Кузнец

4



Эйслинн спешила по коридору, раздосадованная тем, что опоздала на заседание летнего совета, но в то же время с ужасом думая о том, что ей вообще придется на нем присутствовать. С тех пор как прибыли все вассалы и йомены, Эйслинн не знала ни минуты покоя.

Ее юбки шуршали по каменному полу, когда Бренна суетилась позади. Шателен недовольно пробормотала о том, как опаздывает Эйслинн, и как это будет выглядеть, пытаясь воткнуть ненужные жемчужные шпильки в незамысловатую косу Эйслинн.

Остановившись перед арочным дверным проемом зала совета, окруженным с обеих сторон охранниками, Эйслинн прикусила щеку и напомнила себе проявить понимание. Бренна воспользовалась моментом, чтобы повязать шелковую ленту вокруг талии, как будто это могло скрыть простоту сегодняшнего платья.

— Оставь это, Бренна, — сказала она с уставшим видом. — То, что я ношу, для них не имеет большого значения.

Бренна нахмурилась в ответ, на ее лице появилось знакомое выражение неодобрения.

— То, что носит будущий сеньор Дарроу, имеет большое значение. Особенно сейчас.

Теперь, когда Эйслинн была наследницей, она это имела в виду.

— Когда вы закончите здесь, нам еще предстоит посетить завтрашний банкет и дневные развлечения. Эрл Старли и леди Лизбет попросили предоставить им разные комнаты на ночь.

— Предоставь им разные комнаты, — пробормотала Эйслинн себе под нос.

Бренна недовольно фыркнула.

Когда охранник открыл перед ней дверь комнаты, Эйлинн шагнула вперед, оставив Бренну позади, и проскользнула на совещание, которое уже шло полным ходом.

Словесная перепалка вассалов, перебивающих друг друга, не смолкала, но стихла, когда она посмотрела на тридцать вассалов и йоменов Дарроуленда. Мать подготовила ее к таким моментам, и, даже если внезапное внимание и тот факт, что она опоздала, раздражали ее, как грубая шерсть, она хорошо помнила уроки матери. Эйслинн высоко подняла голову и скользнула через зал, заняв место справа от отца.

— Никогда не спеши. Войди в комнату, как будто она твоя.

Поэтому она не торопилась и не стала извиняться, просто положила блокнот на стол и открыла его на чистой странице, чтобы начать новый набросок своего последнего дизайна.

Однако она заметила, как отец бросил на нее веселый, хотя и раздраженный взгляд — тот, с которым Эйслинн была слишком хорошо знакома. Скромно склонив голову, она подмигнула ему в ответ.

Собрание вокруг них возобновилось, маркграф Краван продолжил свои жалобы по поводу сборов с предстоящего урожая в этом году. Казалось, что проводить сезонные встречи с вассалами и йоменами, чтобы выслушать их жалобы на слишком высокие налоги, было освященной веками традицией. Эйслинн не могла припомнить времени, когда ее отец сам не жаловался за ужином на долги перед короной и недовольство, которое он выслушивал из-за этого от землевладельцев.

Тем не менее, как он всегда подчеркивал Эйслинн и Джерроду, когда тот еще был в Дундуране, выслушивать их жалобы — обязанность сеньора. Сеньоры Эйреана правили своими владениями на благо всех — знати, ремесленников и торговцев, фермеров.

— Это система из многих частей, — он любил говорить, — и каждая часть должна работать вместе с другими, чтобы быть наиболее эффективной».

Джеррод всегда закатывал глаза, но Эйслинн находила утешение в знакомой метафоре. Это было то, что ее логический ум мог постичь, и она никогда не уставала от острот отца. Ей нравилось напоминание о том, что их семья была частью единого целого, их роль заключалась в поддержании бесперебойной работы системы.

Неприятно знакомый спазм в животе сопровождал мысль о том, что однажды она станет сеньором Дарроу. За последние десятилетия эйреанская знать начала придерживаться более пирросского стиля наследования, от отца к старшему сыну, благодаря королю Мариусу, наполовину пирросси, и его кузенам-пирросси, которые теперь доминировали при дворе в столице Глинны. Имея, пусть и младшего, брата, Эйслинн всю свою жизнь предполагала, что бремя ответственности никогда не ляжет на ее плечи, даже если она все равно выполняла многие обязанности в отсутствие Джеррода.

