Княгиня Евдокия 5 (СИ)

Глава 17

Царевичевы и княжьи воины радостно орали, воодушевленно размахивая руками, а у остальных присутствующих подкосились ноги, и они попадали на колени, вознося молитвы.

— Иван Иваныч, ты знал? — Евдокия подбежала к наследнику, тыча пальцем в небо.

— Знал, — посмеиваясь, подтвердил царевич.

Боярышня в ответ запыхтела, не зная, как уместить в ёмкое и короткое слово свое беспокойство. Мало того, что князь сейчас рисковал своей жизнью, так он ещё такую интересную новинку чужакам показал. А она ведь даже не знала о ней!

И тут до Дуни дошло, что это он ради неё полёт устроил, а остальные понабежали незваными! А ещё князь одним махом дал знать, что ценит её идеи, что размышляет над ними и рискнул жизнью, доказывая, что он не закоснел, а совсем наоборот.

Евдокия нервно закусила костяшку пальца, следя за полетом князя. «Бедовый!» — мысленно выругалась она на него, пытаясь представить, как он вообще до всего этого додумался.

Юрий Васильевич поднялся достаточно высоко, чтобы описать круг над стоящими на холме людьми. Дамы пронзительно завизжали, когда над их головами оказалось огромное крыло-парус. Казалось, что если подпрыгнуть, то висящего на ремнях князя можно было поймать за ноги. Неожиданно какой-то служилый вскочил на коня и выхватив из ножен саблю, попытался проткнуть Юрия Васильевича, крича что-то безумное.

— Не сметь! — взревел царевич и вои оживились, подбежали к обезумевшему молдаванину, стащили его с коня.

Перенервничавшая Евдокия вглядывалась в удалявшегося князя, заложившего ещё один вираж, проверяя, не ранили ли его.

— Как?! Как он так? — раздался рядом с ней срывающийся от волнения голос Влада. — Он же парит, как птица! Невозможно, но я вижу это своими глазами. Или это морок?!

Лицо Дракулы было расцарапано, мочка уха разодрана, одежда зияла прорехами, но в целом он не особо пострадал, раз шустро поднялся на холм и сейчас неотрывно следил за полётом своего соперника.

— Видишь же как! Сам сказал: «парит»! Поймал поток ветра и держится на нём, — бросилась на защиту князя боярышня.

— Люди не летают! Это невозможно! Это не в нашей природе! Колдовство… — бормотал Влад, но было видно, что ему всё равно, колдовство это или что другое. Он хотел быть на месте князя!

Евдокия резко повернулась к нему, примериваясь, как бы столкнуть Дракулу, чтобы он покатился колбаской и пришёл в себя. Только понимание того, что ей не хватит сил, остудило пыл. Да и Влад не постесняется прихватить её с собой. Злобно попыхтев в его сторону, она высказалась:

— Земляные червяки не летают, а кто по сути своей орёл, тому небо открыто!

Валах коротко взглянул на неё, хмыкнул и вернул свой взор в небеса.

— А ты? — спросил он.

— Что я?

— Я спрашиваю, ты земляной червяк или орлица?

Евдокия вспыхнула. Не ожидала она от Дракулы словесной изворотливости, а он подловил её.

— Ну, не всем же парить, — ворчливо ответила она, — надо кому-то и на земле дела делать!

Валах рассмеялся и ей даже показалось, что он одобрительно хлопнет её по плечу, но сдержался.

Князь, завершая круг, потерял высоту и начал посадку. Несколько раз он коснулся ногами земли, пробежался, но его дёрнуло вверх, потом снова бросило вниз. Все ахнули. Вои уже бежали к нему, чтобы помочь отстегнуться от крыла над головой. Евдокия дождалась момента, когда князю помогли и он встал на ноги. Облегченно выдохнула.

— Летя на такой птице, можно увидеть расположение врага, — прошептал Влад.

— Подстрелят, — язвительно заметила девушка.

— Зимой луки мало кто использует, да и то, пока расчехлят его…

— А если из ружья? — не сдавалась она, хотя знала, что сейчас ружья требуют подготовки к выстрелу и точностью не обладают. Но всякое случается! Князя вон чуть сабелькой не достали!

— Вряд ли, — покачал головой Дракула и укоризненно посмотрел на неё.

