Губы Евдокии жалостливо изогнулись, когда она увидела похудевшего князя. Князь предстал перед ней с очертившимися скулами, залегшими тенями вокруг глаз и заострившимся носом, ставшим похожим на клюв коршуна. Такие носы к старости совсем провисают, а если ещё бородавка вскочит, то вовсе баба-Яга будет, а не князь! Воображение боярышни быстро нарисовало ужасную картинку, и она зажмурилась.
— Евдокиюшка! — встревоженно позвал её Юрий Васильевич, делая шаг к ней, намереваясь закрыть от злого мира в своих объятиях.
Она подалась навстречу, затихла, уткнувшись в его грудь, а потом всхлипнула и, отпихивая его, спросила:
— Чего это слуга тебе свежую рубаху не дал? У меня аж в глазах режет.
— Дунь? — укоризненно позвал её царевич, но она шмыгнула носом и, достав платок, пояснила:
— В моей повозке пахнет травами, которые я взяла с собой на всякий случай. Сначала было приятно, а теперь на любой резкий запах из носа течёт... Сил моих уж нет, весь нос издергала, а не проходит…
Евдокия повернулась к Юрию Васильевичу и поклонившись, попросила прощения.
— Не прими мои слова в обиду! Стыжусь я сопливой ходить оттого и ворчу, — поднося платочек к носу, она высморкалась и постаралась незаметно спрятать его в рукаве. Настроение у неё было никакущее: из-за клопов в чужой постели она не выспалась, а ещё неизвестно, как сказалось на здоровье очередное похищение. Сейчас кажется, что всё обошлось, а завтра может паника перед лестницами появиться, потому что именно по лестнице её тащили, как мешок.
Евдокия мнительно прислушалась к себе, ища в себе затаившиеся последствия пережитого, но ничего не почувствовала, и это было даже обидно. Всё-таки творческие люди склонны к переживаниям, а с неё всё как с гуся вода…
— Дунь, ты какая-то сердитая, — заметил Иван Иваныч. — Случилось чего?
Боярышня всплеснула руками, намереваясь напомнить, что вчера случилось и даже синяки имеются, но её порыв быстро угас. Уж царевич сразу догадается, что не в волнении дело, а в клопах и недосыпе.
— Хотела Юрия Васильевича увидеть, — печально произнесла она. Горестно вздохнула. — Увидела. Пойду я.
— И даже не спросишь, что мы узнали у слуги дона?
Евдокия нахмурилась. Слова дона Игнасия о тайнах мира зацепили её. Слухи о скрытом мировом ордене ходили на протяжении всей истории Земли именно из-за замеченного влияния на правителей. Вот только конечные цели никто так и не сумел определить.
А может, всё лежит на поверхности? Звездочёт же болтал о необходимости довести мир до края, чтобы вынудить бога к общению и узнать что-то чрезвычайно важное для себя. Тогда погоня за властью и влиянием на правителей всего лишь инструмент.
— Дунь, у тебя сейчас такой глупый вид, — озабоченно произнёс царевич. Евдокия обиженно посмотрела на него, но постаралась сделать умное лицо и при этом не упустить нить своих рассуждений. Ей вспомнилось, что не только звездочёт разглагольствовал о чужих планах, но и она не единожды разумно высказывалась, что надо дела делать, а не болтать. И сейчас Евдокии показалось, что это чрезвычайно жизнеспособная мысль. Пусть потомки думают о целях тайного мирового правительства, когда у них других забот не останется, а у неё дела и все важные.
— Итак, — как можно строже произнесла она, — что же нам поведал остолоп дона Игнасия?
— А ничего! Он ныне блаженным стал.
— Как это? — её брови в изумлении вскинулись. — Иван Иваныч, ты издеваешься? Ты же знаешь, как я к ним отношусь.
— Иди сама посмотри, — дернув головой в сторону, бросил он.
— Ни к чему боярышне смотреть на такое, — заступил ей дорогу князь.
— Дядька, ты ж сам говорил, что надо нашу Дуньку поспрашивать, — укорил его юноша.
— Показывайте, где он! — не давая возможности разгореться спору, велела Евдокия. Царевич лишь хмыкнул на её важный вид, а князь свёл брови, выражая своё отношение, но отступил.
— Да тут он, — показал Иван Иваныч, постучав в ближайшую дверь особым образом.
