, заменявшие гномам паруса, не могли обеспечить кораблю морских пиявок и половины той скорости, которая была нужна, чтобы уйти от морской гвардии.

— Ад и дьяволы! — проревел капитан Раймонд, сверкая непокрытой лысиной и потрясая в воздухе кулаками. — Будьте вы прокляты, упрямые коротышки! Я тысячу раз говорил: чтобы вести корабль, нужна магия и только магия, а не какие-то верёвки и тряпки! К повороту, вы, банда тунеядцев! Поворот оверштаг!

Он прочёл заклинание, и «Каракатица», описав полукруг, устремилась обратно — навстречу почти верной гибели.

Пётр понял, что время фокусов миновало. Настал черёд капитану Раймонду тряхнуть стариной и показать, на что способна его посудина.

Гномы тоже развернули свой корабль, и с «Каракатицы» было видно, как они бешено суетятся около катапульты, заряжая её и взводя механизм. Наконец катапульта выстрелила, и в небо взвился первый камень — небольшой, выпущенный для того, чтобы вернее прицелиться. Капитан Раймонд напутствовал его такими словами:

Чародей, моряк и гном

Могут враз пойти на дно.

Ждёт верёвка наши шеи…

Бей-ка, братец, поточнее!

Впрочем, прицел и без его стихов был верным. Камень размером с две человеческих головы со свистом устремился навстречу железному кораблю, который, не обращая внимания на судно гномов, мчался к «Каракатице». Стоявший на носу Старший Гвардеец вовремя заметил опасность, но даже и не подумал изменить курс. Он отмахнулся от камня рукой, как от мухи, и булыжник разлетелся на куски. Взлетело облачко каменной пыли, брызнули осколки, и покорёженная, вырванная из сустава железная рука с лязгом запрыгала по стальной палубе. Гигант в чёрных доспехах даже не покачнулся. Он поднял левую руку, к предплечью которой было прикреплено короткое пружинное ружьё, и выстрелил.

Пётр точно знал, в кого целился гвардеец, потому что отчётливо видел чёрный кружок наведённого на себя дула. Это была схватка не на жизнь, а на смерть, и железноголовый намеревался выполнить полученный от своей госпожи приказ, невзирая на препятствия. Но Пётр не успел даже по-настоящему испугаться: одноглазый гном в смешных ботфортах, достававших ему чуть ли не до пояса, метнулся наперерез смертоносной стреле, заслонив его своим телом. Раздался тупой металлический лязг, когда острый стальной стержень пробил насквозь медную кирасу. Пётр подхватил падающего гнома и поспешно опустил его на палубу: гном оказался таким тяжёлым, словно был целиком вырублен из камня.

Катапульта снова ухнула, и огромный булыжник с треском и лязгом врезался в рубку железного корабля, попутно расплющив однорукого гвардейца вместе с его пружинным ружьём и начищенными медными лычками. От страшного удара стоявшие на палубе чёрные воины посыпались в воду, а потерявший управление корабль, ревя мотором, умчался неведомо куда.

Железные корабли разошлись в стороны. Тот, на палубе которого не было гвардейцев, устремился к посудине морских пиявок с явным намерением протаранить её и разнести в мелкие щепки. Два других направились к «Каракатице», однако капитан Раймонд и не подумал пускаться наутёк: он вёл парусник навстречу похожим на ржавые утюги вражеским катерам с упорством человека, потерявшего разум. В самый последний момент, когда столкновение уже казалось неизбежным, «Каракатица» вдруг сделала крутой поворот, и бронированные чудища с рёвом пронеслись мимо. Они тут же развернулись и возобновили атаку, и тогда капитан Раймонд показал всем, что такое настоящий вольный мореход.

«Каракатица» заплясала на волнах, как профессиональная балерина. Она вертелась, крутилась, совершала немыслимые пируэты и едва не выпрыгивала из воды, уворачиваясь от железных кораблей морской гвардии. То, что творил капитан Раймонд с помощью простеньких стихотворных заклинаний, противоречило не только правилам кораблевождения, но и некоторым законам физики: неповоротливые парусные суда просто не могут порхать, подобно мотыльку, беспорядочно бросаясь из стороны в сторону. Однако «Каракатица» порхала, поднимая пенную волну и почти касаясь воды кончиками рей на крутых поворотах, и атаки тяжёлых стальных катеров всякий раз заканчивались ничем.