— Что? — возмутилась она. — Я всё по делу говорю!

Он хмыкнул:

— Я помню, ты хозяйственная.

Евдокия приняла чопорную позу и сделала вид, что Дракула отвлекает её от наблюдения за суетящимися воинами князя. Наконец Юрий Васильевич вышел из той толпы, что организовалась вокруг его придумки и начал подниматься на холм. Дуне показалось, что он прихрамывает и она ринулась к нему, чтобы поддержать. Уже на бегу поняла, что совершает глупость, но остановиться было бы хуже. Подбежав, она замерла, чувствуя себя бестолковкой. Князь же смотрел на неё, счастливо улыбаясь.

— Юрий Васильевич, ну куда тебя понесло? — жалобно спросила она, вместо того, чтобы отругать.

— В небо, Евдокиюшка, — выдохнул он, сцепляя руки в замок, чтобы в порыве чувств случайно не обнять её.

— Эх, сокол ты мой быстрокрылый, — вздохнула она и замялась. Когда бежала, то был план подставить плечо и разъяснить, как князь рисковал, но сейчас уже понимала, как всё это нелепо.

— Что у тебя с ногой? Удар, вывих, перелом? — засыпала она его вопросами и тут же поняла, что они бессмысленны для несведущего в медицине человека. — Как болит у тебя? Остро и до слёз? Или терпимо, но лучше бы не наступать на неё? — начала опрос, опустив глаза.

Смотреть на него сейчас Евдокия не могла — его восторг, счастье и плещущаяся через край энергия заражала. Ещё немного — и она готова была подпрыгивать, скакать вокруг него кругами, вопя что-нибудь примитивное от избытка эмоций.

— Подвернул, — успокоил он её. — Думаю, что к завтрашнему уже не вспомню о ней.

— Опора нужна? — выполняя свой лекарский долг до конца, спросила Евдокия.

— Так дойду, — он чуть наклонил голову, чтобы заглянуть ей в глаза.

Она подняла голову, стараясь изобразить мамину гримасу под названием «горе ты луковое», но улыбка расползлась по её лицу, и Юрий Васильевич вновь просиял. Потом он посмотрел за её спину: — Драгулэ опять тебе досаждает?

— Он теперь тебе будет досаждать, — хихикнула Дуня. — После увиденного ты для него — свет в окошке! Так что не знаю, как ныне будешь отбиваться от него, — торопливо предупредила она, видя спешащего валаха.

— Князь Юрие, скажи, как?! — пожирая князя глазами, требовательно спросил Влад. — Как ты летал? — воскликнул он и неожиданно заискивающе попросил: — Можно мне попробовать?

Евдокия весело блеснула глазами, даря взгляд князю, в котором читалось: «Я же говорила!» Но Владу она заступила дорогу и сурово произнесла:

— Князю Юрию Васильевичу необходим отдых.

Влад нехотя посторонился, посмотрел вниз, где вои суетились с крылом и рванул туда.

— Неугомонный, — буркнула Дуня, отмечая, что бывшему господарю необходима медицинская помощь, а то выглядит он неважно. А с другой стороны, раз бегает, то ничего.

Она скользящим движением коснулась княжьей руки, давая ему знать, что солидарна и восхищена, а после отдалилась на полшажочка и повела его к шатру.

Мельком она заметила, что царевич с Еленой направились разбираться со служилым, попытавшемся напасть на летающего князя. Придворные оживали, бурно переговаривались об увиденном и попытке ранить князя московитов. Евдокии лучше всех было слышно звездочёта, рассуждавшего о божественной природе человека и тех временах, когда он вместе с богом станет править миром.

— Опять всем голову дурит, — наябедничала она князю.

— Разве не прав он, называя нас детьми божиими? — принимая помощь подоспевшего воя, князь сел.

— Юрий Васильевич, и ты?! — воскликнула она, всплескивая руками.

Князь рассмеялся и по её примеру развёл ладони, показывая, что поддался обаянию звездочёта и даже не заметил, как.

— Я согласна, что этот Мартин во многом прав, — нахохлилась Евдокия, вставая спиной к жаровне и с удовольствием ощущая исходящее от неё тепло. — Но его выводы всего лишь его точка зрения, которую он нам навязывает, пользуясь своим красноречием. Он очень ловко играет словами, затрагивая наболевшее и уводит слушающих его куда-то в дебри.