Дверь распахнулась, воин отошел в сторону, и боярышня увидела сидящего у стены слугу дона Игнасио. Вид у него был взъерошенный и неопрятный, но сильнее всего бросался в глаза туповатый блуждающий взгляд и приоткрытый рот с текущей слюной.
— Хм, интересно. Вчера он таким не был. А его никто не бил по голове?
— Может, и ударили в драке, но после этого у него хватило ума броситься к дону и как-то убить его. Ты ж видела!
Ей хотелось сказать, что ничего она не видела, потому что была занята раной князя, но из деликатности промолчала. Во-первых, лечение было не ахти какое героическое и напоминать о нем не стоило. Во-вторых, послужила отвлекающих маневром и злодей «ускользнул».
Евдокия подошла поближе к слуге, вгляделась в него. Перемена в нем была ужасающая. Вместо мужчины с цепким взглядом сидел безмятежный дурачок. В момент похищения Дуня не разглядывала его, но ранее видела мельком и сейчас еле узнавала. Часть мышц в его теле словно бы отказалась работать, но как-то избирательно.
Она спросила на латыни, не стыдно ли ему изображать из себя идиота. Но тот никак не реагировал на неё.
— Не ест-не пьёт, говоришь?
— Попробовали насильно водой напоить, чтоб не сдох раньше времени, но ему трудно глотать.
— И ходит под себя? — преодолевая брезгливость, Евдокия наклонилась к лицу слуги, пытаясь понять, что же с ним не так. Ее взгляд скользнул ему под рубаху. По ее совету воины дали мужчине новую одежу и она оказалась ему велика. Царевич кашлянул, а Дуня пробежалась взглядом по всему телу слуги, вновь ловя мысль, что слишком избирательно-показательно перестали работать некоторые мышцы.
— Обмочился токмо.
— Да чую я, чую, — поморщилась боярышня и распрямившись, задумчиво посмотрела на царевича. Тот приподнял бровь, удивляясь поведению подруги. Только что она морщила нос и брюзжала на несвежую княжью рубашку, а тут прям прилипла к вонючке. Иван Иваныч хотел даже взглядом укорить ее, но она вдруг подмигнула ему и вернула своё внимание слуге.
— Так значит, — начала она на латыни, — дона Игнасио откачали при помощи моих снадобий?
Царевич набрал в грудь воздуха, чтобы ответить ей, но промедлил и согласно кивнул. Князь же непонимающе посмотрел на боярышню и племянника.
Евдокия не сводила глаз со слуги, стараясь не упустить реакцию на свои слова. Она не понимала, как он воздействовал на свое тело, но была уверена, что потеря разума — это симуляция. Владение подобной методикой выводило его из ряда обычных слуг. Да даже сама идея симулировать безмозглость гениальна. Это ж броня против любого физического воздействия на Руси.
— И дон согласен работать на нас? — она произнесла это с торжеством, надеясь выбить симулянта из равновесия.
— Ну-у, — протянул царевич, пытаясь придумать подходящий ответ, — мы предложили ему то, что он хотел, — наконец произнёс он — и Дуня не удержалась, завела руку за спину и показала ему жест, которым хвалила его.
Вот только она не ожидала, что слуга моментально отреагирует на услышанное. Евдокия почувствовала его движение и отшатнулась, но этого было бы недостаточно, если бы князь не успел раньше. Он оттолкнул её, нанося удар внезапно оживившемуся слуге. На несколько мгновений поднялся переполох. Царевич и сторож бросились помогать князю, но рука у Юрия Васильевича была тяжелой, и помощь потребовалась слуге.
Вскоре все успокоились, проверили, не убил ли князь единственного пленника, а потом царевич восхищённо произнёс:
— Дунь, ну ты выдала! Это ж надо до такого додуматься? Я-то уж поверил, что он дураком стал, а ты его вывела на чистую воду! Не ожидал я, что он столь сильно испугается того, что дон мог остаться живым и изъявить желание помогать нам. Ловко ты его обманула, ловко.
Довольная собою Евдокия улыбалась, потирая плечо, куда получила княжеский толчок. Ещё один синяк в ее копилке, но радости от того, как сумела показать себя было больше.
— Идемте отсюда, а то воняет, — предложила она, поглядывая на задумавшегося князя.
