Квадробер в законе

Глава 23. «Стрелка» на кладбище

Смоленское кладбище в этот поздний час напоминало декорацию к фильму ужасов – покосившиеся кресты терялись в мутной дымке, старые склепы горбились над землей как каменные стражи, а мокрые от начинающегося дождя надгробия тускло поблескивали в свете луны, изредка проглядывающей сквозь тяжелые тучи.

Через прицел ночного видения я наблюдал за тем, как якутский шаман Хуолинен готовится к своему выступлению. Высокий, жилистый, с длинными седыми волосами, собранными в косу, он возвышался над своим бубном как дирижер над оркестром. Его национальное одеяние, расшитое древними символами, намокло от мороси, но, казалось, шаман этого даже не замечал. Первые удары бубна прозвучали как погребальный колокол – глухие, тяжелые, отдающиеся где-то в костях.

– Похоже на репетицию самодеятельности в доме культуры, – прошептал я в рацию, чувствуя, как внутренний зверь беспокойно ворочается от этих звуков. – Только публика какая-то нервная.

– И прибывает, – голос деда Пихто в наушнике звучал напряженно. – С севера, востока... Лес словно оживает.

Старик не преувеличивал. Из темноты между деревьями появлялись тени – волки с горящими глазами, массивные медведи, какие-то более мелкие хищники. Все они двигались к кладбищу, подчиняясь ритму бубна. Капли дождя падали на их шкуры, но звери, казалось, находились в трансе, не замечая ничего вокруг.

Игнат Костолом наблюдал за происходящим с видом довольного режиссера на генеральной репетиции. Главарь «Волков» полностью оправдывал свою кличку – под два метра ростом, широкий как шкаф, с лицом, будто высеченным из гранита тупым зубилом. Его кожаная куртка поблескивала от дождя, а в глазах плясали опасные огоньки. Я знал этот взгляд – так смотрит хищник, уверенный в своей победе.

– Дед, – я переключился на закрытый канал, стряхивая капли воды с прицела, – как у вас обстановка?

– Разминаемся потихоньку, – старик хмыкнул, но в его голосе проскользнула какая-то тревожная нотка. – Сарыг-оол сегодня сам не свой. Все трубку курит, на луну смотрит. И молчит, как партизан на допросе.

Хуолинен поднял бубен над головой, и по кладбищу прокатился многоголосый рык – десятки глоток ответили на его призыв. Звук был такой, что даже вороны, обычно безразличные ко всему, с карканьем снялись с мокрых веток.

– Неплохой состав, – пробормотала Алина, вытирая запотевший прицел. В тусклом свете ее рыжие волосы казались темным золотом, а на лице застыло то особое выражение сосредоточенности, которое появлялось у нее перед серьезным делом. – Как думаешь, он весь город обошел или только центральные районы?

– Судя по массовке, – я проверил магазин, чувствуя, как по спине стекает холодная капля дождя, – он всех обитателей Петербургского зоопарка сагитировал на внеплановые гастроли.

По рации прошелестел встревоженный голос Хмыря:

– Босс, тут такое дело... У меня очень нехорошее предчувствие.

– У тебя всегда нехорошие предчувствия в дождь, – отрезал я, хотя внутри шевельнулось что-то похожее на смутную тревогу. Может быть, это внутренний зверь чувствовал что-то, чего я пока не понимал.

Костолом поднял руку, и его люди начали занимать позиции с той четкостью, которая дается только постоянными тренировками. Их новенькое снаряжение поблескивало от дождя, а оружие выглядело достаточно серьезно, чтобы понять – они готовились к этой ночи основательно.

– Господа участники несанкционированного мероприятия, – я обратился к своей группе, проверяя готовность, – сейчас начнется основная программа. И помните – мы здесь не за аплодисментами.

Хуолинен с силой ударил в бубен, и эхо прокатилось по кладбищу, отражаясь от старых склепов. В ответ раздался такой вой, что даже бывалые бойцы в моей группе невольно поежились.

Дождь усиливался, превращая землю между могилами в скользкое месиво. Где-то вдалеке прогремел гром, словно небо решило добавить свои спецэффекты к предстоящему представлению.