Единственной новой ответственностью, которая ей по-настоящему нравилась, была задача, которую совсем недавно поставил перед ней отец: объединить всех иных людей, которые собирались поселиться в Дарроуленде. Когда-то, более пятидесяти лет назад, нелюди были обычным явлением в человеческих королевствах Каледон, Эйреан и Пиррос. Однако большинство бежало во время войн за престолонаследие, когда королевская семья Эйреан раскололась и многих унесло течением в попытке уничтожить друг друга. После десятилетий борьбы раскол был устранен только союзом дальних кузенов, наполовину пирросского принца Мариуса и полноправной эйреанской принцессы Игрейны, ныне короля и королевы Эйреана. Однако, несмотря на тридцать лет относительного мира с момента их помолвки, иные народы до сих пор не вернулись в Эйреан в сколько-нибудь значимом количестве.

Так было до тех пор, пока ее подруга Сорча не вернулась после тяжелого испытания, выйдя замуж за полуорка из диких земель юга. Орек был милым и делал ее подругу безумно счастливой. Его присутствие и союз с Сорчей открыли возможность принять обратно больше иных людей, чему ее отец стремился способствовать.

— Наличие прочных связей с другими может только укрепить владения, — так он считал.

У нее уже были идеи о том, где иные люди могли бы поселиться, несколько избранных мест недалеко от различных городов и деревень за пределами Дундурана. Ее отец счел разумным для них обосноваться поблизости, но не непосредственно на территории существующих деревень: они не могли заставить своих подданых немедленно принять новоприбывших. Тем не менее, если верить слухам из таверн, мантикоры, например, уже были довольно популярны.

Количество иных людей, прибывающих в Дарроуленд, начало расти, и Эйслинн была взволнована открывающимися перспективами. В ближайшее время ей нужно будет съездить в поместье Брэдей, чтобы Орек представил ее всем вновь прибывшим.

Другие ее обязанности были гораздо менее… приятными. Или совсем неприятными, а именно, встречать гостей и организовывать банкеты. Всегда находился какой-нибудь лорденок или магистрат, ожидающий, что его развлекут и с ним поболтают. Это был своего рода обмен мнениями, в котором Эйслинн всегда чувствовала себя на шаг позади. Она не совсем понимала легкость, с которой некоторые без приглашения врывались в чужие дома и ожидали, что все остановится ради них. Отвратительно.

— Простите меня, милорд, но, возможно, мы все почувствуем себя увереннее в вашем решении, если ваша наследница окажет любезность и уделит внимание нам, а не рисованию.

Перо Эйслинн замерло, как и весь разговор. Она подняла глаза и обнаружила, что все уставились на нее со смешанным выражением лиц. Потребовалась практика, но теперь она была довольно хороша в определении эмоций, и помогло то, что большинство из тех, что в настоящее время были направлены на нее, были похожи — общее раздражение.

— Я еще даже ничего не сказала, — проворчала она себе под нос.

Говоривший мужчина, барон Морро, величественно восседал за столом напротив нее, его борода подергивалась. От пристальных взглядов и внезапной тишины ей захотелось вжаться в кресло, но Эйслинн держалась прямо и встречала каждый пристальный взгляд.

— Никогда не отводи взгляд первой, — наставляла ее мать, — тебе не нужно быть воинственной или грубой, но и не дрогни.

Эйслинн считала вдохи, прислушиваясь к совету матери. Рядом с ней ее отец наклонился вперед, сложив руки на полированную поверхность стола.

— Если вам нужны мои заверения, барон Морро, будьте уверены, что моя дочь внимательно слушает и уловила каждое слово.

Морро фыркнул из-под своей впечатляющей бороды, чересчур длинные усы подергивались под носом. Эйслинн отвела взгляд, прежде чем зациклилась на неровном срезе волос у его губ.

Ее отец жестом попросил ее говорить.

— Я не рисую, — объяснила Эйслинн, — я набрасываю планы нового моста, который мы намерены построить вверх по реке вместо существующего, чтобы разгрузить и расширить промышленную часть Дундурана. Занимать руки работой помогает мне слушать.

Она посмотрела на отца, который кивнул ей, чтобы она продолжала.