— Как бы этот слуга не оказался важнее дона Игнасио, — радовался царевич. Он уже не сомневался, что никакой это не слуга, а равноправный участник всех злодеяний. Более того, у него определенно был приказ убить Игнасио в случае их разоблачения. Иван Иваныч воодушевленно посмотрел на князя, а тот всё молчал и о чем-то напряженно думал.
— Юрий Васильевич, а ты что же, ничего не скажешь? — спросила Евдокия, чуточку разочарованная тем, что он никак не выразил своё восхищение её удачной провокацией.
— Да я вот не понял, — хмурясь, засомневался князь.
Дуня собралась уже пояснять, что все слова были её придумкой, чтобы раскачать слугу на эмоции, но Юрий Васильевич продолжил:
— А чего он так легко поверил, что дон Игнасио жив? Он же своими руками… — князь осекся, так как не знал, что слуга сделал своими руками. Он не вырвал кадык, не нанес мощного удара по сердцу или печени, не пробил по глазам. До сих непонятно было, что он сделал, чтобы его дон замертво упал.
— Племяш, а где тело дона? — задал неожиданный вопрос Юрий Васильевич.
— Так осмотрели, да я велел в выгребную яму кинуть.
— И как?
— Что как?
— Утонул?
— Не знаю.
— Пойдем поспрашиваем, а ещё лучше посмотрим.
Царевич удивленно вскинул брови, но возражать не стал. Евдокия же заранее сморщила нос, представляя какое зрелище им предстоит претерпеть, но подумать над странным предложением князя ей это не мешало.
И додумалась она до того, что смерть Игнасио могла быть такой же симуляцией, как безумие его слуги. Более искусно подделанная под настоящую, так как по словам царевича даже сердце не билось, но все же симуляция. Если только потом он не утонул в яме, тут уж ничто не поможет.
И через час она узнала, что не утонул.
— Эти дураки сначала бросили его туда, а потом сообразили, что яму накануне чистили. В темноте-то не разберешь! Так что закидали его ветками и ветошью, — свирепея на глазах, объяснял ей царевич. — А сейчас в яме никого нет! Понимаешь? Пусто! Он был жив и сбежал! Дуня, объясни мне, как это возможно? Что вообще происходит? Почему мёртвые оживают? Что мне теперь думать? По замку бродит упырь?
— А чему ты удивляешься? Неужели забыл, как предыдущий посланец от Папы остановил себе сердце?
— Там было выпито снадобье, а не так… — царевич нелепо взмахнул руками, изображая какие-то резкие тычки, но поняв, что глупо выглядит, пнул сапоги, стоявшие на просушке у камина.
Дуня повторила за ним те нелепые движения, которые он увидел во время нападения слуги на дона и поняла, что это похоже на удары пальцами по точкам. Она с новым интересом посмотрела туда, где был заперт липовый слуга Игнасио и подумала, что необходимо подобрать к нему ключик, чтобы переманить на свою сторону. Его умения и знания слишком ценны, чтобы упустить их.
Евдокия промокнула нос и даже немного шмыгнула, привлекая внимание царевича. Объяснять ему сейчас про китайских лекарей и воинов она не собиралась. Начитанный наследник сразу же спросит откуда она это знает, а ответить будет нечего. Свитки из страны Син попадались в частных собраниях, но никто их не мог прочесть. Но обратить внимание на то, что человек Папы обладает недоступными для других знаниями необходимо.
— Иван Иваныч, — обратилась она, когда тот перестал пинать свои сапоги, — если предположить, что крестовые походы рыцарей были ничем иным, как походом за знаниями, то не удивительно, что стервятники Папы знают и умеют больше, чем мы можем себе представить. Ты же слышал, что Игнасио упоминал о хранящихся в папской библиотеке трудах из багдадского дома Мудрости и Гондишапура? А это в первую очередь медицина!
Царевич некоторое время недоумённо смотрел на неё, но собрался с мыслями и ответил:
— Я всегда думал, что больница в Гондишапуре — это легенда.
— Больница? — хмыкнула Евдокия. — Нет, там не просто больница была, а центр медицины! Лекари лечили и изучали болезни, описывая их. Они создавали лекарства и готовили преемников. И эти труды находятся у Папы! А я тебе напомню, что Авиценна, Абу Бакр ар-Рази, ибн ан-Нафис — выходцы из тех краёв. Им достались крохи древних трудов, но даже так они превзошли европейских лекарей.
