Кузнец

18



При звуке своего имени в ней вспыхнула паника. Эйслинн обернулась и увидела Хакона в дверях кузницы, который, моргая, смотрел на нее с явным удивлением. Его грудь была обнажена, банная простыня висела на шее, а влажное льняное трико свободно свисало с бедер.

Только что из бани.

Губы Эйслинн приоткрылись, ее тело захлестнул внезапный приступ вожделения, такой мощный, что все мысли покинули ее.

Вульф распахнул дверь пошире и вбежал внутрь, не подозревая или безразличный к тому, почему его хозяин остановился в проеме. Он подскочил к Эйслинн и сел, пыхтя, чтобы его погладили.

— Эйслинн? — снова позвал Хакон низким голосом.

Не миледи или наследница. Она черпала в этом некоторую надежду.

— Ты действительно имел в виду то, что говорил? — выпалила она, сердце бешено колотилось о ребра.

У него перехватило горло, и он сглотнул.

— О чем?

— Обо всем.

Эйслинн с удивлением наблюдала, как неуверенность покидает его, и он каким-то образом выпрямился, широко расправив плечи. В кузнице стало жарко, когда она увидела, как он полностью вошел и закрыл за собой двери, скрепив их вместе.

— Да.

В теплом воздухе завибрировал рокот, и она со вздохом поняла, что это он. Мурлыкает для нее.

Тремя быстрыми шагами он преодолел оставшееся расстояние, обхватил ее руками и притянул к себе. Эйслинн, прижатая к его теплой, влажной груди, не имела иного выбора, кроме как положить ладони ему на грудь и погрузить пальцы в напряженные мышцы.

Его шипение от удовольствия заставило ее клитор запульсировать.

— Я уверена, — сказала она ему. Не о том, к чему это приведет или как это будет продолжаться, но о нем? Безусловно, да.

Широкая грудь расширилась от дыхания, как будто он ждал услышать эти слова.

— Спасибо всем богам за это.

Затем его губы коснулись ее, и все встало на свои места.

Вздохнув с облегчением, Эйслинн погрузилась в поцелуй, в его тело, в его тепло. Ее пальцы зарылись в его волосы, и она провела ногтями по влажной коже головы.

Это мурлыканье зазвучало у ее губ, и когда она ахнула от восторга, его язык погрузился, преследуя ее. Он соединил их рты в горячем хрипе, из глубины его горла вырвался стон, когда он обхватил ее руками за спину и оторвал от земли.

Ее ноги болтались, Эйслинн целовала своего кузнеца изо всех сил.

Судьба, вот это ответ. Это было не совсем то, чего она ожидала, но какие бы другие сомнения или опасения у нее ни были, они утонули в бескомпромиссной волне ее голода по нему. Не имело значения, что принесет завтрашний день — когда обещания той ночи будут выполнены, Эйслинн будет удовлетворена.

Очень, очень удовлетворена.

— Судьба, ты слишком хороша, — пробормотал он ей в губы.

— Обещаешь, что на этот раз не остановишься?

Еще один грохот, и, к своему ужасу, Эйслинн снова оказалась на ногах. Она вцепилась в банную простыню, все еще повязанную у него на шее, не позволяя ему отстраниться.

— Только если ты мне скажешь, — сказал он, и очаровательная легкая усмешка заиграла на его губах. Он запечатлел эту усмешку на устах в поцелуе, прежде чем сказать ей: — Оставайся здесь.

Эйслинн осталась, скорее из-за недоумения, чем потому, что ей так сказали. Она наблюдала, как Хакон закрыл кузницу на ночь, закрыл ставнями окна, загасил огонь и закрыл металлические дверцы кузниц, оставив открытыми только небольшие отверстия в верхней части каждой из них для вентиляции.

Наконец, он вернулся, взял ее за руку и повел вглубь кузницы, вверх по трем ступенькам, к двери в задней части, через которую она никогда не проходила. Вместе они вошли в темную комнату, более прохладную, чем кузница, но не холодную.