Ночь обещала быть долгой. И, судя по количеству собравшихся зрителей, очень шумной.

Первые капли дождя превратились в настоящий ливень, когда Костолом поднял руку, давая сигнал к атаке. «Волки» двинулись вперед широкой цепью – профессионально, грамотно используя надгробия как укрытия. Их было много, очень много. Не меньше полусотни бойцов, не считая призванных Хуолиненом зверей.

Дед Пихто стоял на открытом месте, опираясь на свою неизменную трость, словно заезжий турист, случайно забредший на кладбище. Рядом с ним возвышалась худощавая фигура Сарыг-оола, окутанная дымом его трубки. Они выглядели до смешного неуместно – два старика против целой армии. Другие бойцы банды Кота Василия скрывался дальше, в темноте.

– Знаешь, Игнат, – голос деда разнесся над кладбищем неожиданно четко, – я под Сталинградом таких как ты пачками укладывал.

– Заткни своего старика, – прорычал Костолом, обращаясь к нашей стороне. – А то боюсь, не доживет до конца своей речи.

– Молодежь нынче совсем борзая пошла, – дед покачал головой и вдруг движением фокусника начал раскручивать трость. – Придется учить уважению к старшим.

С кончика трости замелькали зеленые световые вспышки. Они слились с раскатом грома. Дед метал их с трости, словно в голливудском боевике, только в отличие от кино, каждая вспышка находила цель. Сарыг-оол рядом с ним двигался с неожиданной для его возраста скоростью, его удары отправляли противников в полет.

«Волки» открыли ответный огонь, превращая пространство между могилами в подобие тира. Но старики словно предугадывали траектории пуль – ни одна не достигала цели.

А потом Хуолинен поднял свой бубен, и ситуация изменилась. Звери, до этого кружившие по периметру, ринулись в атаку. Медведи, волки, рыси – оскаленные пасти и острые когти против человеческой изобретательности.

– Ну что, начинается веселье, – пробормотал я, наблюдая за разворачивающимся хаосом через прицел. Мы затаились в склепах, выжидая момент. – Держим позиции, ждем, пока они увлекутся.

Дед тем временем устроил настоящий мастер-класс по ведению боя в городских условиях. Его трость еле виднелась в руках, оказавшись совсем не такой безобидной, какой выглядела.

– Вот под Верденом была заварушка! – донеслось до нас сквозь шум боя. – Тогда мы с Брусиловским...

Договорить он не успел – огромный медведь прыгнул на него сзади, но Сарыг-оол успел перехватить зверя в полете каким-то замысловатым приемом.

– Сейчас, – скомандовал я, видя, что большая часть «Волков» увлечена фронтальной атакой. – Приготовиться...

В этот момент Костолом бросил основные силы вперед. Бойцы рванулись к позициям стариков плотной группой, явно намереваясь смять их числом.

– Пора! – я поднял руку, давая сигнал. – Работаем чисто и быстро. Покажем им, что значит настоящая засада.

Мы изготовились к атаке. Гром снова расколол небо, и под его раскаты мы начали свою часть представления.

Двенадцать ударов часовой башни утонули в раскатах грома, когда дед Пихто начал свою отвлекающую операцию. Мы как раз заняли позиции, выбравшись из промозглых катакомб – мокрые, грязные, но готовые к бою.

Через прицел я видел, как «Волки» разворачиваются в сторону деда, не подозревая о нашем присутствии. Хуолинен продолжал свое камлание, его длинная коса змеилась на ветру, а бубен выводил какую-то особенно тоскливую мелодию. Вокруг него клубился странный туман, в котором мелькали тени призванных зверей.

– Пора, – шепнул я, поднимая руку. – Работаем быстро и четко. Патроны серебряные, по два в каждую цель. Экономим – они слишком дорогие для благотворительности.

Первый залп застал «Волков» врасплох – четверо рухнули, даже не поняв, что произошло. Костолом, надо отдать ему должное, среагировал мгновенно, разворачивая часть бойцов в нашу сторону. Его массивная фигура в кожаной куртке маячила за надгробием, как памятник бандитской самоуверенности.

