Княгиня Евдокия 5 (СИ)

Глава 7

— Иван Иваныч, мерзкий тать возомнил себя гением злодейства, а я так в новостях напишу, что у него земля под ногами гореть будет! Всем миром ловить будем его.

— Дунь, а если мы всех иноземцев переловим? — засомневался царевич. — Ты же сама говорила, что нет у тебя примет!

— Он умный, зараза! А люди умников завсегда видят, так что невиновные не пострадают.

— Да неужто? — опешил юноша. — Вот только в тебе люд умницу отчего-то не распознал, — съязвил он.

— Как же это? — искренне удивилась Евдокия и даже с сожалением посмотрела на царевича. — Иван Иваныч, во-первых, мне всегда больше всех пересудов достаётся за мою прозорливость, а во-вторых, меня все любят и называют разумницей!

— С придурью, — поддел царевич и засмеялся.

Евдокия замерла с открытым ртом, позабыв, что хотела сказать, но царевич смеялся столь беззаботно, как-то по-детски, что она тоже засмеялась.

— Да ну тебя, — отмахнулась она, признавая его правоту и даже не думая обижаться.

Уж ей ли не знать, какие характеристики дают в народе каждому знатному человеку! Чаще всего насмешливые или злые, но ими всё одно гордятся. Да что говорить, если бояре и князья гордятся прозвищами, даже глупыми, а про Евдокию знают все от мала до велика.

— Дунь, ты погоди воевать со злыднем, — отсмеявшись, царевич благожелательно посмотрел на подружку. Он даже пожалел, что на той охоте её не было рядом. Уж вместе бы они не дали себя запутать и сразу во всём разобрались!

— Я согласен с Репешком, тут нельзя нахрапом действовать. Дождемся Семёна Волка, послушаем, что он вызнал и чего надумал, а уж опосля решим.

Евдокия вынужденно кивнула, хотя перспектива пламенного наскока казалась ей удачной. Тактика «пошурудить палкой в муравейнике» её никогда не подводила. Но если есть желающие скрупулезно разгребать случившееся, то мешать им глупо. Лишь бы не отступили.

— Ну чего ты скисла?

— Да так… думаю. Хочется поскорее со всем разобраться и жить спокойно.

— Неужели? — хмыкнул Иван Иваныч. — Ты и покой несовместимы!

— Да ты что! Разве ты не знаешь, что самое моё любимое дело — ничего не делать! — возмутилась боярышня. Царевич засмеялся.

— А я больше всего люблю читать, — признался он. — Была б моя воля… — он мечтательно посмотрел наверх, но вместо неба там был потолок подземного хода.

— Было бы ещё чего читать, — буркнула боярышня. — Если бы не я, то все тут умерли бы от читательского голода!

— Знаешь, а я тоже думаю написать сказку, — вдруг признался он.

— Ты? — не поверила боярышня. — Сказку?

— Да, страшную. Помнишь, как мы в детстве пугали друг друга?

— Иван Иваныч, при всём моём уважении ты можешь написать умную сказку, но никак не страшную.

— Думаешь?

Евдокия сделала вид, что глубоко задумалась, а потом кивнула.

— Дунь, ты ничего не чувствуешь? — неожиданно серьёзно спросил царевич.

— Чего? — настороженно спросила она, беспокойно оглядываясь. Вокруг было темно и только тени в неверном свете зажжённой лучины дрожали.

— Как по тебе ползёт… — Иван Иваныч опасливо отступил от неё.

— Что? — занервничала Дуня. — Сними с меня это! Где оно? — завертелась она, обстукивая себя по рукавам, бокам, голове.

— Снять? Нет! Нет! А вдруг оно на меня кинется! — в притворном ужасе возопил царевич и, хохоча, бросился бежать, увлекая за собой свою охрану.

— Иван Иваныч! Ты куда? Не оставляй меня здесь! — все ещё пытаясь с себя снять неведомое нечто, побежала следом Евдокия и только через несколько шагов до неё дошло, что царевич напугал её.