Не выпуская ее руки, Хакон другой рукой зажег фонарь, висевший на крючке возле двери. Мягкий свет залил его спальню.

Это была маленькая, но уютная комната с узким окном, выходящим во двор замка. Очага не было, но в этой части замка сохранялось тепло от кузницы благодаря специально спроектированным воздуховодам и дымовым трубам. Большую часть пространства занимала широкая кровать с изящно вырезанным сундуком в изножье. В одном углу стоял маленький столик с умывальником и купальными простынями, в другом — потертый стул с инструментами для строгания.

Оно было скромным. Практичным. А главное — здесь пахло им, насыщенным запахом мужчины, железа и мыла.

Бормоча что-то по-орочьи, Хакон придержал Вульфа, когда тот хотел последовать за ними, закрыв дверь, оставив его на ступеньках, а Эйслинн и себя в спальне. Одних.

С другой стороны двери донеслось отчетливое собачье фырканье и скулеж, за которыми последовал звук волосатого тела животного, спускающегося по ступенькам.

Эйслинн весело ухмыльнулась, но долго сдерживаться не смогла. Ее потянуло дальше в его комнату, и пульс затрепетал у нее в горле от предвкушения.

Кровать была аккуратно застелена и завалена одеялами, подушками и мехами. Несмотря на то, что он работал с огнем и молотом, казалось, ему нравились и мягкие вещи. Она осмелилась протянуть руку и провести рукой по одному из мехов в ногах кровати. Неужели он привез это аж из Калдебрака?

Он подошел к ней сзади, от обнаженной груди исходило тепло, от которого волосы у нее на затылке встали дыбом. Большая рука скользнула вокруг ее талии, притягивая к укутанной части его тела.

Приподняв ее подбородок костяшками пальцев, он поймал ее взгляд серьезным выражением лица.

— Все будет так, как ты захочешь, виния. Я твой, этой ночью и всеми последующими ночами. Но если ты придешь в мою постель, то только как Эйслинн. Просто Эйслинн. А я просто Хакон.

Слегка дрожащими пальцами она обхватила его лицо. Когда он наклонился навстречу прикосновению и повернул голову, чтобы поцеловать ее ладонь, она не смогла удержаться от улыбки.

— Это все, чего я хочу, — заверила она его.

Только она, только он. Ничего не может быть лучше.

Его улыбка расплылась по лицу, обнажив ямочку на щеке, и желание видеть это чаще разлилось у нее в животе. Он был слишком красив, глядя на нее вот так, с более длинными волосами на макушке, падающими на лоб, с черными ресницами, низко опущенными над голодными глазами.

— Пока, — сказал он. Когда она в замешательстве нахмурилась, он наклонился к ее губам, но не поцеловал ее. Вместо этого он позаботился о том, чтобы она не только услышала, но и прочувствовала на вкус его следующие слова. — Скоро ты поймешь, что можешь требовать от меня большего, гораздо большего. Все, что угодно, виния, и ты это получишь.

Его обещание погрузилось в нее с ужасающей радостью. Она не думала, что действительно поняла или осознала его обещание, пока нет, но то, что оно вообще было, питало уязвимую, сомневающуюся часть ее. Под его пронзительным взглядом ничто в ней не могло спрятаться: он видел все и не отводил глаз.

— Я хочу тебя, — прошептала она ему в губы. Однако, когда он захотел поцеловать ее, она мягко оттолкнула его. — И я хочу видеть тебя.

Хакон выпрямился, глядя на нее сверху вниз с таким желанием, что ей показалось, она вот-вот воспламенится. Коротко кивнув, он встал в центре комнаты, расставив босые ноги и свободно опустив руки по бокам.

Проглотив страхи, Эйслинн последовала за ним, сняв с его шеи банную простыню и повесив ту сушиться на запасной колышек. Голая и все еще слегка влажная после ванны, его кожа почти светилась в мягком свете фонаря. Два плоских соска были темнее, чем остальная его кожа, и тени танцевали на массивных мышцах, образующих грудь.