— Про Авиценну слышал, а остальные… — Иван Иваныч нетерпеливо оглянулся на князя, надеясь, что тот выскажешься по делу, а не как Дунька, но девушка торопливо продолжила:
— Они дали описание происходящих внутри человека процессов, разработали новые лекарства, придумали удобные инструменты для операций и оставили немало записей для потомков. В наших монастырях сохранились кое-какие книги, и их не просто хранили, а переписывали и пытались размножить. Игуменья Анастасия мне прямо сказала, что когда на востоке были разрушены города, то дошедшие до нас беженцы отдавали книги монахам, чтобы те спасли их и сохранили в веках.
— Дунь, ты…
— Подожди. Ты спросил, откуда папский посланник знает то, чего мы не знаем. Я тебе отвечаю и считаю важным это понять. Рыцари в крестовых походах выгребали не только золото, каменья и шёлк, они увозили книги. Но смотри, что получается: ни они, ни их правители не удосужились их прочитать. Это сделали единицы, и из истории мы знаем, что все они вызвали недовольство церкви своей учёностью.
— Ну ты вспомнила! Когда это было? Сейчас во всех европейских монастырях выращивают лечебные травы и ценят тех, кто умеет лечить.
Евдокия открыла рот, чтобы закончить свою мысль, но царевич сам все сказал:
— Ты преувеличиваешь разорение от рыцарских походов. Процветание азиатских государств было прервано Чингизом, это его воины оставили в руинах Бухару, Самарканд, Мерв и другие города. Его руки дотянулись до Персии и до страны Чудес, ввергая жителей в рабство и нищету.
Евдокия открыла рот, чтобы настоять на своих мыслях, но царевич опередил её:
— Я не спорю, что рыцари привозили из своих походов книги, которые отдавали папскому престолу. Об этом говорил сам Игнасио.
Иван Иваныч тяжело вздохнул, кивнул сам себе и признал, что все же в словах подруги есть рациональное зерно, а он своими уточнениями только все путает:
— Теперь мне даже удивительно, что никто раньше не задавался вопросом, зачем шла охота за знаниями, если их не открыли даже для знати.
— Вот! — Евдокия обличительно вздела палец кверху. — Знания исключительно для избранных, для преданных лично Папе! А учёных жестко контролируют и придавливают, если они выдают передовые мысли.
Царевич уныло смотрел на Евдокию, не зная, что делать с открывшимися обстоятельствами. Можно было бы сказать, что пусть Папа делает у себя что хочет, но он лезет на Русь: заговоры, покушения, смущение умов… всё это дело рук его посланцев.
Но подруга не разделила его мрачных мыслей:
— Не печалься, царевич! На каждого мудреца довольно простоты. Мы по наитию все последние года в пику Папе передавали знания людям. Конечно, кто-то берёт немножко, но достаточно тех, кто вдохновлён узнанным и идёт дальше.
Евдокия посмотрела на князя, намекая на его дельтаплан.
— А теперь важно донести до наших священников, каков замысел Папы или тех людей, что прячутся за ним — и дорога на Русь будет закрыта! Только замечу, что нам необходимо беречь своих розмыслов и таких людей, как Катерина.
— Это мы потом обсудим, — закрыл Иван Иваныч поднятую тему. — Кстати, отец давно хотел просить тебя взяться за собрание трудов по разбору железных руд, по плавке и прочему. Розмыслы записывают все свои достижения, но некому собрать всё воедино, чтобы начать учить молодых.
Евдокия разочарованно посмотрела на царевича, но согласно кивнула. Кошкинские металлурги добились значительных успехов, и давно пора было систематизировать записанные ими наставления, но кроме неё этого пока некому сделать.
— Всё это вы можете обсудить по дороге домой, — вступил в разговор князь. — Сейчас надо идти к Стефану и говорить о нашем отъезде. Тянуть больше нельзя.
— Ты прав, — согласился Иван Иваныч и решительно поднялся: — Идём.
Евдокия неохотно вышла, давая возможность собраться с мыслями царевичу и князю. Им предстоял непростой разговор. Стефан одной рукой выталкивал дочь в безопасное место и радовался перспективному жениху, а другой держал, зная, что больше не увидит её. Боярышне было жаль его.