– Алина, правый фланг! – крикнул я, перекатываясь за угол склепа. Пули выбили крошку из старого мрамора над моей головой.

Якут на мгновение сбился с ритма – похоже, наше появление нарушило его концентрацию. Часть призванных зверей заметалась между могилами, потеряв управление. Огромный бурый медведь с рыком врезался в группу «волков», внося еще больше хаоса.

– Босс, у нас проблема! – голос Хмыря в наушнике звучал встревоженно. – Они обходят справа, человек десять!

Я выглянул из-за укрытия. Действительно, Костолом грамотно перестраивал свои силы – часть бойцов уже двигалась в обход, используя старые склепы как прикрытие. Дождь усилился, превращая видимость в кашу из водяной взвеси и пороховых вспышек.

– Держим позицию! – скомандовал я, посылая две пули в особо ретивого противника. – Дед, как вы там?

– Развлекаемся помаленьку, – отозвался старик, и в его голосе слышалась какая-то странная напряженность. – Но Сарыг-оол что-то мудрит...

Связь прервалась – шальная пуля разбила рацию на моем плече. Хуолинен тем временем восстановил контроль над своими «питомцами». Звери снова двигались организованно, пытаясь взять нас в кольцо.

Алина держала правый фланг, ее огненные шары мелькали среди дождя и мрака. Но даже в пылу боя я заметил, как она поморщилась, когда пуля чиркнула по ее плечу.

– Отходим к запасной позиции! – крикнул я, видя, как сужается кольцо окружения. – Хмырь, прикрой отход!

Мы начали организованно отступать, огрызаясь огнем. Костолом что-то проревел своим, его голос перекрыл даже шум дождя и выстрелы. Где-то слева мелькнула огромная тень – один из медведей попытался зайти с фланга, но нарвался на очередь серебряных пуль.

Внезапно рация ожила:

– Леха... – голос деда был прерывистым, – кажется, мы крупно... – связь затрещала помехами.

Что-то подсказывало мне – ситуация вот-вот станет еще интереснее. И, судя по довольной ухмылке Костолома, видневшейся даже сквозь дождь и пороховой дым, «интереснее» – это не совсем то слово, которое я бы выбрал.

Гром прогремел особенно раскатисто, словно небо решило напомнить – это только начало представления. И, похоже, дальше будет еще веселее. Если, конечно, слово «веселье» применимо к ситуации, когда тебя пытаются убить все, у кого есть зубы, когти или огнестрельное оружие.

Смоленское кладбище превратилось в подобие преисподней – дождь хлестал по покосившимся крестам, молнии освещали старые склепы, превращая их в жутковатые декорации, а грязь между могилами напоминала болотную жижу. Идеальное место для предательства, если подумать.

Сарыг-оол выбрал момент безупречно. Только что он стоял рядом с дедом Пихто, делая вид, что прикрывает фланг, а в следующее мгновение... Сталь клинка блеснула в очередной вспышке молнии – старый, но все еще смертоносно острый нож императорской гвардии. Дед как раз рассказывал, размахивая тростью, как они хитростью взяли какой-то особо укрепленный форт под Порт-Артуром.

– Прости, старина, – процедил Сарыг-оол, и в его глазах читалось что-то среднее между презрением и скукой. – Твои истории всегда были слишком... многословными.

Я видел через прицел, как дед дернулся, когда лезвие вошло между ребер. На его лице промелькнуло удивление – не боль, не страх, а именно удивление, словно кто-то нарушил правила хорошего тона за чаепитием.

– Леха... – его голос в рации звучал неожиданно твердо для человека с ножом в спине. – Похоже, нас... – треск помех оборвал фразу, оставив в воздухе привкус недосказанности.

Хуолинен, стоявший на небольшом возвышении между двумя старыми склепами, ударил в бубен с такой силой, что капли дождя, казалось, застыли в воздухе. Его длинные седые волосы развевались на ветру, а в глазах плясало нездоровое пламя. Шаман выглядел как дирижер безумного оркестра, и его «музыканты» – все эти волки, медведи и прочие твари – замерли по его команде, а потом синхронно повернули морды в нашу сторону.