Небольшая россыпь волос спускалась по центру его тела, следуя за ложбинкой между грудными мышцами и разделяя живот пополам. Она исчезала под поясом свободных трико, которые низко висели на бедрах и почти не оставляли простора для воображения.

Закусив нижнюю губу, Эйслинн прикоснулась кончиками пальцев к этой великолепной груди. Она с восторгом наблюдала, как мурашки побежали по его телу, когда она провела пальцем по толстой талии, и пульс ощутимо забился у него на шее. У него не было поджарого, четко очерченного живота, который она видела у некоторых мужчин, таких как сэр Алаисдэр. Хакон был широким и крепко сложенным, на боках бугрились мышцы от работы с молотами и железом.

Он стоял совершенно неподвижно ради нее, если не считать глаз, которые следили за ней, пока она скользила пальцами по каждому кусочку плоти, до которого могла дотянуться.

Ее никогда не переставало удивлять, как приятно к нему прикасаться. Мягче, чем она ожидала, и глаже, это было почти как прикосновение к тончайшей коже, и все же лучше. То, как его плоть дрожала или вибрировала под ее пальцами, было более чем лестно, и к тому времени, когда она обошла его со спины, ее румянец был густым, а улыбка удовольствия широкой.

Настала очередь Эйслинн покрыться мурашками при виде его широкой, сильной спины. Он был сплошь мускулистым, а две раскачивающиеся при движениях лопатки отбрасывали огромные падающие тени. Она проследила за линией его позвоночника, в ложбинке между толстыми скоплениями мышц, покрывающих ребра и бедра.

Ее пальцы скользнули к ямочкам, подмигивающим ей чуть выше его ягодиц, и она не смогла удержаться, чтобы не скользнуть одним пальцем ниже пояса его трико. Не потребовалось особых усилий, чтобы скинуть влажные трико с округлых выпуклостей его зада, и в одно мгновение, когда он затаил дыхание, трико собралось у его лодыжек на полу, а он был абсолютно, восхитительно обнажен.

Пульс какофонией отдавался у нее в ушах, Эйслинн провела пальцами по упругости одной ягодицы, прежде чем провести ими по его боку и бедру и, наконец, обхватила его с другой стороны, чтобы…

О, благослови господь его родителей и всех предков.

Большой член гордо возвышался под нижней частью живота. Толстый ствол торчал из копны волос, а тяжелые яйца были зажаты между бедер. Зеленый, с большой веной, извивающейся снизу, его член выглядел внушительно даже для него, а головка, раздутая и почти сердитая, уже истекала перламутровой жидкостью. Он был знакомой формы, но, безусловно, непривычного размера.

Легкий трепет только подсластил ее любопытство и голод, и она позволила пальцам скользить вниз, вниз, вниз…

Она ахнула, почувствовав тепло на своей руке, но это заглушило его шипение.

Одна большая рука схватила ее, останавливая исследование.

Эйслинн не могла не надуться на него, испытывая легкое разочарование во всех смыслах этого слова. Она увидела свой приз и хотела получить его сейчас.

Хакон обожал, как она нахально дула губки, когда он остановил ее ищущую руку. По правде говоря, он не хотел останавливать ее, но было необходимо, чтобы он сделал это правильно. У него уже текли слюни, и он не выдержал бы ее рук, если бы она схватила его прямо сейчас.

— Я не могу прикоснуться к тебе?

— Судьба, да, — простонал он, — но если ты сейчас дотронешься до меня снова, я переверну тебя на живот и протащу на кровать.

У нее вырвался приглушенный звук.

— А что в этом плохого?

Хакон втянул в себя воздух. Судьба, она убила бы его этими большими, светящимися, голодными глазами.

Он должен был сделать все правильно — прочувствовать каждый миг. Возможно, это был его единственный шанс. Он поверил ей, когда она сказала, что уверена: именно этого она хочет — хотя бы на эту ночь. Но только время покажет, удастся ли ему снова завоевать ее сердце. Последняя рациональная мысль твердилa: он должен подарить ей воспоминания, которых хватит надолго.

И все же он не удержался от обещания:

— В следующий раз, любимая.

