Княгиня Евдокия 5 (СИ)

Глава 5

Жизнь Григория с Ладой и Олежкой повернулась нежданно-негаданно. Евдокия с сожалением смотрела на своего верного телохранителя, отмечала его подавленное состояние, но отцу с дедом не возражала. Она давно уж хотела вывести Гришаню из холопов, но прикипела к нему душой и оттягивала это решение. Ей даже казалось, что его судьба связана с нею, но его жене Ладе тесно в холопках, а про Олежку и говорить нечего. Дед прав: парень — управленец от бога, и ему в будущем предстоит возглавить новую прослойку высококлассных специалистов. Олежке необходим простор уже сейчас.

Новость об изменении положения Гришани взбудоражила весь двор Дорониных, и даже Маша приехала со своими малютками, чтобы обсудить отделение Григория в боярские дети.

К сожалению, заехавший за ней Семён привез плохие вести: Дрюня и второй похититель не пережили ночь в темнице. Весь разбойный приказ вновь перетрясли, ища того, кто отравил их, и если бы не Пятачок, взявший след у подвального оконца, то все служащие подверглись бы жёстком допросу.

— Дунь, он убил их отравленными иглами.

— Ого! Я бы еду отравленную передала… так проще и безопаснее.

— Никто ничего им не передавал, — глухо ответил ей друг.

— А как ты про иглы узнал? Это знаешь ли… — девушка помахала кистью, выражая всю необычность события.

— Посмотрел я на то, как Репешок лютует и привёл Пятачка. Ты ж знаешь, какой у него нюх.

— О, да, — улыбнулась Евдокия. — Сеня, погоди рассказывать. Скажи главное, ты лиходеев успел допросить?

— Я из них сразу все выжал, только знали они немного. Но ты слушай дальше! Пятачок в темнице нашёл большую иглу. Я не знаю как, но твой недоброжелатель уколол их.

Семён изобразил зажатую в руке иглу и резкий взмах.

— Позвали Катерину, она долго чего-то нюхала, но яд определила. Назвала его как-то мудрено, но я записал. У нас такой не используют, но купить можно.

— Что же получается? Заказчик отвлёк внешнюю стражу… Она же там стояла?

— Ты опять за своё? Стояла!!! — вызверился Семён, но ощутив легкое похлопывание по плечу, успокоился.

— Значит, заказчик подманил неудачников к оконцу, через которое до сих пор родственники и знакомые передают еду сидельцам, и убил.

— Да, — понурился Волк. — Дунь, ты не понимаешь! Родственники шум поднимают, если мы препятствуем передаче еды. Испокон веков так было. Стражники то ж ропщут — вместо подарочков им достаются угрозы, что они людей гоняют.

— Да всё знаю я, не оправдывайся, — вздохнула Евдокия. — Говорила я Ивану Васильевичу, что надо запретить родне кормить заключенных через эти окошки, но там такой круг забот вылезает, что не разобрать.

— Ну так вот, ты ж видела, оконца прям по земле идут, а для тех, кто сидит внутри, оно высоко, и я ума не приложу, как Дрюня с приятелем вдвоём получили по уколу по шее.

Семен был рад, что подруга не спросила про особые темницы, куда он мог бы спрятать татей. Мог, но не сделал этого. Он был уверен, что заказчик придет к Дрюне и сел в засаду. Да только зря. Никто не подходил к оконцу! И признаться Евдокии в своей неудаче он не посмел.

— Ну, видно заказчик как-то схитрил, — начала рассуждать Евдокия. — Он вообще у нас с выдумкой. Мог переодеться так, что не заподозришь в нем татя.

Семен мотнул головой, отрицая, что его можно обмануть этим.

— Говорю ж, никто не подходил.

— Мог выдуть иголку через полую трубочку.

Семен вытаращился на нее, но уверенно опроверг:

— А Дрюня с дружком стояли, подставив шеи?

— Мог прокрасться в темноте, — продолжала накидывать варианты боярышня.

— Дунь, ты за дурня-то меня не держи, — обиделся Волк.

— Но как-то же он убил их! Сеня, есть уловки, как прятаться в темноте. К примеру, стражей можно отвлечь и ослепить вспыхнувшим огнем, а самому одеться так, чтобы слиться с окружающей обстановкой. Ты ж охотник, знаешь как от зверя скрываться, а заказчик знает, как пройти незамеченным среди людей. Во всяком деле есть свои наработки.