— Что касается ваших жалоб, к сожалению, взносы растут, но это не дело рук моего отца. Корона ввела более высокие сборы со всех сеньоров, а это, в свою очередь, касается всех землевладельцев. Ставка моего отца самая низкая в регионе. Мы идем на уступки в Дундуране, чтобы облегчить бремя для вас и ваших людей. Если мы запросим еще меньше, то не выполним королевские требования, и отец рискует впасть в немилость. Король Мариус уже присматривает своим родственникам владения подальше от Глеанны. Если он увидит такую возможность, есть все шансы, что король заменит моего отца кузеном из Пирросси, который стребует с вас максимум или даже больше. Так что нет, барон Морро, нам эти поборы тоже не в радость, но пока корона не изменит курс, всем придется терпеть.

Эйслинн втянула воздух, слегка запыхавшись, и попыталась не дать щекам покраснеть. Судьба, она пыталась быть лучше в этом вопросе. Быть более краткой.

Ее отец кивнул.

— Вот и все.

После тяжелой паузы собрание продолжилось, когда Морро решил не настаивать на этом вопросе. Тон вассалов понизился теперь, когда было заявлено очевидное.

Эйслинн снова взялась за перо, но идеи приходили не так быстро из-за смущения, сковывающего грудь. Она подавила желание по-настоящему рисовать каракули.

Когда заседание закрылось, она встала вместе со своим отцом, чтобы поклониться и поблагодарить совет за созыв. Все пожали друг другу руки, обменялись любезностями, и вассалы ушли в том настроении, которое Эйслинн сочла приличным, учитывая тон встречи, когда она прибыла.

— Им нужно говорить и быть услышанными, — объяснил ее отец, когда она спросила его об этом после посещения ее первого заседания совета. — Иногда это все, что им нужно. Представь себе, что с кипящего чайника снимают крышку, выпускают часть пара и дают воде спокойно закипеть.

Ее отец умел обращаться с метафорами, которые Эйслинн находила бесценными.

Меррик откинулся на спинку своего кресла, как только ушел последний вассал, и Эйслинн присоединилась к нему за столом.

— Ну, давай посмотрим, что ты там нарисовала, — сказал он.

Эйслинн бросила на него притворно хмурый взгляд, прежде чем подвинуть к нему блокнот по столу.

— Это мои первоначальные идеи для моста.

Ее отец пролистнул страницы с ее моделями, измерениями и заметками, и Эйслинн затаила дыхание. Ей нравилось погружаться в свои проекты. Замок был усеян ими, как неудачными, так и успешными. Она спроектировала более эффективную систему орошения садов замка, работала с кузнецами и чертежниками над созданием более эффективного механизма для подъемного моста, разработала планы изменения маршрута дымоходов, чтобы не допускать попадания дыма на кухню, и многое, многое другое.

Однако этот мост. Он был ее самым большим начинанием на сегодняшний день и повлиял бы на многих жителей Дундурана. Она хотела, чтобы он изменил их жизнь к лучшему. Она хотела помочь всем, чем могла. Возможно, Эйслинн и не была красивой, грациозной дворянкой, как ее мать или королева Игрейна, но она могла и будет использовать свои таланты и умения, чтобы улучшить Дарроуленд, насколько это в ее силах.

— Достаточно широкий, чтобы три повозки могли стоять в ряд?

— В город, за город и мимо. Несколько гильдмастеров и торговцев жаловались на то, что отсутствие дополнительной ширины замедляет проезд.

— Ты уже поговорила с гильдмастерами, не так ли? — его карие глаза, так похожие на глаза Эйслинн, скользнули по ней поверх блокнота, в уголках появились морщинки.

Узел в животе Эйслинн ослабел.

— Да, я хотела узнать их мнение, прежде чем приступать к разработке.

Меррик еще раз просмотрел чертежи, прежде чем вернуть их.

— Ну, ты знаешь, что я собираюсь сказать, дитя. Блестяще, как всегда.

Эйслинн прикусила щеку, стараясь не улыбаться слишком широко. Чувство, что она радует отца, все еще грело ее так же, как в детстве, когда она показывала ему свои первые неуклюжие деревянные модели катапульты, придуманные ей, чтобы избавляться от кухонных объедков.

— Спасибо. Однако, я чувствую, будет «но».

Меррик вздохнул, потирая глаза.

— Ты прекрасно знаешь, что мы примем проекты от нескольких архитекторов. В конце концов, король пришлет свой собственный из Глеанны.

— Если у нас есть план, основанный на потребностях людей, которые будут им пользоваться, зачем ждать мнения извне?

— Потому что иначе это было бы грубо. Король хочет казаться великодушным, поэтому мы должны позволить ему.

— Но… — Эйслинн раздраженно фыркнула. Было так глупо откладывать планы только из-за чувств короля. Хотя она не была настолько наивна, чтобы отмахиваться от того, что если чьи-то чувства и важны, то это чувства короля.