Надутые губы задержались в этой капризной гримасе всего на мгновение, прежде чем брови изогнулись в легкой ухмылке, и она шагнула к нему. Судьба, черт возьми, решила, что если он и обожал ее надутые губки, то от игривой улыбки терял голову.

Ее руки скользнули вверх и вниз по его груди, плечам и, зажав отчаянный, пульсирующий член между собой, она сделала выбор.

Тонкая ткань ее халата шелковисто скользнула по нижней части, и Хакон не смог сдержать очередного шипения жгучей боли. Набив руку этим халатом, он мял его, чувствуя, как ее теплая плоть подается пальцам.

Низкий, удовлетворенный гул глубоко в ее горле чуть не свел его с ума.

Набравшись сил, Хакон еще раз отстранил ее от себя на шаг, чем заслужил очередную гримасу. Настала его очередь самодовольно улыбнуться ей, когда его пальцы быстро распутали узел на ее талии, удерживающий халат завязанным.

Красная ткань каскадом соскользнула с плеч, и он повесил ее на столбик кровати. Свет фонаря делал белизну ночной рубашки почти прозрачной. У него пересохло во рту, когда он увидел ее тенистые очертания, широкие бедра, округлости попки, а также женственную выпуклость нижней части живота. Тяжелые груди выпирали из выреза, соски упирались в ткань, умоляя о внимании.

Опустившись на одно колено, Хакон подхватил подол рукой и начал поднимать его. Он наблюдал за ее лицом, хотя отчаянно хотел увидеть каждый драгоценный дюйм обнаженной кожи, чтобы убедиться, что она не хочет, чтобы он останавливался.

Она оказалась всего на голову выше него в этом положении, и ему не составило труда задрать ночную рубашку до бедер. Закусив губу, она смотрела на него с одним лишь желанием и возбуждением. Все, о чем он когда-либо мог мечтать.

Сердце Хакона чуть не выскакивало из груди, когда он задрал ночную рубашку ей до пояса. Эйслинн подняла руки, и затем ее ночная рубашка была снята и брошена на сундук.

Она стояла перед ним обнаженная, сияющая и гораздо прекраснее, чем он когда-либо мечтал. Разве не это она сказала на свадьбе — жених должен беспокоиться о том, что упадет в обморок от красоты своей невесты?

У него действительно закружилась голова, когда он откинулся на другую ногу, чтобы иметь возможность смотреть на нее во все глаза.

Когда ее мягкие золотистые волны ниспадали на спину, он мог беспрепятственно любоваться ее совершенством. Сильные руки были гибкими и золотистыми от солнца, а ключицы казались двумя изящными крыльями чуть ниже шеи. Несколько веснушек усеивали ее грудь, а идеальные груди дразнили его большими розовыми сосками. Ее талия была тонкой, переходя в широкие бедра. Аккуратный пучок волос скрывал ее лоно чуть ниже небольшого изгиба живота. Ее бедра были идеальными, икры — стройными, а лодыжки — удивительно драгоценными.

Прошло несколько мгновений, прежде чем он осознал, что таращится на нее, и по тому, как она старалась не раскачиваться и не ерзать, он понял, что это было усилие оставаться неподвижной и позволить ему посмотреть.

— О, виния, — пророкотал он, обхватив руками ее бедра и привлекая к себе, — ты само совершенство.

Ее улыбка была застенчивой, не такой надутой или дерзкой, как раньше, но он примет это. Скоро они узнают друг друга во всех отношениях. Его целью в жизни, его долгом и удовольствием было изучать ее и все, что ей нравилось. Всегда.

Хакон неторопливо покрывал поцелуями ее живот, улавливая намеки на ее аромат удовольствия. Слава богам, он был, но ему нужно, чтобы она утопила его в этом аромате. Его большие пальцы прошлись по ее тазовым костям, пока он целовал тело, до самой грудины, а затем прикусил теплую нижнюю сторону ее грудей.

Со стоном он зарылся лицом между грудей, тяжело вдыхая аромат. Идеально, она пахла так идеально. От нее пахло домом. Как от него.