— Ну, тебя-то он, похоже, не провёл? — принимая от слуги завернутую в хлебную лепешку мясо, спросил Юрий Васильевич.

— Не провёл! — сердясь, воскликнула Евдокия.

Она никак не могла понять, как звездочёту удалось всех очаровать, несмотря на то, что церковь на его профессиональную деятельность имела чёткую отрицательную позицию. Ещё в бог весть какие времена говорили, что либо у человека есть свобода воли и ответственность за свои поступки — либо он управляем звёздами посредством языка звездочёта*.

У Евдокии было столько претензий к таким мозгоклевателям, как Мартин, что она даже не знала, с чего начать.

— Юрий Васильевич, ты не мог не заметить, что Мартин заставляет нас во всём сомневаться. Он буквально выбивает почву из под ног! В его речах хороший человек превращается в овцу, следующую заповедям, а тать у него всего лишь мятущийся духом несчастный человек.

— Ну, это ты преувеличиваешь, — улыбнулся князь.

— И всё же, скажи мне, что после разговоров с Мартином остаётся у его слушателей?

— Не знаю, — всё ещё улыбаясь, покачал лепёшкой Юрий Васильевич.

— А я скажу! Неуверенность в своих поступках, пустота в душе, разочарование. Мартин подводит к тому, что люди глупы, держась божиих законов, потому что их писали другие люди и всё переврали.

— Евдокиюшка, он всего лишь говорит, что мы дети божии.

— И нам не нужны церкви, вместе со священниками, — согласно кивнула Евдокия, понимая, что князь услышал только близкое ему, не вдаваясь в сопутствующие слова. Все же Юрий Васильевич больше практик, а не теоретик. — Все звучит логично, и кому-то не нужны посредники, но большинству жизненно необходимы ориентиры в жизни, а их дают батюшки.

— Да, тут Мартин не прав, — покивал Юрий, вспомнив своего духовного отца. Без его наставлений он мог превратиться в чудовище. Бабка Софья учила, что все вокруг родились, чтобы служить таким, как она и Юрий. И матери она внушила, что люди — грязь под её ногами.

— Но Мартин копает глубже, — завелась Евдокия, — и чем дальше, тем больше задаёт вопросов, на которые нет ответа. Он не хочет верить и спрашивает, а что, если мы разрушим мир, то спустится ли к нам Бог?

— Дуняша, ты чего разошлась? — беря боярышню за руку, тихо спросил Юрий Васильевич.

— Потому что вижу большой вред от его разглагольствований. Княже, он же болтает обо всём на свете! Он верит в магию чисел и знаков, но не знает, как всё это работает и работает ли вообще. Он всё критикует, но не говорит, как надо думать или поступать. Он спорит с Богом — и тут же сомневается в его существовании.

— Дуняша, ты преувеличиваешь, — успокаивающе поглаживая её маленькую ручку, он больше смотрел на неё, чем слушал.

— Отнюдь, я специально прислушивалась за столом к его речам! Он там столько всего наговорил! Представляешь, он убеждал, что алхимики могут создать не только золото из дерьма, но и человека в колбе, от чего наш Курицын пришёл в полный восторг. И вот я тебя спрошу: зачем все эти умозаключения людям? А звездочёт поднимает вопрос не только создания людей, но и святости. Он спрашивает, можно ли её достигнуть в монастыре и отвечает — нет.

— Евдокиюшка, всякое в жизни бывает. Не зря старцы живут отшельниками, не найдя в монастыре святости.

— Не ему это обсуждать, тем более на пиру в пустословных беседах! А если люди послушают его и решат, что святость приходит только к мученикам, и начнут калечить друг друга? Или оскопят себя, чтобы быть ближе к раю*? Ты посмотри, как все здесь увлечены его теориями! И это при том, что Стефан твёрд в вере.

Князь нахмурился, погрузившись в размышления, не выпуская Дуниной ладошки из руки.

— Твое беспокойство мне понятно, — наконец произнёс он. — Этот звездочёт действительно хорошо устроился при Стефане, и его слушают. Я заметил, что он сумел увлечь своими идеями маленькую господарыньку. Она своими вопросами ставит в тупик даже царевича, пытаясь показаться перед ним умной.