– Отличное начало представления, – пробормотал я, чувствуя, как внутренний зверь беспокойно ворочается где-то в груди. – Алина, держи правый...

Договорить не успел – стая атаковала с флангов одновременно. Алина, ее рыжие волосы казались темным пламенем в белых вспышках молний, успела снять троих. Ее движения были отточены до автоматизма – разворот, бросок фаербола, перекат. Но даже ее реакции не хватило, когда огромный черный волк прыгнул сзади. Звук рвущейся плоти перекрыл даже грохот грома.

Хмырь, наш призрачный специалист по невозможным проникновениям, метнулся на помощь, но шаман что-то выкрикнул на своем древнем наречии. Синеватая волна силы ударила Хмыря в грудь, отбросив к стене склепа. Даже сквозь дождь было видно, как его полупрозрачная форма подернулась странной дымкой.

Костолом наблюдал за происходящим с видом ресторанного критика, оценивающего особенно изысканное блюдо. Его массивная фигура возвышалась над могилами как памятник криминальному успеху, а в глазах плясали отблески молний.

– Знаешь что, Леха, – в его голосе сквозило плохо скрываемое удовольствие, – всегда интересно было посмотреть, как легенда питерского криминала выкрутится из безвыходной ситуации.

Я огляделся, оценивая обстановку. Картина была, мягко говоря, не радужная. Хмырь неподвижно лежал у растрескавшегося склепа, окутанный странным туманом. Алина, прижимая руку к рваной ране на боку, пыталась отползти за ближайшее надгробие – ее лицо побелело от потери крови, но в глазах все еще горел боевой огонь. Дед... старый служака все еще держался на ногах, опираясь на трость, но кровь, стекающая по рукоятке, говорила сама за себя.

А вокруг смыкалось кольцо оскаленных пастей и горящих глаз. Хуолинен, его ритуальное одеяние промокло от дождя, но сам он, казалось, этого не замечал, явно готовил какой-то особенно эффектный финал.

Внутри поднималась волна холодной, древней ярости. Той самой, что заставляла наших предков выживать в самых безнадежных ситуациях. И где-то на краю сознания мелькнула мысль: «Кажется, пора показать им, почему именно кошки считаются хозяевами ночи».

Кольцо окружения сжималось. Под проливным дождем оскаленные морды призванных тварей казались масками из особо жуткого кошмара. «Волки» методично занимали позиции за надгробиями, беря нас в прицел. Ситуация складывалась... скажем так, не самая располагающая к оптимизму.

Я успел добраться до деда как раз вовремя – его колени подогнулись, и он начал оседать на мокрую землю. Подхватил старика, прислонил к холодному камню склепа. Дождь смывал кровь с его кителя, но рана была слишком серьезной.

– Леха, – его голос звучал тихо, но твердо, – возьми... – дрожащие пальцы нащупали что-то на груди. – Это из Порт-Артура... Мы тогда... – он закашлялся, но договорил: – Береги ее.

Старый медный амулет, потемневший от времени, лег в мою ладонь. Дед слабо улыбнулся:

– Жаль... не успел рассказать... про тот случай с адмиралом Макаровым...

Его голова откинулась назад, а по лицу все еще блуждала легкая улыбка, словно он наконец-то вспомнил конец какой-то особенно хорошей истории.

Справа донесся стон – Алина, привалившись к покосившемуся кресту, пыталась перезарядить пистолет, но руки уже не слушались. Ее обычно огненно-рыжие волосы потемнели от дождя и крови. Хмырь так и лежал без движения у склепа, окутанный странным туманом.