Волк беспомощно посмотрел на нее и сжал зубы до боли. Он вспомнил момент, когда костерок у наружных стражей вдруг взметнулся и всех переполошил. Огромный сноп искр ушел вверх и все долго за ними следили, чтобы не дай бог они куда не попали. Теперь-то ясно, что неспроста это было и злодей все-таки всех обманул.

— А может заказчик подал Дрюне знак со стороны, чтобы он уколол ядовитой иглой подельника, а потом самого Дрюню отблагодарил, когда тот тянул шею, пытаясь отчитаться.

— Может и так, — вяло подтвердил подавленный Семён, сообразивший уже как именно заказчик подобрался к окошку. — Только при обыске не было у них никаких игл. Дунь, тебе бы дома посидеть. Очень уж изобретательного человека за тобой прислали.

— Думаешь, что за мной? — поёжилась боярышня. Она пришла к тем же выводам, что Семён, но принять это у неё не получалось. — Неужто я такая ценность? — жалобно спросила она.

— Может не прямо за тобой, но ты ценность. Все знают, что ты занимаешься записями тверского купца и выверяешь верность пути в страну Чудес.

— Что? — не поняла Евдокия. — Причем тут это! Да откуда ты… — она вскинула вверх руки и погрозила кулаками всем болтунам на свете. Ничего-то в Москве не скроешь! — Сеня, вообще-то это тайна!

— Дунь, иноземцы волосы на себе рвут, желают заполучить те бумаги, что ты пишешь для царя.

Евдокия растерянно всплеснула руками и побежала проверять свои записки. Они оказались на месте. Оба экземпляра её доклада лежали под тяжелой книгой и распрямлялись под ее тяжестью. А те листы, что она отдавала переписчикам, ничего важного в себе не несли. Всего лишь перечисление диковинок, что увидел купец.

Будоражаще интересная информация, но это всего лишь подтверждение слухов о стране Чудес. Правда, от себя Евдокия добавила целый список товаров, который обязательно увлёк бы царя и это тоже переписывали писцы. Ей хотелось, чтобы Иван Васильевич не сомневался, что затраты на проход к Индии окупят себя.

— Ой, — выдохнула она, подозревая, что переписчики слили «рекламные» листы и этого хватило, чтобы возбудить чужие аппетиты. — Вот же гаденыши!

Она ещё немного посидела, подумала и поняла, что слух о её работе над записями пошёл раньше, и как бы не от самого царевича. Видимо, он проверял своих ближних, и кто-то не прошёл проверку. Но в эти дела ей лучше не лезть. Одно ясно, информация утекает со всех уровней.

Спустившись к Семёну, Дуня неуверенно спросила:

— Ты кого подозреваешь?

— Я подозреваю папу римского Сикста, — неожиданно ответил друг.

Евдокия уставилась на него, не зная, что сказать.

— Мои люди следят за ним.

— За самим Папой?! — не смогла скрыть издевки Дуня, но тут же прикрыла рот ладошками. Семен был абсолютно серьёзен.

— Они на незначительных должностях и мне достаются только слухи, — смутился Волк. — Так вот, изъясняясь твоими словами— там гадюшник! Папа возвеличивает своих родственников и верных людей. Никакого благочестия среди них нет. Если предыдущий папа шёл путем дипломатии и сильной руки, искал точки соприкосновения с нами, чтобы возобновить унию, то этот... — молодой глава приказа раздраженно махнул рукой.

— Хм, но нам разве не лучше, если им хуже? А унии у нас с ними не будет, как ни крути. Слишком разный подход к вере.

— Видишь ли, мне тут донесли, что Сикст является собирателем знаний. Он покровительствует наукам и искусству, он разрешил лекарям и художникам вскрывать мёртвых преступников для изучения внутренностей. Я тебе могу многое ещё рассказать, но вот что я узнал: по его велению отремонтированы подземные хранилища Ватикана, и мастера, проводившие ремонт, пропали без вести. Делай выводы.

— Делаю, — потрясенно выдохнула Евдокия. Ее поразили сведения о разрешении на вскрытие мертвых. Она была уверена, что за это сжигают на костре, а поди ж ты.