— Я знаю, дитя. Будь твоя воля, мы бы, без сомнения, начали на прошлой неделе.

— Да, и мы бы уже вовсю работали.

Меррик устало пожал широкими плечами.

— Боюсь, тебе придется мне в этом подыграть. Мы построим наш мост — просто не так быстро, как тебе хотелось бы.

Они потратили еще некоторое время на обсуждение идей и того, кого следует привлечь к обсуждению на ранней стадии, когда наконец придет время приступать к строительству, и Эйслинн хорошо скрыла свое разочарование, как ей показалось. По правде говоря, проект строительства моста сулил испытание, за которое ей не терпелось взяться. По крайней мере, в этом виде обязанностей она была уверена в своих способностях выполнить их хорошо. Без какой-либо неловкости или многословных речей.

Она оставила отца у входа в зал совета, пообещав продолжить дискуссию сегодня вечером за ужином.

Юбки развевались вокруг ее лодыжек, когда Эйслинн направилась на кухню. Стресс от посещения встречи и разочарование из-за того, что она не продвинулась вперед с ее проектом, вызвали у нее бурю эмоций, неудобные, уродливые чувства, с которыми, как она знала, нужно было справиться.

Ее вспышка гнева в розовом саду застала ее врасплох и потрясла. Она не могла позволить себе такой припадок снова, тем более, когда в резиденции все еще оставалось так много вассалов. Она прекрасно осознавала, что все они считали ее странной — начитанной, незамужней, неформальной и лишенной светского обаяния ее прекрасной матери. Теперь одной из ее многочисленных обязанностей было вселить в них уверенность в том, что она в конечном итоге станет сеньором Дарроу, и скатывание в лужу слез разочарования, конечно же, не привело бы к этому.

Одним из способов, которым она контролировала свои эмоции, была помощь на кухне. В готовке и выпечке была ясная логика. Еда, блюда — всего лишь сумма составляющих. Добавьте то и это вместе, нагревайте определенное количество времени, и получится блюдо. Ей нравилась рутина нарезки, методичность процесса приготовления.

Хью, угрюмому главному повару, поначалу не очень нравилось ее присутствие на его кухне, но в конце концов он был покорен, когда Эйслинн оказывала ненавязчивую помощь. Это, и то что она никогда не была требовательной дворянкой, заказывающей тушеного лебедя за час до ужина.

Прогуливаясь со своим блокнотом, Эйслинн отвлеклась от беспокойных мыслей, любуясь золотыми видами из арочных окон коридора замка. Послеполуденный солнечный свет пробивался сквозь ромбовидные средники, отчего каменный пол казался золотым одеялом. Она любила замок, особенно в это время суток, когда небо было насыщенно-лазурным, а поздний летний день приятным и оживленным.

Она спустилась по черной лестнице на кухню, чувствуя себя немного лучше от солнечных лучей. Однако, когда она спускалась, безмятежность была нарушена громким лаем. Лаем собаки.

Конечно, затем раздался лай Хью.

— Уберите этого зверя отсюда! Таким, как он, здесь не рады!

Эйслинн поспешила вниз по последним ступенькам и завернула за угол, где поднялась суматоха.

Хью маячил в арочном дверном проеме кухни, стоя на страже у порога, уперев большие кулаки в бедра и грозно нахмурив брови. Перед ним на задних лапах сидел огромный серый пес и лаял на него.

Ничто из этого не удивило Эйслинн. Несколько сотрудников держали собак, как и ее семья много лет назад.

Ее поразила огромная зеленая ладонь на ошейнике собаки, соединенная с самой мощной и мускулистой зеленой рукой, которую она когда-либо встречала. Она проследила за выпуклым бицепсом до массивных плеч, одетых в хорошо сшитую кожаную куртку с серебряным тиснением на воротнике и плечах.

На коленях рядом с самой крупной собакой, которую она когда-либо видела, находился самый большой мужчина, которого она когда-либо видела. Даже стоя на коленях, его голова была почти на уровне груди Хью, а Хью не был маленьким человеком.