— Ах ты! — воскликнула она.

— Ага, я! — смеялся парень. — Ну что? Могу я написать страшную сказку?

Евдокия поклонилась, признавая свою неправоту.

— То-то же! — он наставительно вздел палец.

Они чуть не заплутали в подземных ходах, но царевич вовремя остановился и вывел Дуню с ее сопровождающим наверх. Сам же отправился дальше. Его охрана следовала за ним молчаливыми тенями, пряча в бородах улыбки.

Выйдя наверх, Евдокия глубоко вдохнула воздух свободы. Всё-таки подземные ходы навевали ей недобрые воспоминания. Она весело посмотрела на Балашёва и огляделась.

— А мы недалеко ушли от разбойной избы, — с облегчением произнесла она.

Кузьма с любопытством огляделся, окрикнул Илью с воями. Те подбежали, и Дуня решительно направилась к Марии Борисовне, чтобы рассказать о том, что узнала.

Царица выслушала её и повторила повеление Репешка тихо сидеть, дожидаясь царёва повеления. Дуняше хотелось обиженно воскликнуть, что если бы её поставили в известность о том, что на записки Никитина ловили шпиона, то она уже принесла бы им его на блюдечке, но промолчала. После покушения на царевича в Кремле стало напряженно, и махать флагом с лозунгом «Вот я какая!» было неразумно. Больше дел у боярышни не было, и она отправилась домой.

Ко всеобщему удовольствию дом преображался на глазах и становился уютным. Дуняша объявила домочадцам приход осени и расставила повсюду вазы с осенними букетами. Этот поступок запустил процесс вдохновения, и все занялись украшательством.

Милослава вспомнила о картинах дочери и развесила их где только можно. Получилось аляповато, но уютно и интересно. Ключница принесла из оранжереи горшки с южными растениями и украсила ими подоконники.

Сообща расставили привезённую мебель и дом больше не казался пустым. Особенно уютными стали те комнаты, где разместили ковры. Из-за ковров все спорили до хрипоты. Дуня хотела укрыть ими пол, но домашние требовали повесить эдакую красоту на стены, как гобелены в замках. Победило большинство, но только касательно больших заморских ковров. Маленькие же, домотканые, заняли своё место у кроватей.

В доме для слуг тоже многое изменилось. Мебель там ещё не всем подвезли, но старики с детишками целыми днями мастерили полочки, скамеечки, коробочки, вешалки и прочую мелочевку. Рукодельничали они во дворе и из хозяйского дома все было хорошо видно.

У Дорониных началась пора гостей. Наконец-то отпраздновали новоселье, а поток гостей не иссякал. Поначалу Евдокия активно участвовала в приеме гостей, но вскоре скинула хлопоты на маму и деда. Отец уехал проверять подготовку кирпичного завода имени царя к зиме и повёз туда Гришку с семьей. Дуня же с нетерпением ждала новостей.

Волк уже вернулся, но оставался неуловимым. Сестра только руками разводила, говоря, что в этот раз муж молчит и строго настрого приказал не лезть в это дело. А у Маши читатели страдают, ожидая новых историй с участием Пятачка.

Дуня на всякий случай сходила в гости к отцу Семёна. Повод был — новоселье! Но Григорий Волчара лишь намекнул ей, что скоро она всё сама узнает. Смирившись, что расследование идет без неё, Дуня ответственно ходила на работу в царицыны палаты и в Думу, ожидая решения царя.

Очередной день выдался пасмурным. Утром даже подморозило немного, но в меха рядиться было рано. Евдокия как обычно поехала с дедом в Кремль. Сегодня был день сбора Думы, и боярышня привычно заняла своё место, игнорируя ворчание стариков.

На пялившихся на нее новеньких она не обращала внимание. Время от времени в Думу приглашали князей, чтобы решить связанные с ними вопросы, и их Дуня называла новенькими. Бывало, что кто-нибудь из них тыкал в неё пальцем, возмущаясь её присутствием, но бояре с удовольствием осаживали их. Тот же Протасьич считал, что на вездесущую Дуньку лаять имеют право только свои.