— Дунь, я найду того, кого прислали сюда, но мне потребуется время. И ты должна понимать, что он не первый и не последний. Избавься от секретов, это тебя обезопасит.

Евдокия посмотрела на сосредоточенное лицо друга и вспомнив забавную песенку, хихикнула.

— Ты чего?

Она забавно округлила глаза и пропела, тыча пальцем в Семена:

— Я гениальный сыщик, мне помощь не нужна! Найду я даже прыщик на теле у слона! *— лицо у друга вытянулось, но Евдокия не остановилась. Ей жизненно необходимо было развеять тот мрак, что нагнал Семен.

— Как лев сражаюсь в драке, кружусь, аки пчела. А нюх, как у собаки, а глаз, как орла! — бодро закончила она и Волк усмехнулся:

— Ну и выдумщица ты!

— Да чего-то накатило, — хихикнула боярышня. — Сеня, я поняла. Буду думать, как стать безценной для папских посланцев.

— Дунь! Я серьёзно.

— Семён, без ценной, — чётко проговорила она, — Как ты посоветовал. Ты только деду обо всём помягче обскажи.

— Без разрешения царя я ему ничего говорить не буду. И кстати, что за новый человек у вас в доме? Я его видел, когда твоих похитителей ловил.

— Кузьма Балашёв.

Евдокия рассказала о нём, что знала.

— Выясню правду ли говорит.

Боярышня кивнула и проводила зятя к сестре, а вскоре молодая семья поехала к себе домой. Встревоженность Дорониных из-за происшествия с Дуней продлилась недолго. Все дружно взялись собирать Григория с Ладой и Олежкой на отдельное поселение. Суета поднялась неслыханная.

— До дождей поедет, — пояснила забегавшаяся ключница Евдокии. — Соберем соколика чин по чину. Пусть добром помнит.

— Но это ж на днях!

— А чего тянуть? Твоему отцу надо успеть ввести в дела Олежку, посмотреть, как он станет управляться, да с первыми заморозками вернуться, чтобы проводить на службу нашего боярича. Так что задерживаться ему нельзя. А нам надо успеть собрать Григорию продуктов на зиму, одежу, по хозяйству там… Может, успеем животину какую пригнать из поместья, чтобы перевезти на новое место. Ты от себя-то своему Гришане что подаришь?

— Я?

Евдокия задумалась, а потом бросилась к сундукам. Её Гришаня уедет от неё обеспеченным человеком! Его дочкам необходимо сделать в приданое вклад, и Олежке имущество собрать, Ладу не обидеть и самому Гришане… на память вручить то да сё.

Боярышня остановилась, смахнула непрошенную слезинку и подумала, пусть он знает, что любим и не корил себя за недавно случившееся. А то придумал себе, что виноват!

Евдокия присела на край сундука, призадумалась, а потом начала все вываливать из него. Вот на кой ляд ей столько барахла? А Гришане пригодится, в трудный час продаст, и главное: всё прямо в сундуке можно отдать, и станет в доме одним сундуком меньше! Работа у боярышни закипела и вскоре она вытолкала огромный короб в коридор:

— Всё! Тащите вниз его! — крикнула она, сдувая растрепавшиеся прядки волос.

По её примеру поступила мама и неожиданно для всех Ванюшка. Брат обижался на всех и особенно на Олежку, когда увидел его радость при известии о переменах в своей судьбе, но добра собрал ему больше остальных.

Дед даже заглянул в приготовленный им сундук и усмехнулся. В неподъемном деревянном коробе было полно детских игрушек, которыми ребята не так давно играли. Вещи не первой необходимости, но статусные, особенно детские сабельки и кольчужки. Но помимо этих сокровищ, был прикреплен мешочек с серебром. Еремей Профыч взвесил его на руке и одобрительно кивнул, а Олежка вдруг расплакался и убежал. Но то понятно: редко кто заканчивал свое холопство с таким солидным прибытком. А боярич одарил именно его, а не отца.

Дальнейшие сборы Гришкиной семьи взяла на себя Василиса, а Дорониных захватили другие хлопоты.

— Всё, внучка, думай, как будем принимать гостей!

— А почему я?

— Ну не мамка же твоя?!

— Дед, вот сейчас непонятно, объясни, — потребовала Евдокия.