Пара.

Ничто и никогда не пахло, не ощущалось и не имело вкуса лучше, чем она. Ничто.

Она тихонько ахнула, коснувшись его лба, когда он обнял ее и встал, увлекая за собой. Через мгновение он откинул одеяла и меха, а Эйслинн легла в центр.

Она слегка пошевелилась, проводя руками по одеялам и простыням, и Хакон заурчал от удовольствия при виде этого. Ее место было здесь, в его постели, рядом с ним.

Хакон навис над ней, удерживая свой вес на руках и коленях. Его член уперся в живот, когда он увидел ее под собой, как она приветственно улыбнулась и провела пальцами по волосам на его груди.

Однако это зрелище заставило его призадуматься. Она была намного меньше его. Он всегда знал это, но каким-то образом, когда она лежала под ним, он остро понял, как он мог раздавить ее по неосторожности.

Никогда. Никогда не причиняй ей вреда, только радуй.

Таково было его намерение, но в этот первый раз — медленно. Ему придется действовать медленно.

Неважно, что скажет зверь или лисица.

— Ты раньше с кем-нибудь спала? — спросил он. Пока это был не тот, с кем он виделся ежедневно, он думал, что сможет умерить свою ревность.

— Да, но это было давно. И с человеческим мужчиной, — ее руки погладили его грудь и плечи, когда на лице появилось задумчивое выражение. — А ты?

— Да.

— И у тебя всегда с человеческими мужчинами? — поддразнила она.

Он фыркнул от смеха.

— Боюсь, что это была оркцесса.

— Хм, — вернулось то задумчивое выражение. — Полагаю, намного крупнее меня?

— Да.

Наклонившись к ней, Хакон не смог сдержать стона, когда ее ноги раздвинулись, и он оказался между ними. Он прижался к ее телу, их формы слились так идеально, что ему потребовалось мгновение, чтобы перевести дыхание. Мягкая податливость ее тела почти свела его с ума, и яйца напряглись от желания.

Хакон осыпал поцелуями ее лицо и шею, прежде чем спросить:

— Скажи мне, что тебе нравится, виния.

Она издала задумчивый звук, эти злые руки дразнили его вверх и вниз по бокам.

— Гон — звучит интригующе.

Он издал смешок в изгиб ее шеи.

— А ты готова к гону?

Хакон просунул руку между ними, пальцы нащупали теплое влагалище, спрятанное между ее бедер. Он почувствовал ее резкий вдох, когда опустился ниже, игнорируя ее клитор, чтобы вместо этого подразнить кончиком пальца отверстие. Она застонала от желания, но этого было недостаточно

— Еще не совсем, — сказал он ей, — мне нужно еще поработать над тобой.

Он заглушил ее протесты поцелуем, завладев губами и языком. Судьба, она была такой вкусной. Отвлеченная дразнящим языком, Эйслинн согласилась играть в эту игру, прикусив его нижнюю губу и проведя языком по клыкам в отместку.

Один из ее больших пальцев нашел и обвел его сосок, в тот же момент ее губы поймали его язык и пососали.

Хакон качнулся вперед, член уперся в ее бедро.

— Судьба, — простонал он.

Он приподнялся на локтях, чтобы немного отстраниться от ее порочного рта. Его член запульсировал от ее самодовольного выражения лица, и он захотел увидеть это снова.

Но сначала…

Хакон поставил перед собой завидную задачу — заниматься с ней любовью, чередуя с поцелуями. Он начал с ее брови, следуя вниз к изгибу щеки и переносице. Он попробовал ее губы на вкус, но не задержался на них, как бы она ни искушала его, обвивая языком его уста, и проследовал по элегантной линии ее шеи вниз к горлу.

Он попробовал на вкус впадинку у основания, лизнул между ее ключицами, прежде чем покрыть поцелуями плечи и предплечья. Он не пощадил ни одной ее части — приподнялся, чтобы поцеловать предплечье, внутреннюю сторону локтя, запястье, ладонь. Поцеловал каждый кончик пальца, каждую костяшку. Когда одной руке было отдано должное, он положил ее себе на плечо и взялся за другую, чувствуя себя почти пьяным от того, как она наблюдала за ним из-под тяжелых век.