— Во-о-от, о чём я и говорю! Елена умная девочка и ей все интересно, но ей предстоит стать хозяйкой всея Руси. Её необходимо учить управлять людьми, видеть скрытые интересы вельмож и других правителей, находить лучшие для государства решения, а не устраивать диспуты, вводя окружающих в ступор заковыристыми вопросами. Ты подумай о том, что будет, когда она, желая блеснуть своим образованием, заведёт разговор в Москве о необходимости монастырей, поставит под сомнение церковные обряды или скажет, что все мы зависим от расположения звёзд на небе. Ей, конечно, дадут наставника и всё объяснят, но люди запомнят, как она далека от нас и чужда…

Меж бровей Юрия Васильевича обозначилась складка и Дуня пожалела, что завела столь непростой разговор именно сейчас.

— Вот поэтому брат и послал тебя с посольством, — ответил ей князь. — Тебя и матушку Аграфену. Вам придётся предостеречь её.

Евдокия обиженно посмотрела на князя, который вдруг эту заботу свалил на неё, и решила наябедничать:

— А Курицын пригласил звездочёта в Москву! Он загорелся его идеями и собирается распространять их повсеместно. Образовывать нас будет, так сказать. А то мы живём без ума и трудимся тако же! Как глупое стадо, блюдем законы божии и человечьи, а оказывается, что всё не так поняли, не так делаем и в не подходящие даты.

Князь шумно выдохнул и посмотрел на движущуюся толпу к шатру.

— Я поговорю с Курицыным, — пообещал он, поднимаясь. — Ты права, ни к чему нам эта философия. Других дел по горло!

— Ко-о-наз, — игриво растягивая слово «князь» на татарский манер, обратилась одна из дам, — уж не чародей ли ты? — спросила она.

Дуня уничтожающе посмотрела на неё, но та вовсю кокетничала и делала вид, что не понимает, о чём спрашивает князя и что он ей должен ответить.

«Совсем бесстрашная», — подумала о ней боярышня, прекрасно зная, что вскоре по всей Европе запылают костры с такими болтушками. И высокое положение не спасёт её от этого. Князь-то уедет и его не достанут, а вот ей всё припомнят.

— Мой дельтаплан… — начал отвечать Юрий Васильевич и дыхание Евдокии сбилось. Она никак не ожидала, что князь воспользуется греческим языком и назовёт дельтаплан «дельтапланом».*

— Ах, ах, — заквохтали окружающие, не дав услышать объяснения князя.

— Ко-о-наз, а наверху есть, чем дышать? — не унималась всё та же дама. — А если бы Всевышний поразил тебя молнией? — не дав ему ответить, она задала новый вопрос, делая вид, что испугалась.

Евдокия отошла подальше, учуяв резкий неприятный запах. Он исходил от некоторых молодых женщин. Она слышала, что модницы ополаскивают волосы мочой «львов», которую им доставляли из Эфиопии, Ливии и даже Карфагена*. И каково же было её удивление, когда она своими глазами увидела, как пара вельмож с наслаждением вдыхали вышибающий слезу аромат.

Боярышня встала у стола, и отщипывая кусочки от большого пирога, наблюдала за возбужденной полётом знатью, забрасывающей князя вопросами. Больше всех старалась жеманничающая дама, но стоявший рядом с ней звездочёт придавал её вопросам больше смысла, и беседа получалась интересной.

А ещё Евдокия обратила внимание, что оставшийся у входа дон Игнасио, почему-то смотрел на неё. Он даже изобразил улыбку, когда увидел, что она смотрит в его сторону. Евдокия едва заметно склонила голову в приветствии и поспешила отвернуться. Она неуверенно чувствовала себя рядом с этим человеком. У слуг узнала, что он приехал незадолго до их посольства и сам он подданный португальского короля Афонсу. Казалось бы, это должно было расположить её: король Афонсу был торговым партнером Ивану Васильевичу. Он продолжал добывать золото где-то на территории Африки и обменивал его на московские товары. По словам знакомых португальцев, Папа Римский претендовал на это золото, надеясь организовать новый крестовый поход, но Афонсу дал ему крохи, сославшись на войну, которую он собрался вести с мужем Изабеллы Фердинандом*.