— Не юли! Сама говорила, что Милослава опростоволосилась со своими сундуками. Живем как не пойми кто! Эхо по горницам гуляет! И куда такие хоромы отстроила? — Еремей вывалил на неё ворох претензий и недовольно отвернулся.

— Дед, ну ты чего? — опешила Дуня, забегая вперёд него и заглядывая в глаза.

— А я перед всеми хвалюсь, баю, что просторно мне тут, дышится легко! — обиженно ответил он ей и задумчиво посмотрел вдаль. Дуняша расстроилась, начала теребить деда, ластиться:

— Дедуль, не пойму я что-то…

— Гости придут, посмотрят и поймут, что заврался я, — вздохнул боярин.

— Тебе не нравится здесь жить? — спросила и сжалась в ожидании ответа. Боярин посмотрел на неё, погладил по голове: — Дуняш, я уж старый… привык к нашему дому… в тесноте, да не в обиде жили. Утром соседский Петька горло дерёт, наш Петюня подхватывает и жизнь начинается, а тута тишина...

— Так ты окошечко приоткрой.

— Ещё чего удумала! Нечистую силу в дом зазывать! Без отца Варфоломея совсем от рук отбилась!

Евдокия нахохлилась, но посмотрев на расстроенного деда, вновь прильнула к его плечу и поглаживая по руке, заворковала:

— Дедуль, все наладится. Фёдор на днях мебель на продажу привезёт, так я обоз сюда заверну. Сделаем здесь всё удобным…

— Дуняшка, да что мне твои мебеля! Раньше, бывало, я выйду во двор, сяду на лавочке и смотрю, как малышня играет или вои упражняются, а то за бабами пригляжу. Тут же… — Еремей Профыч обвёл рукой голую землю.

— Деда, поставлю я тебе лавочки! У тебя же прямо из горницы выход на террасу! Там и столик поставлю, чтобы ты с Борис Лукичом посидел. А ещё скамьи поставлю с внешней стороны дома и там можно сидеть да на улицу поглядывать. Сейчас уж лето на исходе, а следующим летом забор хмелем обовьёт, совсем красота будет. Рябину в ряд посадим и от птиц отбоя не будет.

— Рябину хорошо сажать от чёрного глаза…

— Во-от, — подхватила она дедову заинтересованность, — мы по всей длине забора её и посадим. У дядьки Анисия саженцы есть, так я их у него куплю.

— У дома под окнами яблоньки посади, — оживился Еремей.

— И цветов много посажу. У нас в имении уже чего только не растёт! Ты ж давно туда не ездил и не видел, как там красиво. А я здесь ещё краше сделаю!

— Ох, ладно сказываешь, но с мамкой поговори, чтоб она не мешала тебе приём гостей организовать.

Евдокия с подозрением посмотрела на довольно оглядывающегося боярина.

— Э-э, деда… ты чего-то прям ожил.

Боярин хитро глянул на неё и с улыбкой произнес:

— Так чего мне не ожить, коли все хорошо? Я уж думал, что всю жизнь на одном месте проживу, а тут перемены, да ещё какие! Сама говоришь, что тут красиво будет.

— А Петя-петушок? Тебе ж его дурного ора не хватало.

— А Васька наша на что? Она ж с утра криком кричит, надрывается, что б я услышал, что она уже на ногах и по хозяйству хлопочет.

— Та-а-ак… — протянула Евдокия, упирая руки в бока.

— Всё, — хлопнул Еремей по бедрам. — Нету у меня времени с тобой болтать. Работать надо. А ты домом займись! — боярин наставил на внучку палец. — Кому сказать, что царевича во дворе принимала, со стыда сгореть можно.

— Не во дворе, а в саду.

— Так сада нет ещё, а ты даже табличку не поставила, что это сад, — хохотнул дед, вспомнив как внучка когда-то на деревяшке подписала, что кусок расковырянной земли называется цветником и топтать его не следует. Вот только козу она забыла научить читать, а той мягкая земелька глянулась, да не только ей.

Евдокия возмущенно посмотрела на деда, но, по сути, он был прав. Царевича толком не угостила, потому что дом пустой, а мама целыми днями сидит с мастерицами, делает вид, что шибко занята. А все потому, что долгожданный переезд случился неожиданно и все растерялись.