Она прошла к себе, но сидеть в ожидании результата было невмоготу. Бабушка ещё не вернулась, а записывать сказки или тренировать пальцы в игре на лютне ей больше не хотелось. Вот дали бы ей расписать стены, она бы превратила замок в сказку, но увы!.. Тут не на один месяц работы, да и не хотелось ей вкладывать душу в роспись ради местных вельмож.
Не найдя себе дела, Евдокия оделась и взяв себе в сопровождающие Арину, вышла во двор. Там к ней присоединился Илья, а после подошел Балашёв с двумя внуками.
— Вот, Гордейка и Елисейка, — немного волнуясь, представил их Кузьма.
— Хм, надо же — Гордей и Елисей. А как батюшку их звали?
— Дак, поди знай, — растерянно ответил воин, но старший внук произнес:
— Мстишей батьку звали.
— Значит, с возрастом будут Гордей Мстиславовичем и Елисеем Мстистлавовичем. Прямо по-княжески звучит!
— До этого ещё дорасти надо и заслужить, — буркнул Балашёв, и Евдокия поняла, что не всё гладко у него с обретенными внуками.
Она отметила, что младший жмётся к нему, а старший вроде как сам по себе. Ей показалось, что Гордей ревнует братишку. Это можно было понять. До сего момента именно он был для Елисейки самым важным человеком, а теперь это дед. А ещё он совершенно точно хотел так же по-детски прижаться к Кузьме и выплакать всё пережитое, но гордость мешала. Похоже, что не зря пацана мать с отцом назвали его Гордеем.
Евдокия ободряюще улыбнулась мальчикам, а Балашеву наставительно произнесла:
— Коли поможешь внукам, то заслужат именование с отчеством. Они настоящие воины. Ведь выжили, не пропали, держась друг за дружку, а с тобой-то крепко на ноги встанут.
Кузьма поклонился, благодаря за добрые слова, а главное за то, что боярышня послужила путеводной звездой и привела его к семье. Пусть не к дочерям, но род Балашёвых не пропал и возродится во внуках. Мальчишки не отставали от деда, кланялись.
— Евдокия Вячеславна, можно ли Гордейку к тебе в новики взять? — спросил воин, кося глазом на Илью. — Хотя бы во время пути?
— А почему только за старшего просишь?
— Да я, — Балашев смутился, — Елисейка-то мал ещё и…
— Не мал, и ты сам это знаешь, — заметила ему боярышня. — Коли младший выберет воинскую стезю, то уже сейчас руку к сабельке и луку приучать надо.
— Внучок, покажи боярышне свои поделки, — обратился он к мальчику и тот вытащил из-за пазухи связанные между собою фигурки.
— Что это? Похоже на гипс? — удивилась Евдокия.
— Елисейка придумал лепить из глины основы, — заторопился объяснить Кузьма, — эту основу он вдавливает в мокрый песок, а потом белую пасту заливает. В замке этого добра после постройки много осталось, вот он и…
— Хм, ясно.
Евдокия рассматривала фигурки, отмечая их тщательную проработку. В основном это были святые, но спутать их между собою было нельзя.
— Тебе нравится слушать жития святых? — спросила она у мальчика.
Он кивнул, но чуть подумав, робко мотнул головой, отрицая своё согласие и пока никто не успел его наново спросить, достал ещё одну фигурку.
— Да это же я, — ахнула Евдокия, увидев в созданной руками мальчика Снегурочке себя. Несмотря на то, что фигурка была не раскрашена и местами обкрошилась, боярышня вспомнила день своего приезда. Именно такой она была, и Елисей воссоздал её.
Кузьма облегчённо вздохнул, увидев, что Евдокия Вячеславна продолжает ласково общаться с внуком. Старший в это время держался отстраненно, изображая независимость, при этом с опаской поглядывая на присматривающегося к нему Илью. А Евдокия неожиданно для всех произнесла:
— Ну вот, теперь у меня есть помощник, чтобы исполнить задуманное. А то задолжала я новгородцам!
— Ты это о чём, боярышня? — нахмурился Илья — для него Новгород остался опасным местом: там Григория ранили, а их всех чуть не перебили.
— Да так… сон был мне, что однажды я создам там барельеф на площади в память о вхождении новгородцев в наше общее царство-государство.
Илья решил, что барельеф что-то вроде картины, и возмутился:
— Не заслужили они! Аль забыла ты, что нас там чуть не убили!