Костолом шагнул вперед, его тяжелые армейские ботинки с хлюпающим звуком погружались в размокшую землю. В свете очередной молнии его массивная фигура отбросила гротескную тень на ближайший склеп. Тактический жилет, усеянный подсумками с запасными магазинами, поблескивал от дождя. Шрам на правой щеке, память о какой-то давней разборке, побелел от напряжения. Он передернул затвор своего любимого "Бенелли" – дорогой образец итальянского оружейного искусства с индивидуальной гравировкой на прикладе:

– Ну что, Леха, – его низкий, хриплый голос, привыкший отдавать приказы об убийствах, перекрыл даже шум дождя, – похоже, сказочке конец. И, как водится, не самый счастливый.

Хуолинен возвышался над могилами подобно древнему идолу. Его ритуальное одеяние, украшенное замысловатой вышивкой с символами северных народов, промокло насквозь, но шаман, казалось, существовал вне законов обычного мира. Длинные седые волосы, заплетенные в традиционные косы с бронзовыми украшениями, развевались на ветру как боевые стяги. В его глазах плясало нездоровое пламя – отблеск той древней силы, что жила в этих землях задолго до прихода людей. Бубен в его узловатых пальцах едва заметно вибрировал, излучая тусклое синеватое свечение.

Я бережно опустил тело деда на раскисшую землю, чувствуя, как внутри поднимается что-то первобытное, древнее. Не просто злость или ярость – а та самая, изначальная ярость хищника, которая существовала задолго до того, как люди научились ходить на двух ногах. Амулет в моей руке начал нагреваться, словно в нем проснулась долго дремавшая сила. Пульсация тепла отдавалась в ладони в такт ударам сердца.

Очередная молния расколола небо, на мгновение превратив кладбище в сюрреалистическую картину: десятки вооруженных людей и диких зверей, образующих плотное кольцо вокруг нашей маленькой группы. Поверженные друзья – Алина, все еще пытающаяся прицелиться непослушными руками; Хмырь, чья призрачная форма казалась все более размытой; тело деда, на лице которого застыла последняя улыбка. И торжествующие лица победителей – Костолома, уверенного в своем превосходстве, и Хуолинена, чьи глаза горели нечеловеческим огнем.

В этот момент что-то внутри меня окончательно переломилось – или, наоборот, стало цельным впервые в жизни. Амулет на ладони вспыхнул ослепительным светом, и я почувствовал, как по телу проходит волна изменений, сметая все человеческие ограничения.

«Настало время», – пронеслось в голове, когда кости и мышцы начали перестраиваться, – «показать этим самоуверенным ублюдкам, почему в кошачьем семействе именно тигры считаются королями. Даже в каменных джунглях Петербурга».

Костолом поднял дробовик, но в его движениях уже не было прежней уверенности. В свете очередной молнии он увидел то, что заставило его побледнеть. На его лице, всегда таком самоуверенном и жестоком, впервые за этот вечер появилось выражение, которого я давно ждал.

Чистый, первобытный ужас человека, внезапно осознавшего, что он больше не вершина пищевой цепочки.

Время застыло. В ушах звенела тишина, прерываемая только гулким стуком собственного сердца. Амулет деда, зажатый в ладони, пульсировал в такт, и эта пульсация разливалась по всему телу волнами раскаленного металла. Я чувствовал, как каждая клетка наполняется древней, первобытной силой. Боль трансформации выжгла все мысли – остались только ярость и жажда крови.

Краем глаза я видел тело деда Пихто, неподвижно лежащее у растрескавшегося надгробия. Его китель, обычно такой аккуратный, был измят и залит кровью, а на лице застыла легкая улыбка – словно он наконец-то вспомнил конец какой-то особенно хорошей истории. Рядом, привалившись к покосившемуся кресту, истекала кровью Алина – огненно-рыжие волосы потемнели от влаги и грязи, но в глазах все еще тлел боевой огонь.

Хуолинен первым заметил изменения. Его бубен сбился с ритма, когда моё тело начало преображаться. Я чувствовал, как мышцы и кости перестраиваются, принимая новую форму – не обычного леопарда, а чего-то древнего и намного более опасного. Каждый нерв горел огнем, но боль только подпитывала ярость.

– Этого не может быть, – донесся до меня шепот якута, его длинные седые волосы развевались на промозглом ветру, а в глазах плясало нездоровое пламя шаманской силы. – Древние говорили о серебряных тиграх, но они вымерли...