Затем он поцеловал ее в грудь, где почувствовал, как бьется ее сердце под его губами. Каждой груди было уделено пристальное внимание, поцелуи и покусывания с нижней стороны, а также долгие ласки языком по торчащим соскам.

Эйслинн застонала и задвигала бедрами, пытаясь найти хоть немного облегчения, но он не давал этого, пока.

Он мог бы провести так всю ночь, дразня и играя с ее грудью, но когда она снова заерзала, Хакон заставил себя опуститься ниже. Он поцеловал бархатную кожу каждого ребра, затем провел языком по пупку. Она вздрогнула от смеха, затем застонала, когда он запечатлел покусывающий поцелуй чуть выше ее лона.

Затем последовало неодобрительное рычание, когда он проигнорировал ее влагалище и вместо этого побаловал вниманием ее бедра. Его язык дразнил впадинки тазовых костей и подколенные. Он поцеловал линию ее голени, держа маленькую лодыжку так, так нежно. Поцеловал верхушки ее ступней, как и каждый пальчик на ноге.

Когда вся она была тщательно расцелована, Хакон откинулся на пятки и улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ, когда он начал подползать к ней, но улыбка быстро исчезла с возмущенным фырканьем, когда он просунул руку под нее и перевернул ее за бедра на живот.

Перекинув волосы через плечо, чтобы она могла хмуро посмотреть на него в ответ, она спросила:

— А что случилось с тем, что я могу делать все, что захочу?

— Я ничего не говорил о том, как быстро, — ответил он, целуя ее обнаженное плечо. — Поверь мне, виния. Ты можешь вести себя хорошо и быть терпеливой ради меня?

Протянув руку к ее шее, чтобы поддержать голову, он услышал ее нерешительное ворчание.

— Полагаю, я и так долго ждала. Что значит еще немного?

Хакон усмехнулся, но получил легкий шлепок по боку за эту дерзость.

— Осталось недолго, — сказал он ей, когда она со стоном уткнулась лицом в подушки.

Отпустив ее, он вернулся к своим ласкам. Губами и языком он изучал углы ее лопаток и изгиб позвоночника. Он нанес на карту каждую веснушку на спине, очарованный цветными крапинками на идеальной, упругой коже.

Когда он добрался до ее задницы, то ничего не смог с собой поделать. Он уткнулся лицом в одну ягодицу, а другую обхватил ладонью. Его пальцы погрузились в ее мягкую кожу, и со стоном он впился поцелуями в каждый изгиб.

Прошло много времени, прежде чем он наклонился, чтобы поцеловать ее бедра и икры. Поцеловал каждый изгиб ее ступни, а также лодыжки и тыльную сторону коленей.

Хакон снова воспрянул духом, уже такой сытый. Судьба, чего бы он только не отдал, чтобы провести остаток своих дней в этой постели, поглощая ее. Он перецеловал почти каждую частичку ее тела и хотел этого снова, навсегда, всегда.

Однако у его упрямой подруги были другие идеи.

— А сейчас? — спросила она его через плечо, ее брови изогнулись так, что у него запульсировало сердце.

Он лукаво улыбнулся ей.

— Сейчас мы посмотрим, готова ли ты.

Она открыла рот, чтобы спросить, но вместо этого комнату наполнил вздох восторга, когда он обхватил ладонью ее бедра и развел их в стороны. Он побудил ее приподняться на колени и заурчал от голода, когда все было открыто для ищущих пальцев.

Ее запах пронзил его насквозь, уже не намекая, а всепоглощая. Из груди вырвалось довольное рычание, и он не смог удержаться, чтобы не зарыться лицом между ее бедер и попробовать. Эйслинн вскрикнула и дернулась, когда он провел языком от клитора к влагалищу.

— Это, — простонала она, — это доставляет мне удовольствие.

Он облизнул губы, когда привстал, ухмыляясь, увидев, как она начала дрожать.