Ныне всё по-другому, и надо подлаживаться под новый быт. И коли так, то надо бы помочь обжиться тем, кто получил комнаты в отдельном доме. Упустила Евдокия этот момент.

Отложив все дела, она наведалась в дом, куда переселилась часть их людей. Те, кто остался жить в хозяйском доме, последовали за ней. Им было интересно, как обустроились те, кто стал жить отдельно. А отселенцы заволновались, что их вновь куда-то переселят. На новом месте им было непривычно, но вроде бы уже обжились.

— Чисто у вас, — громко похвалила Евдокия, входя на лестничную площадку и вновь похвалила, миновав общие помещения. — Вы все молодцы!

Она заглянула в одну комнату, другую, третью. В каждой было окно и отопительная батарея. Сами комнатки были метражом около пятнадцати метров. После тесноты прошлого дома это было роскошно.

В комнатах было пусто и гулко. В некоторых помимо расстеленной на полу постели, стоял сундук или лавка. В большие окна лился солнечный свет, заставляя жмуриться. Евдокия посмотрела общий кухонный закуток, который может понадобиться семейным, но пока там даже плиту ни разу не топили. Боярышня не побрезговала, окинула взглядом туалетные комнаты и удовлетворенно кивнула:

— Молодцы!

Жёнки довольно переглянулись, а самая старшая сказала:

— Так вода под боком, нечистоты все уходят, грех нам грязь разводить. Да и привыкшие мы к чистоте, сама знаешь, боярышня.

Евдокия улыбнулась, вспомнив, как насаждала культ чистоты в отстроенном после пожара дома. И без неё блюли её, а под приглядом боярышни даже в закутках всё блестело.

— Во дворике самым маленьким качели поставим и горку, — начала планировать Евдокия. — Старикам скамью под навесом сделаем, что б приглядывали за мелюзгой. Главное, порядок поддерживайте и клопов сюда на запустите.

— Да откуда им взяться? У нас этой напасти уж сколько лет не бывало! — встревоженно загомонили женки.

Евдокия ещё походила, посмотрела, как устроились семейные, потом переговорила со старшим по дому:

— Ты вот что, Сафроныч, спроси у Василисы старый инструмент и сюда принеси. Мало ли что самим смастерить удастся. Стройка в слободке ещё не закончилась и на ней можно много чего полезного для дома найти. Из обрезков доски ту же скамеечку для дитяти смастерить или полочку, а может, ящичек для цветка, чтобы зимой душу радовал на подоконнике и от яркого солнца прикрывал.

— На тебя сошлюсь, боярышня, когда к ключнице пойду.

— Сошлись-сошлись, — усмехнулась Евдокия. — На днях из поместья обоз с платьевыми коробами приедет, так пришли семейных, чтобы они себе отобрали. Один короб с тремя дверками на одну семью.

— А остальным будет чего?

— Не всё сразу. Сначала столы закажем нашим мастерам, а ты поспрашивай, кому какого размера стол делать, чтобы он всю спаленку не занимал. Может кому махонький столик надо и полочки сверху. Обговори со своими, всё запиши и Василисе отдай, чтобы посчитала, во что нам это обойдётся. А платьевые короба я велю понемногу подвозить, глядишь, к зиме у всех стоять будут.

Евдокия посмотрела на слушающих её людей — и засомневалась, правильно ли она поступает? Люди целыми днями находятся в хозяйском доме, исполняя разную работу, кормясь и отдыхая там же, а она им тут отдельное жильё создает.

Нужно ли им это, если они сюда только спать будут приходить? Но среди них есть старые, которым хочется уже собственного распорядка дня, а ещё есть малые, которым требуется детство. Пусть короткое, но всё же детство. Так что ради них. Пусть хоть в младости и старости люди увидят отдых.

Само холопство Дуню не смущало. Все тут сызмальства крутятся, как белки в колесе! Свободных нет. Вся разница меж людьми в том, что одним легче жить в коллективе и полагаться на решения главы, а другим важно жить своей головой. А всё равно все под кем-нибудь ходят. Ну и никто не даст гарантий, что начальник не будет дурковать.

И только знание о будущем положении простых людей волновало Дуню, но над этим она работала. Даст бог, все изменится, и хлебопашец никогда не станет рабом, и остальной люд не потеряет своей силы перед так называемой голубой кровью.