«Как же ты ошибаешься, шаманская твоя морда», – подумал я, чувствуя, как новое тело наполняется силой. Три метра роста, полтонны веса, и каждый мускул под серебристой шкурой натянут как струна. В этот момент я понял, почему тигров называют королями ночи – такой мощи я не ощущал никогда в жизни.

Прыжок вышел таким быстрым, что даже сам удивился. Бубен Хуолинена взлетел в воздух, кувыркаясь в лунном свете, и разломился о надгробие – прямо как дешёвая тарелка в привокзальной забегаловке. Сам шаман отлетел как тряпичная кукла, и его традиционное одеяние, расшитое древними символами, окрасилось темным.

Костолом, его кожаная куртка поблескивала от мороси, выстрелил из своего понтового «Бенелли». Пули просто отскакивали от моей шкуры, и я повернул голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Забавно было видеть, как с его обычно самоуверенного лица схлынула вся краска. В кои-то веки главарь «Волков» почувствовал себя добычей.

– Всем огонь! – заорал он срывающимся голосом, и я мог поклясться, что различил нотки настоящего страха. – Огонь, мать вашу!

Залп из десятка стволов прогремел над кладбищем, но я даже не стал уклоняться. Зачем? Пули рикошетили от шкуры, оставляя в воздухе светящиеся следы. Красиво, если подумать – как фейерверк на бандитской вечеринке. А потом я прыгнул.

Костолом только и успел, что поднять руку. Глупо, конечно – что может сделать человеческая рука против челюстей, способных перекусить стальной прут? Хруст его костей, наверное, был слышен даже в соседнем районе. Удар лапой отправил его в полет через три ряда могил прямо в старый склеп. Склеп, кстати, не выдержал – развалился, как карточный домик.

Я уже собирался закончить с Костоломом, когда заметил движение у старой часовни. Сарыг-оол, предательская его душонка, пытался по-тихому слинять в тени. Три прыжка – и я настиг его у входа. Его нож, тот самый, которым он ударил деда в спину, бессильно звякнул о каменные плиты.

– Леха, послушай... – начал было старый шаман, и в его глазах плескался тот самый страх, который я так хотел увидеть.

То, что произошло дальше, заставило даже местных ворон, повидавших всякого на своем веку, поспешно улететь подальше. А призраки, обычно любопытные до всяких происшествий, предпочли спрятаться в склепах. Что тут скажешь – некоторые долги требуют особенно креативного взыскания.

Когда все закончилось, я почувствовал, как серебристая шкура начинает темнеть, а тело уменьшаться. Трансформация обратно оказалась такой же болезненной, но сейчас это казалось неважным. Я доковылял до Алины, которая еще держалась за свой крест.

– Котик, – прошептала она, приоткрыв глаза, и даже сквозь боль умудрилась выдать свою фирменную ухмылку, – а я и не знала, что ты у меня такой... внушительный.

Я попытался улыбнуться, но с клыками, которые не до конца втянулись, это вышло не очень убедительно.

– Просто решил немного обновить корпоративный дресс-код, – прохрипел я, осторожно поднимая её на руки. Раны выглядели скверно, но жить будет – я теперь это точно знал. – Как думаешь, серебристый – мой цвет?

– Тебе идет, – выдохнула она, прижимаясь к моей груди. – Особенно в сочетании с кровью врагов.

Где-то вдалеке завыла сирена – видимо, кто-то все-таки вызвал ментов. Но это уже были мелочи. Главное, что дед был отомщен, предатель наказан, а моя девочка жива. Остальное решим в рабочем порядке.

Я посмотрел на луну, пробивающуюся сквозь тучи, и впервые за этот безумный вечер почувствовал что-то похожее на умиротворение. Кажется, в Петербурге наступали новые времена. И, судя по оскалу, застывшему на моем лице, времена эти обещали быть весьма интересными.

Рассвет над Смоленским кладбищем выдался на редкость паршивым – серое небо сочилось моросью, словно сама природа пыталась смыть следы ночного побоища. Я стоял у свежей могилы деда Пихто, рассеянно поглаживая амулет на шее. Странно, но даже сейчас казалось, что старик вот-вот появится из-за угла склепа и начнет очередную историю про то, как они с Кутузовым.