— Одни нападали, — согласилась она, но тут же напомнила: —а другие защищали! Но вспоминать не об этом надо, а о том, как много пользы всем случилось от нашего согласия с ними. Вместе мы на Рифейских горах от Золотой орды отбиваемся и крепости ставим. Добыча ценных каменьев и железных руд идет полным ходом. Царский воевода для всех единый закон огласил и следит за порядком. Местный люд из лесов выходит, торг ведет, дома рядом с крепостями ставит.
— Это Гаврилы Златова отец написал? — спросил Илья.
— Да. У нас люди больше про Ливонию и осман говорят. Всем интересно, сколько денег мы тратим на защиту границ и есть ли толк, а основные доходы как раз идут с Рифейских гор. И не удержались бы мы в горах, не будь с нами новгородских ушкуйников, псковичей или удалых вятичей. А сейчас царь отправил посольство к султану, чтобы попробовать договориться о дороге к Чёрному морю для новгородских купцов.
— Эти и без договоров везде пройдут, — ворчливо отозвался воин. — А басурмане нам не друзья.
— Не друзья, это уж точно! Потому мы здесь. Но нам необходимо расширять торговлю, а она после захвата Крыма османами вовсе остановилась. Для нас это серьёзные убытки, — заметила ему боярышня и перевела взгляд на слушавших беседу мальчишек.
Им было лестно, что она их не гонит. А ей вспомнилось противостояние с Марфой Борецкой, очень уж там всё сложно было и ещё тогда Дуня думала о кукловоде, оставшемся в тени. Теперь кукловоды обнаружены.
— Евдокия Вячеславна, тебе нехорошо?
— Что? Нет, всё хорошо. Мы со всем справимся, — непонятно для воёв ответила она.
Ей пришла мысль, что она обозначила цели, так сказать, нашла жуков-короедов, подтачивающих древо человечества, а другие пусть разбираются с ними. В конце концов, у Семёна Волка под рукой отец и братья, умеющие выслеживать и настигать дичь. Им без разницы, животина это или посланник папский. Как только они встанут на след Игнасио, то его дни будут сочтены. А там глядишь и других избранных выследят.
Дома же царская семья и духовенство уже прикладывает силы, чтобы народ не только жил достойно, но и учился. Жаль, что часть церковников продолжает тянуть блага земные под себя, но люди бегут от них. Вместе с людьми уходят из тех монастырей монахи, что не приемлют духовного оскудения. Так что стяжатели проигрывают, несмотря на то, что никто их не гонит и не притесняет.
Евдокия же ещё всем расскажет о зарождающемся при Папе ордене, лишающих людей знаний из корысти, и это сплотит всех, а ещё даст цель всем бунтарям по духу. Поговорка «их энергию да в нужное русло бы» сработает идеально.
Она просияла, представив отца Варфоломея, вышедшего на тропу войны. Он уже несет культуру в массы, а если узнает, что у него есть противники, то найдёт себе сподвижников и попрёт как танк.
Участие в строительстве храма и помощь в восстановлении Алексино сильно изменило его. Евдокия иногда сравнивала его с расцветшим кактусом и удивлялась случившимися с ним переменами.
Не забыла она включить в свой план бояр. Они тож внесут вклад в обустройство общества. Ныне стыдно вести хозяйство неразумно, притесняя осевших крестьян. Об этом монахи постоянно пишут и много полезного советуют.
Горя воинственным пылом, Евдокия поспешила вернуться в свои покои, чтобы записать свои мысли. Уж она молчать не будет и всем всё расскажет!
Историческая справка:
Стефан и османы — в январе 1475 г на земли Стефана пришло огромное войско (140 тыс) осман. Господарь выставил 40 тыс. ополченцев, 5 тыс. наемников и 2 тыс. поляков. Казалось, что результат очевиден, но войско Стефана наголо разбило турков. Это была невероятная победа и все были уверены, что теперь-то Европейские государи разделаются с османами. Но уже на следующий год Стефан вынужден был признать себя вассалом турков и возобновить плату дани.
Русь и османы — отношения напряженные. Часть Крыма в 1475 г стала вассалом турков и получился военно-разбойничий тандем, на который Русь реагировала соответственно. С другой стороны, торговля была очень желанна обоими государствами и Крым мог стать прослойкой безопасности. Но вышло все неважнецки из-за постоянных провокаций третьих государств.