Домой возвращались толпой, возбуждённо гомоня. После того, как боярышня одобрила новоселье и пообещала мебель, всем радостно стало. Как будто только сейчас окончательно приняли новую бытность и поверили, что всё к лучшему.

Евдокия же собралась на работу, и впервые Гришаня не сопровождал её. Он порывался, но она сама остановила его, указав, что ему надо идти с дедом, чтобы завершить оформление бумаг.

Она сделала вид, что не видит покатившиеся из Гришкиных глаз слёзы. Отвернулась, чтобы скрыть, что у самой щёки мокрые. На миг ей вновь захотелось всё повернуть вспять и оставить Гришаню себе, но переборола.

Всё у её верного телохранителя будет хорошо! Пожил интересно и хватит, пора окунаться в будни, которые тоже могут удивлять.

— Поспешай, Илья, дел много, — велела боярышня новому старшему её охраны. Когда-то он возился с карпом Фёдором Федоровичем, а теперь заменил своего наставника и сидит на коне, распрямив плечи, поглядывая на окружающих орлиным взором.

— Боярышня! — окликнул ее Балашёв.

— Илья, погоди!

Евдокия вытерла слёзы, шмыгнула носом, оглянулась.

— Провожу тебя, — коротко пояснил служилый, догоняя её верхом. — Еремей Профыч велел присмотреть за тобой, — как можно мягче пояснил он, не понимая её слезливого состояния.

Илья насупился, но не смел ничего сказать. Он сразу понял, что Балашёв сможет проследовать за боярышней в царицыны палаты, а ему туда доступ закрыт. Один раз, может, по делу пропустят, а постоянно находиться подле неё не разрешат.

А Балашёв в это время с удивлением смотрел по сторонам, дивясь горожанам. Одеты они были добротно, вели себя спокойно, благожелательно и это бросалось в глаза. Часто останавливались, чтобы пообщаться, к ним легко присоединялись прохожие и подключались к разговору. Никого это не раздражало.

На пробегающих мальцов никто не кричал, а на спешащих по делу отроковиц смотрели с одобрением. Во всем чувствовалась упорядоченность. Нищих и вовсе не было, если только на паперти, но туда Кузьма ещё не добрался. Сам же город казался ему большим садом с чудными возками, катящимися по чистым улочкам.

Увиденное походило на сон и только его гостевание в пустоватом доме Дорониных показало, что люди не в сказке живут, а планомерно улучшают свою жизнь, и не всегда так было.

Балашёв проводил боярышню до той горницы в Царицыных палатах, где вчера её чуть не отравили. Он уселся дожидаться её в сторонке, а сам с любопытством наблюдал за суетящимися жёнками и вспоминал, как юная Евдокия участвовала в восстановлении Алексина. Рядом с ней был её отец, отец Варфоломей и другие, но люди быстро поняли, что вдохновителем хлынувшей в город помощи была вездесущая боярышня.

Благодаря ей город получил поддержку от царя с царицей, от церковных иерархов и именитых бояр. Кузьма хотел остаться в Алексино, но в город потянулись со всех сторон паломники, чтобы посмотреть на строящийся дивный храм, и оставались, пораженные видом отстроенных домов с застекленными оконцами.

Он почувствовал, что не сможет спокойно жить-поживать в чудо-городе и направился к царю. По пути брал временную службу, чтобы купить саблю, сменить рваньё на более-менее приличную одежу, но в Кремль пришёл точно ко времени.

На этой мысли Кузьма поднялся, передвинул коротенькую лавочку с подлокотниками в угол, сел так, чтобы входящий не сразу увидел его и принялся сторожить боярышню.

Историческая справка:

Папа римский Сикст — основные сведения мною о нем соблюдены. Очень яркий персонаж, и в его характеристике есть вопиющие минусы, делающие его мерзавцем, но плюсы тоже весомые, представляющие его важным государственным деятелем.

А вот про тайный орден, собирающий знания — авторская выдумка, которая может оказаться вовсе не выдумкой. В конце концов в закромах Ватикана летописи и артефакты появлялись не сами собой.

«Песенка сыщика», куплет которой спела Дуня — текст Юрий Энтин, музыка Геннадий Гладков.