Кораблю гномов тоже удалось уклониться от столкновения с железным катером. Тот пронёсся мимо и стал описывать круг, чтобы возобновить атаку. При этом он неосторожно прошёл совсем рядом с «Каракатицей», едва не задев её бортом и срезав, как бритвой, целый ряд вёсел. Гномы, бродившие по палубе и изнывавшие от бессильной ярости, немедленно этим воспользовались. Четверо косматых коротышек, недолго думая, спрыгнули с высокого борта на скользкую железную палубу. Один из них при этом не сумел удержаться на ногах, кубарем прокатился по ржавому железу и свалился в воду с кормы, а трое оставшихся бесстрашно насели на рулевого, который правил катером, стоя под прикрытием бронированной рубки и сжимая стальными ладонями рукоятки штурвала. Гвардеец был вынужден бросить руль и схватиться со свирепыми коротышками. Ружья при нём не было, и он бестолково размахивал руками, пытаясь достать гномов, которые вертелись вокруг, тыча в него саблями. Исход схватки решился раньше, чем несущийся куда глаза глядят катер удалился за пределы видимости: самый сообразительный из гномов сорвал с себя камзол и набросил его на голову гвардейцу. Железный болван замахал руками, как ветряная мельница, а гномы с разбега набросились на него и буквально снесли за борт. Пустой катер умчался прочь, держа курс на далёкий горизонт, рулевой камнем пошёл ко дну, но из четверых храбрецов ни один не вынырнул на поверхность: как и предупреждал Властимир Могучий, ядовитое излучение золотого острова убило их на месте.

Капитан Раймонд тем временем продолжал свою смертельно опасную игру с двумя бронированными чудищами. Голос у него охрип, и Пётр видел, что капитан выбивается из последних сил. Он всё чаще умолкал, силясь подобрать рифму к нужному слову, но и в такие моменты судно не оставалось без управления: примостившийся на колонке разбитого корабельного оракула Свисток помогал капитану, высвистывая команды, которым «Каракатица» повиновалась так же послушно, как и заклинаниям своего хозяина. Дудка Трёпа не отставала от своего медного приятеля, один за другим создавая миражи, то и дело сбивавшие железные корабли с курса. Наконец катера гвардейцев взяли «Каракатицу» в стальные клещи и устремились ей наперерез с двух сторон. Капитан Раймонд увеличил скорость, но тщетно: даже не очень сведущий в морском деле Пётр видел, что все три корабля встретятся в одной точке, в результате чего от «Каракатицы» останется только груда обломков.

За мгновение до того, как это должно было случиться, капитан Раймонд сиплым голосом выкрикнул заклинание, и «Каракатица» встала как вкопанная, зарывшись носом в воду. Железные корабли проскочили мимо и, столкнувшись на полном ходу, исчезли в огненном облаке чудовищного взрыва. К небу поднялся огромный столб воды и дыма, сверху дождём посыпались железные обломки и дохлая рыба. Прямо под ноги Петру с жестяным лязгом упала похожая на пожарное ведро железная голова. Красные огоньки глаз уставились на него снизу вверх, внутри головы что-то захрипело, заскрежетало, и тягучий металлический голос неразборчиво произнёс:

— Уххх-ничтожить… всехххх…

Пётр пинком сбросил заражённую радиацией железку в море и, отобрав у Трёпа простреленный бурдюк, окатил мостик остатками чистой воды. «Каракатица» замедлила ход и остановилась. Капитан Раймонд утёр пот со лба трясущейся рукой и медленно сел прямо на палубу, рядом с истекающим кровью одноглазым гномом.

— Вот и всё, коротышка, — сказал он и привалился спиной к перилам мостика. — Мы с ними разделались. Жаль, что ты не видел самого интересного. Дюжина железных лоханей! Рассказать кому-нибудь — не поверят, засмеют…

Гном повернул к нему бледное, осунувшееся лицо и оскалил длинные зубы в свирепой улыбке, похожей на гримасу. Говорить он не мог, но капитан Раймонд не нуждался в другом ответе.

— Да-да, приятель, — сказал он, — мы задали им перцу.

В это время из «вороньего гнезда» на верхушке мачты раздался голос вперёдсмотрящего:

— Железные корабли! Со стороны Драконьего Зуба ещё шесть железных кораблей! Они приближаются!

— Ад и дьяволы! — простонал капитан Раймонд. — Это кончится когда-нибудь или нет?

— Кончится, — захлёбываясь кровью, прохрипел одноглазый гном. — Уже скоро. Как только они нас догонят.

— Это мы ещё посмотрим, — с трудом поднимаясь на ноги, возразил капитан. — Ну что же, господин волшебник, вы — наша последняя на…

Он не договорил, заметив, что обращается к пустому месту: Властимир Могучий исчез так же неожиданно, как появился, и никто не заметил, когда и как это произошло.

Загрузка...