При первом взгляде на него Эйслинн сразу же подумала об Ореке. Но нет, это был не он. У Орека были более длинные волосы, светлые глаза, веснушки. А этот мужчина…

Затем он повернул голову и его взгляд упал на нее. Его глаза были самого теплого карего цвета. Он действительно был полукровкой, об этом свидетельствовала его зеленая кожа, но у него были благородные черты прекрасных рыцарей, нарисованных в ее любимых книгах, с высокими скулами, острой челюстью и выступающим подбородком. Если лицо Орека было столь же красивым, сколь и брутальным, то лицо этого полукровки было воплощением красоты, каждая линия была выверена до мелочей. Даже зеленые губы были приятной формы, чуть приоткрытые, чтобы обнажить кончики двух коротких клыков на нижней челюсти.

— Миледи, — фыркнул Хью.

Грубый голос повара привел Эйслинн в чувство. Прочистив горло, она подошла.

— В чем дело?

Хью хмуро посмотрел на тяжело дышащего пса, длинный розовый язык которого вываливался изо рта.

— Этот зверь думал, что сможет войти и украсть вечернее жаркое.

— Я прошу прощения, — сказал стоящий на коленях полукровка. Глубокий древесный звук его голоса окатил Эйслинн, как теплый сироп, и она крепче сжала блокнот в кулаке. — Мы все еще учимся. Он не хотел причинить вреда.

Хью снова посмотрел на пса.

— Эта тварь достаточно высокая, чтобы утащить все, что он захочет, прямо из печи!

Заостренные уши полукровки потемнели и стали теплого коричневого цвета.

— Он просто голоден, вот и все.

Шагнув вперед, Эйслинн спросила:

— Жаркое цело?

Немного поворчав, Хью признал:

— Да. Едва-едва.

— Значит ничего страшного, — повернувшись к полукровке, она жестом велела ему встать. Ее желудок сделал забавное сальто, эмоции бурлили там. Хотя и не плохие эмоции. Нет, под его теплым взглядом она…

Она протянула руку.

— Эйслинн Дарроу.

Ноздри полукровки резко дернулись в коротком вдохе. Он взял ее руку в свою, гораздо более крупную, зеленую, так осторожно, что их пальцы едва соприкасались. Все еще держа собаку, он сказал:

— Миледи, это большая честь, — и склонился над ее рукой.

Покраснев, Эйслинн чуть не забыла отдернуть руку, когда он выпрямился. Обычно ей не нравилось прикасаться к незнакомцам, но в широких теплых пальцах и мозолях полукровки было что-то… чрезвычайно приятное.

— А это кто? — она кивнула на гигантского пса, который в данный момент тяжело дышал на ее блокнот.

— Вульф, миледи, — он говорил с тем же резким акцентом, что и Орек, растягивая слоги так, как человеческий рот не смог бы. — Я Хакон Зеленый Кулак. Ваш отец взял меня к себе кузнецом.

— Ах, да! Теперь я вспомнила. Надеюсь, ты обосновался в Дундуране.

— Да, я…

С раздраженным возгласом Хью вскинул руки и, развернувшись на каблуках, исчез обратно на кухне.

— Держи эту шавку подальше от моей кухни!

Уши Хакона снова покраснели.

— Прошу прощения, миледи, он…

— Не утруждай себя, Хакон, пожалуйста. Это всего лишь Хью.

Его уши покраснели еще больше, когда она назвала его по имени.

— Он не смог устоять, когда почувствовал запах хорошей стряпни.

Улыбаясь, Эйслинн ответила:

— Он не один. Довольно много людей забредает на кухню Хью во время обеда. Я обещаю, он ничего такого не имел в виду. Добро пожаловать, вам с Вульфом здесь рады.

— Только не на кухне! — донесся рев изнутри.

Эйслинн поморщилась, но вокруг клыков Хакона появилась легкая улыбка. Она была поражена, увидев ее, а также ямочку, появившуюся на его правой щеке. Волею судеб, эта маленькая ямочка смягчила все его лицо.

Снова поклонившись, Хакон отогнал свою собаку от двери.

— Было приятно познакомиться с вами, миледи. Надеюсь, я смогу быть полезен вам и вашему отцу.

— Конечно, — заученно произнесла она, ее желудок все еще скручивало странным узлом.

Она смотрела, как полукровка уводит собаку, его короткие темные волосы блестели в лучах послеполуденного солнца. Только когда он исчез за углом, Эйслинн поняла, что эмоции все еще бурлят у нее внутри, но они не были… плохими. Нет, действительно, трепет возбуждения в ее груди был самым приятным.

Улыбаясь про себя, Эйслинн нырнула на кухню, ее настроение улучшилось.

Превосходно. Нам был нужен новый кузнец.