– Думаю, ему бы понравилось, – тихо сказала Алина, опираясь на мое плечо. После лечебных заклинаний она держалась на ногах, но еще была бледной как призрак. – Особенно та часть, где ты превратился в здоровенного котика и навел шороху.

– Он бы сказал что-то вроде «При штурме Порт-Артура мы и не такое устраивали», – усмехнулся я, вспоминая характерные интонации старика.

Хмырь, непривычно материальный после шаманского удара, медленно приходил в себя на заднем сиденье припаркованного неподалеку «Мерседеса». Его полупрозрачная форма постепенно восстанавливалась, начиная с ног.

– Босс, – позвал он хриплым голосом, – тут это... звонили от Кота. Спрашивал про результаты.

– Что ты ему сказал?

– Ну, я доложил, что территориальный конфликт улажен, основные фигуранты нейтрализованы, а потери... – он запнулся, глянув на могилу, – потери восполнимы.

Я кивнул. Кот не должен знать всех деталей – особенно про серебристого тигра. Пусть считает, что мы просто грамотно провели зачистку. Меньше знает – крепче спит, как говорится.

Территория кладбища постепенно приходила в себя. Призраки, осмелев, вылезали из своих склепов поглазеть на последствия ночной заварушки. Вороны вернулись на свои места, деловито обсуждая происшествие. Даже местные бомжи, обычно промышлявшие у входа, начали потихоньку подтягиваться обратно.

– Что будем делать с... этим? – Алина кивнула в сторону разрушенного склепа, где всё ещё виднелись останки Костолома.

– Официальная версия – несчастный случай. Обветшалый склеп, неосторожный посетитель... – я пожал плечами. – Менты получат свою долю и закроют дело. Как обычно.

От Хуолинена и Сарыг-оола почти ничего не осталось – серебряный тигр оказался на редкость эффективным. Впрочем, это только к лучшему – меньше вопросов.

– А с бандой что? – Алина прислонилась к нагретому солнцем надгробию, прикрыв глаза. – «Волки» теперь без вожака.

– Уже решается, – я достал телефон, проверяя сообщения. – Наши ребята зачищают их точки. Кто умный – присягнет на верность, кто нет... – я многозначительно замолчал.

Хмырь, уже почти полностью восстановивший свою призрачную форму, материализовался рядом:

– Босс, там это... звонили с «Пьяного Василиска». Поминки организовать надо. По-людски.

Я снова посмотрел на могилу деда. На свежем камне уже появилась надпись: «Здесь покоится тот, кто научил нас драться». Это Алина придумала – коротко и со вкусом.

– Организуем, – кивнул я. – С размахом. Чтобы все знали – своих мы помним.

Где-то вдалеке прогремел гром – весенняя гроза собиралась над городом. Пора было уезжать – дела не ждут, особенно когда ты только что стал хозяином половины криминального Петербурга.

– Знаешь, – задумчиво произнесла Алина, когда мы шли к машине, – а ведь дед все-таки своего добился.

– В смысле?

– Ну, он же всегда говорил, что из тебя выйдет что-то особенное. Вот и вышло – серебряный тигр, гроза преступного мира, – она слабо улыбнулась. – Правда, думаю, даже он не предполагал насколько особенное.

Я хмыкнул, открывая дверцу «Мерседеса». День обещал быть долгим – нужно было принять дела у «Волков», распределить территории, назначить новых смотрящих. Но перед этим...

– Хмырь, – позвал я призрака, – свяжись с Митей-старшим. Пусть организует банкет в «Василиске». Со всеми почестями. И предупреди Степаныча – пусть достанет ту бутылку коньяка, которую дед заначил «на особый случай».

Все-таки некоторые долги нужно отдавать немедленно. Даже если это долг памяти.

А остальное подождет. В конце концов, у нас теперь есть серьезное преимущество в любых переговорах. Трехметровое, серебристое такое преимущество.