— Я думаю, ты почти готова, виния, — сказал он, подходя к ней сзади.

— Почти? — возмущенно прохрипела она.

Хакон заурчал в знак согласия, наслаждаясь ее стоном, когда уперся членом между щедрых округлостей ее зада. Он наблюдал, как дрожь пробежала по ее позвоночнику, и она снова прижалась к его бедрам.

Вид зеленой плоти, прижатой к ее, едва не порвал последнюю нить его самоконтроля. Неторопливые поцелуи тоже сделали свое дело, погрузив его в дымку более мягкого удовольствия — но ее вкус, ощущение, как она убаюкивает его член, был таким совершенным…

На свете нет мужчины удачливее меня.

Хакон положил одну руку на кровать рядом с ее головой, и его сердце забилось быстрее, когда она немедленно потянулась, чтобы схватить его за запястье. Покачивая членом напротив ее задницы небольшими, контролируемыми движениями, другой рукой он требовал того, чего так отчаянно ждал.

Подушечки пальцев скользнули по ее гладкой коже, сразу же пропитавшись желанием. Он на мгновение подразнил ее клитор, вознаграждая за терпение, и упивался видом того, как она откидывается назад на его руке, ища удовольствия, с закрытыми глазами и приоткрытыми в сосредоточении губами.

Прежде чем она успела кончить, он скользнул пальцем обратно к ее отверстию и толкнулся внутрь. Первый палец не встретил сопротивления, ее мышцы жадно втянули его глубже. Второй палец сделал несколько медленных толчков, двигаясь с ее бедрами. Третьему было туго, и он надавил на кольцо мышц, прежде чем, наконец, почувствовал, что ее сопротивление ослабло.

Все тело Эйслинн содрогалось, а голова металась взад-вперед по подушкам, когда он коснулся текстурированного участка гладкой кожи внутри нее.

— Хакон, — простонала она, — Хакон, Хакон…

— Вот так, виния. Кончи для меня вот так.

Костяшки ее пальцев, вцепившихся в простыни, побелели, и, негромко вскрикнув, она кончила под ним. Лоно сжимало его пальцы и втягивало еще глубже, когда бедра прижались к нему. Влажные шлепки плоти наполнили комнату, и Хакон почти потерял себя в аромате ее оргазма, густом и сладковатом.

Семя вытекло из головки его члена, бисеринками стекая по ее заднице и скапливаясь на пояснице. Их ароматы смешались, пробуждая каждую первобытную часть его существа, от которой он так старался избавиться.

Он ждал так долго, как только мог, но ее звуки и ощущение того, как она кончает с его пальцами внутри, лишили его остатков самообладания и здравомыслия. Прежде чем она полностью пришла в себя после оргазма, он перевернул ее на спину.

Нависая над ней, он рукой провел своим членом по горячим, пульсирующим губам ее влагалища. Покрываясь ее соками. Запечатлевая ее желание на своей коже. Запечатлевая ее запах в своем сознании.

Судьба, да. Он хотел всего.

Она наблюдала за ним страстными глазами, прикусив нижнюю губу, пока он ласкал ее. Он выдержал этот взгляд, утопая в золотистом блеске глаз, пока смаковал момент.

Ее влагалище пульсировало у члена, и это было все. Хакон больше не мог этого выносить.

Направив головку в ее вход, он протолкнулся на дюйм внутрь, прежде чем упасть на нее. Она приветствовала его с распростертыми объятиями, ее бедра обхватили его, а лодыжки сомкнулись на пояснице. Как будто он попытается сбежать. Никогда, он никогда не хотел расставаться с ней. Теперь она застряла с ним навсегда.

Он принадлежал ей.

— Виния, — он потерся о ее щеку, погружаясь глубже.

Он неумолимо продвигался вперед, не быстро и жестоко, как ему хотелось, но, тем не менее, его было не остановить. Эйслинн запрокинула голову, и он поцеловал линию ее шеи, чувствуя, как ее стон вибрирует под его губами.