Вытащив из сумочки письменные приборы, Евдокия заранее записала те вопросы, которые Дума вновь будет обсуждать. До сих пор мусолилась тема посольства в Молдавию к Стефану и возможная женитьба Иван Иваныча на малолетней Елене.

Не утихал спор о необходимости союза с бывшими правителями Валахии Басарабом или Владом. Сейчас там на престоле вновь сидел Раду Красавчик, но никто не сомневался, что Влад с удовольствием воспользуется помощью и расправится с братом.

Евдокия уже неплохо знала историю Влада и знала, что Раду юношей был вместе с ним заложником у султана. Вот только потом Раду пошёл вместе с султаном воевать для него свои же земли, свергать отца со старшим братом, а Влад остался верен православию и родичам.

Но Дума никак не могла понять, почему молдавский Стефан проталкивает на престол Валахии Басарабу, а не Влада. Версий было много и пока что это мешало прочертить линию поведения для возможного посольства.

Но не только этот вопрос оставался нерешенным в Думе. Боярыня Кошкина прислала письмо с просьбой подсобить с шитьем русского платья, вошедшего в моду у фрязинов. В процессе обсуждения выяснилось, что сами платья фрязины шьют без нас, поскольку ткань у них качественнее, но потребны жемчуга, лалы, меха и готовые головные уборы.

И опять-таки Евпраксия Елизаровна выслала запрос на шубки моделей последнего года, сапожки, суконные и меховые шапочки, диадемы, височные кольца. Все это дотошно разбиралось в Думе, поскольку список боярыни не просто увеличивал объём торговли, а добавлял совершенно новые позиции.

Дуня же только горько вздыхала, слушая как бояре выясняют какая была мода на шубки в прошлом году. Ей даже показалось, что они вновь насмешничают, потому что несмотря на все ее усилия мода оставалась заключена в оковы традиций и символизма. Менялись только застежки, цвет меховой опушки и наличие или отсутствие валяных украшений. Но нет, бояре были серьёзны.

А вообще, они радовались: доходы от экспортной торговли росли, как на дрожжах. Мастерские во всех крупных городах продолжали множиться и ширится, создавая рабочие места и повышая уровень жизни, а вместе с этим подстегивалась востребованность в сырье, и его заготовка уже не стоила копейки.

Договор Ивана Васильевича с Людовиком против ганзейского торгового союза, пошёл на пользу обеим странам.

Помимо торговли сегодня в Думе должны были обсудить городские выгребные ямы. Так получилось, что теперь ямы стали источником селитры, удобрения, червяков, тепла и вони, которую розмыслы культурно назвали газом. Людям стало казаться, что они отдают золотарям немыслимо ценный продукт и хотели получить с этого поблажки в налогах. Вопрос смешной, но набирающий силу. К сожалению, слухи о червяках, дармовом тепле и выходящем наружу газе были сильно преувеличены. Впрочем, размножение червяков все же грозило выйти на окупаемость, поскольку их с удовольствием ела домашняя птица, а вот выделяющееся тепло при брожении и газ — это перспектива.

Остальные вопросы будут заслушаны в Думе впервые. Евдокия видела в приёмной воевод, держащих города на границе с Литовским княжеством. Они наверняка попросят усилить укрепления.

А ещё она видела псковичей с новгородцами, надеющихся урезать аппетиты Ливонии при помощи царского войска. В далеком будущем боярышня даже не подозревала, что многие земли Ливонии начали осваивать русские князья, и если бы они не пустили туда монахов для миссионерской деятельности, то продолжили бы это делать.

Заседание Думы началось.

Евдокия слушала и помечала темы, которые пойдут в новостные листки. Одновременно рисовала бояр в виде зверюшек. Не без удовольствия она изобразила Протасьича в виде старого барсука, Кошкина вальяжным котом, Плещеева кабаном… Все эти зарисовки будут отпечатаны на почтовых конвертах, кои стали пользоваться огромным спросом. Евдокия млела от удовольствия, зная, что благодаря ей зародилось общество ценителей прекрасного в бытовых вещах. Можно сказать первые филателисты!