Евдокия почти поймала мысль за хвостик, что Папа мог сильно обидеться за уплывшее из рук золото не только на короля Португалии, но и на московского царя. Ей не давали покоя слова служанки о том, что угрюмый и молчаливый слуга дона Игнасия подарил одной из девушек за жаркие ночи московскую игрушку. Ту самую, что когда-то начали делать в Доронино. И теперь Дуне казалось, что дон Игнасио соврал о том, откуда он приехал и может он никакой не португалец. Они тут редкие гости и его некому разоблачить.

— Прошу всех к столу, — позвал князь, — чем богаты, тем и рады.

Дуне пришлось посторониться, чтобы оголодавшие гости не затоптали её. Она с грустью подумала, что свидание превратилось в чёрте что, и стала протискиваться к выходу.

Выйдя на площадку, огляделась. Дракулу от дельтаплана отогнали, и он крутился подле второго буера, намереваясь вновь попробовать скатиться. Он напирал на то, что поединок остался незавершённым.

Царевич с Еленой стояли в стороне и над чем-то смеялись. Евдокия улыбнулась, видя их веселье. К собственному огорчению, она почувствовала, что, отдалившись от жаровни, ей стало зябко и у неё промокли ноги. Она посмотрела на подошвы сапожков и вынуждена была признать, что они размякли. Не надо было ей жаться к теплу, и налипший снег не растаял бы…

Ей стало обидно за свою обувь — она у неё была экспериментальной. Её спрессовали из смешанных с клеем опилок, и до того, как она не промокла, всё было хорошо. Дуня понимала, что нужна резина, но с выжиманием сока из одуванчиков и бересклета у неё не задалось. В это производство надо было вкладываться, чтобы получить заметный эффект, но строительство слободки забирало все доходы.

— Кузьма, — подозвала она Балашёва, — возвращаемся в замок. Погуляли и хватит.

— Вот и ладно, боярышня, — обрадовался он. — Дело к вечеру, холодает. Князя звать?

— Не надо. У Юрия Васильевича сейчас свои заботы, — она оглянулась на шатер, откуда доносился женский смех. — А я что-то замерзла, не дай бог заболею… не хотелось бы.

— Тогда поспешим, Евдокия Вячеславна!

Но тихо уехать не получилось. Царевич подошёл, расспросил и сказал, что дядя Юрий расстроится:

— Дунь, он же всё это устроил для тебя, — укорил её Иван Иваныч.

— Я знаю и очень это ценю. Юрий Васильевич подарил мне замечательный день, который я бережно сохраню в своей памяти. Но надеюсь, что не последний, — светло улыбнулась Евдокия, с нежностью подумав о князе.

А князь в это время вертелся как уж на сковороде, окруженный придворными Стефана, отвечая на вопросы и желая только одного — последовать за Евдокией.

Примечания:

Церковь о звездочётах* — Преподобный Максим Грек: "…Нет, я никогда не соглашусь с этим богомерзким учением безумных звездочётцев, лишающим меня свободы воли! "

Блаженный Августин: "… они стараются устранить в нас побуждение молиться, и в худых, заслуживающих справедливейшего порицания делах, с нечестивою извращенностью располагают обвинять скорее Бога, творца звёзд, чем человека-преступника".

…калечить друг друга или оскопят*… — Дуня говорила об этом, зная, что именно сомнения дали пищу для зарождения сект скопцов и тюкальщиков (раздробление костей молоточком, чтобы мученик добрался до Бога)

Дельтаплан* — форма паруса схожа с греческой буквой дельта, а «планом» обозначалась плоскость.

…мочу привозили даже из Карфагена* — город сравняли с землей до нашей эры, но образованные дамы не заметили этого.

Афонсу собрался вести войну с мужем Изабеллы Фердинандом* — В Европе короли так же, как Иван Васильевич, собирали земли под свою руку. Португалец Афонсу хотел добавить в своё королевство Кастилию. Изабелла с Фердинандом занимались тем же (сбором земель под свою руку) и были в шоке, что кто-то позарился на их территорию. Так образовывалась Испания, которую мы знаем 😊)