Несмотря на все приготовления, она все еще была такой тугой, что у него перехватывало дыхание. Он горел желанием двигаться быстрее, выгибаться, бороться и пробиваться, но заставил себя двигаться медленно и размеренно.

Сухожилия на ее шее рельефно проступили, когда она тяжело задышала под ним. Ее пальцы, как когти, вонзились в плоть его плеч.

Когда он вложил половину члена в ножны, то заставил себя остановиться и спросить:

— Все в порядке?

Она отрывисто кивнула, но он не стал продолжать. Вид слез, блестевших в уголках ее глаз, почти поверг его в панику.

— Эйслинн…

— Это больно, но хорошо, — пробормотала она.

— Хорошо?

— Очень хорошо, — она схватила его за волосы и дернула. — Не смей останавливаться.

Это было все, что ему было нужно. Хакон приподнял ее бедра, положив руку под поясницу. Она ахнула, когда он с гораздо большей легкостью скользнул внутрь еще на дюйм, и Хакон удерживал ее неподвижно, продолжая двигаться уверенными толчками, пока, наконец, слава всем богам старым и новым, он не проник внутрь по самое основание.

Дрожа всем телом, Хакон с трудом мог поверить, что он похоронен глубоко внутри своей пары.

Оркское проклятие сорвалось с его губ при виде ее. Это было почти непристойно, розовая плоть так широко раскрылась, что темно-зеленый корень его члена исчезал внутри нее.

Именно там мое место.

Припадая на локти, Хакон больше не произносил ни мыслей, ни слов. Он был только движением, бедра входили в его теплую, мягкую, совершенную пару. Она встречала каждый толчок, двигаясь в тандеме. Смазка стекала между ними, покрывая его бедра и провоцируя самые непристойные, восхитительные звуки.

Они дышали в унисон, пока тела раскачивались вместе. Она последовала за ним вверх, а он погнался за ней вниз, идеальный ритм, который украл мысли из его головы и дыхание из легких. Капли пота делали ее сияющей в тусклом свете, и он облизал то место, где они собирались во впадинке у нее на шее.

Его темп ускорился, кровать заскрипела под ними, пока он искал освобождения, которое преследовало его с тех пор, как он впервые встретил ее. Его рука была ничем по сравнению с ней, и никогда больше не будет достаточно хороша. Никто бы не был. Он не годился ни для кого и ни для чего другого.

— Идеально, — пророкотал он, — ты идеальна.

— Хакон!

Он внял ее мольбе, сомкнув их рты так же, как он запечатал свой член внутри нее, двигаясь вниз. Приподняв ее немного выше, он повернул ее именно так, чтобы его лобок касался ее клитора при каждом толчке. Она крепко, как тиски, сжалась вокруг него, ее пятки впились ему в спину, а раскачивающиеся бедра задрожали и стали неистовыми.

Голова Эйслинн откинулась на подушки, и он почувствовал мощную пульсацию ее оргазма. Хакон уткнулся лицом в ее шею и отпустил, изливаясь в свою пару. Влажные шлепки от их яростных занятий любовью почти затерялись в потоке его крови и сильном биении ее сердца у его уха.

Он принес себя в жертву в ее объятиях, вспыхнул страстью и вновь преобразился.

Она открылась ему, впустила его в себя, и когда он рухнул в ее объятия, они стали единым целым.

Словно звенья цепи, он услышал, как защелкнулись узы между ними, и вся его суть сосредоточилась вокруг нее.

Она будет принадлежать ему, так или иначе, но сейчас, в этот самый момент, он принадлежал ей. Навсегда.

— Т’рат рус теньяр, — пророкотал он по-орочьи, входя в нее в последний раз. Мое сердце принадлежит тебе.

Он не знал, слышала ли она это перед тем как кончила: он едва помнил, как произнес слова, когда его поглотили муки кульминации. Но от этого фраза не стала менее правдивой. И когда много мгновений спустя их тела немного остыли, а сердцебиение начало замедляться, решимость Хакона окрепла.

Она будет со мной всегда. Он вцеловал это обещание в ее кожу.