— Перерыв! — объявил глашатай, и девушка встрепенулась.

В палаты вошли царицыны слуги, внесли столы и поставили их вдоль стены, после принесли закуски. Бояре оживились, потянулись к угощению, устроенному наподобие фуршета. Старый Протасьич ворчал, что ему не дойти до стола и вот раньше ему больше нравилось. Евдокия вздыхала, набирала на поднос закуски и приносила их ему в руки. Еремей Профыч ругался, но Протасьич был из старого княжьего рода и умаления чести для Дуни не было.

— Продолжаем работу! — призвал всех к порядку распорядитель.

— Вздремнуть бы сейчас, — начались привычные сетования.

— Бояре, не спать! — весело объявил Иван Васильевич, входя в палаты.

Евдокия украдкой зевнула и в который раз бросила взгляд на окно. Его бы открыть и проветрить, но оно не открывается. Она подготовила чистый лист для новых записей и вновь зевнула, а потом ещё раз.

— Ты можешь идти отдохнуть, — ласково обратился к ней Иван Васильевич и Дуня зажала себе рот рукой, изображая преданный взгляд.

Её этой мнимой ласковостью уже давно не обмануть. Несмотря на сто тыщ раз доказанную ею полезность, царь не упускал случая проверить её стойкость. Евдокия подозревала, что ему нравится дразнить её, но этим грешили все бояре, так что она уж привычная.

Бояре на её креслице выливали клей, подпиливали ножку, на столике оставляли зазубрины, а однажды подложили тухлое яйцо, но этого шутника потом сами же посохами побили. И вот устроят они диверсию и смотрят, что она будет делать. Весело им*! Особенно им нравилось, когда она ругалась, что они как дети малые. Тогда все начинали хохотать…

— Бояре! Шлём посольство к Стефану иль нет? Пора уж решить, а то на зиму мы наметили поход в Ливонию и хорошо бы его возглавить царевичу.

— Царевичу должно остаться! Вот родит сына и пущай едет куда хошь, а пока что пусть под нашим доглядом правит. Ты же езжай воевать, царь-батюшка. Тебя мы отпускаем!

Иван Васильевич хмыкнул и подал знак распорядителю. Тот вышел из палат пригласить кого-то, а царь повторил свой вопрос:

— Посольство шлём или нет?

Он требовательно смотрел на Думу, и бояре начали высказываться:

— Ну-у, пущай едет посольство, чего уж.

— Посватаемся к Елене, но она ж ещё дитя. Это сколько нам наследника ждать?

— А не рано ли вы меня хороните и сына моего? Все будет в срок!

— Так дела-то нынче какие творятся? Враги повсюду!

— Так ложись в домовину! Тут свободнее станет, — тут же ответили бояре с противоположной стороны, но спор разгореться не успел. Царь стукнул посохом и объявил:

— Я вас выслушал и вот вам моё решение. Посольству быть! И сын мой поедет вместе с дьяками посольскими, посмотрит на дочку Стефана.

— Не отпустим царевича!

— С сыном поедет мой брат Юрий.

Евдокия торопливо скрипела пером, сокращая слова и усмехалась. Царю надоело ждать, и он сам все решил. Народ будет в восторге: царевич едет невесту смотреть. Новости из дальней дали будут расхватываться, как горячие пирожки. Она уже прикидывала кого бы послать с царевичем, как двери раскрылись и был объявлен князь Дмитровский Юрий.

Боярышня удивлённо подняла голову и увидела, как в палаты входит Юрий Васильевич. Сделал несколько шагов, поклонился царю, кивнул боярам и другим князьям, а потом поклонился ей. Евдокия подскочила, поклонилась ответно, а бояре оживились.

— Это чего это? — прокаркал Протасьич. — Дмитровский на нашу Дуньку зарится?

— А тебе какое дело? — подскочил её дед.

— Завидуешь? — поддержал его Репешок.

— И чего проснулся? — недовольно буркнул Кошкин на Протасьича.

Сторонники старого боярина ответили, и в Думе поднялся гвалт.

Евдокия села, схватилась за перо и сделала вид, что ужасно занята. Юрий Васильевич смотрел на неё, она это чувствовала.

Царь несколько раз стукнул об пол посохом и в палатах установилась тишина.

— Юрий, слушай мой наказ, — обведя всех грозных взглядом, обратился Иван Васильевич к брату. — Поедешь с царевичем смотреть ему невесту и будешь беречь его.

Юрий Васильевич поклонился, принимая службу. Евдокия сообразила, что всё было обговорено заранее.

— В дорогу отправитесь, как только в Москву приедет матушка Аграфена. Она возьмёт под своё покровительство Еленку, если у вас со Стефаном всё сладится, и он разрешит дочери жить у нас до её взросления.

Евдокия бросилась записывать речь царя и не сразу догадалась, что говорят о её бабке Аграфене. Конечно, та не настоятельница монастыря, как её сестра Анастасия, но с девочкой она должна будет легко найти общий язык.

Дуня одобрительно кивнула решению царя и уже рассчитывала просить бабушку присылать ей заметки для новостных листков. Даже название придумала: «Путевые очерки».

Вдохновение мгновенно захватило боярышню, и она даже уже начала накидывать темы, которые будут интересны читателю. И можно сделать дополнительные тиражи…

— Боярышня Евдокия поедет с посольством и её поручением будет развлекать в дороге маленькую господарыньку, дабы девочка не пугалась новых людей и учила язык, коли будет в том надобность.

Евдокия всё быстренько записала, пробежалась глазами по своим записям и только после этого недоуменно уставилась на царя.

— Все, Дунька, выпроваживают тебя, — захихикал Протасьич, но его никто не поддержал. Наоборот, бояре стали предлагать своих дочерей в сопровождающие к маленькой дочери господаря.

— Иван Васильевич, не мог бы ты повторить, что сказал? — растерянно попросила Евдокия. Царь недовольно поджал губы, посмотрел на новую склоку бояр, на злорадно смотрящего на Евдокию писаря и вздохнув, произнес:

— Ну чего тебе непонятно? Отправляю тебя с царевичем восвояси.

— Да как же вы все тут без меня? — удивилась она, но по виду Ивана Васильевича поняла, что прекрасно обойдутся. — У меня дом не обжит и зима на носу! — возмутилась Евдокия, не желая расставаться с мечтой провести наконец-то зиму в новом доме.

— Дунька! — рявкнул дед, издалека поняв по виду внучки, что она спорит с царём.

Евдокия оглянулась на грозящего кулаком деда, потом увидела обеспокоенный взгляд Юрия Васильевича — и до неё дошло, что царь даёт добро на её общение с ним.

Она вопросительно посмотрела на Ивана Васильевича, тот хмурил брови, но едва заметно кивнул. Во рту Дуни все пересохло. Ей оставалось только догадываться, какие переговоры были проведены за её спиной. А она-то думала, что князь Юрий Васильевич забыл о ней!

Евдокия перевела взгляд на него, чуть склонила голову набок и робко улыбнулась. А увидев, как расцвёл князь, позабыла о всех своих делах и что-то внутри неё перевернулось, заставляя мгновенно стать краше. Метаморфозы с Евдокией многие заметили. Только что сидела деловитая боярышня, не упускающая случая влезть не в свое дело, а теперь появилась обаятельнейшая девушка, которой хотелось любоваться.

— Тьфу ты, вот девка! — проворчал Протасьич, подметивший, как изменилась Дуня. — И как они это умеют?

— Ну, сладили поезд, а там как бог даст, — подытожил заседание царь и отпустил всех по домам.

Пояснения к тексту. Весело им* — с большим удивлением узнала, как по-детски шутили друг над другом отцы-основатели ядерной физики. Академики! Удивилась и сделала своих бояр шутниками 😊)